Текст книги "Другая сказка"

Святослав встрепенулся.

– Мы хотели сами принять это решение, заранее подготовить ее к замужеству и сообщить о ее миссии, уготованной ей еще несколько веков назад, а не вот так сразу замуж выдавать. Что люди скажут? Какой позор!

Домна стукнула злобно кулаком по сундуку, отчего Святослав вздрогнул.

– Сегодня твоя дочь едва не погибла! Русалки уже открыли ворота и тащили ее за пятки в лес, и, если бы не я и Владимир, одним Богам известно, что могло бы произойти! Да я уверена, что ты представляешь, что произошло бы, если бы Мирославу забрали в свой мир русалки. Тогда Валири стала бы непобедимой. Ты понимаешь, о чем я говорю?

Святослав осел на стуле, обреченно уронив голову. Чувствуя себя виноватым, он сидел напротив Домны, понимая, что правда на ее стороне, и спорить здесь смысла нет.

– Домна, прошу лишь об одном, дай мне сообщить об этом дочери самому. Не делай из меня изверга, который бросил ребенка, своего единственного ребенка!

Домна поджала губы, переводя взгляд на Владимира, который стоял все это время в стороне.

– Ступай к отцу, сообщи новость. Мы со Святославом поговорим с глазу на глаз.

Юноша неуверенно кивнул и вышел из комнаты, а затем и из дома, оставив людей наедине.

Домна стучала пальцами по сундуку, обдумывая сказанное Святославом. Она понимала, что для Миры станет ударом утром услышать о том, что она проснулась невестой, и в этот же день выйдет замуж, да еще и за друга, которого она никогда не рассматривала как жениха. Да и кого она вообще воспринимала серьезно? Никого. Если Мира услышит эту новость от отца, она сможет выплеснуть первые отрицательные эмоции на него, а если новость сообщит Домна, то Мирослава станет держать весь гнев в себе, чего допустить никак нельзя, ведь отрицательные эмоции, хранящиеся внутри, мгновенно гниют и выбаливают, принося страдания как телу, так и душе.

– Хорошо, Владимир. Сообщишь эту весть ей сам завтра, как проснется. Оставайся на ночь здесь, я подготовлю тебе место в хлеву. Другого предложить не могу, прости, моя хата не предназначена для ночевок других людей.

– Не беспокойся, Домна. Я схожу к Марье, нельзя ее одну оставлять, а к рассвету вернусь и сообщу Мирославе обо всем.

Домна молча кивнула. Спать она сегодня не ляжет. Будет сторожить сон и покой той, что станет великим спасением всех жителей, которые так намучались, так настрадались от зла, совершенного нечистой силой.

– Останься здесь, пока я схожу к одной женщине. Ее дочь сегодня русалки потопили, утащили на самое дно реки нашей. Надо бы успокоить несчастную.

Святослав ахнул, приложив руку ко рту.

– Неужто прямо сегодня? Кого же они смогли погубить?

– Нашу Гиту, – ответила Домна, роняя слезу, но тут же стирая мокрую дорожку с морщинистой щеки.

Гита была старушке мила с самого детства. Гите, как и Мире, довелось родиться отличной от всех, кто жил здесь, в деревне у дремучего леса. Только Мира была прекрасной, словно дочь самого солнца, а Гита уродилась ее тенью, неказистой и нескладной.

Святослав кивнул, незаметно смахивая слезы.

Выбрали самую слабую из всех. В это лето водные девицы совсем позабыли про страх, ворвавшись так нагло в саму деревню, да еще и чуть ли не забрали жизнь Миры. Беды касались деревушки раз в полгода, и не всегда старания нечисти оправдывались, потому как некоторым удавалось спастись еще до того, как нечистые тянули к жертве свои руки.

Не хотелось отцу терять любимую дочь, поэтому принял он решение, что придет наутро к Домне и с уверенностью скажет Мирославе о том, что она станет супругой Владимира.

В этом юноше Святослав был уверен больше, чем во всех остальных парнях в деревне. С самого детства Владимир был ответственным, решительным мальчиком, которым гордился отец, друг Святослава. Они выросли в соседних домах, их родители дружили, и погибли они все вместе в лесу, когда решили пойти в лес большой компанией, предположив, что с таким количеством людей ни одна нечистая сила совладать не сможет, но у лешего, у хозяина леса, были на эту компанию другие планы. Родителей Святослава он разделил и направил в разные стороны. Мать набрела на стаю волков, которые задрали бедняжку, а отец попал в сети русалок у самого озера Валири. Семье кузнеца Игоря повезло меньше. Они долго ходили вдвоем по лесу и не могли найти дорогу домой, и сколько бы ни звали, сколько бы ни кричали, никто их не слышал. Так и сгинули они в лесу от голода. Нашли их только спустя несколько дней, лежавших рядом друг с другом.

Осиротевшие мальчишки не могли позволить себе долго горевать об утрате, нужно было добывать еду для себя и своих младших сестер и братьев. Так и сдружились они, а теперь, спустя столько лет, породнятся еще больше, ведь уже завтра сын кузнеца Владимир и дочь Святослава, местного охотника, станут отдельной семьей.

Всю ночь каждому, кто ждал завтрашний день, спалось плохо. Домна переживала о состоянии Миры и каждые несколько часов подходила к кровати, чтобы потрогать лоб девушки, но каждый раз убеждаясь, что все в порядке, старушка все равно не могла спокойно уснуть. Владимир после разговора с отцом не смог сомкнуть глаз от мысли, что завтра на него ляжет большая ответственность. С завтрашнего дня жизнь Миры будет на его совести. Марья, пришедшая в себя после долгого нахождения не в уме, так обрадовалась вести, которую принес ей муж, что не могла сидеть на месте. Она принялась доставать наряд для Миры, искать ленты и украшения, чтобы самый важный день в жизни дочери прошел хорошо, а для всех остальных, кто будет на торжестве, Мира была бы самой прекрасной девушкой – всем местным красавицам на зависть. Мать не вспомнила о том, что произошло в ту ночь, когда она приняла свою дочь за нечисть. Марья даже не увидела в отражении лысины, которую сделала своими руками, или просто старалась не замечать, повязав на голову белый платок.

Заря не заставила себя ждать. Солнце подарило земле свои первые лучи, озолотив рожь в поле, обдав деревья с зеленой листвой своей теплотой и лаской. Птицы звонко запели в деревьях, проснувшись вместе со всем миром.

Звонко чирикали воробьи на окне, рядом с которым стояла кровать, где спала Мирослава. Она услышала через стекло, как маленькие серые пташки прыгали по деревянному подоконнику, с любопытством заглядывая в окно. Домна всегда подкармливала их по утрам остатками хлеба или сушеными яблоками, поэтому птицы замерли в ожидании порции завтрака, когда девушка открыла глаза и взглянула на пернатых. Улыбнувшись им, она привстала на локтях, пытаясь вспомнить, что произошло вчера вечером, и почему она спит у матушки Домны, а не у себя в доме. В голове было пусто, как и в желудке, который жалобно скрипнул, словно старая дверь на ржавых петлях, заставляя Миру встать и пойти на кухню, откуда доносился аромат яблочного пирога, который приготовила старушка.

– Матушка, какое утро чудное сегодня! – подойдя к столу, на котором стоял глиняный горшок с парным молоком, тарелка с блинами, небольшая корзинка с яблоками. В центре стола красовался пирог. От него исходил горячий пар, который разносил аромат по всему дому. Домна возилась с банками в стороне у печи, доставая мед.

– Сегодня праздник? – Мира потянулась, припоминая дату, но поняла, что праздника никакого не должно быть, да и день рождения ее только через два дня. Тогда к чему такой богатый стол?

Старушка обернулась, зажмурив один глаз.

– А, проснулась, душенька. Пойди умойся и приходи завтракать. Скоро отец должен подойти.

Мира послушно вышла на улицу, где смогла умыться водой, которую принесла Домна. Что-то в душе неприятно екнуло, когда она увидела родителей, приближающихся к дому старушки. Зачем матушка надела свой любимый сарафан и янтарные бусы? Почему тятя идет в парадной рубахе с вышивкой? За ними шел и Владимир со своим отцом, и они все смотрели на нее, словно что-то ждали, словно знали то, что не знала одна Мира.

Из дома выглянула Домна и позвала девушку. Мира осмотрела гостей и даже не поздоровалась с ними, так как ей стало вдруг страшно, тревожно и тошно.

– Матушка, что все это значит? – войдя в комнату, где ждала ее старушка, спросила Мира. – Мне нехорошо от того, что они так смотрели на меня, что происходит?

– Хватит болтать, надевай рубаху вот эту и жди мать свою, – сухо ответила Домна и вышла из комнаты.

Мира обернулась на кровать, где лежала новая белоснежная рубаха до самых пят. На рукавах у кистей красовалось нежнейшее кружево, ткань была приятна телу, словно прохладный ветер в жаркую погоду. Надев новую вещь, Мира села на кровать, ожидая мать.

Время тянулось бесконечно долго. Мирослава успела придумать себе всякого плохого, что могло случиться, и почему все так странно себя ведут. Все, включая Домну, которая никогда не таила ничего от Миры.

– Доченька, – позвала тихо Марья, войдя в комнату.

Мирослава встала с кровати, приложив руку к сердцу, которое готово было вырваться из груди. Волнение разнесло жгучую кровь по всему телу, вызывая мелкую дрожь. Мать держала в руке свой любимый гребень, а в другой руке были две ленты белого цвета. Мира схватилась за локти, сдерживая страшное желание сбежать от разговора, почему-то ей казалось, что он не сулит ничего хорошего.

– Матушка, зачем все это? Что происходит?

В комнату вошел Святослав. Он грустно взглянул на растерянную дочь и тут же увел взгляд от пронзительных голубых глаз ее, влажных от накатившихся слез.

– Тятя, прошу! – Мирослава словно в одно мгновение осиротела, понимая, что родители пришли совершить что-то против ее воли. Слезы полились по щекам, падая на дощатый пол.

– Мирослава, – снова позвала матушка ласковым, но слегка дрожащим голосом. – Сегодня ты станешь супругой Владимира. Сегодня ваша свадьба состоится. Нужно собраться, подойди ко мне, я расплету тебе косу и заплету новые.

Мира отступила на шаг, округлив от ужаса глаза. Она не представляла себя в роли чей-то супруги, а женой Владимира становиться ей и вовсе не хотелось. Как можно против воли, по чьей-то прихоти выходить за того, кто сердцу не мил?

– Матушка! – взмолилась девушка. – Тятя, прошу, неужели вы отдадите меня тому, кто мне годится разве что в братья, а как супруг никогда не станет близок сердцу! Нет, я не верю, это какой-то страшный сон, этого не могло произойти со мной, вы бы никогда так не поступили, я не верю, нет!

Мира схватилась за волосы, отходя к окну, за которым сидел черный ворон. Он наблюдал за картиной, которая развернулась в комнате, видел, как сопротивляется девушка тому, что должно случиться. Но разве птица могла что-то сделать?

Мать Мирославы не выдержала слез дочери и бросилась к Святославу на шею, зарыдав так горестно, что отец и сам не смог удержать слез. Сердце его разрывалось на части от слез его любимых и близких людей, но решение было принято, и кто-то из них должен был взять себя в руки.

– Марья, – твердо взяв за плечи женщину, произнес мужчина. – Пусть успокоится, и мы придем к ней снова. Дай ей немного времени привыкнуть к мысли о том, что она невеста Владимира. Дай ей смириться…

Марья вытерла слезы платком и кивнула, соглашаясь с мужем. Она обернулась на свое дитя и мягко улыбнулась, отчего сердце ее предательски сжалось.

– Я приду позже, и мы заплетем тебе косы, хорошо? Пока успокойся и свыкнись с мыслью о замужестве.

С этими словами Марья вышла из комнаты, оставив обескураженную девушку в одиночестве.

Ноги не хотели держать перенапряженное тело. Мирослава качнулась и рухнула на кровать. Она смотрела в одну точку на полу и не могла уложить мысли в голове. Все смешалось, запуталось, и единственное, что ей хотелось сейчас сделать, это найти выход из лабиринта, где на каждом повороте поджидала опасность. Мира знала, что не выйдет ни за что за Владимира и не станет матерью их детей. Она не для этого была рождена, сердце буквально кричало об этом. Но как же сбежать, когда в доме полно людей? И если удастся бежать, куда ей идти? Дома ее найдут сразу, тут даже не нужно было думать о чуде. Хотя как раз таки на чудо и надеялась Мирослава сейчас.

Она закрыла ладошками глаза. Хотелось выплакать все слезы и умереть, лишь бы не жить чужой жизнью, по чужой указке, но стук в окне сбил ее с настроя. Она взглянула на окно, за которым был ворон. Он прыгал по раме, подлетал на месте и бился в окно, да так громко, что казалось, сейчас сбегутся все, кто есть в этом доме.

Мира подошла к окну и поднесла палец к губам, призывая пернатого вести себя тише. Ей хотелось немного побыть в тишине, но ворон не думал слушать, он продолжал скакать и бить клювом по стеклу.

– Тише, – открыв окно, попросила Мира, протянув руку к птице. Вблизи он казался крупнее, чем когда сидел на дереве или на заборе. Ворон даже не шелохнулся, когда девушка принялась осторожно гладить перья на его шее. Он смотрел на нее своими голубыми глазами, и Мира тут же вспомнила, как в лесу во время разговора с птицей нашла цветок папоротника, а затем вспомнила и о своем желании, которое загадала прямо тут, под окном у яблони.

– Неужели ты спасешь меня, ворон? – шепнула Мира. – Куда же мне идти?

Ворон обернулся и посмотрел на возвышающиеся ели за забором. Мира проследила за его взглядом, и ее словно окатило водой.

– Ты прав, – решительно шепнула она. – Медлить нельзя. Все равно погибать в быту, так лучше погибну в лесу. Пусть волки съедят, пусть умру от голода, но не вот так проживу свою жизнь.

Ворон перелетел с окна на забор, откуда наблюдал, как девушка выбралась в одной рубахе и, пригнувшись, пробежала мимо окон, где толпились ее родители и Владимир. Пернатый стал кружить над головой девушки, привлекая внимание на себя. Мирослава оглянулась на птицу и увидела, как она летает уже на другой стороне забора, где не было одной перегородки. Мира с легкостью могла бы протиснуться в такой проем.

– Ты молодец, ворон! – воодушевленно шепнула Мира, пробираясь между досок. – Куда же теперь бежать? На улице самый разгар дня, меня в таком виде точно приметят.

Ворон будто этого и ждал. Он полетел на уровне головы Миры, показывая ей дорогу вдоль высокого забора, за которым было то, о чем девушка мечтала, кажется, с рождения. Свобода. Пробежав вдоль массивных бревен в течение нескольких минут, Мира увидела что-то наподобие подкопа. Она упала перед влажной землей на колени и начала активно выгребать из-под забора рыхлую массу. Сейчас ей не приходило в голову вопросов о том, кому понадобилось делать подкоп и почему именно здесь?

Земля поддавалась легко, но времени было потрачено слишком много. Мира услышала, как ее кличет отец. Они обнаружили пропажу. Нужно было торопиться. Ворон сидел на заборе, нервно прыгая с лапы на лапу, словно нервничал вместе с девушкой. Ему было видно с высокого бревна всю деревню. Он видел, как Святослав вместе с Владимиром ходят по площади и останавливают людей, спрашивая у них что-то. Было ясно, что они узнавали, не видел ли кто Мирославу. Благо рыжеволосая никому не попалась на глаза.

– Ну же, ну! – отчаянно пыхтела Мира, выгребая землю. – Еще немного, еще!

Мира выгребла почти всю землю и благодарила Богов за то, что она уродилась худой, и с легкостью перекатилась на другую сторону. На сторону свободы.

Оказавшись спиной на земле, Мира со слезами на глазах взглянула на небо, которое поприветствовало ее безоблачностью, чистотой и безмятежностью. Только тревога в сердце не унималась. Нужно было бежать.

Ворон взмыл в небо, призывая Миру последовать за ним, что девушка и сделала. По высокой траве она бежала словно ветер, коса ее огненная подлетала, не цеплялась за траву, будто бы понимая, что сейчас нельзя медлить, нужно лишь бежать вперед, навстречу свободе, навстречу смерти. Мирославе вдруг захотелось упасть и разрыдаться от досады, ведь она потеряла все, что у нее было. Она потеряла родителей, а если быть точнее, то это они вынудили ее отказаться от них, пойдя против воли дочери. Потеряла Мира и Домну, свою близкую подругу, которую считала родным человеком. Владимира тоже потеряла и в душе злилась на него, ведь он знал, что между ними нельзя было даже представить брака, но он по какой-то неведанной для Мирославы причине пошел на этот шаг. Возможно, на него повлияли родители, но ведь они даже не предупредили свою дочь о том, что роковой день так скоро настанет. Кто знает, может быть, девушка смирилась бы и свыклась с мыслью о том, что это неизбежно, но сейчас… Сейчас все вышло так, как вышло. Мира бежала без оглядки из дома прямиком в лес, в лапы нечистым силам, как высказалась бы Домна.

Дыхание сбилось, вызывая в горле жгучую боль, ноги дрожали, а глаза застилала слезная пелена, но останавливаться не хотелось. Мирослава ощущала, что на пятки наступают, дышат в затылок предатели.

Ворон скрылся среди деревьев в лесу, и девушка вскоре тоже пробежала мимо первых величавых елей вглубь леса. Сначала рыжеволосая бежала по тропе, но потом свернула, чтобы запутаться как следует, чтобы ее никто не смог найти.

В лесу стояла глубокая тишина, настолько обволакивающая, что Мире казалось ее сбившееся дыхание слишком громким. А ее сердцебиение словно отражалось эхом в лесной чаще. От переизбытка эмоций кружилась голова, но Мирослава продолжала бежать, периодически останавливаясь, чтобы сделать передышку.

Она не смотрела по сторонам, не замечала, как из кустов за ней наблюдал длинноногий и рогатый лось, не видела, как зайцы от испуга удирали в другую сторону, когда девушка пробегала мимо. Мира не замечала, как все глубже уходит в лес, как он становится все непроходимее, как воздух становится легче, чище и головокружительнее. Лишь когда босая ее нога вступила во что-то мокрое и провалилась по колено, девушка остановилась, ощущая, как пот стекает струйками по вискам, как сердце колет от напряжения, как ноги гудят, гоняя кровь, как в горле пересохло.

Вытащив ногу из болотной трясины, Мира осмотрелась. Вокруг болото, и она совершенно не понимала, откуда бежала. Рядом лежало дерево, на которое Мирослава села, чтобы отдышаться. Когда дыхание пришло в норму, а сердце перестало колотиться в горле, девушка встала, с вызовом осмотрев темный лес вокруг.

– Неужели никто не желает погубить меня? – крикнула вдруг она. – Выходите, нечистые, вот вам забава пришла, потешайтесь на здоровье!

Но в ответ была лишь тишина.

– Я так и знала, – прошептала разочарованно Мира. – Все это выдумки для детей, чтобы не ходили в лес и не тонули в болоте, как я сейчас. Вот и сгину тут!

Девушка села на дерево, решив ждать смерти здесь. Она начала разглядывать маленьких светлячков в траве над кочками, они показались ей прекрасными созданиями среди такой местности. И что они здесь забыли? Летели бы на сухой лужок, резвились бы там, кружили сколько угодно. Так бы Мира и поступила, будь она на их месте.

За спиной хрустнула ветка, заставляя каждую клетку организма Миры оцепенеть. Страх настигает лишь тогда, когда встречаешься с опасностью лицом к лицу, и сейчас, когда Мирослава обернулась, она видела вдали силуэты женщин. Их было трое. Из-за тумана над болотом сложно было рассмотреть их одежду, но то, что это были лохмотья, Мира точно видела. На головах этих странных людей возвышались кривые короны, словно ветки деревьев. Руки их были безобразно длинными и худыми с тонкими кривыми пальцами. Они смотрели на нее и тяжело дышали в унисон. От этого их горбатые спины вздымались, а затем женщины вдруг одновременно обернулись на звук, который донесся до ушей и до оцепеневшей от ужаса Мирославы.

В той стороне, откуда послышался громкий звук копыт, стоял всадник, облаченный во все черное. Его голову скрывал большой капюшон, на руках сверкали перстни, а один особенно ярко. Зеленый, крупный, будто свежий лист березы.

Мира встрепенулась, поморгала, пытаясь прийти в себя, очнуться ото сна, но это была явь. Три кривые фигуры и всадник стояли недалеко от нее взаправду. Хотелось бежать, но ноги утопали в трясине.

Мира не успела произнести и звука, как три кривые фигуры приблизились к ней и потянулись своими безобразными ртами с желтыми зубами, словно заячьими по своему виду. Фигуры истошно кричали, отчего Мире стало дурно, ее будто бы парализовало от страха, а после жгучего укола, который подарила ей одна из страшных существ, все перед глазами поплыло, звуки слились в одну волну, накрывшую ее сознание черной пеленой. Последнее, что услышала Мира, это крик женщин, властный голос мужчины, который произнес фразу на странном языке, и прикосновения прохладных рук к месту, куда пришелся удар отравленной иглы.