Текст книги "Стихотворения. 1880–1903"

Сонет («Один я в келии неосвещенной…»)

 
Один я в келии неосвещенной.
С предутреннего неба, из окна,
Глядит немилая, холодная весна.
Но, неприветным взором не смущенной,
 
 
Своей душе, в безмолвие влюбленной,
Не страшно быть одной, в теки, без сна.
И слышу я, как шепчет тишина
О тайнах красоты невоплощенной.
 
 
Лишь неразгаданным мечтанья полны.
Не жду и не хочу прихода дня.
Гармония неслышная таится
В тенях, в нетрепетной заре… И мнится:
Созвучий нерожденных вкруг меня
Поют и плещут жалобные волны.
 

1897

Вечерняя заря

 
Я вижу край небес в дали безбрежной
И ясную зарю.
С моей душой, безумной и мятежной,
С душою говорю.
 
 
И если боль ее земная мучит –
Она должна молчать.
Ее заря небесная научит
Безмолвно умирать.
 
 
Не забывай Господнего завета,
Душа, – молчи, смирись…
Полна бесстрастья, холода и света
Бледнеющая высь.
 
 
Повеяло нездешнею прохладой
От медленной зари.
Ни счастия, ни радости – не надо.
Гори, заря, гори!
 

1897

Пыль

 
Моя душа во власти страха
И горькой жалости земной.
Напрасно я бегу от праха –
Я всюду с ним, и он со мной.
 
 
Мне в очи смотрит ночь нагая,
Унылая, как темный день.
Лишь тучи, низко набегая,
Дают ей мертвенную тень.
 
 
И ветер, встав на миг единый,
Дождем дохнул – и вмиг исчез.
Волокна серой паутины
Плывут и тянутся с небес.
 
 
Ползут, как дни земных событий,
Однообразны и мутны.
Но сеть из этих легких нитей
Тяжеле смертной пелены.
 
 
И в прахе душном, в дыме пыльном,
К последней гибели спеша,
Напрасно в ужасе бессильном
Оковы жизни рвет душа.
 
 
А капли тонкие по крыше
Едва стучат, как в робком сне.
Молю вас, капли, тише, тише…
О, тише плачьте обо мне!
 

1897

Вечер

 
Июльская гроза, шумя, прошла.
И тучи уплывают полосою.
Лазурь неясная опять светла…
Мы лесом едем, влажною тропою.
 
 
Спускается на землю бледный мрак.
Сквозь дым небесный виден месяц юный,
И конь всё больше замедляет шаг,
И вожжи тонкие дрожат, как струны.
 
 
Порою, туч затихнувшую тьму
Вдруг молния безгромная разрежет.
Легко и вольно сердцу моему,
И ветер, пролетая, листья нежит.
 
 
Колеса не стучат по колеям.
Отяжелев, поникли долу ветки…
А с тихих нив и с поля, к небесам,
Туманный пар плывет, живой и редкий…
 
 
Как никогда, я чувствую – я твой,
О милая и строгая природа!
Живу в тебе, потом умру с тобой…
В душе моей покорность – и свобода.
 

1897

Молитва

 
Тени луны неподвижные…
Небо серебряно-черное…
Тени, как смерть, неподвижные…
Живо ли сердце покорное?
 
 
Кто-то из мрака молчания
Вызвал на землю холодную,
Вызвал от сна и молчания
Душу мою несвободную.
 
 
Жизни мне дал унижение,
Боль мне послал непонятную…
К Давшему мне унижение
Шлю я молитву невнятную.
 
 
Сжалься, о Боже, над слабостью
Сердца, Тобой сотворенного,
Над бесконечною слабостью
Сердца, стыдом утомленного.
 
 
Я – это Ты, о Неведомый,
Ты – в моем сердце, Обиженный,
Так подними же, Неведомый,
Дух Твой, Тобою униженный,
 
 
Прежнее дай мне безмолвие,
О, возврати меня вечности…
Дай погрузиться в безмолвие,
Дай отдохнуть в бесконечности!..
 

1897

Серенада

 
Из лунного тумана
Рождаются мечты.
Пускай, моя Светлана,
Меня не любишь ты.
 
 
Пусть будет робкий лепет
Неуловимо тих,
Пусть тайным будет трепет
Незвучных струн моих.
 
 
Награды не желая,
Душа моя горит.
Мой голос, дорогая,
К тебе не долетит.
 
 
Я счастье ненавижу,
Я радость не терплю.
О, пусть тебя не вижу,
Тем глубже я люблю.
 
 
Да будет то, что будет,
Светла печаль моя.
С тобой нас Бог рассудит –
И к Богу ближе я.
 
 
Ищу мою отраду
В себе – люблю тебя.
И эту серенаду
Слагаю для себя.
 

1897

Снег

 
Опять он падает, чудесно молчаливый,
Легко колеблется и опускается…
Как сердцу сладостен полет его счастливый!
Несуществующий, он вновь рождается…
 
 
Всё тот же, вновь пришел, неведомо откуда,
В нем холода соблазны, в нем забвение…
Я жду его всегда, как жду от Бога чуда,
И странное с ним знаю единение.
 
 
Пускай уйдет опять – но не страшна утрата.
Мне радостен его отход таинственный.
Я вечно буду ждать безмолвного возврата,
Тебя, о ласковый, тебя, единственный.
 
 
Он тихо падает, и медленный и властный…
Безмерно счастлив я его победою…
Из всех чудес земли тебя, о снег прекрасный,
Тебя люблю… За что люблю – не ведаю…
 

1897

Апельсинные цветы

H. В.-t

 
О, берегитесь, убегайте
От жизни легкой пустоты.
И прах земной не принимайте
За апельсинные цветы.
 
 
Под серым небом Таормины
Среди глубин некрасоты
На миг припомнились единый
Мне апельсинные цветы.
 
 
Поверьте, встречи нет случайной, –
Как мало их средь суеты!
И наша встреча дышит тайной,
Как апельсинные цветы.
 
 
Вы счастья ищете напрасно,
О, вы боитесь высоты!
А счастье может быть прекрасно.
Как апельсинные цветы.
 
 
Любите смелость нежеланья,
Любите радости молчанья,
Неисполнимые мечты,
Любите тайну нашей встречи,
И все несказанные речи,
И апельсинные цветы.
 

1897

Лестница

 
Сны странные порой нисходят на меня.
И снилось мне: наверх, туда, к вечерним теням,
На склоне серого и ветреного дня,
Мы шли с тобой вдвоем, по каменным ступеням.
 
 
С неласковой для нас небесной высоты
Такой неласковою веяло прохладой;
И апельсинные невинные цветы
Благоухали там, за низкою оградой.
 
 
Я что-то важное и злое говорил…
Улыбку помню я, испуганно-немую…
И было ясно мне: тебя я не любил,
Тебя, недавнюю, случайную, чужую…
 
 
Но стало больно, странно сердцу моему,
И мысль внезапная мне душу осветила,
О, нелюбимая, не знаю почему,
Но жду твоей любви! Хочу, чтоб ты любила!
 

1897

Улыбка

 
Поверьте, нет, меня не соблазнит
Печалей прежних путь давно пройденный.
Увы! душа покорная хранит
Их горький след, ничем не истребленный.
 
 
Года идут, но сердце вечно то же.
Ничто для нас не возвратится вновь,
И ныне мне всех радостей дороже
Моя неразделенная любовь.
 
 
Ни счастья в ней, ни страха, ни стыда.
Куда ведет она меня – не знаю…
И лишь в одном душа моя тверда:
Я изменяюсь, – но не изменяю.
 

1897

Мгновение

 
Сквозь окна светится небо высокое,
Вечернее небо, тихое, ясное.
Плачет от счастия сердце мое одинокое,
Радо оно, что небо такое прекрасное.
 
 
Горит тихий, предночный свет,
От снега исходит радость моя.
И в мире теперь никого нет.
В мире только Бог, небо и я.
 

1898

Круги

 
Я помню: мы вдвоем сидели на скамейке.
Пред нами был покинутый источник и тихая зелень.
Я говорил о Боге, о созерцании и жизни…
И, чтоб понятней было моему ребенку,
я легкие круги чертил на песке.
И год минул. И нежная, как мать, печаль
меня на ту скамейку привела.
Вот покинутый источник,
та же тихая зелень,
те же мысли о Боге, о жизни.
Только нет безвинно-умерших, невоскресших слов,
и нет дождем смытых,
землей скрытых,
моих ясных, легких кругов.
 

1899

Последнее

 
Порой всему, как дети, люди рады
И в легкости своей живут веселой.
О, пусть они смеются! Нет отрады
Смотреть во тьму души моей тяжелой.
 
 
Я не нарушу радости мгновенной,
Я не открою им дверей сознанья,
И ныне, в гордости моей смиренной,
Даю обет великого молчанья.
 
 
В безмолвьи прохожу я мимо, мимо,
Закрыв лицо, – в неузнанные дали,
Куда ведут меня неумолимо
Жестокие и смелые печали.
 

1900

Прогулка вдвоем

 
Дорога всё выше да выше,
Всё гуще зеленые сени,
Внизу – чуть виднеются крыши,
В долине – лиловые тени,
Дорога всё выше да выше…
Мы с нею давно уж в пути,
И знаю – нам надо идти.
 
 
Мы слабы и очень устали,
Но вверх все идем мы послушно.
Под кленами мы отдыхали.
Но было под кленами душно…
Мы слабы и очень устали.
Я ведал, что трудны пути,
Но верил, что надо идти.
 
 
Она – всё слабее и тише…
Ее поддержать я пытался,
Но путь становился всё выше,
Всё круче наверх подымался,
И шла она тише да тише…
И стала она на пути.
Не знала, что надо идти.
 
 
И было на сердце тревожно…
Я больше помочь не умею.
Остаться в пути невозможно,
Спускаться назад я не смею,
И было на сердце тревожна
Она испугалась пути,
Она не посмела дойти.
 
 
И вот я бреду одинокий,
А полдень тяжелый и жаркий…
Тропой каменистой, широкой
Иду я в бестенности яркой,
Иду всё наверх, одинокий…
Я бросил ее на пути.
Я знаю: я должен идти.
 

1900

Соблазн

П. П. Перцову

 
Великие мне были искушенья.
Я головы пред ними не склонил.
Но есть соблазн… соблазн уединенья…
Его доныне я не победил.
 
 
Зовет меня лампада в тесной келье,
Многообразие последней тишины,
Блаженного молчания веселье –
И нежное вниманье сатаны.
 
 
Он служит: то светильник зажигает,
То рясу мне поправит на груди,
То спавшие мне четки подымает
И шепчет: «С Нами будь, не уходи!
 
 
Ужель ты одиночества не любишь?
Уединение – великий храм.
С людьми… их не спасешь, себя погубишь,
А здесь, один, ты равен будешь Нам.
 
 
Ты будешь и не слышать, и не видеть,
С тобою – только Мы да тишина.
Ведь тот, кто любит, должен ненавидеть,
А ненависть от Нас запрещена.
 
 
Давно тебе моя любезна нежность…
Мы вместе, вместе… и всегда одни;
Как сладостна спасенья безмятежность!
Как радостны лампадные огни!»’
……………
О, мука! О, любовь! О, искушенья!
Я головы пред вами не склонил.
Но есть соблазн, – соблазн уединенья,
Его никто еще не победил.
 

1900

Стук

 
Полночная тень. Тишина.
Стук сердца и стук часов.
Как ночь непонятно черна!
Как тяжек ее покров!
 
 
Но знаю: бессильных сердец
Еще неподвижней мрак.
Тебе я молюсь, о Отец!
Подай мне голос, иль знак!
 
 
Сильней, чем себя и людей,
Я душу свою люблю.
И надвое волей моей
Я душу переломлю.
 
 
И стала живой тишина.
В ней, темной, слышу ответ:
Пусть ночь бесконечно длинна, –
Из тьмы да родится свет!
 

1900

Там

 
Я в лодке Харона, с гребцом безучастным.
Как олово, густы тяжелые воды.
Туманная сырость над Стиксом безгласным.
Из темного камня небесные своды.
Вот Лета. Не слышу я лепета Леты.
Беззвучны удары раскидистых весел.
На камень небесный багровые светы
Фонарь наш неяркий и трепетный бросил.
Вода непрозрачна и скована ленью…
Разбужены светом, испуганы тенью,
Преследуют лодку в бесшумной тревоге
Тупая сова, две летучие мыши,
Упырь тонкокрылый, седой и безногий…
Но лодка скользит не быстрей и не тише.
Упырь меня тронул крылом своим влажным…
Бездумно слежу я за стаей послушной,
И всё мне здесь кажется странно-неважным,
И сердце, как там, на земле, – равнодушно.
Я помню, конца мы искали порою,
И ждали, и верили смертной надежде…
Но смерть оказалась такой же пустою,
И так же мне скучно, как было и прежде.
Ни боли, ни счастья, ни страха, ни мира,
Нет даже забвения в ропоте Леты…
Над Стиксом безгласным туманно и сыро,
И алые бродят по камням отсветы.
 

1900

Любовь

 
В моей душе нет места для страданья:
Моя душа – любовь.
Она разрушила свои желанья,
Чтоб воскресить их вновь.
 
 
В начале было Слово. Ждите Слова.
Откроется оно
Что совершалось – да свершится снова,
И вы, и Он – одно.
 
 
Последний свет равно на всех прольется,
По знаку одному.
Идите все, кто плачет и смеется,
Идите все – к Нему.
 
 
К Нему придем в земном освобожденья,
И будут чудеса.
И будет всё в одном соединены! –
Земля и небеса.
 

1900

Конец

 
Огонь под золою дышал незаметней,
Последняя искра, дрожа, угасала,
На небе весеннем заря догорала,
И был пред тобою я всё безответней,
Я слушал без слов, как любовь умирала.
 
 
Я ведал душой, навсегда покоренной,
Что слов я твоих не постигну случайных,
Как ты не поймешь моих радостей тайных,
И, чуждая вечно всему, что бездонно,
Зари в небесах не увидишь бескрайных.
 
 
Мне было не грустно, мне было не больно,
Я думал о том, как ты много хотела,
И мало свершила, и мало посмела;
Я думал о том, как в душе моей вольно,
О том, что заря в небесах – догорела…
 

1901

Дар

 
Ни о чем я Тебя просить не смею,
всё надобное мне – Ты знаешь сам;
но жизнь мою, – то, что имею, –
несу ныне к Твоим ногам.
Тебе Мария умыла ноги,
и Ты ее с миром отпустил;
верю, примешь и мой дар убогий,
и меня простишь, как ее простил.
 

1901

Нескорбному учителю

 
Иисус, в одежде белой,
Прости печаль мою!
Тебе я дух несмелый
И тяжесть отдаю.
 
 
Иисус, детей надежда!
Прости, что я скорблю!
Темна моя одежда,
Но я Тебя люблю
 

1901

Предел

Д. В. Философову

 
Сердце исполнено счастьем желанья,
Счастьем возможности и ожиданья, –
Но и трепещет оно и боится,
Что ожидание – может свершиться…
Полностью жизни принять мы не смеем,
Тяжести счастья поднять не умеем,
Звуков хотим, – но созвучий боимся,
Праздным желаньем пределов томимся,
Вечно их любим, вечно страдая, –
И умираем, не достигая…
 

1901

Христу

 
Мы не жили – и умираем
Среди тьмы.
Ты вернешься… Но как узнаем
Тебя – мы?
 
 
Всё дрожим и себя стыдимся,
Тяжел мрак.
Мы молчаний Твоих боимся…
О, дай знак!
 
 
Если нет на земле надежды –
То всё прах.
Дай коснуться Твоей одежды,
Забыть страх.
 
 
Ты во дни, когда был меж нами,
Сказал Сам:
«Не оставлю вас сиротами,
Приду к вам».
 
 
Нет Тебя. Душа не готова,
Не бил час.
Но мы верим, – Ты будешь снова
Среди нас.
 

1901

Тихое пламя

 
Я сам найду мою отраду.
Здесь все мое, здесь только я.
Затеплю тихую лампаду,
Люблю ее. Она моя.
 
 
Как пламя робкое мне мило!
Не ослепляет и не жжет.
Зачем мне грубое светило
Недосягаемых высот?
……………
Увы! Заря меня тревожит
Сквозь шелк содвинутых завес,
Огонь трепещущий не может
Бороться с пламенем небес.
 
 
Лампада робкая бледнеет…
Вот первый луч – вот алый меч…
И плачет сердце… Не умеет
Огня лампадного сберечь!
 

1901

Мертвая заря

 
Пусть загорается денница,
В душе погибшей – смерти мгла.
Душа, как раненая птица,
Рвалась взлететь – но не могла.
 
 
И клонит долу грех великий,
И тяжесть мне не по плечам.
И кто-то жадный, темноликий,
Ко мне приходит по ночам.
 
 
И вот – за кровь плачу я кровью.
Друзья! Вы мне не помогли
В тот час, когда спасти любовью
Вы сердце слабое могли.
 
 
О, я вины не налагаю:
Я в ваши верую пути,
Но гаснет дух… И ныне – знаю –
Мне с вами вместе не идти.
 

1901

Глухота

 
Часы стучат невнятные,
Нет полной тишины.
Все горести – понятные,
Все радости – скучны.
 
 
Угроза одиночества,
Свидания обет…
Не верю я в пророчества
Ни счастия, ни бед.
 
 
Не жду необычайного:
Всё просто и мертво.
Ни страшного, ни тайного
Нет в жизни ничего.
 
 
Везде однообразие,
Мы – дети без Отца,
И близко безобразие
Последнего конца.
 
 
Но слабости смирения
Я душу не отдам.
Не надо искупления
Кощунственным словам!
 

1901

Песни русалок

(Из драмы «Святая кровь»)

1

 
Мы белые дочери
озера светлого,
от чистоты и прохлады мы родились.
Пена, и тина, и травы нас нежат,
легкий, пустой камыш ласкает;
зимой подо льдом, как под теплым стеклом,
мы спим, и нам снится лето.
Всё благо: и жизнь! и явь! и сон!
 
 
Мы солнца смертельно-горячего
не знаем, не видели;
но мы знаем его отражение, –
мы тихую знаем луну.
Влажная, кроткая, милая, чистая,
ночью серебряной вся золотистая,
она – как русалка – добрая…
Всё благо: и жизнь! и мы! и луна!
но мы знаем его отражение, –
мы тихую знаем дуну.
Влажная, кроткая, милая, чистая,
ночью серебряной вся золотистая,
она – как русалка – добрая…
Всё благо: и жизнь! и мы! и луна!
У берега, меж камышами,
скользит и тает бледный туман.
Мы ведаем: лето сменится зимою,
зима – весною много раз,
и час наступит сокровенный,
как все часы – благословенный,
когда мы в белый туман растаем,
и белый туман растает.
И новые будут русалки,
и будет луна им светить, –
и так же с туманом они растают.
Всё благо: и жизнь! и мы! и свет! и смерть!
 

2

 
Вода в камышах колыхается.
В небе загорелись зеленые звезды.
Над лесом луна подымается.
Смотрите, сестрицы, гаснут звезды!
Туман, как живой, извивается…
Туман – это наша душа водяная.
Он редеет и, тая, скрывается…
Туман – наша жизнь и наша смерть водяная.
В эту ночь все мы живы да радостны,
веселье наше – как лунный свет.
Давайте ж, перекликнемся,
все друг дружке голос подадим!
 
 
Мы, озерные, речные, лесные,
долинные, пустынные,
подземные и наземные,
великие и малые
мохнатые и голые,
все друг дружке о себе знать дадим!
О-йе! О-йе!
Отвечайте, братцы! Отвечайте, сестрицы!
 

1901

До дна

 
Тебя приветствую, моё поражение,
тебя и победу я люблю равно;
на дне моей гордости лежит смирение,
и радость, и боль – всегда одно.
Над водами, стихнувшими в безмятежности
вечера ясного, – всё бродит туман;
в последней жестокости – есть бездонность нежности,
и в Божией правде – Божий обман.
 
 
Люблю я отчаяние мое безмерное,
нам радость в последней капле дана.
И только одно здесь я знаю верное:
надо всякую чашу пить – до дна.
 

1901

В гостиной

 
Серая комната. Речи не спешные,
Даже не страшные, даже не грешные.
Не умиленные, не оскорбленные,
Мертвые люди, собой утомленные…
Я им подражаю. Никого не люблю.
Ничего не знаю. Я тихо сплю.
 

Электричество

 
Две нити вместе свиты,
Концы обнажены.
То «да» и «нет» – не слиты,
Не слиты – сплетены.
Их темное сплетенье
И тесно, и мертво.
Но ждет их воскресенье,
И ждут они его.
Концов концы коснутся –
Другие «да» и «нет»,
И «да» и «нет» проснутся,
Сплетенные сольются,
И смерть их будет – Свет.
 

1901

Луговые лютики

А. М-ву

 
Мы – то же цветенье
Средь луга цветного,
Мы – то же растенье,
Но роста иного.
Нас выгнало выше,
А братья отстали.
Росли ль они тише?
Друг к другу припали,
Так ровно и цепко,
Головка с головкой…
Стоят они крепко,
Стоять им так ловко…
Ковер всё плотнее,
Весь низкий, весь ниже…
Нам – небо виднее,
И солнце нам ближе,
Ручей нам и звонок,
И песнь его громче, –
Но стебель наш тонок,
Мы ломче, мы ломче…
 

1902

Земля («Минута бессилья…»)

 
Минута бессилья…
Минута раздумия…
И сломлены крылья
Святого безумия.
 
 
Стою над могилой,
Где спит дерзновение…
О, всё это было –
Веселье, волнение,
 
 
И радость во взоре
Молитвенно-чистая,
Весенние зори,
Сирень восьмилистая…
 
 
Ужель это было?
Какое обманное!
Стою над могилой
С надеждой странною…
 
 
Под пылью и прахом
Ищу я движения,
С молитвой, со страхом
Я жду – воскресения…
 
 
Но ждать всё страшнее…
Стою без защиты я…
Смеется, чернея,
Могила открытая;
 
 
Я требую чуда
Душою всесильною…
Но веет оттуда –
Землею могильною…
 

1902

Кровь

 
Я призываю Любовь,
Я открываю Ей сердце.
Алая, алая кровь,
Тихое, тихое сердце.
 
 
Руку мою приготовь,
Верой овей мое сердце.
Алая, алая кровь,
Тихое, тихое сердце.
 
 
Тайному не прекословь.
В Тайне теперь мое сердце.
Алая, алая кровь,
Тихое, тихое сердце.
 
 
Путь наш единый, Любовь!
Слей нас в единое сердце!
Алая, алая кровь,
Вещее, вещее сердце…
 

1901

Истина или счастье?

В. К.

 
Вам страшно за меня – а мне за вас.
Но разный страх мы разумеем.
Пусть схожие мечтания у нас, –
Мы разной жалостью жалеем.
 
 
Вам жаль «по-человечески» меня.
Так зол и тяжек путь исканий!
И мне дороги тихой, без огня
Желали б вы, боясь страданий.
 
 
Но вас – «по-Божьему» жалею я.
Кого люблю – люблю для Бога.
И будет тем светлей душа моя,
Чем ваша огненней дорога.
 
 
Я тихой пристани для вас боюсь,
Уединенья знаю власть я;
И не о счастии для вас молюсь –
О том молюсь, что выше счастья.
 

1902

Не знаю

 
Мое одиночество – бездонное, безгранное;
но такое душное; такое тесное;
приползло ко мне чудовище, ласковое, странное,
мне в глаза глядит и что-то думает – неизвестное.
 
 
Всё зовет меня куда-то и сулит спасение – неизвестное;
и душа во мне горит… ему принадлежу отныне я;
всё зовет меня и обещает радость и мученье крестное,
и свободу от любви и от уныния.
 
 
Но как отречься от любви и от уныния?
Еще надеждою душа моя окована.
Уйти не смею я… И для меня есть скиния, –
но я не знаю, где она мне уготована.
 

1901

Христианин

По Ефр. Сирину

 
Всё прах и тлен, всё гниль и грех,
Позор – любовь, безумство – смех,
Повсюду мрак, повсюду смрад,
И проклят мир, и проклят брат.
 
 
Хочу оков, хочу цепей…
Идите прочь с моих путей!
К Нему – мой вздох, к Нему – мой стон,
В затвор иду – в затворе Он!
 

1901

Другой христианин

 
Никто меня не поймет –
и не должен никто понять.
Мне душу страдание жжет,
И радость мешает страдать.
 
 
Тяжелые слезы свечей
и шелест чуть слышных слов…
В сияньи лампадных лучей
поникшие стебли цветов,
 
 
рассвет несветлого дня, –
всё – тайны последней залог…
И, тайну мою храня,
один я иду за порог.
 
 
Со мною меч – мой оплот,
я крепко держу рукоять…
Никто меня не поймет –
и не должен никто понять.
 

1901

«Я»
(От чужого имени)

 
Я Богом оскорблен навек.
За это я в Него не верю.
Я самый жалкий человек,
Я перед всеми лицемерю.
 
 
Во мне – ко мне – больная страсть:
В себя гляжу, сужу, да мерю…
О, если б сила! Если б – власть!
Но я, любя, в себя не верю.
 
 
И всё дрожу, и всех боюсь,
Глаза людей меня пугают…
Я не даюсь, я сторонюсь,
Они меня не угадают.
 
 
А всё ж уйти я не могу;
С людьми мечтаю, негодую…
Стараясь скрыть от них, что лгу,
О правде Божией толкую, –
 
 
И так веду мою игру,
Хоть притворяться надоело…
Есмь только – я… И я – умру!
До правды мне какое дело?
 
 
Но не уйду; я слишком слаб;
В лучах любви чужой я греюсь;
Людей и лжи я вечный раб,
И на свободу не надеюсь.
 
 
Порой хочу я всех проклясть –
И лишь несмело обижаю…
Во мне – ко мне – больная страсть.
Люблю себя – и презираю.
 

1901

Предсмертная исповедь христианина

А.-К.

 
Подолгу бремя жизни нес
Я, долгу мрачному послушен.
Мне мир казался миром слез,
И к смерти был я равнодушен.
 
 
Несправедливостью судеб
Я огорчался в час раздумий,
Но зарабатывал мой хлеб
Без возмущений и безумий.
 
 
Не ненавидел никого
И не любил я через меру.
В конец, блаженный для всего,
Хранил заботливую веру.
 
 
Всегда скромны мои мечты, –
Мечтал о том лишь, что возможно…
И от соблазнов красоты
Я удалялся осторожно.
 
 
Я тихо жил – умру легко;
Был ни веселым, ни унылым;
Не заносился высоко
И брал лишь то, что мне по силам.
 
 
Я, раб Господень (имярек),
Кончиной близкою утешен.
Я очень скромный человек;
Господь простит мне, в чем и грешен.
 

1902

Как все

 
Не хочу, ничего не хочу,
Принимаю всё так, как есть.
Изменять ничего не хочу.
Я дышу, я живу, я молчу.
 
 
Принимаю и то, чему быть.
Принимаю болезнь и смерть.
Да исполнится всё, чему быть!
Не хочу ни ломать, ни творить.
 
 
И к чему оно всё – Бог весть!
Но да будет всё так, как есть.
Нерушимы земля и твердь.
Неизменны и жизнь, и смерть.
 

1901