Текст книги "Цветочный код"

Цветочный код
Зоя Выхристюк

© Зоя Выхристюк, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Уже сидя в самолете, Лялька, как слайд-шоу, пролистала события последних дней. Всю началось с неожиданного звонка ее давнего друга, а точнее, поклонника, того, что подарил дорогущие бриллианты, сгоревшие в топке ее неудачного предпринимательства. Того, кто покровительствовал в ее комсомольской молодости, был безумно влюблен и пал жертвой ее эгоистической битвы за свою исключительность в его сердце и матримониальном поле. Ну не мог он по партийно-этическим соображениям пойти на развод – плакала бы его карьера первого секретаря ЦК комсомола одной из союзных республик. «Значит, не любил. Люди от королевских престолов отказывались», – подумала она не без доли сарказма и тут же себя одернула: «Это ты подружкам можешь рассказывать. Себе-то не ври! Приручала, добивалась, размазывала мужика, на коленях молил». А потом и сама поняла – разных чувств и страстей много, а любви мало, ее собственной. Отпустила на волю и, казалось бы, навсегда закрыла за ним дверь в свою жизнь. Прошла четверть века. И какая четверть! Всплыл, да еще и с неожиданным предложением приехать в Москву, где он, как оказалось, уже много лет обитает, на ностальгическую комсомольскую тусовку высокого уровня. «Не расстанусь с комсомолом, буду вечно молодым», – этот призыв мантрой облетает все наше отечество 29 октября, собирая по городам и весям комсомольцев разных поколений, в основном, комсомольских работников, тех, для кого сопричастность с Всесоюзным Ленинским Коммунистическим Союзом Молодежи была строкой в биографии и записью в трудовой книжке. А для некоторых (их значительно меньше) и первой ступенью к первичному накоплению капитала. И она, Лялька, в некотором роде, была из их числа. Да видно бодливой корове не дал Бог роги – прогорела, все потеряла. Хорошо, что в жизни не потерялась, как некоторые из ее собратьев по комсомольскому лидерству – резко стартанули из социалистической уравниловки, поработав локтями и кое-что «прихватизировав», обрушили на себя денежный поток и… рухнули под его тяжестью. Таких она тоже знала. Да что там, если бы не подружки, отец Амвросий, не факт, что она вышла бы из пике. Может быть, до сих пор жалела бы себя и страдала от превратностей судьбы, отхлебывая из стакана горячительного, естественно, по законам жанра, незаметно падающего в своем качестве. Она в ужасе передернула плечами, вспомнив встречу в супермаркете с некогда комсомольским боссом и бизнесменом, который с утра-пораньше отоваривался стопкой водки в пластике – ни семьи, ни детей рядом (так-то они, по факту, есть), ни капитала – физически и морально – руина.

– Ну и зачем я туда поеду? – требовательно вопрошала Лялька, нервно сверля глазами Иннокентия, на которого в очередной раз обрушилось ее раздражение. Ему уже приходилось и раньше исполнять роль громоотвода, когда ситуация разворачивалась по непредсказуемому для нее сценарию.

– Да поезжай, развейся. Ты в Москве когда последний раз была? Пролет с Федералом на Север и назад не в счет.

– Да лет десять назад, а потом все только проездом…

– Вот и славно! Покрутись недельку в столице, людей посмотри, себя покажи, – Иннокентий словно специально доводил ее до состояния легкого бешенства. Он уже понял, что именно так она выбрасывает себя из зоны комфорта. – Или денег жалко?

– Да, жалко. Знаешь же, пансионат обустраивать надо. Да деньги ни при чем – друг Лидер сказал, что все расходы берет на себя, даже билет туда велел не покупать. Нужно только подтвердить, что еду и указать удобный рейс.

– Ну, так и звони Лидеру. Видишь, сама ему и ник придумала. Умница, мне даже напрягаться не пришлось, – Иннокентий, который давал говорящие ники всем ее клиентам – от Развратника (Царствие ему Небесное) до Number One, – как зритель в театре, наблюдал за сменой ее внутреннего состояния.

Они сидели за кофе на веранде, и Сидней, как обычно, развалился у его ног. В последнее время он уже даже не пытался проявлять дипломатичность – поначалу пристраивался где-нибудь посредине, равноудаленно от гостя и хозяйки, а теперь, когда Иннокентий стал довольно часто появляться, он заваливался к ногам последнего, тем самым как бы отдавая ему пальму первенства по признаку внутренней силы. Лялька давно это заметила, но если раньше ее это забавляло, сейчас неожиданно задело.

– И не надо на собаке отыгрываться, – пыхнув трубкой, язвительно заметил Иннокентий, поймав лялькин взгляд. – Собирайся неспешно, пакуй вещи. Мы, так и быть, отвезем тебя в аэропорт. Да, Сидней?

По пути в аэропорт она окончательно успокоилась – будь что будет, отдала себя на волю Всевышнего, перешла в режим наблюдателя. Ей стало легче. Жить бы так всегда, не теряя ощущения, что тебя ведут, не упускай только из виду разматывающийся клубок с путеводной нитью.

Она посмотрела в иллюминатор – безбрежная синь, они уже поднялись выше зоны облаков: «И все же, зачем ему это надо? Старческая сентиментальность?» Он был на восемь лет ее старше. «Ну, зачем старческая? Возрастная сентиментальность», – хмыкнув, поправила себя.

Много лет назад, отпустив его, она специально не следила за изгибами его жизненного пути, и все же, какие-то отрывочные сведения до нее долетали. После комсомольской карьеры в союзной республике, он всплыл на каких-то должностях уже в ЦК партии незадолго до того, как она приказала долго жить. Лет семь назад чекистский друг – генерал Петечка встретил в Москве на какой-то тусовке лялькиного друга. По петечкиным словам, тот выглядел процветающим. Ляльку тема не интересовала, и она не задала ни одного наводящего вопроса, а, видя ее реакцию, и Петечка, как истинный чекист, не проронил лишнего. «Да я даже не представляю, как он выглядит. Почти тридцать лет прошло. Да мы не узнаем друг друга. Ну, если что, вернусь назад ближайшим рейсом, даже из аэропорта не двинусь».

Самолет коснулся посадочной полосы, и Лялька включила телефон. Почти сразу же раздался звонок:

– Извини, хотел встретить сам, но только что освободился. Тебя ждет мой помощник. Он уже в аэропорту.

Она почему-то обрадовалась, что минута их встречи откладывается.

– Добро пожаловать, Елена Витальевна! Меня зовут Юрий. А это вам, – он протянул ей маленький букетик цветущих фиалок! В октябре! И она остолбенела настолько, что даже не спросила, как из толпы прилетевших пассажиров, он умудрился безошибочно вычислить ее. Любимые цветы не в сезон! Значит, помнит, не забыл.

Респектабельное авто неслось по московским шоссе и проспектам. Юрий каким-то внутренним чутьем понял, что она в вежливой беседе ни о чем не нуждается, и Лялька с удовольствием смотрела по сторонам. День был, на удивление, солнечным. Ей нравилось все, что она видела: и огромный поток машин, и монументальные здания сталинской эпохи, и новые необычные сооружения «лужковской», а теперь уже «собянинской» Москвы, и, конечно, шедевры с многовековой историей. Как хорошо, что уцелели храмы! Нынче модно ерничать по поводу духовных скрепов, а после года в монастыре, она, и раньше восторгавшаяся архитектурой православных соборов, церквей и церквушек, почти явственно ощущала незримые потоки, восходящие от их луковок и куполов куда-то ввысь. То, что мы ведомы по жизни, для нее уже давно стало аксиомой и на оголтелых атеистов смотрела, как на Шурика с Лидочкой из «Операции «Ы», когда те, уткнувшись в конспект, благополучно маршировали по тротуару с открытыми канализационными люками. «Господи, спаси и сохрани! Прости и помилуй! Нет, не ведаем, как многотруден удел Сил Света, нас по жизни ведущих». Она инстинктивно рукой с букетиком дотронулась до ладанки на груди, словно проверяя, на месте ли? Поймала взгляд водителя в зеркале. Почему-то побоялась показать странной и слегка склонила голову к фиалкам, будто просто хотела понюхать цветы. От них исходил тонкий естественный аромат. Потом вспомнила, что цветы, искусственно выращенные и не в сезон, не нюхать – неизвестно чем их обработали. И откуда вообще фиалки в Москве в октябре?

Лидер с первой минуты нисколько не разочаровал. Он и в молодости был хорош собой. Но Лялька знала немало и мужчин, и женщин, которые через четверть века становились трудно узнаваемыми, почему-то больше всего те, кто когда-то были причислены к категории красавцев. Сейчас она видела перед собой если не эталон, то, как минимум, достойный образец зрелой мужской красоты: ни тебе пивного брюшка, ни мешков под глазами, ни тяжелой подагрической походки. Он был среднего роста, на полголовы выше Ляльки, с крепостью в теле, с почти полностью седым ежиком волос на голове и заметными височными залысинами. Но, самое главное, у него по-прежнему были молодые глаза. Может он и не был занят, когда она прилетела, но он – мастер игр. Да, да, короля играет свита – все соответствовало: дорогой офис в центре Москвы, вышколенные помощники, ноги утопают в коврах, мебель в черной натуральной коже из дорогих древесных пород. Это все Лялька выхватила боковым зрением в первую же минуту. Интерьер ее не интересовал, точнее, он был не главным. Разных интерьеров в ее жизни хватало. Но было приятно, что он органично выглядел в своем кабинете и, похоже, был искренне рад встрече. У нее камень слетел с души: перед ней стоял родной человек. Что до того, какие бури, страсти и противоречия бушевали между ними больше четверти века назад. Она вдруг поняла, что он – неотъемлемая часть ее жизни, ее молодости. И оказывается, давняя связующая нить не порвалась, никуда не исчезла. С первой минуты они стали говорить так, словно расстались только вчера.

– Какая ты стала! – они сидели за коньячком, и он внимательно изучающе разглядывал ее, словно пытаясь понять, что в ней осталось от той, молодой Ляльки.

– Старая, ты хочешь сказать…

– Прекрати, ты же не настолько глупа, чтобы ожидать, что я скажу: «Ты не изменилась, и время над тобой не властно». Время есть время, но ты стала… – он выждал паузу, подбирая подходящее слово, – ты стала загадочной. В тебе нет ничего лишнего.

Она не смогла скрыть удивления – так о ней никто еще не говорил.

– Да, да. И дело даже не в твоем аскетично-элегантном наряде, – Лялька была в черном брючном костюме с цветным нашейным платочком – как без этого. – Хотя в нем тоже – ты же его выбрала, и он очень идет тебе. В тебе всего в меру: косметики, парфюма, и даже то, что на тебе нет украшений – серег, колец, браслетов – тоже кстати. Хотя могла бы порадовать старика – хоть одну цацку из далекой молодости надеть.

– Ну, во-первых, не кокетничай, на старика ты не тянешь, а с твоими бриллиантами – отдельная история. Как-нибудь расскажу.

– Ты хочешь сказать, что их у тебя нет?

– Да, но ты не расстраивайся…

– Украли? – сочувственно спросил он.

– В некотором смысле. Они пошли в уплату долга, – Лялька понимала, что «украли» – это фатум, а расплата по долгам подаренными им драгоценностями – это форс-мажор, бросающий, как бы то ни было, тень на нее – не уберегла, пренебрегла памятью, не сочла возможным. Она посчитала за благо сменить тему. – Слушай, я что, летела сюда, чтобы доложить о сохранности бриллиантов? Расскажи о себе, как живешь? Как семья? Люся, дочки? Внуки есть? Чем занимаешься?

– Нет-нет, давай о тебе. Что все же произошло?

– Произошла перестройка. Ты что, на другой планете жил? – она начала заводиться от такого допроса с пристрастием.

– Ну и… – объяснение его явно не удовлетворило.

– Коротко так. В период приватизации мы с одним комсомольским другом сначала «отжали» молкомбинат у директора. Знаешь же, выборы руководителя… Комсомольский друг работал главным технологом. Друг стал генеральным, а я исполнительным директором. Пахала на комбинате я. У того, помимо этого объекта был еще целый воз и маленькая тележка. Он – парень ловкий, много подобрал, что под ногами валялось, – в ее голосе прозвучали откровенно саркастические нотки. – Поначалу все было нормально, а потом он вообразил, что я у него девочка на побегушках. Пришлось его переизбрать, теперь уже я стала генеральным. Поддерживал меня один товарищ из налоговых больших чинов, но это я тогда думала, что он меня поддерживает, а он моими руками себе бизнес выстраивал, – воспоминания ей удовольствия не доставляли, но что поделать – она на его территории, да и бриллианты – его подарок, приходится отчитываться. – В бухгалтерии я слаба. Знаешь, в комсомоле рулить – это одно, а бизнес – нечто совершенно другое, да еще и в 90-е. Ну, этот патрон мне и порекомендовал «крепкого» бухгалтера, как потом выяснилось, она была его любовницей. Короче, подвели комбинат под банкротство, запутали все в налогах, поставили перед выбором: или комбинат отдай, или уголовная ответственность, а еще и зарплату работягам за три месяца. В общем, отдала им комбинат, а рабочим выдавала зарплату лично наличными и каждому в руки. Спасибо твоим бриллиантам, – сказала она искренне примиряюще. – Зачем мне дурная слава в городе, где меня каждая вторая собака знает? Бизнес – не мое. А когда поняла, что моими руками меня же в пропасть толкнуть хотели… Ой, ты сам наверняка знаешь, ради денег люди родных и друзей предавали. Умом тронуться можно было…

Наконец в его лице она увидела понимание, а значит и своеобразное прощение.

– Хорошо, у меня подружки надежные, а так не знаю, сидела бы я сейчас здесь. Нельзя мне впутываться в темные схемы, хитрить, изворачиваться. Кому-то может и можно, а мне не прощается.

– И что, ничего нельзя было сделать?

Она видела, что его мозг буквально «прощелкивает» варианты.

– Может и можно, но я поняла, за что я эту ситуацию схлопотала и ничего не предпринимала, – он уже завоевал кредит доверия, и она говорила все, что думает.

– То есть? Что значит «за что»? Бизнес – это соперничество, война, если хочешь – конкуренцией называется, – в голосе прозвучали воинствующие нотки.

Лялька подумала: «Да ты неплохо повоевал, парень, судя по антуражу. Наш пострел и в столице поспел».

– Ой, не надо красивых слов. Война – единственно подходящее, – у нее был свой взгляд на эту проблему.

– Так, и за что ты это получила? – его интересовали факты, аргументы, полная картинка. Он всегда был таким.

– Скорее даже для чего, – она объясняла в свойственной ей манере.

– Да формулируй, наконец! Ничего понять не могу! – эти «вокруг» да «около» не для его конкретной логики.

– Не все средства хороши для достижения цели. Я должна была усвоить эту истину, – изрекла она.

– Да ты что? Усвоила?

И Лялька поняла, что сейчас он о другом, о личном, том, что было между ними много лет назад.

– Надеюсь, – она с легким вызовом посмотрела ему прямо в глаза. – Не все средства хороши, если хочешь выйти замуж за чужого мужа. И еще, если обманным путем, как американцы у индейцев за бусы отбирали землю, а ты таким же путем у работяг оттяпываешь акции их предприятия, то будь готова, что и у тебя эту «игрушку» точно также отобрать могут.

– Ну, у американцев ничего не отобрали, – он уже ее провоцировал.

– Да, для этого пришлось индейцев истребить. Ты забыл? А потом, еще не вечер, и у истории есть возмездие. Про твой путь, как это принято сейчас говорить, к успеху, я спрашивать не буду. Давно уже почитаю за благо такие глупые вопросы не задавать, но рада, что ты на коне, – закончила она абсолютно искренне.

– И что, тебе совершенно не интересно чем я занимаюсь? – провокатор в нем веселился по полной, чтобы ей, женщине было это не интересно – да никогда.

– Почему? Вероятно, ты для этого и хотел меня видеть? – она поддержала его провокационный пинг-понг.

– Что ты понимаешь, – он прервал «партию» и взял в руки маленькую вазочку с лялькиным букетиком фиалок, поднес к лицу, словно желая проверить их свежесть и аромат.

– Слушай, не нюхай, ты же знаешь, цветы не в сезон, привезенные из теплых стран, обрабатывают какой-то химией, но мне, не скрою, было приятно в первые минуты в Москве получить такой букетик, – ее тронул его жест с фиалками, и у нее напрочь пропало желание с ним пикироваться.

– Я знаю. Почему ты решила, что они из теплых стан? – он был удивлен ее логикой, для нее такой безапелляционно-очевидной.

– А откуда же? Как бананы, ананасы, – она объясняла так, как если бы разговаривала с ребенком.

– Ааа, логично, но в данном случае неправильно, но не будем об этом. А чем ты занимаешься сейчас? Что было после потерянных бриллиантов?

Она заметила, что, похоже, чем-то его задела, но чем? Он менял тему.

– Что было? Что было? Побег от реальности, – с легким вызовом ответила Лялька.

– Как это?

– Как? Как? Человечество изобрело всяческие средства – наркотические, психотропные, – ответила она тоном лектора.

– Ты что, на иглу села?! – возмущенно-растерянно воскликнул он.

– Успокойся, не на иглу, на алкоголь и не села, а подсела. А ты предпочел, чтобы я вообще с катушек съехала? Не переживай, – она поймала его встревоженный взгляд – они выпили уже по рюмочке коньяка, – все в прошлом. С алкоголем я разобралась – подружки помогли и отец Амвросий.

– Какой еще отец? Ты же не Амвросиевна вроде…

– Святой отец, батюшка, наместник монастыря. Мои подружки волевым решением в паломническую поездку по Русском Северу отправили. В монастыре, где служит отец Амвросий, я на год осела.

– Из комсомола, минуя бизнес, прямо в монастырь? Ты? – он не мог скрыть удивления.

– Представь себе, – она защищалась. Непонятно, он это с одобрением сказал, или наоборот. – И ничуть не жалею. Жизнь переосмыслила, приняла данность, как есть, из депрессии вышла. Наконец, свою связь со Всевышним почувствовала и, надеюсь, укрепила. На новый виток в жизни вышла. Что еще? Духовного наставника обрела. Этого мало?

– Ты все-таки удивительная, – он не скрывал восхищения. – А потом? Что было потом? Петр сказал, что ты на телевидении.

– Уже нет, – произнесла она со вздохом.

И он опять посмотрел на нее с тревогой.

– Да не переживай ты, все нормально. Оттуда я ушла добровольно. Передала свою авторскую программу марусиной дочке – Юльке. Маруся – одна из моих подружек, – пояснила Лялька.

– А сейчас? Чем ты занимаешься сейчас?

– Вот интересно, ты все спрашиваешь, чем я занимаюсь сейчас? А может я мужем, детьми и внуками занимаюсь? – в ее голосе прозвучал вызов.

– Да Петр говорил, что ты не замужем, – он слегка растерялся. – Когда это было? Лет пять назад. Тебя можно поздравить? Муж, дети, внуки?

Лялька сама заманила его в ловушку и начинала злиться. Вот почему-то именно ему особенно захотелось выпалить: «Да, и муж, и дети, и внуки!» У него-то все это есть, да и тогда было, когда безумная страсть, как вспышка молнии ослепила, парализовала на какое-то время волю, и все из-за нее, Ляльки. Но она быстро обуздала свой внутренний порыв: это что, ответственность за все на него валить? Хороша! Только что пела, как разобралась в себе, духовного наставника обрела, и ей стало стыдно.

– А это что? Что-то меняет? – не без иронии произнесла она, и тут же, чтобы он не воспринял все на свой счет, со смехом добавила: – Успокойся, ни мужа, ни детей, ни внуков. Хотя какое это имеет значение сейчас? Я хотела тебя видеть и прилетела, хотя знаю, что семья, дети и, вероятно, внуки у тебя есть. Лучше расскажи о себе, что мы все обо мне да обо мне. Как Люся и девочки?

– Люся – прекрасно, мы с ней друзья.

– Немногие после стольких лет в браке могут этим похвастаться. Молодцы, – прервала его Лялька совершенно искренне.

– А мы уже не в браке, – спокойно победоносно произнес он.

– Да ты что? А что же вы тогда не разобрались, что вы – друзья? Может и моя жизнь выглядела бы сейчас иначе.

Она опять лезла в эмоциональную западню. Почему-то разговаривая с ним, она никак не справлялась с внутренней стервой, которая, хочешь-не хочешь, есть в каждой женщине.

– Тогда все было по-другому, да ты всего и не знаешь, – горько усмехнулся он.

– А чего я не знаю? Ну-ка, ну-ка… – она внутренне напряглась.

– Ты же не знала, что отец Люси генерал КГБ? Так вот, когда у нас с тобой все завертелось, а он уже тогда в Москве служил, позвал он меня и говорит: «Так, парень, побузил и будет, с кем по молодости не случается. Значит так, внучек сиротить не позволю. Даю день на размышление: или ты оставляешь свою звезду, или…» – он сопроводил это все выразительными жестами, подражая, вероятно, тестю. – Ну, а дальше обрисовал, что выбросят «мою звезду», как беспородную дворняжку, из партии, а потом, соответственно, из горкома комсомола, и мне карьера заказана без всплытия в зоне его досягаемости, а сидел он достаточно высоко. Если же одумаюсь, то на пару месяцев в ЦК комсомола в Москву на замзав отделом для строки в биографии, а потом серьезный карьерный рост – первым секретарем ЦК ЛКСМ в союзную республику. Благо во мне – кровь титульной национальности, сойду за своего.

Лялька сначала на минуту обомлела, а потом почти вскрикнула:

– А из партии за что?

– Вот, все-таки стандарт мышления! Я тоже у него первым делом именно это спросил! – он ухмыльнулся, – А батя мне: «Надо будет, найдут за что». Мужик он крутой, Люсю и девочек безумно любил, да и ко мне хорошо относился.

Лялька никак не могла прийти в себя после сногсшибательного известия о таких «радужных» возможностях своего, к счастью, несостоявшегося прошлого.

– Но, знаешь, я тогда готов был плюнуть на все, если бы не почувствовал, что это я с ума по тебе схожу, а ты играешь, – он вопрошающе посмотрел на Ляльку.

– Я тоже потом думала об этом. Зачем нам врать друг другу сейчас? Я для этого слишком хорошо к тебе отношусь. Я же молодая была, а тут такая победа – умный, блестящий, перспективный, правда, женатый. Мне кажется, что я поначалу тебя….. тоже сильно любила. Но потом, когда стала бороться за тебя, соперничать с Люсей, когда я тебя ломала и почти, как мне казалось, сломала, я вдруг поняла, что от моего чувства, того, что было изначально, почти ничего не осталось. Я разбазарила свою любовь. Как-то так, – она обезоруживающе-честно посмотрела ему в глаза. – А сейчас, когда прошли годы, я рада, что все это у меня было. Ты же – родной человек. Когда летела, боялась – вдруг нам не о чем будет с тобой говорить. Не вообще не о чем: политика, погода, общие знакомые, кто, где – это не в счет. Я боялась, что мы будем общаться как рыцари в латах, не подпуская друг друга к сокровенному, но ты с первой минуты отбросил свои доспехи, и мне с тобой легко, не нужно пытаться произвести впечатление. Можно быть самой собой.

– Я тоже рад, что между нами нет стены, – он говорил это с чувством какого-то внутреннего удовлетворения. – Я ведь мог поехать в аэропорт, а потом дрогнул, вдруг увижу тебя, а ты окажешься такой, что тут же захочется купить обратный билет и вернуться в офис поработать, – он погладил руками фиалки в вазочке, словно смущаясь своего признания.

– Так что Люся? – Лялька поспешила сменить тему.

– Люся процветает. Она же технолог по производству женской одежды. У нее дом моды, фабрика, сеть магазинов. Дочери с ней в связке. Они, если помнишь, с детства проявляли тягу к прекрасному – лепили, рисовали. Нона в Швейцарии замужем. Муж и она занимаются производством аксессуаров. А Верочка здесь, в Москве. У них с мужем ювелирная мастерская. Так что они все – бизнес-партнеры. У нас четверо внуков.

– Что, дедушка от «золота партии» внучкам придарил? – Лялька о внуках пропустила, а о личном – не удержалась. Как не пнуть того, кто вынашивал планы так покуситься на ее, лялькину, судьбу.

– Узнаю тебя! Не злись, а то я пожалею, что все рассказал. Что было, то было, и быльем поросло. Никиту Тимофеевича десять лет назад похоронили. Ты же знаешь, о покойниках… – сказал он примиряюще.

– Ладно, ладно. Это я не удержалась. А с Люсей-то почему развод и девичья фамилия?

– Ты же умная, – он обезоруживающе улыбнулся. – Если бы в свое время не борьба за одного мужчину, за меня, вы бы поладили. Я чувствовал это. Люся вовремя занялась своей жизнью. Многие жены оседают, если мужья, папы базис создали. Шоппинг, тусовки, домашняя обслуга, дворники, водители, садовники, а реального дела, творческого или производственного процесса нет, реализации амбиций нет. Амбиции есть, воли, готовности действовать нет, а Люся – исключение. Кстати, она замужем.

«Да он ею гордится», – с удивлением обнаружила Лялька.

– Вот как? – произнесла она вслух. Люся была на пару лет ее старше. Да и потом, у нее, Ляльки, в Славногорске столько подруг незамужних, а здесь и первый муж нормальный, и семья, и деньги, и второй брак?

– Счастлива? – спросила она.

– Вроде да – он на десять лет младше. Они в гражданском браке, он – классный менеджер. Без него Люся так бы не процветала, – произнес он абсолютно спокойно.

«Цивилизованный развод», – подумала Лялька.

– Прости, а кто был инициатором развода? – в ней проснулся азарт следователя.

– Да мы как-то разошлись по жизни раньше, чем развод оформили. Кстати, предложил я, ее нужно было отпустить на волю.

– Ну и кто она? – Лялька с подтекстом насмешливо посмотрела ему в глаза, ожидая, что же сейчас произойдет: он либо смутится, засуетится, либо расплывется от чувства собственного достоинства и довольства. «Или-или» не случилось – он испытывал все чувства одновременно.

– Варвара – актриса, молодая, ей – тридцать три.

Лялька ойкнула про себя, произвела быстро арифметический подсчет: так на 30 лет моложе.

– У нас трехлетний сын, – продолжил он.

Она изо всех сил старалась контролировать свой голос и реакцию – впервые, после того, как они встретились.

– Такое бывает… Олег Табаков… – начала она мямлить, понимая, что он-то и младше Табакова, и у Табакова разница в возрасте с его молодой женой чуть ли не сорок лет. «Утешила»…

Он сделал вид, что не заметил ее замешательства:

– Я вас познакомлю, она талантливая.

– А как сына назвали?

– Никита.

– В честь первого тестя? – не удержалась Лялька.

– Нет, она – Варвара Никитична. Не язви, прошу тебя. Я хорошо помню, как искусно ты это делала, а, возможно, еще и усовершенствовалась. Такой изысканной женщине даже изысканная колкость не к лицу.

Лялька его услышала – он запросил пощады. За такой комплимент, как «изысканная женщина», она должна быть милосердной.

– Хорошо, а что у нас по программе? – она решила сменить тему.

– Дней пять ты же побудешь в Москве? – в его голосе прозвучала нотка искренней надежды.

– Да, три полных дня, считая с завтрашнего, я могу. Если, конечно, программа будет интересная, – она словно проверяла меру дозволенности, кокетничала.

– Есть два комсомольских мероприятия, думаю, что тебе будет интересно. В Кремлевском дворце съездов концерт, встреча разных поколений комсомольцев страны, а на следующий день для более закрытого круга – бывших первых секретарей крайкомов, обкомов, секретарей и работников ЦК комсомола что-то типа приема, товарищеского ужина. А в остальное время вели, чего пожелаешь. Кстати, где тебе будет удобнее жить: в нашем с Варварой доме – сорок минут от МКАДа, или в отеле здесь, в центре. Готовы оба варианта. Машина у тебя будет по первому требованию.

– Давай лучше в отеле. Ты же знаешь, лучше недообщаться, чем переобщаться. Да и потом, мы еще не встретились с Варварой – мало ли… Зачем тебе себя контролировать двадцать четыре часа в сутки? Возраст уже не тот, себя поберечь надо. Да шучу я, расслабься, но про отель – серьезно.

Они давно уже сидели в уютных мягких креслах в примыкающей к кабинету комнате отдыха. Он предупредил Юру, что его нет для внешнего мира, отложил все телефоны. На столике уже давно появилась изящная закуска, им уже пару раз подавали вкусный кофе. Лялька сидела, обложенная книгами, фотоальбомами, рядом лежал айпад с презентациями его будущих проектов. Выяснилось, что у него с добрый десяток крупных объектов коммерческой недвижимости в Москве и области, еще своя строительная компания, дворец для приемов и еще много чего. Он опекает детский дом и пансионат для престарелых из числа творческой интеллигенции. И… это ее поначалу удивило… финансирует драматический театр, и даже спонсирует театральный фестиваль. «Ну да, Варвара же актриса!» – она вовремя спохватилась и не задала вопросов с колким подтекстом. «Как он выстроил свою бизнес-империю?» Конечно, ей хотелось узнать, но наученная опытом общения со своими клиентами, она предпочла просто слушать. В глубине подсознания вертелся вопрос: зачем ему понадобился ее приезд вообще и именно сейчас, в частности. Каждый новый поворот их беседы она невольно прогоняла через призму этого вопроса. Ответа пока не было.

В кабинете раздались чьи-то шаги, и он недовольно повернулся в сторону открытой двери, на лице недовольство: «Я же предупредил!» В комнату впорхнула молодая женщина и сразу же, с порога, упреждая хорошо читаемую на его лице реакцию, прощебетала:

– Котик (а звали его к жизни Константин Николаевич), не сердись, я оказалась рядом! Ну не удержалась! – и она с быстротой пантеры плюхнулась в его же кресло – оно было достаточно вместительным, и чмокнула в щечку. Он растаял, хотя продолжал «держать» лицо.

– Мы же договорились, и ты знаешь – я этого не люблю.

– Да представь нас, наконец, – пришла ей на помощь Лялька.

– Я знаю, вы – Елена Витальевна. Котик вас ждал, – она уже вложила свою маленькую ладошку в его руку и тесно прижалась, почти улеглась боком на, судя по всему, смирившегося Котика.

– А это, как ты поняла, и есть Варвара, – и Лялька услышала в его голосе какую-то новую тональность.

– Котик, пусть мне тоже кофе принесут, со сливками, как я люблю, и она принялась вбрасывать в себя маленькие тарталетки. – Ух, я и проголодалась же.

Лялька с любопытством следила за мизансценой. Варвара оказалась хорошенькой, чуть ниже среднего, ладно скроенной, молодой, сексапильной женщиной в обтягивающих джинсиках и свитерочке, с прямыми до плеч густыми волосами и красивым бюстом. Жгучая брюнетка с выразительными карими глазами и носиком с легкой горбинкой, пожалуй, чуть великоватой для ее личика. «Каркуша», – подумала Лялька. Уж больно Варвара напоминала своим носиком-клювиком, своей живость и мастью персонаж из телепередачи «Спокойной ночи, малыши!» С первой минуты Ляльку резанул ее капризно-повелительный, слегка манерный тон в общении с Котиком – так любимые дочки нередко общаются со своими отцами. Ей претила искусственность и нарочитость, и ее, лялькино, кокетство с мужчинами всегда было, скорее, интеллектуального формата. Она чуть-чуть морщилась, когда видела театральное трюкачество дам, но, с другой стороны, просто поражалась, как, благодаря всем этим, с ее точки зрения, примитивным штучкам, хорошо владеющие этой техникой дамочки, обретали власть даже над очень умными представителями сильного пола. Природу этого феномена она до сих пор постичь так и не смогла, да и давно перестала по этому поводу заморачиваться. И сейчас она просто наблюдала, стараясь сохранять на лице благожелательное выражение. Но, Боже мой, как же хорошо он ее чувствовал. Неужели слегка взлетевшая вверх бровь выдала ее удивление? Он пояснил: