Текст книги "Маков цвет"

Соня входит.

Явление двадцатое

Те же и Соня.

Соня. Ушел декадент.

Наталья Петровна. Соскучилась ты по России, милая. Ну ничего. Весной, даст Бог, все устроится, может, и в Тимофеевское еще поедем.

Соня. В Тимофеевское, в Тимофеевское… Нет, мама, не поедем, нельзя. И не надо. И не хочу в Россию. Я в Россию не вернусь. А ты, Боря?

Борис. Нет.

Арсений Ильич. Так что же вы тут делать-то будете, за границей?

Борис. Жить… или умирать.

Арсений Ильич. Экие вы старики. Никакой игры в вас нету.

Соня. Да, нету, нету… Ничего нету. Старики, синие васильки… Эх, скучно, тушите огни. Так, кажется, Никита во «Власти тьмы» говорит?

Арсений Ильич. Да тушить-то нечего. Зажечь пора. Что это, темнота какая.

Входит горничная.

Явление двадцать первое

Те же и горничная, которая подает Наталье Петровне телеграмму и тотчас выходит.

Явление двадцать второе

Те же без горничной.

Наталья Петровна (читая). Анюта просит приехать сейчас же. С мальчиками неладно.

Арсений Ильич. Ну, что там, пустяки.

Наталья Петровна. Нет, съездить надо. Поедем-ка со мной.

Арсений Ильич. Избавь, голубушка.

Соня (торопливо). Нет, нет, папа, непременно поезжайте, непременно! Нельзя же так, в самом деле. Проедетесь. Поезжайте.

Арсений Ильич. Да чего ты? Ну хорошо, хорошо. Поеду. Боря, ты обедаешь? Я не прощаюсь.

Борис. Не… не знаю, право.

Арсений Ильич. Чего там, оставайся. И куда пойдешь? А мы сейчас назад.

Уходит, Наталья Петровна тоже, Борис за ними.

Явление двадцать третье

Соня одна.

Соня. Цветики, цветики лазоревые… Лепестки, листочки маковые… алые… Лепестки, лепестки, их огни… (Идет к двери.) Боря! Боря! Да где же ты?

Борис за дверями: «Я иду».

Соня. Иди, иди скорее! Иди сюда! (Борис входит.)

Явление двадцать четвертое

Соня, Борис.

Борис. Да что тебе? Ты торопишься, что ли, куда-нибудь?

Соня. Очень, очень тороплюсь. Нет, просто я хотела скорее, мне тебя нужно. Я ведь за тобой посылала… Они уехали?

Борис. Уехали.

Соня. Как хорошо. И мама. Я, главное, мамы все боюсь. Я рада, когда ее дома нет. Сядь, послушай.

Борис (садясь). Я долго не могу, Соня. Я тоже хотел уехать. Голова как-то идет кругом. После…

Соня. Нет, нет, я тебя не задержу. Я сейчас. Постой… Да… Что я думала? Ты меня спутал…

Борис. Тебе нездоровится, Соня, ты устала…

Соня. Перестань, оставь это – некогда. Слушай. Я буду спрашивать, а ты отвечай, но только правду. Полную правду. Так нужно. Хорошо?

Борис. Я тебе никогда не лгал.

Соня. Ведь ты меня не любишь?

Борис. Нет, Соня. Прежде любил. В Мукдене любил. И потом любил. А теперь не думаю как-то об этом. Да и ни о чем не думаю.

Соня. Ну да, ну да, вот и я тоже. Как тут думать, как тут любить. Андрея убили, дядю Пьера убили… Мама осталась, живая, осталась… Бланк говорит, что я должна что-то делать. Я не знаю, что я должна, чего не должна. У меня кошмар: все кажется, что Андрей дядю Пьера убил, а дядя Пьер – Андрея.

Борис. А мне казалось, что это я Андрея убил. И хочется, чтобы меня Андрей убил.

Соня. Хочется? Значит, жить просто, вот как я говорила, просто жить – нельзя?

Борис. Нельзя.

Соня. Пойми, нам нельзя. Нам некуда. Или дядю Пьера убивать, или Андрея, если жить. Понимаешь? Борис. Нет. Только чувствую.

Соня (быстрым шепотом). Ты застрелиться хотел? Да? Борис. Да.

Соня. Когда? Сегодня? Борис. Не знаю. Может быть. Соня. А я?

Борис (молчит, потом вдруг встает, громко). Это какое-то безумие, Соня. Как тебе не стыдно! Никто не хотел стреляться, можешь успокоиться. Это у тебя нервы, это недостойно. Ты должна думать об отце с матерью; у тебя есть человек, который любит тебя, с которым ты связана… Наконец, и дело у тебя есть, плохо ли, хорошо ли – должна же ты его делать. Вспомни, ведь ты завтра уезжаешь. А теперь прощай. Я не могу больше. У меня голова болит.

Соня (смотрит на него и смеется). Прощай. Ну? Что ж ты не уходишь? Ведь у тебя голова болит, а я завтра еду в Женеву, делать дело… (Смеется.) Нет, ты в самом деле, ты искренно думал, что я уеду?

Борис (медленно садясь). Не уедешь?

Соня. Верил, что уеду?

Борис. Я… не верил. Нет, ничего я не думал. Ничего не знал.

Соня. Перед виноватыми, Боря, черная стена встает и закрывает будущее, все: и дело, и безделье – всю жизнь. Так что двинуться вперед уже некуда. Некуда, а надо. Надо, а некуда.

Борис. Соня, ты бредишь?

Соня. Нет, друг мой. Я слишком спокойна. Ты думаешь, я хочу умирать? Не хочу. Да как же быть-то, милый, если некуда? Я и не хочу, а умирается. И ты разве хочешь? А вот и тебе умирается.

Борис. Не буду я тебя слушать, не могу я тебя слушать.

Соня. Боря, вспомни своего отца. Ты не видел, как его убили? А видел, как Андрея убивали? Послушай: может, теперь людям, тем, кто не умеет только жить, знает, что нельзя только жить, может, им одно и осталось дело настоящее – убивать? Одно и осталось?..

Борис. Соня, Соня, молчи.

Соня. Другого и нет теперь никакого. Другие все дела – так, обман, вздор, безделье. А если этого не хочешь, если этого не можешь…

Борис. И не хочу, и не могу, и нельзя…

Соня. Тогда надо умереть. Все Андреи, все дяди Пьеры, все виноваты. Нам нужно или убивать, или быть убитым, или же… Чем же нам жить? Боря, ну разве ты не видишь, ну разве ты не видишь? Ведь все равно, ведь не сегодня – так завтра, ведь не вместе – так порознь… Боря!

Борис. Что же ты… Чего же ты хочешь?

Соня. У тебя здесь? Где? Здесь? С собой?

Борис. Не трогай меня… Не ищи… Здесь.

Соня. И знаешь, Боря, надо просто, просто, совсем ни о чем не думая. Мы жить «просто» не умеем, а это… сумеем просто, да? Главное – ни о чем не думать. Может, о глупостях, о детстве, помнишь, как мы с тобой в Тимофеевском за ригой колокольчики рвали, а я говорила, что «лазоревые», а ты спорил – лиловые… Помнишь?

Борис. Соня, Соня… Мне страшно…

Соня. Отчего страшно? Ну, хочешь – я сначала… Я сама… Или как хочешь. Мне все равно.

Борис. А мама?

Соня. Не думай, не говори о маме, не вспоминай. Она счастливая. Она правая, она живая. И дядя Пьер живой. И Андрей… А мы мертвые. Мы все равно мертвые, и нам… нам… честнее…

Борис. Соня… Ради Бога…

Соня. Что? Ну не надо. Ну успокоимся. Уходи, уходи скорее, оставь меня. Что я делаю с тобой! Я не о тебе говорила, забудь… Я ничего не знаю о тебе…

Борис. Нет, Соня, ты знаешь.

Соня. Вот… и мне делается страшно. Ты не можешь, не думая, ты не можешь просто… Просто, радостно, светло… Здесь? (Вынимает у него из кармана револьвер и кладет рядом на стол.)

Борис. Кажется, могу. Да, могу, Соня… родная… девочка моя… Сестра моя маленькая… Только так и могу. Ни о чем не думать, вот о маках полевых, о дороге проселочной… Прощаться с ними…

Соня. Без страха, без боли, только с нежностью, да? Пусть они будут, милые, пусть разгораются огоньки алые… И друг с другом мы также простимся, хочешь? Поцелуемся крепко-крепко, хочешь?

Борис (обняв ее). Соня, я знаю, я чувствую, тут вина на вину, и ты знаешь… А мне легко, точно вес. простится.

Соня. Уже простилось где-то, милый. Ведь очень мы были несчастные. Очень слабые. И так мы любили… Так мы с тобой все… любили… (Берет в руку револьвер.)

Занавес