Текст книги "Свет и мрак Иосифа Сталина. Психологический портрет"

Глава 5
Наступление на религию

 
И печально глядит на дорогу
У колодца распятый Христос.
 

А. Вертинский

Вышеописанное созидание в стране шло рука об руку с разрушением. Одновременно с гигантской стройкой в стране происходило и уничтожение ценных памятников. Вскоре после установления советской власти, по указанию Председателя Совета народных комиссаров Владимира Ильича Ленина, началось наступление на религию. Но невиданного размаха такие действия советского правительства достигли в сталинскую эпоху, когда повсеместно стали уничтожать ценные памятники архитектуры. Атеисты считали, что, уничтожая храмы, иконы и все церковные предметы, они искореняют религиозные убеждения верующих. Были расстреляны тысячи священников. Продолжали закрываться те храмы, в которых еще проводилось богослужение. Они не только закрывались, но и разрушались. «Религию просто отбрасывали, без попытки чем-либо ее заменить», – писал академик Игорь Ростиславович Шафаревич.

Члены Академии наук выразили протест против сноса ценных архитектурных памятников: Гребневской церкви на Мясницкой улице и церкви Рождества Пресвятой Богородицы в Столешниковом переулке в Москве. Но их протест остался без внимания, церкви были снесены.

Престарелый патриарх Тихон умел показать свою лояльность по отношению к представителям властных структур. «Он умел соединять интересы церкви с интересами советской власти, – писали журналисты. – Умел доказать, что церковь не вмешивается в государственные дела». Но репрессии продолжались. 26 ноября 1924 года был убит телохранитель патриарха Яков Анисимович Полозов. Вскоре было совершено покушение и на самого патриарха Тихона: во время посещения им могилы Полозова в Донском монастыре «злоумышленники выпустили в него две пули, задержать их не удалось» (М.И. Вострышев). Патриарх не пострадал, но с этого времени у него участились приступы грудной жабы (стенокардии). Во время одного из них патриарх Тихон скончался 12 апреля 1925 года, будучи на лечении в частной больнице.

Главой русской православной церкви был провозглашен отец Сергий (Иван Николаевич Старгородский, 1867–1944). Он сразу же стал искать компромисс с советской властью, чтобы уберечь оставшиеся церковные ценности от окончательного уничтожения. И он постоянно подчеркивал в своих проповедях, что церковнослужители призывают прихожан не к убийству и уничтожению, а к милосердию и к защите от враждебных сил.

Служители церкви и прихожане, обеспокоенные варварским отношением к ценным церковным реликвиям, которого не было с самого дня сотворения мира, обратились за помощью к пролетарскому писателю Алексею Максимовичу Горькому. Великий писатель тоже был поражен таким кощунством над церковными реликвиями и доложил об этом заместителю председателя ОГПУ (Объединенное государственное политическое управление) Генриху Григорьевичу Ягоде (с 1934 года нарком внутренних дел). Тот обещал разобраться и поручил живописцу Павлу Дмитриевичу Корину (1892–1967) составить список самых ценных храмов.

Торопясь исполнить поручение, Корин работал всю ночь, и уже на следующий день он был на Лубянке у двери, в которую часто входили, но редко кто выходил. В его голове мелькнула тревожная мысль: «Оставь свои мечты, сюда входящий». Но его миссия была важнее собственной безопасности, и он с внутренним трепетом переступил порог страшного помещения.

Подавая список, художник опасался, что его сочтут за защитника религии и привлекут к ответственности. Но его не арестовали. «Оттуда я вышел, как из тюрьмы, ведь в этом доме томились сотни людей», – писал он в воспоминаниях. Ягода принял его любезно, обещал помочь. Корин и Максим Горький ожидали, что теперь уничтожение ценных произведений искусства в стране прекратится. Каково же было их удивление и крайнее огорчение, когда после этого ходатайства начали быстро уничтожать именно те храмы, которые были указаны в списке. «Я волосы рвал на себе: зачем я передал список в руки злодея», – укорял себя художник. Два российских патриота, известные и уважаемые в стране люди, невольно стали причастными к гибели бесценных атрибутов православия.

29 июля 1927 года патриарх Сергий вместе с восемью членами Священного синода (после революции 1917 года он сохранился как совещательный орган) написали «Декларацию», которая была опубликована в газете «Известия». В ней были подвергнуты осуждению те священнослужители, которые эмигрировали за границу, и одновременно указывалось на законопослушание оставшихся в России церковников. «Тем самым компромисс русской православной церкви с властью был временно достигнут» (История Москвы, 1997, т. 4).

Патриарх Сергий старался не нарушать законы советской власти. Он приветствовал все ее постановления, и ему удалось сохранить за собой высший церковный титул до конца своих дней (до 1944 года). Но кощунство над религией не только не прекращалось, а стало принимать все более изощренные формы. В 1929 году вышел указ, запрещавший звонить в колокола. 23 октября 1930 года патриарху Сергию вручили директиву Совнаркома, которая гласила: «Изъятие колоколов нужно осуществить как можно быстрее и использовать их для чеканки мелкой разменной монеты» (до этого времени монеты чеканили из импортной меди). С жалобным звоном падали с куполов церквей и соборов кресты и тяжелые колокола, превращаясь в металлолом. Вскоре в одной только Москве оказалось 11 тысяч тонн такого лома. Для его переработки в стране не хватило мощностей. «Теперь колокольный звон можно было услышать только в Большом театре в опере „Иван Сусанин“» (А.Г. Козаржевский).

Особенно поразило москвичей и всю православную Россию разрушение ценнейшего памятника архитектуры – Храма Христа Спасителя в центре Москвы. Его строили более 40 лет (с 1839 года по 1880 год) на народные средства, собранные со всей России. Его проект был составлен талантливым архитектором Константином Андреевичем Тоном (1794–1881). По его же планам были построены Большой Кремлевский дворец, Оружейная палата в Кремле и Ленинградский вокзал в Москве.

Храм Христа Спасителя был не только местом богослужения и центром притяжения верующих людей, он был одним из лучших украшений Москвы. Его позолоченные, блестевшие в вышине купола были видны с любой точки Москвы (тогда еще не было высотных зданий). С его колокольни можно было обозревать всю Москву. Иконостас храма расписывали лучшие художники России. На украшение храма ушло много золота, серебра, драгоценных камней. Им восхищались иностранные туристы. Он 50 лет украшал Москву и собирал под своими сводами тысячи верующих христиан.

Его снос был связан с тем, что на том месте решили построить Дворец Советов. Другого места в обширной России для него не нашлось. В 1931 году по указанию Сталина в храме появилась строительная бригада НКВД с отбойными молотками, ломами, заступами, которая начала разрушать один из ценнейших памятников архитектуры. «Это было как страшный сон, от которого хочешь проснуться, но не можешь, – писал кинооператор Владислав Микоша, снимавший на пленку эту дикую расправу с уникальным архитектурным творением. – Из храма через широкие двери выволакивали с петлями на шее чудесные мраморные украшения и сбрасывали с высоты на землю. От них отлетали руки, ноги, крылья ангелов, раскалывались мраморные горельефы. Порфировые колонны дробили отбойными молотками. С куполов стальными тросами стаскивали золотые кресты и сбрасывали на землю. Рушилась привезенная из Бельгии и Италии бесценная мраморная облицовка стен».

Позже журналисты писали: «Из богатейшего убранства удалось спасти немногое. Несколько горельефов и картин художников было передано в Донской монастырь». Коломенский музей хотел приобрести из убранства храма золотые подсвечники, паникадила, резные деревянные двери, но члены «компетентной» комиссии заявили, что они ценности не представляют, и в передаче музею было отказано. Беломраморный инкрустированный алтарь-часовню комиссия также посчитала не представлявшим художественной ценности. Его приобрела жена американского президента Элеонора Рузвельт и подарила Ватикану, который оценил подарок по достоинству. «Часть дорогого облицовочного камня пошла на оформление стен гостиницы „Москва“, четыре яшмовые колонны поставили в зале заседаний ученого совета Московского университета. Жалкие крохи былого великолепия» (Романюк С.К. «Москва, утраты»).

После расправы с убранством храма рабочие приступили к разрушению его стен. «Целые рабочие батальоны вгрызались в стены, но они оказали упорное сопротивление», – писала пресса. Ломались отбойные молотки, сверла, стальные зубила, сами разрушители падали в изнеможении, а стены стояли как вкопанные. Храм один, без посторонней помощи, сопротивлялся варварству людей. Объяснение этому феномену дали архитекторы. Оказалось, что при укладке плит все швы в них и фундамент заливали не цементом, а расплавленным свинцом.

Выбившись из сил, разрушители сообщили о своей неудаче Сталину, который был возмущен их беспомощностью и бессилием и приказал взорвать стены храма. Этот кощунственный приказ был исполнен 5 декабря 1931 года. Бесценный памятник архитектура и искусства был превращен в груды щебня.

На месте храма образовался большой котлован, который залили водой, то есть превратили в болото. Оно «украшало» Москву 20 лет. В начале 50-х годов на том месте был построен плавательный бассейн «Москва», который стал местом тренировок по плаванию. А уже в 90-х годах на том же месте начали строить копию прежнего храма по старым чертежам. Но строили уже другие мастера. Огромный урон был нанесен не только казне, но и душам верующих прихожан.

Так же варварски продолжали разрушать и другие храмы и часовни по всей России. В Нижнем Новгороде был взорван Спасо-Преображенский собор. Он был построен 7 веков назад, в 1225 году. В этом соборе была могила Кузьмы Минина и его сына Нефеда. В Твери в 1936 году был уничтожен Преображенский собор и «на его месте поставлен памятник М.И. Калинину» (Фатей Шипунов). «Взорваны были многие соборы и монастыри в Симбирске, Казани, Астрахани, Самаре, Саратове, Костроме. С них снимали колокола и кресты, жгли иконы. Взорван Богородицкий собор в Муроме» (Ф. Шипунов). «Более 300 тысяч священников влачили существование лишенцев, были сосланы или расстреляны, – писал академик И.Р. Шафаревич, – 1935 год стал годом безбожной пятилетки». В 30-х годах были уничтожены тысячи священников. Сын одного священника (артист московского театра) в своей книге о расправе над священнослужителями писал: «Их везли на полигон в Бутове в битком набитой машине стоя, как скот, так как невозможно было присесть даже на корточки». Все они были расстреляны в один день. Это были те люди, которые призывали к милосердию и борьбе со злом.

К 1938 году в Советском Союзе не осталось ни одного православного монастыря. Массовое уничтожение ценных архитектурных памятников в России одни мемуаристы называли «эстетической слепотой», другие – «фанатизмом безбожников». Протестом против закрытия и уничтожения церквей было Антоновское восстание. Оно было поддержано многими верующими людьми России, но вскоре подавлено. Величественные храмы, украшавшие и облагораживавшие страну, продолжали уничтожать с неизменным постоянством, и теперь только природа одаривала человечество своей неумирающей красотой.

Глава 6
Контрасты

 
Мрак и свет, как исполины,
Там ведут кровавый бой.
 

В.С. Печерин

Весь период правления Сталина сопровождался контрастами: созиданием и разрушением, возвышениями и падениями, поощрениями и осуждением, победами и поражениями. Грандиозные стройки социализма совершались одновременно с разрушением ценных реликвий.

Сталин одних щедро награждал за успехи, других также «щедро» ликвидировал за ничтожные нарушения и даже без повода, по одному подозрению в неблагонадежности. При этом уничтожались и ранее награжденные лица. Ни семейные, ни дружеские отношения не влияли на образ его действий.

Сама личность Сталина была контрастной, потому и оценка ее была неоднозначной. Одни считали Сталина «палачом и мракобесом», погубившим миллионы россиян, другие называли патриотом России, мудрым творцом, превратившим страну в одну из великих мировых держав.

Так каким же был Сталин в действительности? Когда он был правым – когда казнил или когда награждал? Судя по многочисленным воспоминаниям его современников и по сведениям из исторических материалов той эпохи, Сталин был и тем и другим в разные периоды своей жизни.

Сталинская эпоха была временем разрушения и одновременно временем созидания. Это проявилось, прежде всего, в неоднозначном отношении Сталина к религии. В начале его правления, как указывалось выше, были гонение на священнослужителей и на религиозные верования, ликвидация всего, что имело отношение к церковным обрядам и церковным ценностям. На территории Кремля были разрушены два монастыря: мужской Чудов и женский Воскресенский, почти все церкви в Китай-городе, уничтожен Симонов монастырь на юго-западе Москвы – один из ценнейших архитектурных памятников.

Во время Великой Отечественной войны отношение Сталина к религии неожиданно резко изменилось. 4 сентября 1943 года он пригласил на совещание в Кремль представителей православной церкви: московского митрополита Сергия (Старгородского), ленинградского архиерея Алексия (Симанского) и митрополита Украины Николая (Ярушевича). Сталин поблагодарил их за патриотизм, за моральную поддержку советского народа. Зачитал благодарственные письма с фронта, поинтересовался нуждами церкви (из воспоминаний митрополита Иоанна). Митрополит Сергий обратился к Сталину с просьбой освободить из заточения священников и разрешить им «беспрепятственно совершать богослужение в церквях». Вскоре все священнослужители, оставшиеся к тому времени в живых, были освобождены из мест заключения.

Все пожелания священнослужителей были учтены. В Советском Союзе оставались действующими 150 храмов (по другим данным – 400). После совещания в Кремле храмы стали открываться один за другим, и за короткое время их открылось уже 22 тысячи.

Был решен вопрос о подготовке новых священников, о возобновлении работы Священного синода, об открытии духовной академии и семинарии. Для православных людей особенно важен был вопрос о возобновлении патриаршества. Патриархом, престол которого пустовал 18 лет, был избран митрополит московский Сергий. Гонения на церковь прекратились. Митрополит Иоанн в статье «Самодержавие духа» писал: «Церковь выстояла. В беспримерной по своему размаху и ожесточению войне с православием богоборцы вынуждены были отступить». Колокола зазвонили в России только после войны – 21 апреля 1946 года.

Контрасты и перегибы коснулись и коллективизации – «преобразования мелких единоличных крестьянских хозяйств в крупные общественные социалистические хозяйства (колхозы) путем кооперирования» (Толковый словарь русского языка, 2005). С большими трудностями вводилась новая форма хозяйствования, может быть потому, что проводилась она грубо и даже бесчеловечно. У сельских жителей отнимали все, что они приобрели за свою жизнь. Началось, как говорили тогда, «раскулачивание». «Кулаками» называли тех, у кого было свое небольшое хозяйство. Члены специально избранной комиссии заходили в каждый двор и изымали все, что было можно. По воспоминаниям моей бабушки (она умерла в 106 лет), оставшейся после гибели мужа во время Первой мировой войны в 1914 году с пятью детьми, ее тоже «раскулачили» – взяли быков, лошадь, повозку, борону, плуг. Ей оставили только лопату и тяпку, и она была рада, что хоть эти орудия труда не забрали.

То же самое было со всеми сельскими жителями. У них из погребов вынесли все запасы продуктов, которые пошли на обеспечение городского населения. Беды добавил крестьянам неурожай в начале 30-х годов. После этого начался страшный голод 1932–1933 годов. Люди умирали целыми семьями. Из сел люди стали уходить в города, где рабочие получали зарплату и паек, которых лишены были сельские жители. В городах была введена карточная система, сначала на хлеб, затем на остальные продукты, а в селах даже карточек не было.

Но через несколько лет после начала коллективизации началось обратное явление – новое «чудо», уже положительное. Колхозы стали превращаться в крупные сельские организации. В каждом колхозе появились специализированные заведения – птицефермы, свинофермы, конефермы, овчарни (кошары с отарами овец и коз), коровники, пасеки, бахчи, колхозные сады, комбайны, трактора и грузовые машины. Буквально на глазах колхозы стали снабжать продуктами не только своих сельских жителей – колхозников, но и городское население. Люди стали, как говорили тогда, «зажиточными».

Но это были трудоспособные люди, которые работали в колхозах. Инвалиды детства и беспомощные старики, отдавшие в колхозы все свое хозяйство, не получали никакого пособия от колхоза. Себя обеспечивали только тем, что выращивали на своих огородах. Им разрешалось иметь одну корову (теленка отбирало государство) и мелких домашних животных (коз, овец, свиней), а также птицу. Независимо от возраста и состояния здоровья сельские жители должны были сдавать государству молоко, яйца, мясо (теленка). Моя 80-летняя бабушка, как и другие старики, имевшие хозяйство, носила каждый день молоко на молочный пункт.

В колхозе «Красный Дон» Ростовской области, где я жила с родителями, появился свой маслозавод с новыми сепараторами, два магазина – промтоварный и продовольственный, свои мельница и маслобойня, которая перерабатывала подсолнечные семечки с колхозного огорода в янтарное ароматное масло. Колхозы процветали (по наблюдению автора книги). Работы всем хватало. Постоянно требовались трактористы, комбайнеры, доярки, животноводы, садоводы, агрономы, птицеводы, пасечники, бухгалтера, счетоводы. В каждом колхозе была амбулатория во главе с врачом и штатом среднего и младшего персонала. Сельское население стало быстро увеличиваться. Люди, уехавшие из донских станиц и других сельских мест во время голодных лет, стали возвращаться из городов. Население сел, станиц и хуторов стало быстро увеличиваться. К концу 30-х годов в сельских школах уже не хватало мест из-за большого количества детей. Были введены параллельные классы на 25–30 учеников. Для получения специального образования молодежь уезжала в районные центры, но многие специалисты (ветеринары, бухгалтера, учителя) после получения образования возвращались на работу в свой колхоз.

Как уже говорилось, контрасты не исчезли. Колхозники, а особенно комбайнеры, трактористы и механизаторы, стали «зажиточными», а старики и инвалиды детства бедствовали, так как не получали никакого пособия ни от государства, ни от колхоза. В эту категорию попали моя бабушка и ее дочь – инвалид детства. Отдав колхозу все, что у них было в хозяйстве, они не получили никакого пособия ни по старости, ни по инвалидности. Себя обеспечивали только тем, что удавалось вырастить на огороде. Но бабушке помогал ее сын (мой отец) и дочь, работавшая фельдшером в городе Ростове, а одинокие старики в селах и хуторах жили в крайней бедности. Это был, пожалуй, самый большой, искусственно созданный контраст в положении города и сельской местности. Разница между городом и деревней не только не исчезла, но углубилась.

В сталинскую эпоху хоть и уничтожались многие ценности, но возводились другие, не менее, а в некоторых случаях и более значимые для жизни людей: Днепрогэс, Ростсельмаш, Сталинградский тракторный завод, Кузнецкий комбинат. Эти контрасты постоянно сопровождали сталинскую эпоху до конца жизни Сталина. Поскольку созидательный труд превалировал над разрушениями, то народ мирился с описанными выше негативами в их жизни.

Глава7
Репрессии

 
Он стремился к медицинскому труду,
А возил он вагонетками руду.
Он не верил, что сумеет скоротать:
Двадцать пять ему влепили, двадцать пять!
 

Валентина Попова

После смерти Ленина в стране число террористических актов не уменьшилось. Это потребовало не только от членов правительства, но и от всех граждан Советской России быть бдительными и предельно внимательными. У Сталина эта осторожность была гиперболизированной. При малейшем намеке на критику советской власти или на осуждение работы партактива следовали карательные меры: тюремное заключение, ссылки, расстрелы, изгнание из страны. Истребление пороков общества и людей, причастных к ним, – это благородная цель. Но она становится далеко неблагородной, когда наряду с пороками истребляются и невосполнимые ценности, и люди, защищавшие их.

Подвергались арестам и наказанию как простые труженики страны, так и высокопоставленные лица, многих из них признавали «врагами народа» и расстреливали. «Люди получали сроки за рассказанный анекдот или неосторожное суждение» (Е. Чуковская, дочь поэта Корнея Чуковского). По определению политического обозревателя О.В. Хлеванюк, «репрессии были преступлением, при помощи которого Сталин хотел решить проблемы общественного развития».

Репрессии начались еще при жизни Ленина, когда проводились «чистки рядов партии» (И.Р. Шафаревич). Общественный деятель и литератор Б.Л. Оликер считал, что «эра массовых расстрелов началась с ноября 1929 года». Их ураган коснулся всех сословий: ученых, государственных деятелей, рабочих и колхозников. «Все протесты людей гасили репрессиями» (О.В. Хлеванюк).

Репрессии достигли пика в 1937 году, когда «врагов народа» выявляли уже десятками тысяч. Места заключения оказались переполненными до самой немыслимой степени. В Бутырской тюрьме в камерах на 24 человека содержалось до 140 арестантов. Приходилось делать многоярусные нары, а некоторым нар не хватало, и они ночью спали, сидя на корточках, или находили место под нарами. В одной камере находились люди разного возраста – от 17 до 85 лет, и разных профессий. Много было среди них педагогов и медицинских работников. Были арестантами и конструкторы, и даже знаменитые и талантливые профессора, студенты, рабочие и мелкие воришки, то есть была «полная демократическая уравниловка» (История Москвы, 1997, т. 4).

Среди них оказались такие заслуженные люди, как маршал Советского Союза, заместитель наркома обороны Михаил Николаевич Тухачевский (1893–1937). Он был расстрелян по обвинению в антисоветских высказываниях и «подрывной деятельности». Реабилитирован посмертно, после кончины Сталина. В эту мясорубку попал даже знаменитый авиаконструктор Андрей Николаевич Туполев (1888–1972). Под его руководством «было создано более 100 типов военных и гражданских самолетов, на которых установлено 78 мировых рекордов» (История Москвы, 1997, т. 4). Ценность его работы для России была неоспоримой, поэтому он был освобожден из тюрьмы раньше срока и прожил долгую жизнь.

Послереволюционное время было неспокойным. Частыми были диверсии, вредительства, убийства активистов. Поэтому Сталин и проявлял бдительность. Ему приходилось ездить с охраной в пуленепробиваемом автомобиле. Он потребовал уничтожать всех инакомыслящих, не считаясь ни с рангом, ни с прошлыми заслугами, ни с занимаемым положением. «Было время, когда и поэта Есенина признавали контрреволюционером», – писал академик Игорь Ростиславович Шафаревич. Были запрещены к переизданию его произведения. Сам он не был репрессирован только потому, что его к тому времени уже не было в живых.

Новый общественный строй создавался в постоянной борьбе с оппозицией и вредителями. О райской жизни в тот период никто не мечтал, ведь ворота в рай сами собой не открываются, рай нужно было завоевывать в кровавой борьбе. Недоверчивость и подозрительность Сталина временами достигали почти болезненного расстройства. Иногда достаточно было произнести одно неодобрительное слово в его адрес или о положении в стране, чтобы получить кличку «враг народа» с самыми печальными последствиями. Постоянные аресты и расстрелы привели к тому, что люди буквально трепетали от страха, боясь произнести что-либо лишнее, неугодное советской власти. «На устах у всех печать, приучил Кащей молчать», – говорили в народе.

Страдали нередко совершенно безвинные или случайные люди. В 1935 году был арестован сын поэтессы Анны Ахматовой – Лев Николаевич Гумилев. Освобожден был после письма Ахматовой к Сталину. В 1938 году он был вторично арестован, и заступничество матери оказалось уже бессильным. Она вместе с другими родственниками арестованных со скорбью в душе и с болью в сердце часами простаивала у двери каземата, чтобы передать сыну узелок с продуктами. Свое посещение тюрьмы, в которой отбывал срок ее сын, она описала в одном из своих стихотворений, в котором были такие горькие слова: «Но я не вошла, я захлопнула страшную дверь». После освобождения Лев Гумилев был на фронте, имел награды. А в 1949 году был снова посажен в тюрьму на 10 лет «за антисоветскую пропаганду». Освобожден был после смерти Сталина.

За несколько лет были репрессированы тысячи лиц, в их числе были известные государственные деятели: член Коллегии ОГПУ Яков Христианович Петерс (1886–1938); ректор Сельскохозяйственной академии им. Тимирязева Николай Иванович Муралов (1877–1937); нарком юстиции СССР Николай Васильевич Крыленко (1885–1938); политические и государственные деятели – Лев Борисович Каменев (1883–1936) и Григорий Евсеевич Зиновьев (1883–1936); директор Института им. Плеханова – Мартын Иванович Лацис (1888–1938); генеральный секретарь ЦК ВЛКСМ Александр Васильевич Косарев (1903–1939); начальник Разведуправления Яков Карлович Берзин (1889–1938). Все они были расстреляны и реабилитированы посмертно после кончины Сталина.

В этой человеческой трагедии сыграли роль и особенности личности Сталина: подозрительность, невероятная жестокость и мстительность. Людей арестовывали всюду: на улице, на квартире, в общественных местах, по месту службы. «Люди перестали спать по ночам, в ужасе припадали к окнам, пытаясь разглядеть, у какого подъезда остановился „черный ворон“, кто следующий» (Н. Шлиппенбах).

Не сотни, а десятки тысяч людей работоспособного возраста были расстреляны почти без суда и следствия, только по одному подозрению на недоброжелательное отношение к советской власти. Исследователь и политический обозреватель М.А. Минкин писал: «Для высокой морали самым смертельным местом были высокие трибуны и высокие государственные посты. Уничтожали и зеков: их топили в реках целыми баржами. В начале 30-х годов был созван съезд кобзарей (украинских народных певцов), и почти все его участники были расстреляны».

Нужно сказать, что и сами обстоятельства жизни: диверсии, поджоги, убийства, разбои – вынуждали Сталина проявлять особую бдительность и жестокость. Но эти меры оказались чрезвычайными и губительными для некоторой части населения России.

9 июля 1937 года умерла мать Сталина, но это не смягчило его жестокосердия. Репрессии даже ужесточились. Его мать просила исполнить свое предсмертное пожелание: похоронить по христианскому обычаю, отпеть в церкви в присутствии священника, поставить крест на могиле. Ни одной из этих просьб Сталин не исполнил.

После бесчисленных ссылок и арестов народ притих, люди были запуганы репрессиями. «С сентября по декабрь 1937 года была вершина арестов», – писал общественный деятель Р.В. Иванов-Разумник. Член Политбюро, председатель СНК СССР (с 1939 года министр иностранных дел) Вячеслав Михайлович Молотов (Скрябин) считал, что «террор был необходим, хоть может быть не с такой жестокостью, и нужно было действовать более осторожно, но Сталин перестраховался, не щадил никого».

Репрессии прекратились только в период Великой Отечественной войны. После ее окончания они возобновились, но уже не отличались прежней жестокостью и массовостью.