Электронная библиотека » Зиновий Юрьев » » онлайн чтение - страница 6

Текст книги "Дарю вам память"


  • Текст добавлен: 3 октября 2013, 22:29


Автор книги: Зиновий Юрьев


Жанр: Научная фантастика, Фантастика


сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Мы познали многое, но потеряли еще больше. Одно маленькое слово подтачивало нашу древнюю и великую расу. Одно маленькое словечко, но, как жук-древоточец или термит, пользуясь вашими сравнениями, подтачивало оно фундамент нашей цивилизации, пока это великое здание не стало оседать. О нет, оно не рухнуло вдруг, оно оседало, трескалось, рушилось не сразу, а незаметно, постепенно.

Самые мудрые из нас поняли, что за страшный враг подтачивает наши силы. Этим врагом было одно маленькое, простое слово: «Зачем?»

Мы познали тайны рек времени, мы вырвались из его пут только для того, чтобы остановиться в замешательстве перед одним маленьким вопросом. О, если бы мы когда-то прислушались к словам далеких предков! Мы бы не цепенели сейчас перед неразрешимым вопросом «зачем». Мы бы выстроили гигантскую и несокрушимую плотину из веры в добро, дружбу, любовь, и эта плотина остановила бы безбрежный океан бессмысленности. Но мы не сделали этого вовремя, когда еще были в силах, и теперь одно маленькое словечко отравляло нас, нас, давным-давно победивших и время и материю.

И тогда мы снова отправились в космос, к бесконечно далеким и редким соседям, чтобы узнать у них ответ. Но те, кто далеко отстал от нас, предлагали нам детские и смехотворные ответы, а те немногие, что были мудры, говорили, что готового ответа на этот вопрос нет и что каждая цивилизация должна сама найти ответ.

И мы перестали искать. Нас больше не радовали новые тайны, вырванные у Вселенной, потому что они ни на йоту не приближали нас к ответу, а лишь удаляли от него. И печаль окутывала нас. Она, как туман, поднималась от рек времени, как ядовитые испарения, растекалась по нашей планете. Она сковывала нас, лишала воли. И воцарялось среди нас странное безразличие. Да, мы видели, как рушилось то, что мы создавали миллионами лет. Но у нас не было воли, чтобы броситься снова строить, потому что мы были стреножены простым маленьким словом «зачем», потому что у нас не было против него противоядия.

И все большее и большее число наших братьев принимали форму камней и выключали свое поле. Навсегда. Потому что, став камнем, ты уже больше не ты. Ты – никто и ничто, и тебя больше не мучает маленькое слово «зачем».

А потом, когда сведения о том, что мы стали слабы и безвольны, начали проникать всё дальше и дальше в космос, на планету прилетали те, что живут чужими силами и чужими трудами. Они грабили нас и некоторых из нас увозили с собой, чтобы заставить служить себе наши знания. Но немного пользы получили они от нас, потому что выключить навсегда свое поле – на это еще у нас хватало воли…

И вот, когда нас осталось совсем мало, когда у нас не было уже ничего, кроме нескольких преобразователей, которые необходимы для рождения новых наших братьев, и потому уже давно стали никому не нужны, когда мы превратились в скопище полуодичавших мудрецов, бродящих бесцельно по нашей древней планете, мы поняли, что конец близок.

И тогда одному из нас пришла в голову мысль. Он предлагал отправить в космос корабли. Это должна была быть последняя попытка найти путь к спасению. Нет, мы больше не надеялись узнать ответ на вопрос «зачем». Мы хотели найти разумные существа, которые согласились бы научить нас, что делать. Нам не нужны были их знания, ибо мы и так задыхались под обломками нашей цивилизации, не нужны были холодные советы. Нам являлись в наших грезах существа умные и одновременно глупые, знающие и одновременно наивные, волевые и одновременно добрые, мыслящие логически и одновременно верящие. И самое главное – готовые помочь горстке гибнущих далеких существ, которые так и не узнали за миллионы лет, для чего они живут.

Мы знали, что найти сон и грезу нелегко. Но последним волевым актом мы снарядили три корабля и проводили их в Бесконечность. Два из них не вернулись. Они не нашли того, что искали, и те, кто странствовал на них, навсегда выключили свои ноля. Третий же…

– Ой, это же тот, который… – пискнула Надя.

Но Сергей сжал ей руку и прошептал:

– Тш-ш!

– …Третий же после многих неудач попал на вашу планету. Как и обычно, мы сжали корабль в пылинку, чтобы не быть замеченными, и приземлились. Прежде всего нас поразила огромная эмоциональность существ, которых мы увидели. Они буквально заряжали своими чувствами пространство вокруг себя, они были постоянно окружены бушующим ореолом.

Мы начали изучать их. Мы потеряли почти все в нашей гордыне, но мы сохранили способность усваивать новую информацию со скоростью, которой так гордились наши предки. Мы выучили ваш язык за несколько дней, мы слушали плеск ваших чувств, метание ваших мыслей.

Мы никогда не встречали таких существ. Мы не могли понять их, потому что они, то есть вы живете но совсем другим меркам.

Мы были ошеломлены напором ваших эмоций, бушующими вихрями ваших переживаний. Вы пугали нас, забывших, что такое чувство, и одновременно манили, притягивали.

Мы поняли, что завидуем вам, потому что вы живете так, как призывали нас жить те далекие предки, кого мы не послушались. Вначале мы подумали, что ваши страсти рождены малым знанием, но потом поняли, что это не так. Вам нечего бояться знаний, потому что у вас есть сердце и цель.

Мы не верили себе, это была слишком большая удача. Но мы выбрали десять человек, которые, как нам казалось, поймут нашу мольбу. Четверо отказались. Шестеро оказались здесь.

Мы понимали, что по вашим земным меркам, по меркам вашей страны вы самые обыкновенные люди, которые меньше всего думали о помощи далеким братьям по разуму. Но вы потрясли нас яростной своей жизненной силой, тончайшим настроем вашей духовной жизни, способностью сопереживать. И мы решили ввериться случаю, приведшему нас в ваш городок и столкнувшему с вами.

Мы решили, что ваша необыкновенная обыкновенность – это как раз то, о чем мы мечтали. Вы даже не знаете, на что вы способны, вы даже не знаете, кто вы.

– И все-таки так странно, – сказала Надя, – мы и… Мы все такие люди…

– Помолчи, – степенно возразил Сережа. – Почему мы так привыкли считать себя заурядными существами? Вы только отрешитесь на секундочку от привычных своих представлений, и тогда вы увидите, что мы все необыкновенные люди… – Сережа с вызовом оглядел своих товарищей, ожидая возражений, но все почему-то молчали, и вид у всех был задумчиво-серьезный.

Ушла куда-то фантастичность происходящего, и все исполнились гордостью за себя и за всех землян, оставшихся где-то в необозримой дали. Наверное, в жизни каждого из них бывали дни, когда вели они себя не по самым высшим стандартам, но вот пришла минута, когда нужно было мобилизовать в себе все лучшее, что таилось в запасниках души, и никто из них не дрогнул. Наверное, всю жизнь исподволь собирает человек по крупицам неприкосновенный запас храбрости, самопожертвования и величия духа, чтобы в решающий момент израсходовать его. И этот момент настал.

– Спасибо, – сказал просто Мюллер. – Я еще раз вижу, что мы не ошиблись в своем выборе. Сережа прав. Нет обыкновенных людей. Есть просто существа, которые не догадываются о своей неповторимости. История всегда делается руками так называемых простых людей. Спасибо вам за то, что вы так великодушно согласились помочь нам. Мы, те, кто остался из нашей расы, взываем о помощи.

ГЛАВА 2

-Но что же мы можем для вас сделать? – спросил Иван Андреевич. – Что мы можем сказать вам, чего вы уже не знаете? Мы ведь самые обыкновенные люди нашей страны, нашей планеты… И почему все-таки вы не захотели вступить в контакт в более, так сказать, официальной форме? Ведь коллективный наш опыт…

– Я думал, вы уже поняли. – Мюллер немножко помолчал и продолжал: – Мы прокляты. Мы несем в себе заразу. Заразу всезнания, бессилия и печали. Мы много думали и поняли, что мы можем заразить юный мир, знающий меньше нас. Этот юный мир, взглянув на нас, мог бы усомниться: так что же впереди? И стоит ли идти туда, откуда пришли к ним мы, скорбные и опустошенные, знающие все и не знающие ничего. И тогда мы поняли, что должны избегать контакта в официальной, как вы говорите, форме. Нам нужна была помощь, но такая, чтобы о ней не знали даже те, кто согласился бы нам помочь… Вы поведете нас, вы вдохнете в нас жизнь.

– Мы – вас? – изумился Иван Андреевич.

А Надя даже ойкнула и тут же закрыла ладошкой рот, потому что Сережа строго прошипел:

– Тш-ш!

– Да. Вы – наша последняя надежда.

– А спросить можно? – Надя подняла руку, как делала это девять лет подряд в школе, хотя и не очень часто.

– Меня? – повернулся к ней Иван Андреевич.

– Нет, песика… Простите, я совсем забыла…

– Пожалуйста, пожалуйста, – галантно взмахнул лапой Мюллер. – Меня устраивает любое имя: Мюллер, собака, дворняжка, песик, псина и даже Кабысдох. Слышал я и такое словечко в Приозерном от одной почтенной дамы. Так какой у вас вопрос, Надя?

– Вот вы говорили, что умеете менять формы тела…

– Да, – кивнул Мюллер и внимательно поднял черно-белое мохнатое ухо.

– А мы? Я не поняла, вы как будто сказали, что у нас тела как у вас, так?

– Совершенно верно.

– Значит, и мы можем меняться?

– Безусловно.

– И можно попробовать?

– Конечно.

– А как это делается? – спросил Сергей и уставился на Мюллера, завороженно открыв рот.

– Очень просто. Нужно только ясно представить в уме тот облик, который вы хотите принять, и захотеть принять его. Ну, кто из вас хочет попробовать?

– Я! – решительно сказал Сергей.

Он встал с кресла, закрыл глаза, сжал кулаки и напрягся, словно делал изометрические упражнения. Сначала он вытянулся на добрый десяток сантиметров вверх, потом разъехались плечи. Голова его осталась прежней и казалась теперь совсем маленькой и детской на мощном торсе.

Надя качнулась вперед от смеха, выпрямилась и закинула голову, отчего копна ее овсяных волос перелетела с груди на спину.

– Ой, не могу! – причитала она.

Заулыбались все, и даже Татьяна Владимировна засмеялась, так неумело, как будто никогда в жизни этого не делала.

– Ну чего, чего? – спросил Сергей. – Обыкновенной трансформации тела не видели?

– У тебя… – заливалась Надя, – у тебя… головка стала совсем птичья!

– И всего-то? – небрежно сказал Сережа. – Сейчас увеличим на пару номеров. Надь, скажешь мне, когда хватит…

Сергей снова зажмурился, надул щеки, и голова его, словно детский воздушный шарик, начала увеличиваться, растягивая черты лица.

Очки, которые до этого момента надежно сидели на Сережином носу, дрогнули. Дужки соскочили с разъехавшихся ушей, и очки упали на пол. Одно стекло осталось целым, второе брызнуло радужными осколками.

– Что же делать? – прошептал Сергей.

– А ничего, – беспечно ответил Мюллер. – Забудь, что у тебя были когда-то очки. Ну-ка, взгляни вокруг!

– Правда, – изумился Сергей, повернул голову направо, налево, как будто хотел убедиться, что видит одинаково хорошо во всех направлениях. – Ну конечно же, – улыбнулся он, – уж если делать новое тело, зачем же вставлять глаза минус три? Интересно как… Надь, а вообще, в целом я как?

– Лучше, – сказала Надя и склонила голову на плечо, критически рассматривая Сергея нового размера. – Потом доведешь перед зеркалом…

– Гм… зеркалом. А где его взять, зеркало? Забыла ты, где мы находимся?

– Ой, правда! А как же без зеркала, это же невозможно! Скажите, – она повернулась к Мюллеру, – у вас действительно нет зеркал?

– О, это совсем не так сложно, уверяю вас. Нам зеркала обычно не нужны, мы всегда храним в сознании свое точное отображение на данный момент, но, если вы представите себе, что ваша ладонь отполирована до зеркальной поверхности, вы сможете в нее посмотреться, как в зеркало. Ну, смелее!

– Боюсь! – сказала Надя и спрятала руки за спину.

– Экая ты у меня дурочка! – сказал покровительственно Сергей.

То ли и голос его претерпел определенную трансформацию, то ли это всего лишь показалось землянам, но заговорил теперь Сергей почти басом. Он вытянул перед собой руку, повернул к себе ладонью, и ладонь вдруг стала зеркальной.

– Может, мало тебе зеркало? Сейчас сделаем побольше.

Он прикрыл глаза, и ладонь его разъехалась, одновременно делаясь все более плоской.

– О господи, – вздохнула Татьяна Владимировна, – это что ж такое творится?

Она закрыла глаза, качнулась вперед, выпрямилась, снова качнулась и вдруг буратиний ее нос явственно втянулся, кончик его стал толще и задорно закурносился. При этом лицо ее покраснело, как у девчонки.

– Браво! – сказал Александр Яковлевич и стал с видимым интересом рассматривать лицо женщины.

Павел внезапно почувствовал веселое спокойствие. Спасти миллионолетнюю цивилизацию – это вам не фельетончиками пробавляться о службе быта. На секунду мелькнула было мысль о невообразимых пространствах, отделяющих его от того, настоящего Павла, стеснила грудь, но тут же исчезла, отогнанная фантастичностью окружающего.

– Ну так что же, друзья? – спросил Иван Андреевич, обращаясь сразу к собаке и молчавшим до сих пор Старичку, Штангисту и кошке. – Что прикажете нам делать?

– Позвольте мне извиниться за моих братьев, – Мюллер кивнул на молчаливую троицу, – но они сейчас выступают в качестве передатчиков. Старичок транслирует на всю планету каждое слово нашей беседы, кошка передает изображение, а молодой человек – анализ ваших эмоций. Еще немного – и все жители нашей планеты будут знать ваш язык так, как знаете его вы. Теперь о вопросе, который вы задали, Иван Андреевич. – Собачонка, казалось, слегка улыбнулась. – Боюсь, что вы не совсем поняли: не мы будем приказывать вам, что делать, а вы нам. Вы будете решать, что делать, как и когда. Вы и только вы. Иначе, уверяю вас, незачем было и огород городить.

От этой домашней, далекой фразы повеяло на Павла уютом. Огород городить. Хорошо, что уговорил мать не сажать в этом году картошки. Сколько им вдвоем, в конце концов, нужно…

Никто не уполномачивал Ивана Андреевича возглавлять их группку, не был он даже самым старшим по возрасту, но роль эту он принял на себя как нечто само собой разумеющееся. Раз нужно помочь – помогут. Они же советские люди, интернационалисты, и сердца их всегда открыты чужой нужде и чужому горю. Иван Андреевич вдруг вспомнил, как рвался еще до войны в далекую Испанию помочь республиканцам, что сражались тогда с Франко и международным фашизмом.

Но на Земле он всегда знал, что делать и когда. Конечно, не всегда все получалось так, как ему бы хотелось, и в Испанию его не пустили, но это было, в конце концов, в порядке вещей.

А тут… тут он никак не мог сообразить, с чего начать. Провести собрание? Нацелить на самокритику? Призвать хозяев оптимистичнее смотреть вперед?

У него было ощущение, будто он голый вылез на трибуну и все с трудом сдерживают смех.

– Да-а, – сказал он, – заданьице, я вам скажу… С чего же начнем?

– И думать особенно нечего, – решительно сказала Татьяна Владимировна, гордо вздернув голову так, чтобы все видели ее новый нос. – Раз просят помочь – пожалуйста! Я так думаю – от безделья все это. Вот покрутились бы они, как наши женщины – и на работу, и по дому, и детей воспитывать, – посмотрела бы я, чего у них от их печали осталось бы! А то, конечно, брякнешься, как камень, на землю – ни забот, ни хлопот. Лежи и думай. Ну, подумал, подумал, а там и ерунда всякая в голову поперла: зачем, и так далее. А зачем это вам знать – зачем?

Новый курносый носик совершенно преобразил Татьяну Владимировну.

– Я точно говорю, – продолжала она уверенно. – Вот в прошлом году муж уехал с дочкой погостить к своей матери, она в колхозе имени Тельмана живет, может, слышали? Так вот, я места себе не находила. Все какие-то глупости в голову лезут. И что будет, если мой Петр Данилыч другой увлечется, и как сделать, чтобы Верка моя больше об учебе думала, а не о парнях… Ну прямо кругом голова идет! И это, заметьте, при том, что я на работу ходила, перестирала все, что в доме было. И за неделю! А что было бы, если бы я камнем сто лет на солнышке пожаривалась? Я бы такую печаль развела, что на весь космос завыла бы!

– А что вы думаете, – улыбнулся Иван Андреевич, – в словах нашей Татьяны Владимировны есть определенный смысл.

– Ну спасибо, похвалили! – сурово сказала Татьяна, но кончики губ слегка поползли в улыбке.

– Нет, нет, не все так просто, – покачал головой Александр Яковлевич. – Если бы все на свете можно было лечить при помощи стирки…

– А вы бы попробовали, – буркнула Татьяна.

– Татьяна Владимировна, дайте ему договорить, вы рта не даете никому раскрыть, – укоризненно покачал головой Иван Андреевич.

– Это я – то? – удивилась Татьяна. – По-моему, это вы больше всех…

«Поразительно мы все-таки устроены, – подумал Павел. – Я начинаю понимать эти существа, которые долго не могли найти таких, как мы. Мы попали в совершенно, абсолютно невероятные обстоятельства. Мы – это не мы, а наши синтетические двойники. Судьба занесла нас в глубь Вселенной, и мы должны помочь древнейшей цивилизации спастись, и при этом мы темпераментно спорим, кто сколько раз открыл рот. Таких наверняка во всей Вселенной не сыщешь, не произвела Вселенная таких чудаков!»

– Татьяна Владимировна, – улыбнулся Павел, – а как же вы конкретно все себе представляете?

– Ну… как вам сказать… Работать надо!

– А точнее?

Всю жизнь – что в школе, что в техникуме, что на работе – выполняла Татьяна Владимировна чужую волю: Осокина, чего стенгазеты уже две четверти нет? Осокина, подумай, кому бы поручить изготовление учебных пособий. Осокина, представь завтра директору списки студентов, имеющих спортивные разряды. Осокина, составьте сводку выполнения плана по страхованию транспортных средств за прошлый год. Мам, там сапожки завезли английские…

Все. Хватит. Может, оттого, что очутилась она далеко от наезженной колеи ее земной жизни, может, оттого, что увидела она в Сережкиной отполированной ладони не свое, а совсем другое лицо-носик вздернутый, который девчонкой во сне каждую ночь видела, глаза большие, – но вдруг почувствовала Татьяна, что всю Вселенную перевернуть может.

– Точнее, говорите? – протянула Татьяна и вдруг выпалила:

– Дайте мне сколько-нибудь этих… людей, я уж сама с ними разберусь! Сама, понимаете?

– А что, – сказал Павел, – это совсем недурная идея. Я всегда был за личную ответственность.

– Ну, знаете, Павел Аристархов сын, не ожидал я от вас такого легкомыслия! Мы все вместе представляем, так сказать…

– Вместе, вместе, вот вы им свою газету и выпускайте, – буркнула Татьяна. – Привыкли… К чему, по ее мнению, привык Иван Андреевич, она не сказала, только махнула рукой.

– Татьяна Владимировна, – досадливо поморщился Иван Андреевич, – я в таком тоне разговаривать не привык, и впредь прошу вас…

– Да ладно уж, Иван Андреевич, вы тоже хороши, не можете промолчать, – укоризненно покачал головой заведующий аптекой.

Гнев быстро улетучивался из Ивана Андреевича. Черт возьми, и чего вспылил?

– Знаете что? – пожал плечами Иван Андреевич. – Раз мы начали со споров, может быть, действительно имеет смысл попробовать сделать так, как предлагает Татьяна Владимировна? Скажите, пожалуйста, – повернулся он к Мюллеру, – сколько вас всех душ?

– Душ?.. Ах да, понимаю, – кивнула дворняжка. – Три тысячи двести двенадцать.

– Вот давайте и прикрепим нашу столь воинственно настроенную Татьяну Владимировну к пяти сотням… граждан… Но при всех обстоятельствах не забывайте, Татьяна Владимировна…

– Не беспокойтесь за нее, – улыбнулся заведующий аптекой, взглянул на Татьяну и отметил про себя, что смотреть на нее стало почему-то приятно. И дело не только в носе. Глаза горят, брови нахмурены, грудь бурно вздымается – воительница, вспомнил аптекарь старинное слово.

– Дорогой… – обратился Иван Андреевич к собачонке и поймал себя на том. что чуть было не сказал: «Дорогой товарищ Мюллер». – Скажите, а можно ли как-то выделить пятьсот человек для нашей сердитой Татьяны Владимировны?

– Разумеется. Старичок, – она кивнула на Старичка, который молча сидел в кресле, – все устроит.

– Но как же мы все-таки решим проблему имен? – спросил Павел. – Вы уже объяснили нам, что произносимых вслух имен у вас нет. Как же нам обращаться к вам, как различать вас? Мы даже не знаем, как называть вас: люди, товарищи, граждане?

– Мы были бы горды стать когда-нибудь вашими товарищами, – сказал Мюллер, – но пока мы недостойны этого слова…

– Нет, это вы неправильно говорите! – воскликнула Надя и от волнения перебросила копну своих волос с груди на спину.

– Если вы, выходит, в беде, значит, вы не можете быть нашими товарищами? Это как-то нехорошо получается. А я считаю вас всех своими товарищами, и вы все очень милые.

Она вскочила с кресла, чмокнула сначала Штангиста в нос, потом Старичка в лысину и погладила кошку, которая с глухим стуком испуганно соскочила с кресла на пол.

– Браво, Надин! – закричал Александр Яковлевич.

А Сергей захлопал в ладоши и расплылся в широчайшей и горделивой улыбке, которой не хватило даже нового его лица.

– Отлично сказано! – сказал Павел. Он забыл на мгновение о том, что у этого существа нет ни сердца, ни легких, ни крови, наверное. Он забыл, что перед ним двойник, и любовался стройной, цветущей девушкой, и неясное волнение виновато шевельнулось где-то в самых глубинах его сознания. – Отлично сказано, милая Надя. Предлагаю отныне считать всех наших хозяев нашими товарищами. Все согласны?

– Все! – раздался нестройный хор.

– Но вернемся к именам, – продолжал Навел.

– Мы уже думали над этим вопросом, – сказал Мюллер. – И вот к чему мы пришли. Поскольку у нас нет имен и есть лишь индивидуальные различия в наших полях, которые вы различать не можете, так как у вас нет полей, вы сами будете давать нам имена. Для того чтобы вы могли различать нас, нам придется принимать в вашем присутствии какую-нибудь более или монете постоянную форму, и эту форму вы будете знать под тем именем, что ей дадите. Так, например: вы знаете меня в виде собаки и зовете Мюллером. Это, очевидно, единственное решение. Что же касается названия нашей планеты, оно звучит, если попробовать выразить его звуками, как Оххр.

– А вам не обидно будет, если мы будем звать вас оххрами? – спросил Сергей.

– Нисколько, – покачал головой Мюллер.

– А как же получается, что название планеты можно выразить нашими звуками, а ваши имена – нет? – спросил Сергей, и Надя с гордостью посмотрела на него.

– Логичный вопрос. Но наши имена, как мы уже говорили, – это вариации в индивидуальных полях. Они разнятся, как разнятся, скажем, напряжение тока в вашем земном понимании, частота электромагнитных колебаний. Ведь вы вполне могли бы, допустим, не давать названия радиопередатчику, если б все знали, что он всегда генерирует волны какой-то определенной, частоты. Частота и была бы его, так сказать, именем. Так и наши поля…

– Но вы здорово знаете нашу технику, – сказал Сергей.

– Да, нам пришлось основательно просмотреть ваши книги…

– Скажите, – вдруг спросил Сергей, – а это не вы были в читальном зале? Мама говорила, какой-то незнакомый мужчина четыре дня сидел там с утра до вечера.

– Нет, не я, – сказал Мюллер, – это была Машка, – он кивнул на кошку. – Но все, что она усваивала, она тут же передавала и нам.

– Если бы у нас так было на Земле, – вздохнула Надя, – я бы, наверное, была отличницей. Сережа бы передал мне все свои знания. Передал бы или пожалел?

Она кокетливо посмотрела на Сергея, и тот серьезно кивнул. В глазах его нестерпимым блеском сияла нежность, и Навел подумал, что любовь – удивительная все-таки штука, раз она может бушевать в синтетическом теле в невообразимой дали от Земли.

Внимание! Это не конец книги.

Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!

Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации