Текст книги "Джейкоб Генри Шифф. Гений финансового мира и главный спонсор русских революций"

Глава 14

Характер Шиффа как гражданина принявшей его страны сформировался до начала массовой иммиграции в конце XIX – начале XX в. Шифф считал, что все иностранцы, приезжающие в Соединенные Штаты, обязаны немедленно выучить язык, законы и обычаи страны и принять их как свои собственные. Его философия гражданственности противоречила позднейшей философии, которая не только допускала, но даже поощряла сохранение языков и культур отдельных групп и до некоторой степени оправдывала горькое замечание Теодора Рузвельта о том, что в дни суровых испытаний жители Соединенных Штатов обязаны быть американцами, а не обитателями пансиона для полиглотов.

Из-за своих взглядов Шифф четко разграничивал те еврейские проекты, которые он считал необходимым поддерживать постоянно, и те, которые он не поддерживал из-за того, что они подразумевали сепаратизм, который он считал неуместным. Поэтому, когда его попросили внести средства на изготовление знамени для евреев – ветеранов испано-американской войны, он отказался на том основании, что «мы все американцы, особенно те, кто сражался под флагом Америки, и я не склонен делить нас на классы».

Такую же позицию он занял, получив просьбу помочь евреям после наводнения в Джонстауне. 7 июня 1889 г. он написал: «Получил ваше письмо от 4-го числа текущего месяца. Едва ли мне нужно уверять вас в том, как я сочувствую вам в вашем несчастье. Как вам, наверное, уже известно, жители Нью-Йорка сформировали комитет помощи, в который вхожу и я. Представители всех классов общества делают щедрые пожертвования пострадавшим. Все вопросы веры или национальности должны исчезнуть перед лицом такого бедствия, и, точно так же, как в приеме пожертвований нет никакой дискриминации, поскольку равно щедрые взносы делают христианские храмы и синагоги, католики, протестанты и иудеи – так и, я уверен, не должно быть дискриминации со стороны тех, кто распределяет полученную помощь… Позже, если вам потребуется содействие при воссоздании синагоги или других учреждений, которые могли пострадать от наводнения, можете рассчитывать на меня и на наших единоверцев, ибо мы придем к вам на помощь».

Он не возражал, когда ему предложили вступить в Объединенное еврейское сообщество («Кехилла»), в Нью-Йорке, и причину изложил в письме от 22 марта 1908 г.: «Насколько я понял, Объединенное еврейское сообщество будет почти исключительно заниматься внутренними делами еврейского населения Нью-Йорка, о которых необходимо позаботиться, как то: распространением еврейского образования, сохранением нравственных традиций и сходными задачами, которые до сих пор решались достаточно разрозненно и стихийно. Возможно, возникнут и другие, пусть даже нечастые, поводы, по которым еврейскому населению Нью-Йорка лучше иметь единый представительный орган, а не разрозненные, неконтролируемые отделения, которые, как уже было неоднократно доказано, способны причинить большой вред».

По данному вопросу он часто консультировался с Дж. Л. Магнесом, душой организации, и, в силу своей проницательности, 3 марта 1909 г., изложил условия, которые считал необходимыми для того, чтобы организацию использовали в политических целях: «Лично я не хотел бы иметь ничего общего с Объединенным еврейским сообществом в том случае, если не будет выполнено следующее условие: неграждане Америки не могут становиться руководителями или членами исполнительного комитета. Далее, считаю необходимым строго придерживаться решения отборочного комитета, согласно которому членом исполнительного комитета не может становиться лицо, занимающее ту или иную политическую должность; иначе весьма вероятно, что рано или поздно членство в исполкоме будет использоваться для наживания политического капитала».

Шифф радовался назначению Оскара Штрауса в кабинет Рузвельта, и 25 октября 1906 г. писал Уильяму Лёбу, секретарю президента: «Какое совпадение, что объявление о грядущем назначении мистера Штрауса в кабинет было получено одновременно с телеграммой из Парижа о том, что генерал Пикар, отважный защитник капитана Дрейфуса, назначен военным министром!»

Особенно его порадовали отклики на назначение Штрауса в зарубежных странах. Он писал И. Зангвиллу: «Грядущее назначение Оскара Штрауса в кабинет президента было весьма благоприятно воспринято как евреями, так и неевреями. Мне уже довольно давно было известно о намерении президента, и я радуюсь тому нравственному воздействию, какое окажет это назначение на положение евреев во всем мире».

Исидору Штраусу он писал: «Примерно пять недель назад мы были в Вашингтоне и ужинали с Вашим братом Оскаром, когда увиделись с президентом и миссис Рузвельт. По-моему, Оскар теперь в своей стихии и задолго до того, как покинет службу, успеет завоевать себе доброе имя. Какую замечательную он сделал карьеру! Теперь Вы по праву можете гордиться, поскольку именно Вы в большой степени сделали его тем, кем он стал. Президент говорил мне, какую привязанность он испытывает к Оскару…»

Ходили слухи, которые позже повторил в своей книге Саймон Вулф, что якобы своим назначением Штраус был обязан вмешательству Шиффа. Эти слухи Шифф развенчал в письме Вулфу из Бар-Харбора от 30 августа 1918 г.: «Читая Вашу книгу «Президент, которого я знал», которую я считаю чрезвычайно интересной, я нашел на странице 237 утверждение, что якобы несколько лет назад на банкете в отеле «Астор» Оскар Штраус сидел по одну сторону от полковника Рузвельта, а я – по другую… Будто бы позже я в своей речи упомянул о том, что именно я предложил назначить мистера Штрауса на этот высокий пост.

Спешу исправить ошибку или недоразумение, связанное с данным событием в отеле «Астор». Я совершенно уверен, что не делал и не мог сделать того заявления, какое приписывается мне в Вашей книге, просто потому, что оно не соответствует действительности. Выбор м-ра Штрауса в кабинет президента, насколько мне известно, произошел всецело по инициативе тогдашнего президента Рузвельта. Однажды, когда я был у него в Белом доме, он удостоил меня высокого доверия, сообщив, что намерен назначить мистера Штрауса в свой кабинет. Я вполне уверен, что идея зародилась всецело в его голове.

Не знаю, что можно сделать, чтобы исправить ошибку в Вашей книге, но, во всяком случае, я счел необходимым привлечь к ней Ваше внимание».

В целом он испытывал личную гордость, когда какой-либо еврей занимал высокий государственный пост. Когда Луи Д. Брэндайс был выдвинут президентом в Верховный суд, Шифф 7 февраля 1916 г. писал Томасу У. Грегори, генеральному прокурору: «Народу, из которого произошли мы с м-ром Брэндайсом и который составляет значительный процент населения нашей страны, особенно отрадно, что президент назначил одного из наших самых видных единоверцев в Верховный суд Соединенных Штатов… Не сомневаюсь, что сенат вскоре утвердит назначение м-ра Брэндайса».

Его верность своей религии и своим единоверцам, а также осознание того, что евреи часто подвергались дискриминации именно по причине их обособленности и положения национального меньшинства, заставляли Шиффа уделять много времени и сил защите прав евреев. Его личный интерес к иудаизму во многом был основан на религии. Он неоднократно заявлял, что он «еврей не по национальности, а по вере». Тем не менее он близко к сердцу принимал те обвинения, которые выдвигались против евреев в целом.

В 1891 г. он писал: если эти обвинения «докажут, он последний будет защищать их; ибо я всегда считал, что плохой еврей заслуживает наказания вдвойне, ибо он уничтожает не только собственное доброе имя, он позорит имя всего народа». Он с гордостью относился к наследию, полученному евреями, и считал своим долгом сохранить это наследие и передать его потомкам. Он заботился о том, чтобы евреи поддерживали и культивировали свою обособленную веру и литературу, без ущерба для их положения граждан Америки или других стран.

В 1908 г., когда комиссар полиции Теодор А. Бингэм в «Норс Америкен Ревью» выступил с утверждением, что среди нью-йоркских евреев чрезвычайно высок уровень преступности, Шифф тут же во всеуслышание заявил о том, что не верит этому утверждению. Когда комиссар Бингэм отозвал обвинения, Шифф послал ему записку, в которой хвалил «мужественное признание своих ошибок».

Его очень обеспокоило дело Лео Франка, обвиненного в убийстве, которого он не совершал. Шифф обращался к ряду своих друзей и к губернатору Джорджии, что показывает, как внимательно он изучал материалы дела и как глубоко был в нем заинтересован:

«23 ноября 1914 г.

Милтону Смиту,

Президенту железнодорожной компании «Луисвилл и Нэшвилл»,

Луисвилл (Кентукки)

Уважаемый мистер Смит!

Вы, несомненно, слышали и читали о деле Франка, которое рассматривается в Атланте (Джорджия). Многие мои здешние друзья, в том числе несколько видных адвокатов, которые внимательнейшим образом следили за ходом дела и изучали представленные доказательства, искренне сомневаются в том, что Франк совершил убийство, в котором его обвиняют… однако несмотря на то, что предпринимались неоднократные попытки пересмотра дела, они не окончились успехом и приговоренному грозит смертная казнь, если Верховный суд Соединенных Штатов, в который подана апелляция, не отменит приговор и не распорядится о пересмотре дела. (После того как письмо было продиктовано, апелляцию отклонили.)

Насколько я понимаю, существуют серьезные сомнения относительно позиции Верховного суда; вполне может быть, что произойдет то, что позже квалифицируют как вынесение смертного приговора невиновному, если Франк не будет помилован главой исполнительной власти, ради чего уже сейчас предпринимаются серьезные усилия. Прошение о помиловании можно направить как губернатору Джорджии Слейтону, так и избранному губернатору Макгаррису.

Я знаю, что Вы располагаете обширными связями и влиянием во всей Джорджии. По просьбе друзей, которые советовались со мной, я обещал связаться с Вами в надежде, что Вы употребите свое влияние для получения помилования приговоренному…

Серьезно прошу Вас, не только в знак дружбы ко мне, но и потому, что в деле, в котором такую большую роль сыграли публичные выступления и предубеждение, не должна применяться крайняя мера наказания, ибо всегда существует вероятность того, что публичные выступления и предубеждение повлияли не только на присяжных, которые рассматривали дело, но и косвенным образом на судей, которые выносили приговор. Когда вынесут смертный приговор, будет уже поздно, если впоследствии окажется, что… обвиняемый не совершал преступления, за которое его осудили.

Поэтому я очень надеюсь, что Вы… пойдете навстречу тем, кто хочет просить о помиловании для Франка; уверен, благодарность, которую Вы получите, если поможете спасти… невинного человека, станет Вам лучшей наградой.

Искренне Ваш,

Джейкоб Г. Шифф».

[Телеграмма]

«Его превосходительству Джону М. Слейтону,

Губернатору Джорджии

…прошу Всевышнего даровать Вам мужество, необходимое для противодействия шумным возмущениям и страстям. Пожалуйста, помните, что на Вас смотрит не только вся Джорджия, но и вся страна.

Джейкоб Г. Шифф».

После того как Слейтон решил дело благоприятно, в пользу Франка (хотя бедного Франка позже линчевала толпа), Шифф телеграфировал:

«21 июня 1915 г.

…Ваш мужественный поступок вызовет одобрение всех верно мыслящих граждан Вашего штата и всей страны».

Шифф был сторонником либерального подхода к иммиграции в Соединенные Штаты. Во время своих многочисленных визитов в разные части страны он видел, как слабо они заселены и сколько человеческих сил требуется для обработки земли – а сельское хозяйство он считал основой американской экономики.

Он возражал против экзамена на грамотность на том основании, что достоинства и характер не определяются умением человека читать и писать и что, если в Европе есть отсталые страны, которые не могут себе позволить дать своим гражданам образование, это не должно препятствовать их въезду в Соединенные Штаты. Таких же взглядов придерживались по меньшей мере три президента США, которые накладывали вето на законопроекты, предусматривающие подобные экзамены на грамотность для иммигрантов. Одно из ранних свидетельств мнения Шиффа по данному вопросу можно найти в письме, адресованном президенту Б. Гаррисону от 9 марта 1892 г.: «Позвольте обратиться к Вам по вопросу, над которым Вы, как мне известно, долго размышляли и который не только близок моей душе, но доставляет большую и постоянную заботу представителям моего народа… Я имею в виду вопрос иммиграции и законов о въезде в нашу страну. Внимательно изучив недавние публичные высказывания по данному вопросу руководителей министерства финансов, а также слушания в конгрессе, которые окончились созданием специальной комиссии под председательством сенатора Чендлера, и связав эти высказывания с позицией, какую до сих пор занимал сенатор Чендлер, я боюсь, что будут приняты поправки к существующим законам, которые воздвигнут многочисленные серьезные препятствия на пути иммигрантов, прибывающих в нашу страну.

Не стану докучать Вам доводами о том, каким неамериканским по сути является желание оттолкнуть тех, кто, вследствие нетерпимого отношения на родине, стремится к нашим берегам, где надеется обрести новый дом и новое занятие и чьи потомки несомненно станут такой же неотъемлемой частью нашего населения, как и большинство, которое предшествовало им… Нынешние иммигранты следуют примеру отцов-пилигримов, воодушевленные той же мыслью, которая толкала последних плыть в Западное полушарие и везти сюда терпимость, отрицание которой в их родной стране привело к истреблению нашего народа.

Однако позвольте напомнить, что поправки к существующим законам вызовут несправедливые и великие трудности. Закон не может иметь своей целью не впускать в нашу страну тех выходцев из других стран, кто, не обладая богатством или даже какими-либо средствами, привозит с собой сильные руки или острый ум, надеясь с их помощью найти поддержку и прокормить самих себя и свои семьи; так же будет несправедливо и бесчеловечно запрещать въезд целой семье или разделять ее, потому что кто-то из ее членов, как то бывает довольно часто, окажется не способным зарабатывать себе на хлеб.

Хотя мои замечания относятся равным образом к иммигрантам из всех стран и к представителям всех национальностей, признаю, что моим особым сочувствием пользуются мои соплеменники, которые прибывают в нашу страну при исключительных обстоятельствах, так наглядно описанных в докладе особых уполномоченных, недавно вернувшихся из Европы, куда они были посланы министерством финансов для изучения причин, порождающих постоянный поток беженцев в нашу страну.

Никто из иммигрантов, на которых я ссылаюсь, до сих пор не стал обузой для сообществ, в которых они обосновались, и евреи в Соединенных Штатах пока не жалуются, что бремя новых иммигрантов для них невыносимо. Наоборот, все признают, что производители во всех областях получили мощный стимул благодаря притоку рабочей силы в лице этих иммигрантов и заброшенные фермы в наших восточных штатах растут в цене всякий раз, как эти скромные и изобретательные люди оседают там, что в последнее время особенно характерно для Нью-Джерси и Коннектикута.

Честно ли и справедливо ли теперь воздвигать препятствия на пути несчастных людей, единственно из-за требования горстки демагогов, которые еще не так давно сами искали гостеприимства в нашей стране, или из-за несчастных и во многом преувеличенных вспышек болезней на одном корабле, перевозящем эмигрантов, в чем можно винить кого угодно, но только не самих эмигрантов?

Мы, евреи, которые так пылко любим принявшую нас страну, никогда не недооценивали своих возможностей и не пренебрегали нашими обязанностями по отношению к нашей стране… Во время нынешнего кризиса мы, не колеблясь, настаиваем на том, что до тех пор, пока опасность распространения болезни не исчезнет, эмиграцию следует свести к минимуму. Как не выступаем мы поборниками того, чтобы Соединенные Штаты принимали тех, кто, по справедливому и разумному суждению, не способен себя содержать. Однако трудно поверить, что Ваша администрация одобрит узколобую и антиамериканскую политику, которая оставит свой отпечаток на долгие годы, а в будущем… дискредитирует тех, кто ее принял…

С уважением,

Искренне Ваш,

Джейкоб Г. Шифф».

В другом случае, когда положение евреев в Румынии стало особенно тяжелым, 13 июля 1900 г. Шифф написал об облегчении иммиграции в Соединенные Штаты министру финансов Лайману Дж. Гейджу: «Возможно, Вы слышали о той обстановке, которая сложилась… в Королевстве Румыния. Там, в силу особых законов и правил, существование… иноверцев стало почти невыносимым. Главным образом бесчеловечные законы касаются представителей еврейского населения, которые, как сообщается в докладах, подвергаются гонениям и притеснениям. Почти повторяется положение, которое характеризовало Францию времен гугенотов, Испанию во времена инквизиции и Англию в то время, когда пуритане искали и нашли новый дом на наших берегах. Такое методичное преследование и жестокое притеснение вынуждает большое количество несчастных эмигрировать и искать новую родину в странах, где преобладающий дух просвещения сулит более счастливую жизнь для тех, чье пребывание в стране их происхождения стало невыносимым…

Только что произошло следующее… из 109 румынских еврейских иммигрантов, которые прибыли в наш порт около двух недель назад, 73 человека были задержаны, несмотря на то, что почти обо всех них уполномоченный по иммиграции заявил, что «они физически здоровы, все молодые мужчины среднего класса иммигрантов, хотя, возможно, их положение и выше, и многие из них владеют тем или иным ремеслом».

Решение об их высылке вызвано тем, что эти иммигранты получали некоторую помощь в Европе, чтобы оплатить проезд, хотя большая часть билетов, как было доказано, оплачена из их собственных сбережений и из взятых ссуд. От задержанных иммигрантов требовали доказать, что они не станут бременем для государства, а уполномоченный Соединенных Штатов по иммиграции добавил, что, по его убеждению, если бы бремя доказательства было возложено на противную сторону, значительное число тех, кому отказали во въезде, были бы приняты комиссией по расследованию. Однако в соответствии с параграфом 1 подзаконного акта, принятого 3 марта 1891 г., комиссия, очевидно, решила, что у нее нет другого выхода, кроме как потребовать такое доказательство у самих иммигрантов. Необходимо заметить, что возлагать бремя доказательства на здорового сильного мужчину, который прибыл в нашу страну с целью начать здесь новую жизнь, или, более того, на любого человека, требуя, чтобы он доказал, что не станет бременем для государства, значит требовать невозможного… Эти 73 человека сейчас допущены в страну благодаря ручательству, сделанному мною и другими, что они не станут обузой для нашей страны. Однако, поскольку вероятно, что и другие вновь прибывшие окажутся в таких же условиях, я считаю, что несправедливо требовать ручательства в каждом случае перед тем, как иммигранты будут допущены в страну; осмелюсь предложить, чтобы уполномоченный Соединенных Штатов по иммиграции и комиссия по расследованию внесли поправки в закон в справедливом и либеральном ключе».

Когда в первый срок правления президента Вильсона конгресс принял законопроект об ограничениях, Шифф обратился к Вильсону с просьбой наложить вето на законопроект, основываясь на его известном отношении к данному вопросу. А когда второй законопроект был принят конгрессом следующего созыва, Шифф надеялся, что Вильсон наложит вето и на него – что президент и сделал, – и писал сенатору от штата Нью-Йорк Уодсворту, прося его помочь поддержать вето.

В многочисленных письмах европейским друзьям он отмечал: существует опасность урезания иммиграции, если в странах, откуда прибывают потоки иммигрантов, не позаботятся о том, чтобы в США отправлялись лишь достойные люди. Он постоянно напоминал: в Соединенных Штатах растет беспокойство по поводу растущей иммиграции, причем основная масса иммигрантов оседает в Нью-Йорке. И все же он всегда помогал вновь прибывшим, соблюдая надлежащие меры предосторожности. Так, ему понравилось предложение учредить прямую пароходную линию между Либавой и Нью-Йорком. 7 июля 1904 г. он писал Н. Каценельсону: «Прямая линия… будет весьма выгодна эмигрантам из России, так как, мне кажется, никогда не было никакой реальной причины отправлять этих несчастных… в долгое, утомительное и неудобное путешествие через немецкие и английские порты. С другой стороны, не могу не посоветовать учредить строгий надзор перед посадкой эмигрантов на пароходы, чтобы избежать любого конфликта с американскими иммиграционными законами, которые не только очень строги, но еще и строго подкреплены законами, недвусмысленно запрещающими допуск в страну тех, кто не может обеспечивать свое существование (особенно физическим инвалидам), и, более того, всем, чей проезд был оплачен другими. Игнорировать такие предосторожности – значит вызвать депортацию многих прибывающих и рисковать расположением правительства Соединенных Штатов.

Прилагаю к письму в бандероли копию американских иммиграционных законов и актов, в которых я отметил несколько параграфов, чье строгое соблюдение совершенно необходимо. Возможно, имеет смысл создать специальную комиссию в Либаве, которая будет надзирать за эмиграцией из этого порта и заботиться о том, чтобы она проходила в строгом соответствии с законами Соединенных Штатов».

Барон Морис де Гирш, чьи предки давно уже получили дворянскую грамоту, в основном занимался строительством железных дорог. Начиная с 1881 г. он, обеспокоенный антисемитизмом в России, предпринимал попытки предотвратить гонения и улучшить условия жизни своих соплеменников. По сути, он стремился улучшить положение евреев в России, потому что не предвидел возможности переселения такого большого количества людей на другую почву. Но когда русское правительство объявило о том, что контролировать и распределять полученные средства оно хочет само, Гирш стал думать о том, чтобы найти для русских евреев убежище за пределами России и помочь им начать жизнь в новых странах, куда они вынуждены были бежать. В основном такими странами оказывались Соединенные Штаты Америки и Аргентина.

Оскар С. Штраус и Эндрю Д. Уайт предлагали вниманию барона план переселения евреев в Месопотамию, однако Гирш его отверг, не столько потому, что считал его нереальным, сколько из-за опыта своего общения с турецкими властями во время правления султана Абдул-Хамида. Он пришел к выводу, что с этим правительством невозможно нормально вести дела.

Более того, в то время Гирш уже был занят крупномасштабным проектом по переселению евреев в Аргентину.

Еще при жизни барону де Гиршу хватило проницательности не заниматься данным вопросом напрямую и в одиночку. Он передал крупные суммы денег в распоряжение Еврейского союза в Париже, а также новой организации, также со штаб-квартирой в Париже, но действующей в соответствии с английскими законами и известной под названием «Еврейское колонизационное общество» (ЕКО). Шифф главным образом сотрудничал не с этими обществами, а с фондом, созданным Гиршем в Соединенных Штатах и известным как «Фонд барона де Гирша». Здесь не место писать историю деятельности этого фонда. Его главными целями были помощь в устройстве в Америке русским и румынским евреям, их расселение и обучение ремеслам. На средства фонда была основана сельскохозяйственная школа; фонд осуществлял надзор за поселениями в разных частях страны и учредил крупную техническую школу в Нью-Йорке. Фонд предоставлял в распоряжение комитетов в разных городах страны средства на закупку инструментов и учреждение бюро трудоустройства для иммигрантов, прибывавших в больших количествах. При «Фонде Гирша» возникло много вспомогательных организаций: Еврейское общество сельскохозяйственной и промышленной помощи, Бюро промышленного переезда и т. д. В работе многих организаций Шифф принимал активное участие. Он стал одним из девяти попечителей, выбранных лично Гиршем, и вице-президентом правления.

Хотя «Фонд Гирша» был основан около 1889 г., сельскохозяйственные предприятия для евреев создавались и раньше. Одна из первых попыток была сделана в Вудбайне (Нью-Джерси) в 1882 г. Средства предоставил также Гирш через Эмануэля Венециани и д-ра Сабато Мораиса из Филадельфии. Майкл С. Хайлприн устно и на письме горячо поддерживал сельскохозяйственные поселения такого вида; средства на развитие таких поселений собирались теми же людьми, которые впоследствии стали попечителями «Фонда Гирша». Одна из первых сельскохозяйственных колоний находилась в округе Рамзи (Северная Дакота). Судя по всему, Шифф принимал в ней активное участие, помогая поселенцам осенью 1888 г. То, что он сделал ряд предложений, вылившихся в создание «Фонда Гирша», становится очевидным из письма Касселю от 4 декабря 1888 г.: «Перехожу к другому вопросу, не связанному с делами, но в котором Вы, с Вашим добрым сердцем, будете глубоко заинтересованы. По-моему, Вы близко знакомы с бароном Гиршем; буду Вам признателен, если Вы, когда с ним увидитесь, предложите ему пожертвовать значительную сумму на создание сельскохозяйственного кредитного банка в нашей стране. Он уже пробовал делать большие пожертвования в России и Галиции, но они не возымели эффекта из-за противодействия тамошних властей. Единственной функцией такого сельскохозяйственного банка должна быть колонизация – по деловому типу – русских, румынских и галицийских евреев, которые постоянно прибывают в нашу страну».

Кассель побеседовал с Гиршем, и в письме от 26 февраля 1889 г. Шифф написал: «Благодарю Вас за заботу, с какой Вы представили мои соображения Вашему другу. Вы сделали все, что можно, когда привлекли его внимание к вопросу; теперь мы должны ждать его ответа. Во всяком случае, не сомневайтесь в том, что Ваш интерес был занят достойным делом».

И еще, 3 мая: «Вам, конечно, интересно будет узнать, что барон Гирш попросил секретаря Еврейского союза написать в Америку, с тем чтобы там предложили наиболее эффективный способ разместить крупную денежную сумму для помощи евреям в нашей стране. Меня пригласили на совещание по данному вопросу, которое состоялось вчера, но следует тщательно обдумать вопрос перед тем, как начинать работу, поскольку дискуссии еще не вылились во что-то определенное. Я вполне уверен, что Ваше вмешательство сыграло решающую роль для барона Гирша, и горжусь, что именно Вы привлекли его внимание к данному вопросу».

Письмо от барона де Гирша комитету в Нью-Йорке знаменует собой учреждение фонда. Среди бумаг Шиффа нашлась его копия с личным письмом Шиффу от барона:

«Шато де Борегар,

Версаль,

18 августа 1890 г.

Дорогой мистер Шифф!

Получил Ваше любезное письмо от 3 августа и имею честь приложить копию письма, которое я отправил сегодня комитету в Нью-Йорке. Надеюсь, его содержание полностью удовлетворит Вас, а также Ваших нью-йоркских коллег.

Заявления об ужасных указах, которые уже приняло или собирается принять русское правительство против наших несчастных единоверцев, многими опровергаются. Может быть, общественное негодование в Европе заставит тех, кто стоит за гонениями, усомниться в своих действиях… во всяком случае, их намерения самые наихудшие, и настало время, когда мы, состоятельные люди, должны объединиться против несправедливости.

С наилучшими пожеланиями,

Ваш М. де Гирш».

«Париж, 10 августа 1890 г.

Господа!

Несколько недель назад в Лондоне я беседовал с мистером Джейкобом Г. Шиффом, который передал мне ваше письмо от 27 мая. От него я также узнал о пожеланиях, изложенных вашим комитетом, чтобы фонд изменил свой нынешний предварительный статус и обрел определенную форму, и что вы… осуществите свои полномочия, зная, что ваши посты приобрели определенные очертания. Заверяя вас в высоком уважении к вашим пожеланиям, могу сказать, что при соблюдении некоторых условий… я готов подписать документ об учреждении доверительной собственности, присланный мне мистером М.С. Айзексом 6 декабря 1889 г. Далее, я… готов разместить основную сумму в размере 2 млн 400 тыс. долларов – что при 5 % годовых приносит прибыль в размере 10 тыс. долларов ежемесячно, – как только будет подписан документ об учреждении доверительной собственности.

Поэтому прошу прислать мне все документы, которые я должен подписать, чтобы юридически оформить фонд и подготовить изменения, которые станут необходимыми вследствие указанного мною намерения перечислить всю основную сумму целиком. Прошу также, чтобы документы были пересмотрены тщательно, чтобы мне нужно было только поставить подпись, если я их одобрю. Особо прошу, чтобы в документ об учреждении доверительной собственности были вписаны имена и т. д., чтобы не было пробелов и чтобы мы не теряли драгоценного времени на переписку.

По-моему, в документе об учреждении доверительной собственности необходимо определить способы инвестиций и место, где следует разместить средства. Или вы считаете, что этот вопрос должны решать попечители? В последнем случае в документе следует зафиксировать срок, в который попечители обязаны будут позаботиться обо всех формальностях. Надеюсь, вам удастся решить эти вопросы… Прошу вас также вставить в документ параграф, позволяющий другим лицам беспрепятственно делать взносы и пожертвования в фонд. Опыт показывает, что филантропические поступки часто находят подражателей, и мы не должны лишать себя возможности притока ресурсов извне.

Считаю также желательным, чтобы ваш комитет принял окончательное решение только после того, как удастся провести полное собрание, что в нынешнее время года, возможно, будет нелегко.

Господа, мне доставляет большое удовольствие возможность согласиться с вашими пожеланиями и заверить вас… в моем полном одобрении той работы, которую вы проделали до сих пор. Еще раз выражаю вам свою благодарность за то, что вы пожертвовали своим временем и силами ради помощи нашим несчастным единоверцам.

Искренне Ваш,

М. де Гирш».

Первые впечатления Гирша о Шиффе отражены в письме, которое он написал Оскару С. Штраусу 22 августа 1890 г.: «Мистер Шифф, с которым я недавно виделся в Лондоне, произвел на меня весьма благоприятное впечатление. Он кажется очень спокойным и разумным человеком, наполненным, как и все мы, желанием посвятить себя нашим несчастным единоверцам и быть им полезным».

Для расселения русских евреев в сельскохозяйственные колонии Шифф широко пользовался своими деловыми связями. Так, 20 июля 1891 г. он писал Хиллу: «Я так близко к сердцу принимаю проблему эффективной помощи беженцам от нетерпимости и гонений в России, что Вы должны меня простить, если я так быстро напоминаю Вам о разговоре, который мы с Вами вели по этому вопросу во время Вашего пребывания в Нью-Йорке. Хотелось бы, чтобы Вы как можно скорее подумали о целесообразности размещения нескольких семей в восточной Миннесоте, вблизи крупных городов, где садоводство и небольшие фермы могут стать источником верного успеха для людей, почти не имевших опыта ведения сельского хозяйства. Может быть, Вы, по Вашему добросердечию, согласитесь принять у себя несколько специально отобранных семей? Мы, со своей стороны, вносим от 500 до 600 долларов за каждую семью. По-моему, после того, как первая попытка станет успешной, можно будет основать и другие подобные поселения в разных местах вдоль Ваших линий в восточной Миннесоте. Таким образом, не только значительное число несчастных беженцев обретут средства к существованию, но в конечном счете благодаря новым поселениям выиграет и Ваша железная дорога».