Электронная библиотека » Александр Косарев » » онлайн чтение - страница 22

Текст книги "Закон землеройки"


  • Текст добавлен: 27 марта 2014, 03:24


Автор книги: Александр Косарев


Жанр: Современные детективы, Детективы


Возрастные ограничения: +12

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 22 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Когда Слава, словно специально для меня, придвинул светильник максимально близко к конструкции, я рассмотрел довольно необычное сооружение, отдаленно напоминавшее миниатюрную Эйфелеву башню с зачем-то нанизанными на нее полусферическими пластинами и прочими металлическими штучками. Сборка явно подошла к завершению: настоятель, плотоядно облизнувшись, пристроил на вершину «башни» тот самый серебряный молочник, который мы со Славиком отыскали в русле ручья, звонко щелкнул невидимыми запорами и, удовлетворенно вздохнув, отступил от стола на шаг.

– Ну все, – облегченно вздохнул и мэр, – осталось только добавить «Святилище жизни» и закрепить на нем «Перстень небесного света».

– Вот вам «Святилище», – подсуетился Славик, спешно достав из кожаной сумки и протянув Красновскому предмет, похожий на большую, ослепительно засиявшую в свете переносного прожектора сигару.

Тот осторожно ее принял и с некоторым сомнением взглянул на воздвигнутую на столе конструкцию. Потом указал подельщикам на свободное пространство под «молочником» и неуверенно произнес:

– По идее, контейнер со смесью нужно вставить именно сюда. Не понимаю вот только, как он будет нагреваться…

– Делай все согласно манускрипту! – взвился мэр. – Или забыл уже, с каким трудом он нам достался? Надеюсь, о суммах, потраченных мной на экспертизу его подлинности, не надо напоминать? Тогда следуй инструкции и хватит обсуждений!

– Но ведь перстня-то у нас с вами все равно нет, – с жаром возразил настоятель.

– Думаю, он у Александра, – подал неожиданно голос молчавший доселе Толик. Потом пояснил, ткнув в меня пальцем: – Когда мы с ним ночью на плотине работали, он нашел что-то в выуженной из пруда тине и сразу поспешил от меня избавиться – за тарой отправил. Но я все равно видел, как он сунул потом находку в карман. А поскольку та легко в кулаке умещалась, значит, могла и перстеньком оказаться…

Три пары глаз воззрились на меня в ожидании ответа. Усмехнувшись, я демонстративно отвернулся, твердо решив сохранить перстень Бен-Газира в качестве главного своего козыря. Тогда Красновский вышел из-за стола, приблизился и присел напротив меня на корточки.

– Признавайся, милок, не тяни, – вкрадчиво попросил он. – В конце концов это и в твоих интересах…

– Угу, как же, разбежался уже, – съязвил я. – А быть накачанным какой-то гадостью и подвешенным вниз головой – тоже в моих интересах? Как говорят в московских тусовках, я от вас в шоке, Роман Данилович! Вы ради приличия хоть поторговались бы, что ли. Глядишь, и пришли бы к какому-нибудь консенсусу…

– Ты свой консенсус себе оставь! – рявкнул, мигом скинув маску лицемерия, настоятель. – Перстень верни, удачливый ты наш! – Подобрав рясу, он шустро просеменил к столу, потом вернулся с явно старинным фолиантом и ткнул в раскрытую страницу: – Вот этот! Узнаешь его? Отвечай!

Я чуть склонил голову набок. Действительно: выполненный в двух проекциях рисунок было словно скопирован с лежавшего за подкладкой моей куртки перстня, только, разумеется, в увеличенном варианте. А рядом я разглядел картинку, на которой тот же перстень венчал острие сигарообразной трубки.

– Ну, допустим, узнал, – нехотя признался я. – Дальше-то что? С какой стати я должен вам докладывать, где этот перстень сейчас находится?

– Вы что, не понимаете? – подскочил городской голова. – С помощью этого перстня мы сможем собрать «Реаниматора» в точности с книгой! Все остальные его составляющие мы уже нашли, не хватает только перстня!

– А зачем вам реаниматор? – включил я «дурку». – На поликлинику этот подвал не похож, да и не умер здесь пока никто еще вроде…

– Он что, идиот или издевается?! – взвизгнул Юсуфович, повернувшись к Красновскому.

– Просто не в курсе, что «Реаниматором» мы называем свой прибор, – успокоил его тот.

– Ну так объясни ему! – раздраженно захлопнул потрепанный фолиант мэр. – А мы пока сходим чайку попьем в твоей богадельне. И выколоти из этого полуовоща мой перстень во что бы то ни стало!

Рассерженно сопя, он вышел. Вслед за ним по-собачьи услужливо выскользнул и Владислав, на выходе незаметно помахав мне рукой: держитесь, мол. Я проводил обоих равнодушным взглядом, хотя при других обстоятельствах непременно на «полуовоща» обиделся бы. Тем временем настоятель и Толик подхватили меня под руки и отволокли к знакомому стулу, на который и усадили. Руки и ноги, правда, на сей раз не связали – оставили свободными. А вот торс плотно примотали к спинке стула старым пожарным рукавом. Потом подтянули и поставили прямо передо мной стол с переносным прожектором и блестящим «Реаниматором».

– Благодарю, Анатолий, – сказал, тяжело отдуваясь, отец Аристарх. – Пойди теперь, тоже отдохни малость. Знаю ведь, что нынешней ночью тебе даже прикорнуть не довелось, а завтра денек нам тяжелый предстоит, ох, тяжелый…

– А этот как же? – выразительно мотнул бригадир головой в мою сторону.

– Не беспокойся, второй промашки я не допущу. Да и привязали мы с тобой его на совесть, как бы потом и отвязывать вдвоем не пришлось. Ступай, дружок, ступай, подремли хоть немного. Купол-то ведь поднимать ох как нелегко будет! А я пока времечко с гостем своим московским за неспешной беседой скоротаю. – Когда дверь за Толиком захлопнулась, он направил свет прожектора к потолку и проследил за ним долгим многозначительным взглядом. Я тоже попробовал запрокинуть голову, но тотчас услышал «ласковое»: – Не дергайся, а то еще шею свернешь ненароком, и тогда наша задумка прахом пойдет. А ты нужен нам живым и невредимым.

– И для чего же, интересно?

– Для благого дела, счастливчик, – осклабился хозяин монастыря. – Отчасти даже завидую тебе, поверь. Как-никак, первым испытаешь на себе действие и «Реаниматора», и эликсира бессмертия!

– С огромным удовольствием предоставлю столь почетную миссию вам, – недовольно буркнул я, одновременно пытаясь хоть немного ослабить давление шланга на грудь. – Тем более что ни в какие ваши приборы и препараты не верю. Уж если вы даже дозу химического газа не смогли для меня правильно рассчитать, то отчего же, простите за любопытство, в средневековом препарате такая уверенность? А как насчет генетики, анатомии, физических параметров человека, а? У всех людей, равно как и у животных, они ведь разные! Возьмите для примера хотя бы историю братьев Ниткиных. Про завидную молодость бывшего местного учителя вы мне сами в прошлый раз толковали, а вот про смерть брата его, тоже тем препаратом надышавшегося, почему-то умолчали. Так что не выйдет у вас ничего, не обольщайтесь! – Для убедительности я даже сотворил фигу и поводил ею перед глазами настоятеля.

– Не забывайся, охальник! – прикрикнул он на меня. – В Божьем храме находишься! – Потом добавил более миролюбиво: – А поменяться с тобой местами я не смог бы, даже если б захотел. Ибо Совет именно твою персону утвердил. К тому же любые потенциально опасные испытания у нас издавна принято проводить на лицах посторонних. Что же касается братьев Ниткиных, то у них ведь и такого вот устройства не было, – кивнул Красновский на «башню». – Как она тебе, кстати, впечатляет? По мне, так ее придумал настоящий гений! – зазвучали в его голосе восхищенные нотки. – Какое исполнение, какая точность подгонки деталей! И это несмотря на то, что они много лет пролежали в прудовой глине! А додуматься использовать в качестве источника энергии солнце?! И это, заметь, в Средние века!

– Так разве ж солнце сможет проникнуть в эту нору? – насмешливо подначил я его. – Взяли бы уж тогда для замены прожектор киловатта на три, что ли. Или у вас тут даже розеток нет?

– С прожектором опыт не удастся, – словно бы не заметил моей иронии настоятель. – Все должно быть проведено в полном соответствии с манускриптом. А раз там сказано, что именно лучи утреннего солнца должны упасть на серебряное блюдо, значит, так тому и быть!

– Так перстня-то у вас все равно нет, – не унимался я.

– Думаешь, ты один такой умник? – презрительно скривился собеседник. – Мы уже давно замену этому перстню нашли! Рисунок внимательно изучили и поняли, что камень перстня играет всего лишь второстепенную роль – роль своеобразной вспомогательной линзы, фокусирующей лучи точно по центру дна золотой трубочки. А трубку эту, кстати, твоему бывшему приятелю Кошелькову-младшему посчастливилось найти. Для замены же перстня мы загодя собрали целую кучу очков, луп и даже запчастей к микроскопу. Уж хоть одно-то стеклышко, да подойдет для нашей затеи!

– А утреннему солнцу тоже замену нашли?

– Придумали, как выйти из положения, не волнуйся. Законы физики тоже знаем, не дураки. Манускрипт, правда, советует проводить процедуру обретения вечной молодости в конической палатке на вершине холма, ибо там удобнее развернуть прибор к восходящему солнцу. Мы же пошли на небольшую хитрость: решили просто купол утром… снять! Крыша все равно давно уже ремонта требовала, вот мои мастера за четыре дня и перекроили ее – посадили на шарниры. А к внутренней обрешетке прикрутили для верности еще и два больших зеркала. И точку их фокусировки рассчитали: солнечные лучи сосредоточатся именно здесь, – гордо ткнул отец Аристарх в «Реаниматора». – Так что с солнцем у нас проблем не будет, не переживай.

– А что должно произойти, когда система сработает? – простодушно поинтересовался я.

– Переведенный специалистами текст древней книги гласит, – приосанился Красновский, вообразив себя, видимо, университетским лектором, – что солнечный луч, отразившись от серебряного блюда, взметнется к основанию расположенного над блюдом перстня, а потом сфокусируется на нижнем конце золотой трубки. Далее, соответственно, произойдет нагрев находящейся внутри трубки субстанции. Оболочка контейнера начнет расширяться и в конце концов лопнет, выпустив в воздух свое содержимое. И человек, который его вдохнет, обретет вожделенное бессмертие. В манускрипте, правда, об этом сказано излишне витиевато, по-восточному, но смысл примерно таков.

– И что, подопытный человек должен находиться рядом с этой позолоченной трубкой до тех пор, пока из нее вся гадость не выпарится?

– Совершенно верно. Только насчет «позолоченной» ты не прав: трубочка сия из чистого золота изготовлена!

– Советую для начала подвергнуть содержимое трубки тщательному химическому анализу, – сделал я еще одну попытку уклониться от подозрительной процедуры. – А то ведь оно испарится, и вы потом не сможете формулу столь нужного вам средства восстановить.

– Ишь какой заботливый, – хитро прищурился настоятель. – Однако зря стараешься: на тебе мы испытаем лишь один из двух образцов, обнаруженных Владиславом в… Впрочем, слишком уж долгая у этого препарата история: боюсь, не успею до утра пересказать.

– А вы попробуйте, – ободрил я собеседника, – тезисами, так сказать. Все нескучно будет ночь коротать…

– И то верно, – охотно согласился он.

– Только на самое начало истории время не тратьте, – упредил я его следующую фразу, – оно мне в общих чертах уже известно. Примерно до того момента, как Бен-Газир отбыл из Энска под конвоем стрельцов…

– Понятно. Ну тогда слушай… Итак, Салех, старший сын Бен-Газира, ждал возвращения отца несколько лет, хотя и сам в ту пору был уже в весьма преклонном возрасте. Бен-Газир в итоге вернулся, но кардинально переменившимся. Во всяком случае заявил, что заниматься лекарской деятельностью более не будет и сразу уединился в своей подземной лаборатории, где мы с тобой сейчас и находимся. Но вскоре город захватили польские войска, и их предводитель Лех Скоропадский – кстати, дальний предок того самого Павло Скоропадского, которого в 1918 году немцы объявили киевским гетманом, – очень скоро узнал и о восточном мудреце, и о его изобретении. Естественно, заинтересовался. Причем настолько, что даже повел себя на завоеванной территории не только мирно, но и как рачительный хозяин: восстановил разрушенное, запретил своим солдатам грабежи и насилие. А главное – приложил все силы, чтобы сдружиться с легендарным лекарем, благо сыскался и повод – застарелая болезнь желудка.

Однако, к большому его сожалению, отношения их так и не заладились: то ли по причине различия религиозных верований, то ли еще из-за чего. Словом, как ни пытался Скоропадский выведать тайну изобретения арабского лекаря, все его попытки оказывались тщетными. И тогда он принял поистине беспрецедентное решение: добровольно распустил свое войско! То есть объявил польским солдатам, что каждый из них вправе закончить службу и вернуться на родину. А Польша, к слову, была тогда гораздо больше и могуществегнее Московии: ее границы простирались от Балтики до причерноморских степей, от Бранденбурга до Смоленска…

Тем не менее немного шляхтичей воспользовались дарованной свободой – большинство из них остались в Энске вместе с бывшим предводителем. Не столько ради него, конечно, сколько в надежде рано или поздно завладеть препаратом Бен-Газира, о котором тоже давно прослышали. В итоге в городе образовалась, помимо арабской, еще и польская община. Годы шли, времена менялись, одно событие следовало за другим: церковный раскол, войны, восстания, революция, голод, эпидемии… И каждое из этих событий влияло на численность и благополучие общин по-своему: то одна подвергалась гонениям и уходила в подполье, то другая. Но в полном составе город ни разу ни одна из них не покинула: всегда хоть несколько человек, да оставались. И даже если не в самом городе, то в окрестностях непременно.

Наверное, надежда на обретение чудодейственного препарата, секрет которого после смерти Бен-Газира стал считаться утраченным, с годами должна была угаснуть. Ан нет! Хотя и разбросала судьба некоторых членов обеих общин от Португалии до Магадана, однако легенда жила и живет, передаваясь от поколения к поколению. У последователей гетмана Скоропадского процесс посвящения потомков в эту легенду перерос даже со временем в особый ритуал. Впрочем, ты и сам умудрился в последнем таком поучаствовать, – усмехнулся Красновский. – Однако не будем отвлекаться. В очередной раз препарат Бен-Газира дал о себе знать во время немецкой оккупации…

Глава 36. Рассказ о пропавшем коменданте

– Когда почти весь Энск был захвачен фашистами, – продолжил неспешное повествование настоятель, – генерал Пауль Обендорф назначил комендантом города некоего Алоиза Козински. Приказ об этом назначении до сих пор хранится в нашем краеведческом музее, но это так, к слову. Так вот Козински действовал поначалу в рамках непосредственных своих обязанностей: издавал указы о принудительном освобождении жилых помещений, сдаче крупного рогатого скота, запуске в работу мельницы и тому подобные. Однако вскоре переключился исключительно на монастырь и его окрестности, даже резиденцию свою туда перенес.

Сразу вслед за его переездом в монастырских башнях расквартировалась венгерская саперная рота, приступившая по приказу Козински к масштабным раскопкам. Полонское землячество, естественно, всполошилось, резонно заподозрив, что немцу известно об их сокровенной тайне. Подозрения еще более усилились, когда выяснилось, что «немец» отлично говорит по-польски. А уж когда тот, выпив однажды лишку, проговорился, что приходится двоюродным племянником правившему в Киеве во времена Первой мировой войны украинскому гетману, поляков и вовсе охватила паника. Оно и понятно: кому ж хочется, чтобы легендарную реликвию, бдительно охраняемую на протяжении столетий, немцы вдруг нашли и вывезли в Германию?!

Но вскоре из штаба южной группы войск коменданту пришел приказ отыскать на территории монастыря баллоны с крайне необходимым рейху взрывчатым реагентом. В приложенной к приказу ориентировке говорилось, в частности, что баллоны могут быть спрятаны в монастырских подземельях, и настоятельно рекомендовалось при обнаружении оных выставить подле них круглосуточный караул вплоть до прибытия специальной команды из Ростова-на-Дону. Узнав об этом от привлеченных к вывозу выкопанной земли местных жителей, поляки несколько успокоились.

Козински и впрямь вынужден был перебросить на поиски пресловутых баллонов бóльшую часть саперов, которые, по совету все тех же местных жителей, принялись копать траншею у южной стороны трапезной. В те же самые дни в небе над окрестностями Энска были замечены парашютисты, и капитан Алоиз Козински всерьез обеспокоился: их появление грозило либо скорыми крупными диверсиями, либо масштабными налетами партизан. Тогда, вспомнив, что лучшая оборона – нападение, он решил нанести удар первым, тем более что накануне саперы и в самом деле докопались до сводчатого каменного купола какого-то подземного сооружения. Посчитав, что приказ штаба им почти уже выполнен, гауптман Козински отправил все имевшиеся в его распоряжении боевые силы в лесной массив близ Черногрудина.

Большую помощь в исполнении задуманного ему оказало неожиданное подкрепление. Направляясь к фронту, небольшая румынская часть с двумя бронетранспортерами и десятком грузовых машин сбилась из-за сильного снегопада с пути и крайне удачно вышла к посту немецкой охраны ровно за шесть часов до начала операции. Козински тотчас приказал забить трех коров, накормил союзников до отвала, и румынский командир не раздумывая дал согласие на участие в облаве. Помогла замыслу коменданта и погода: аккурат перед началом выдвижения карателей в Черногрудино внезапно усилившийся западный ветер принес обильную низовую пургу. Под прикрытием этой метели сводный отряд примерно из трехсот человек и смог приблизиться к пункту назначения совершенно незаметно.

Эффект внезапности однако испортили румыны: с целью пополнения запасов пропитания они принялись громить сельские дома и хлева, беспорядочно паля по обезумевшим от страха курам и поросятам. Офицеры, правда, быстро призвали их к порядку, но передовое партизанское охранение, базировавшееся в пастушьей будке на опушке леса, уже встрепенулось и отправило гонцов в располагавшийся в полутора километрах лагерь. Там быстро все поняли и спешно собрались в путь, благо лошади были запряжены заранее: тот самый комиссар Лукавец, прибывший в отряд накануне, еще вечером предыдущего дня принял решение передислоцироваться двумястами километрами севернее.

– А мне кажется, – встрял я, устав от слишком затянувшегося собственного молчания, – что партизанского отряда как такового не существовало. По моим сведениям, в черногрудинских лесах скрывалась группа мирных гражданских беженцев. Допускаю, конечно, что имелась среди них и пара-тройка военных, но в массе своей они воевать не умели. И подозреваю, что первыми обнаружили их отнюдь не немцы, а наши же парашютисты-энкаведешники, заброшенные в Энск с целью организации диверсий в тылу врага и снабженные для этого определенным запасом трофейного оружия и взрывчатки. А поскольку я нашел их оружие в непромокаемых прорезиненных мешках и с хорошо сохранившейся смазкой, они, видимо, даже распаковать его не успели…

– Похвальная осведомленность, – улыбнулся в бороду Красновский, – однако подкреплена одними лишь догадками. На самом деле парашютисты прибыли в город с иной целью. Да-да, им, как и Алоизу Козински, было поручено разыскать секретные баллоны с химическим газом! При благоприятном стечении обстоятельств надлежало вывезти эти баллоны из Энска тотчас после предполагаемого скорого отступления немцев, а в случае возникновения опасности – взорвать на месте вместе с оккупантами.

– Почему же не догадались сделать это до того, как немцы город заняли?

– Трудно теперь сказать. Может, и собирались, да накладка какая-нибудь вышла. Сам ведь знаешь, какие дела в стране до войны творились: людей по малейшему подозрению прямо на улицах хватали и на допросы с пристрастием, то бишь с пытками, волокли. Вот и зависли в Энске почти полтонны газов до сегодняшних дней…

– А откуда вы, интересно, столь досконально о событиях тех лет знаете? У меня, признаться, создалось даже впечатление, что вы сами в сорок втором здесь воевали.

– Шутить изволишь? – нарочито серьезно погрозил мне пальцем Красновский. – Да нет, батенька, все гораздо проще. Дед мой той парашютной группой командовал, чтоб ты знал! – (Я тотчас вспомнил прочитанную еще в Москве короткую интернет-заметку об уроженце города Энска – Герое Советского Союза Виталии Михайловиче Красновском, и подумал: «Вот так сюрприз!».) – Ему даже года через полтора, уже после выписки из госпиталя, вручили за ту операцию Звезду Героя! – гордо добавил настоятель.

– За что?! – поразился я. – Баллоны-то ведь их группа так и не вывезла!

– Ну так они ведь и немцам не достались! – парировал собеседник. – Вот и получается, что задание правительства группа выполнила.

– А что, ваш предок причастен к затоплению баллонов в пруду? Тогда почему же их не извлекли со дна сразу после войны, например?

– Не перебивай, если историю до конца услышать хочешь! – повысил голос Роман Данилович. – Ситуация тогда в окрестностях Черногрудина сложилась печальная. В результате проведенной комендантом Энска облавы партизанский отряд и примкнувшая к нему парашютная группа были рассеяны либо уничтожены практически без оказания сопротивления со стороны последних. Более того, четырех парашютистов, в том числе моего деда, немцам удалось взять в плен. На следующий день их должны были отправить на допрос к офицерам СД, но окрыленный успехом Алоиз Козински решил допросить задержанных лично. Так уж получилось, что первым к нему привели именно моего деда. Допрос продолжался всю ночь, причем после первых же десяти минут общения с пленником комендант почему-то выгнал переводчика, даже не объяснив тому причины. А утром, вместо того чтобы отправить пленных в надлежащее ведомство, Козински распорядился доставить их под усиленным конвоем в монастырь и запереть в башне, известной ныне под названием «Копилка».

Далее комендант повел себя еще удивительнее и непонятнее. Для начала категорически запретил кому бы то ни было приближаться к тюрьме-Копилке, взяв «заботы» по обеспечению узников всем необходимым на себя: сам стал носить им в судках и еду, и даже редкий по тем временам кофе. Потом в срочном порядке свернул все землекопные работы и отправил венгров с румынами на фронт. Практически устранившись от выполнения комендантских обязанностей, Козински начал проводить бóльшую часть времени с пленниками. А поскольку обстановка в городе осложнилась массовым прибытием грузовиков с ранеными, он переложил все связанные с ними заботы на плечи своего заместителя – обер-лейтенанта Иоганна Шункеля. И вдруг в один из дней Козински непостижимым образом… исчез.

Первым забил тревогу Шункель, прибывший в резиденцию начальника по какому-то вопросу, но не обнаруживший коменданта в его кабинете. Один из дежуривших у Копилки часовых доложил, что тот провел всю ночь у заключенных. На стук однако никто не отвечал, и тогда не на шутку всполошившийся Шункель приказал запертые изнутри двери взорвать, поскольку вскрыть их другими способами оказалось невозможно. Когда дым от взрыва рассеялся, внутрь запустили поисковую команду, но та вскоре вернулась ни с чем: все три надземных этажа башни были, по словам членов команды, совершенно безлюдны. Тогда обер-лейтенант, прихватив нескольких солдат с фонарями, полез в пролом сам: решил обследовать подвальные помещения Копилки. Довольно скоро они обнаружили на полу первого этажа каменную прямоугольную плиту и, простучав ее, поняли, что под ней находится пустота, возможно, подвал.

Поднять плиту штыками от карабинов не удалось, и на помощь вновь призвали саперов. Следы того взрыва до сих пор, кстати, сохранились и на полу, и на потолке Копилки. Когда образовавшийся пролом в полу расчистили, Шункель спустился вниз по круто уходившей вниз лестнице и оказался в маленькой комнатушке – как он потом выразился, в «мышиной келье», – где с трудом могли разместиться не более двух человек. Однако поскольку пол «кельи» был усеян множеством следов от явно армейских сапог и к тому же оставленных совсем недавно, обер-лейтенант догадался, что беглецы ушли именно этим путем. Оставалось понять, каким образом им удалось ускользнуть и отсюда.

Разгадку головоломки Шункелю подсказал спустившийся вслед за ним солдат: указав на одну из боковых плит с круглым отверстием в центре, сказал, что точно таким же запором снабжена дверь на мельнице его отца. По совету солдата заместитель коменданта приказал найти на территории монастыря инструмент, который можно было бы использовать в качестве рычага, – лом или обломок дюймовой трубы. Пока подчиненные выполняли задание, из-за реки донеслась канонада «сталинского органа». Так немцы называли наши «катюши», – пояснил настоятель. – Их угрожающе нараставший грохот как бы подстегнул Шункеля и его подчиненных, и довольно скоро они добрались до скрытого за боковой плитой узкого лаза.

Мрак внутри царил непроглядный, луч фонаря бил не более чем на три метра, а время и проблема размещения в городе раненых неумолимо поджимали. Поэтому обер-лейтенант был вынужден вернуться в Энск, препоручив поиск коменданта и пленников одному из своих унтер-фельдфебелей. Не дождавшись донесения от последнего до самого вечера, в сопровождении двух мордоворотов из службы полевой жандармерии он вновь отправился в монастырь, но едва их машина достигла ведущего к воротам моста, как навстречу из темноты выпрыгнул невесть где пропадавший весь день Алоиз Козински. Вид у коменданта был плачевный: голова без фуражки, шинель перепачкана глиной, походка петляющая, взгляд как у душевнобольного человека…

Конечно же, полицейские тотчас препроводили капитана в автомобиль, и, к удивлению Шункеля, по салону лимузина распространился вдруг странный цветочный запах, от которого начало двоиться в глазах. Обер-лейтенант спешно распахнул дверь, повернулся к безвольно обмякшему на заднем сиденье начальнику и спросил, где тот пропадал. Комендант отвечал вяло и почему-то по-польски. Тогда Шункель, дабы привести его в чувство, влил ему в рот почти полфляги коньяка. Спиртное подействовало непредсказуемо странно: Козински обвел подчиненных ничего не понимающим взглядом, а потом, словно бы вспомнив что-то важное, выскочил из автомобиля и как ошпаренный помчался к монастырским воротам. Заместитель и полицейские бросились, разумеется, за ним, однако тот на ходу приказал им, уже по-немецки, остаться у ворот и никого из монастыря не выпускать.

Больше капитана Алоиза Козински никто не видел. Ни живым, ни мертвым. Шункель и его спутники посменно наблюдали за воротами всю ночь, а утром, услышав звук прогремевшего за стенами взрыва, бросились на территорию монастыря и присоединились к высыпавшим на улицу прочим обитателям комендантской резиденции. Было еще темно, но полная луна светила ярко, и в ее свете все разглядели вскоре цепочку следов, тянувшуюся от главного собора к низкому кирпичному зданию у колокольни, а от того – к пруду. Осторожно двинулись вдоль этой цепочки. На ледяной поверхности пруда увидели три неровно, явно в спешке вырубленные полыньи, но решили, что те оставлены жившими здесь недавно венграми, которые регулярно набирали из пруда воду для лошадей. Вернулись обратно, к приземистому зданию возле колокольни. И застыли как вкопанные: сквозь чуть приоткрытую дверь изливался странный, светившийся в темноте зеленоватый туман.

Первым от вида необычного зрелища пришел в себя обер-лейтенант: приказал солдатам надеть на всякий случай противогазы и прочесать здание от чердака до подвала. Сам же, забыв о мерах предосторожности, заглянул внутрь без противогаза. Почувствовал легкое першение в горле, но значения этому не придал: просунулся дальше. Легкомысленное «любопытство» закончилась для Иоганна Шункеля падением на обледеневшие ступени крыльца с полным отключением сознания. Очнулся он лишь двое суток спустя, причем от русской речи. Открыв глаза, увидел перед собой человека в папахе со звездой и, наверное, мысленно попрощался с жизнью.

Однако вместо расстрела человек в папахе, оказавшийся подполковником Михаилом Петровичем Гореевым, приказал отвести его в… баню. Там, в жарко натопленном помещении, бывшего заместителя коменданта с истинно азиатской изощренностью отстегали вымоченными в кипятке вениками, время от времени обливая холодной водой. Как ни странно, после подобной «экзекуции» Шункель почувствовал себя бодрым, здоровым и полным сил.

Гореев был непревзойденным мастером выбивания показаний из «языков», но в случае с неожиданно обнаруженными разведкой 144-го стрелкового полка на территории монастыря парализованными немцами решил положиться на интуицию и прибегнуть к другой тактике. И не ошибся, что наглядно продемонстрировал пример с немецким офицером Шункелем.

За время войны подполковник насмотрелся фрицев всякими: живыми и мертвыми, ранеными и здоровыми, контужеными и обмороженными, агрессивными и мертвецки пьяными. Но когда увидел распластавшуюся на снегу возле одного из монастырских строений полуживую компанию, образовавшую к тому же своими телами пятиконечную звезду, весьма сему факту подивился. Первой мелькнула мысль, что немцев кто-то отравил, а потом уже перенес сюда и уложил «звездой». Но зачем?! Загоревшись желанием непременно в столь необычном происшествии разобраться, Гореев приказал поместить пленников в развернутый в Энске полевой госпиталь, а когда очухаются – подвергнуть каждого обязательной санобработке посредством русской бани. Потому-то, собственно, обер-лейтенант Шункель, первым очнувшийся от каталептического сна, и был отправлен на принудительный сеанс «экзорцизма».

Когда тяжело отдувавшегося после непривычной процедуры Иоганна побрили, переодели в чистое белье и усадили за роскошно (по военным меркам) накрытый стол, подполковник продолжил процесс его «обработки». Присоединившись к «гостю», поинтересовался сперва на довольно сносном немецком самочувствием, потом вдоволь «наугощал» чуть разведенным спиртом и лишь после этого приступил к беседе «по душам». Вопросы для начала он задавал самые невинные, и собеседник, разморенный баней, заплетающимся языком подробно поведал и о родительском доме в Силезии, и о сослуживцах, и обо всех русских городах, в которых за время войны побывал. Однако когда Гореев перешел к вопросам о монастыре, Алоиз без тени фальши и лукавства стал лишь удивленно пожимать плечами да недоуменно разводить руками. Подполковник понял, что собеседник ничего не помнит, но не особо огорчился: впереди ведь его ждал допрос других «очевидцев» странного происшествия.

Однако впереди его вновь ждало разочарование: все остальные поочередно очнувшиеся и допрошенные пленники не помнили не только своего пребывания в монастыре, но и… друг друга! Тогда Гореев учинил следственный эксперимент: лично отвез их всех на монастырскую территорию. Увы, немцы с неподдельным интересом пялились и на ворота, и на храм Николая-чудотворца, и на то невзрачное строение, возле которого их нашли, но – не более того. Слегка оживились, лишь когда приблизились в сопровождении бойцов роты НКВД к стоящему неподалеку от трапезной колодцу. Не сговариваясь, подследственные подошли к каменному срубу и свесили головы вниз, точно желая увидеть свои отражения в тускло мерцавшем внизу водном зеркале.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7
  • 3.6 Оценок: 5

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации