Текст книги "Закон землеройки"

Глава 8. От древнего оружия к партизанскому золоту

Железные створки ворот захлопнулись за спиной, точно челюсти громадного механического оборотня, и я перевел дух. Удалившись от каменных стен монастыря метров на триста, сбросил рюкзак на первую же встретившуюся на пути скамейку, потом присел на нее сам и, достав телефон, набрал номер Славы Кошелькова.

– Александр Григорьевич, – возбужденно закричал он, едва заслышав мой голос, – у меня для вас потрясные новости!

– А я как раз буквально пять минут назад освободился, так что смогу заскочить ненадолго. Вот только зайду сперва куда-нибудь перекусить…

– Ой, даже не вздумайте! Сеструха такой супец сварганила – пальчики оближете! Так что отправляйтесь сразу к нам!

Естественно, я тут же, забыв об усталости, помчался на улицу генерала Ставицкого. По пути, правда, заглянул в продовольственный магазин и купил красивую коробку конфет «Коркунов»: неловко стало заявляться в гости вторично и без подарка.

Дверь в квартиру распахнулась, едва я поднял руку к звонку, и на пороге во всей красе предстала принаряженная Анастасия.

– Приятно, что вы снова решили к нам зайти, – сделала она приглашающий жест. – Я слышала, как вас Славка на обед зазывал.

– Каюсь, – склонился я в шутливом поклоне, – сам напросился. Умираю от голода, а он очень кстати упомянул о вашем бесподобном супе. Но я тоже не с пустыми руками, – протянул я ей конфеты. – Надеюсь, любите сладкое?

Девушка выразительно закатила глаза, давая понять, что я не ошибся.

– Славку я за пивом послала, но он уже вот-вот вернется. Или вы пиво не пьете?

– Отчего же, пью иногда. А уж в такую жару тем более не откажусь.

Грохнула входная дверь, и раздалось характерное позвякивание стекла.

– Вот и он! Слава, Слава, – крикнула Настя ему с кухни, куда мы с ней к тому времени успели перебазироваться, – Александр Григорьевич уже пришел, неси все сюда!

Предложенный мне обед и в самом деле оказался великолепен: салат из свежих южных овощей, приправленный неведомыми мне пахучими травами, наваристый суп, в котором даже ложку, без преувеличения, можно было поставить вертикально, да еще и фаршированная яйцом и зеленью котлета в придачу. Ну и, конечно, граненый стакан с пивом, то и дело предупредительно наполняемый Славиком.

Утолив голод, я блаженно откинулся на спинку стула и кивнул юноше:

– Ну, выкладывай свои новости.

– У меня их сразу две! – не заставил он себя упрашивать. – Первая касается пули. В общем, сбегал с утра на кладбище и выяснил, что стреляли именно со стороны монастырской стены, скорее всего из тринадцатой амбразуры.

– Тринадцатой с какой стороны? – уточнил я.

– Со стороны пятой башни то есть, – подала голос Анастасия. – Если посмотреть на наш монастырь сверху, можно увидеть, что он имеет вид неправильного шестиугольника. В центре каждой стены стоит по башне… Вот, смотрите, – смущенно порозовела она, выложив на стол передо мной бумажку с рисунком, – это я специально для вас в нашем краеведческом музее срисовала. Подумала: вдруг пригодится?…

Я заинтересованно склонился над бумажным листком, на котором хотя и от руки, но довольно грамотно был воспроизведен чертеж монастыря образца конца XIX века. По всему периметру монастырских стен маленькими кружочками были обозначены оборонительные башни, и возле каждой красовалась выполненная почти каллиграфически подпись. Я насчитал шесть названий: Надвратная, 1-я Ратная, Стрельбищенская, Копилка, 2-я Ратная и Дозорная. А вот известный мне «Кубик» рядом с изображенным на схеме прудом почему-то отсутствовал, будто его в то время не существовало вовсе.

– Думаю, стреляли отсюда, – ткнул Владислав указательным пальцем в Стрельбищенскую башню. – Причем пуля летела сверху вниз. Когда я по вашему совету натянул на кладбище веревку, то сразу понял, что пуля должна была пролететь над Филимоновым склепом. Это меня удивило, ведь тогда получается, что пуляли в человека, стоявшего на его крыше. Но в таком случае прицел был взят слишком низко: пуля угодила бы жертве всего лишь в лодыжку или в колено. Короче, из любопытства я залез на склеп сам и обнаружил там… мишень!

– Мишень?! – изумленно переспросил я.

– Да, настоящую мишень! Почти как в тире, только самодельную. – Владислав выдвинул ящик кухонного стола и с торжественным видом извлек из него небольшой кусок фанеры с деревянными подпорками в двух углах. Двумя сантиметрами левее «яблочка» на грубо разрисованной черной краской фанерной пластине зияла круглая, с неровными краями дыра. – Так что, выходит, – продолжил юноша, – стреляли вовсе не в человека, как мы с вами вчера предположили, а просто кто-то из монастырской братии пристреливал свое оружие.

– Монах с оружием? – скептически скривился я. – Да вроде христианскими заповедями подобное кощунство не приветствуется.

– А вдруг при проведении в монастыре каких-нибудь строительных работ землекопы наткнулись на старинное подземелье с оружием? – глаза Славика возбужденно заблестели. – Настюх, – повернулся он к сестре, – вам в школе что-нибудь толковое на тему нашего монастыря говорили?

– Да, пара-тройка уроков по краеведению была именно ему посвящена, но я мало что запомнила, – потупила Настя взор и вновь запунцовела.

– Наверное, – пришел я ей на помощь, – рассказ учителя был не слишком интересным, раз в памяти не отложился.

– Нет-нет, Федор Богданович всегда очень интересно обо всем рассказывал! – горячо возразила девочка. – Просто я не особо, видимо, тогда прислушивалась…

– А не подскажешь, где можно отыскать этого учителя? – спросил я, поразившись сходству озвученного Настей имени-отчества школьного краеведа с инициалами приютившего меня человека.

– Говорят, он из города съехал, – опередил Владислав сестру с ответом. – Но вроде поблизости где-то обосновался: внучка его довольно часто тут на старом мотоцикле раскатывает…

– Ты с ней знаком? – живо повернулся я к нему.

– Нет… – отчего-то смутился Славик. – Мама просто однажды показала ее на улице…

– Ой, с внучкой Федора Богдановича такая печальная история приключилась, что весь город потом только об этом и говорил! – обрадовалась Анастасия возможности поделиться со мной событиями местного масштаба. – В общем, ее собака очень сильно покусала, и она как раз к маминой знакомой медсестре на прием попала. Вот медсестра эта и рассказывала, что пострадала девушка страшно: и голова, и одно плечо сплошь в крови были! Еле спасли…

«Вот почему, значит, Татьяна с косынкой не расстается: видимо, шрамы от собачьих зубов прячет», – подумал я и поспешил сменить не очень приятную тему:

– А дед ее лучше всех, полагаешь, местные легенды знает?

– Думаю, да, – уверенно кивнула Анастасия.

– Ну ладно, предлагаю отложить разговоры о пуле и учителе до лучших времен – хочу, пока не забыл, доложить, что ознакомился с вашими вчерашними записками. Вывод сделал пока только один: ваши предположения требуют подтверждения. Пусть даже мало-мальского… Однако отвлечемся пока и от этой темы, ведь у тебя, Владислав, вроде бы еще какая-то новость в запасе имелась.

– Да! – выпалил он сходу и радостно, ибо дождался наконец внимания и к своей персоне. Но начал рассказ с обращенного ко мне вопроса: – Вы про местечко Черногрудино что-нибудь слышали?

– Хм… Разве что краем уха…

– Так вот, наведался я вчера вечером к тому самому приятелю, у которого отец старинное оружие коллекционирует. Дядя Витя, так отца друга зовут, вернулся уже с работы и даже успел принять «на грудь» граммов двести, не меньше. А он в таком состоянии всегда очень разговорчивым становится, порой и не в меру, но вчера мне именно это от него и требовалось. Короче, подвел я его постепенно к излюбленной им теме – оружейной.

– Неужто что-то новенькое удалось выведать?

– Да много чего! Оказывается, аж с XVI-го и почти вплоть до XX-го века в нашем городе работал оружейный завод! Дядя Витя даже показал мне изготовленное на этом заводе охотничье ружье уникального восьмого калибра. Ружьишко недлинное, всего с метр примерно, но я большой палец смог свободно в дуло засунуть. А когда дядя Витя опрокинул в себя еще один стопарик водочки, я осмелел и задал ему интересующий меня вопрос прямо в лоб: трудно ли, мол, по калибру пули в 16,5 миллиметров определить, из какого точно ружья она выпущена? Он тут же потащил меня к своим книгам-справочникам, но ответа на мой вопрос мы долго ни в одной из них найти не могли: ни с одним видом современного оружия пуля этого калибра даже рядом не лежала! А потом дядя Витя, хотя и был уже изрядно поддатый, догадался перейти к таблицам со старорусскими мерами длины, и вдвоем мы быстро выяснили, что нужный мне диаметр оружейного ствола соответствует трем восьмым вершка!..

Владислав замолчал и выразительно посмотрел на меня. Но я тоже вынужден был хранить молчание, ибо в старинных мерах длины ориентировался неважно.

– Не тяни, Славка! – пришла на выручку Настя. – Уже даже мне интересно стало, к чему вы в итоге с дядей Витей пришли.

– Оказалось, – подпустил юноша своей речи толику театральности, – что загадочная серебряная пулька могла быть выпущена только из старинной… пищали!

– Ничего себе! – вырвалось у меня. – Получается, кто-то в вашем монастыре владеет оружием почти трехсотлетней давности?! Да еще и готовит его, возможно, для какой-то недоброй миссии? Теперь согласен: этот «кто-то» свое оружие просто-напросто с монастырской стены «пристреливал». Однако тогда неизбежно возникает ряд вопросов. Во-первых, как этому стрелку удалось погасить звук, издаваемый пищалью? На мой взгляд, грохот выстрела должны были услышать жители минимум половины города! Во-вторых, как он умудряется хранить пищаль незамеченной, если оружие подобного рода, насколько мне известно, весит больше пяти килограммов? И в-третьих, где этот тип берет серебро, да еще и отливает из него столь оригинальные пули?

– Вот как раз о своих догадках насчет серебра я и хотел вам рассказать, – вновь оживился Славик. – Дело, правда, достаточно давнее, но я тут вспомнил о нем случайно и решил, что вас оно тоже может заинтересовать.

– Настенька, голубушка, – обратился я к девушке, – приготовь, пожалуйста, кофейку. А то что-то от пива в сон клонит. Продолжай, Слава!

– Случилось это несколько лет назад, – приступил к повествованию парень, – я тогда в выпускном классе учился. И весной, на мероприятие в честь Дня Победы к нам в школу привели очередного ветерана – пожилого дядьку с тросточкой и в больших круглых очках. Но дед духарным оказался: с ходу начал нам старые военные анекдоты рассказывать. Училка, конечно, поспешила перевести его на официоз: стала пытать насчет воспоминаний о войне, местах сражений и званиях. Но тут старикан и вовсе сразил нас наповал! Мог бы ведь на ходу сочинить какую-нибудь байку, так нет: взял и честно признался, что вообще в войне не участвовал. Когда пришли немцы, он с матерью и двумя сестрами прятался, оказывается, в лесу недалеко от Черногрудина, благо у их родственника имелась там избушка. Немцы в те края не заглядывали, поскольку единственный ведущий туда мост был к тому времени уже сожжен. Но зимой в лесу объявился партизанский отряд человек из двадцати, а при нем – беженцы на нескольких телегах…

– Спасибо, Настюш, – коротко поблагодарил я юную хозяйку, поставившую в этот момент передо мной аппетитно дымящуюся чашку кофе с густыми деревенскими сливками.

Владислав сделал в рассказе деликатную паузу, а потом продолжил:

– В общем, из-за новых жильцов нашему «ветерану» и его семье пришлось перебраться из избушки в копанку…

– «Копанками» у нас называют глубокие горизонтальные ямы в оврагах, – пояснила Настя. – Раньше в них добывали редкий черный камень, занесенный, по слухам, ледником аж из Скандинавии…

– Не перебивай, – недовольно огрызнулся брат, – я и сам уточнил бы! Так вот, – вновь перевел он взгляд на меня, – логично было бы предположить, что освобожденную семьей «ветерана» избушку займет командир партизанского отряда, ан нет! В ней поселились двое гражданских беженцев, после чего избу складировали привезенным на подводах грузом – брезентовыми мешками и сумками. При этом те были явно тяжелыми: наш «ветеран» сам видел, что их несли сразу по два человека. А когда кто-то из этих «носильщиков» задел однажды ношей о косяк двери, раздался… металлический звон!

– Патроны? – предположил я.

– Если бы! – интригующе воскликнул Славик. – Правда, о содержимом тех мешков стало известно лишь спустя несколько месяцев, но лучше уж я расскажу обо всем по порядку. В общем, довольно долго партизаны себя особо не проявляли, но когда у них начались проблемы с продовольствием, они стали устраивать засады на немецкие одиночные автомашины и телеги с провиантом. Фрицы в итоге зашевелились и в канун Нового года предприняли масштабную облаву. А поскольку леса в тех местах негустые и небольшие, довольно скоро смогли выйти и на базу отряда. Партизанам пришлось спешно уходить по реке, к тому времени уже замерзшей. Однако немцы продолжали их активно преследовать, поэтому, добравшись до района «копанок», беглецы стали избавляться от мешавшего их передвижению имущества. Разумеется, семья нашего ветерана тоже оказалась невольно вовлеченной в эти события. В частности, помогала партизанам прятать те самые мешки. Потом партизаны ушли, а обитатели «копанок» двое суток не вылезали из своих убежищ, чтобы не угодить в руки карателей. Когда же все более-менее стихло, наш герой не утерпел и сбегал в бывший партизанский лагерь. Застал там полный разгром, но отчетливо видел и втоптанные в снег полуобгоревшие советские дензнаки, и какие-то книги в черных переплетах. А весной, когда снег начал таять, он неподалеку от своей «копанки» нашел несколько серебряных монет. Мать их у него, конечно, тут же отняла, но он запомнил, что на монетках были изображены два человека, как бы идущие к солнцу…

– Понятно, – задумчиво проговорил я. – Что ж, наша история начинает обретать вполне логичные очертания. Несомненно, под видом «партизанского отряда» в лесу скрывались сотрудники НКВД, сопровождавшие ценности какого-то отделения госбанка, причем, судя по всему, довольно крупного. Именно поэтому они и вели себя тише воды, ниже травы, этим же объясняется и тяжесть брезентовых мешков. А обгоревшие денежные купюры говорят нам о том, что их хотели сжечь, но из-за нехватки времени довести дело до конца не успели.

– Славка именно с тех пор и увлекся поисками всякого старья, – сказала Настя. И ехидно добавила: – Все окрестные помойки уже перекопал.

– Одно из главных правил кладоискателей гласит, – незамедлительно парировал юноша, – что именно на помойках и в отхожих местах можно отыскать самые редкие вещи! А в окрестности Черногрудина я потом тоже несколько раз ездил, – сказал он уже мне.

– Партизанский клад разыскивал?

– Ну да, было такое желание. Просто со своей самоделкой смог найти только пару десятков гильз, запал от гранаты, несколько солдатских пуговиц да погнутый «железный крест». А все партизанские монеты достались, наверно, местным жителям, причем еще до конца войны.

– А не попытался выяснить судьбу спрятанных мешков?

– Да кто ж со мной, пацаном, откровенничать станет? Вот если бы вы взялись за расследование этого дела… – преданно и с надеждой заглянул парень мне в глаза.

– Подумаю на досуге над твоим предложением, – кивнул я, дабы успокоить его. – А пока, молодые люди, не позволите ли мне немного у вас поработать?

– Может, чем помочь надо? – почти в унисон спросили брат с сестрой.

– Куском миллиметровки, если найдется.

– Найдется! У мамы ее целый рулон, – бойко вскочила Настя, – она из нее выкройки для платьев делает.

– А чем заниматься будете? – поинтересовался Владислав, когда я начал вытаскивать из рюкзака свои чертежи и записи.

– Выяснять, – заговорщически подмигнул я ему, – не хранится ли чего ценного на дне одного из местных прудов.

Глава 9. Запрос в Москву и новые легенды

Пришпилив бумагу к обеденному столу кнопками, я сначала нанес на нее контуры пруда в масштабе 1 см = 2 метра, а потом очертил их параллельными линиями-«веревками». Когда дошел до перенесения на чертеж данных из блокнота, призвал на помощь Владислава: он стал зачитывать мне цифры, а я – тут же наносить их на координатную сетку. Поскольку работали мы с ним на диво слаженно, уже через полчаса передо мной лежал лист бумаги, сплошь испещренный четырехзначными цифрами.

Припомнив лекцию Леонида, я принялся выискивать среди них лишь имеющие максимальные либо минимальные значения, чтобы свести потом к единому целому. И вот здесь случилось то, чего я больше всего опасался: вместо одной классической «вершины» и одной «низины» у меня образовались совершенно немыслимые структуры, не имевшие ничего общего с образцами, полученными в геологическом институте. Пришлось осведомиться у Владислава, оказывают ли в их городе такую услугу, как отправка рисунков по электронной почте.

Юноша пригорюнился.

– Кое у кого есть, конечно, и компьютеры, и даже спутниковое телевидение, но среди моих приятелей таких счастливчиков нет.

– А может, у их знакомых или родственников есть? – не оставлял я надежды на благополучное решение своей проблемы. – Обзвони, будь другом, и приятелей, и бывших однокашников! Объясни, что срочно, но ненадолго требуются простейший планшетный сканер и доступ в Интернет.

– Сделаю! Прямо сейчас и начну массовый обзвон…

Славик покинул кухню, а я склонился над практически готовой магнитограммой и задумался. Несмотря на кажущуюся сложность и запутанность моего чертежа, на нем тем не менее совершенно явственно выделялись две зоны, отличные от общего фона. Одна зона, площадью в несколько десятков квадратных метров, располагалась в самом центре водоема, а вторая, много скромнее размерами и как бы аккуратнее по форме, – недалеко от плотины. В большей зоне, судя по расчетам, градиент магнитного поля сильно снижался, а в меньшей почему-то наоборот: казалось, дно в этом месте как бы выдавливает магнитное поле из себя, увеличивая тем самым его силу.

Тут на кухню влетел Слава и радостно доложил:

– Нашел! У Вадика Горюнова мама на почте работает, а там есть электронная связь с Москвой. И в Интернет легко выйти можно.

– Да, но бумажку-то эту мы по проводам не перешлем, нужно же ее как-то перевести в цифру. В общем, если не сканер, то хотя бы цифровой фотоаппарат еще найти нужно…

– Это легче, – радостно заверил меня юноша. – У соседа снизу есть такая игрушка.

«Игрушкой» оказалась устаревшая модель «Самсунг Дижимакс 230», но выбирать все равно было не из чего. Сделав несколько снимков магнитограммы, мы извлекли из одолженной «игрушки» карту памяти и отправились на почту. Примерно на полпути к нам присоединился и сам Вадик Горюнов – юркий чернявый парень с совершенно не гармонирующими с его обликом ярко-голубыми глазами.

Втроем мы ввалились в неприметное здание городского отделения связи, но помочь мне Тамара Ивановна, мать Вадика, согласилась только по окончании рабочего дня. Бесцельно побродив по живописным улочкам Энска и поболтав о несущественных мелочах, мы спустя два часа, когда общий зал почтового отделения покинул последний посетитель, вновь вошли в прогретое за день и оттого душное помещение. На сей раз Тамара Ивановна уже без лишних расспросов отвела меня в отдельную комнату, где два компьютера соседствовали с уймой разноцветных телефонов, молча ввела с клавиатуры ведомый только ей пароль и так же молча удалилась.

Адрес своего электронного почтового ящика я помнил наизусть, а реквизиты интернет-почты Леонида были мною предусмотрительно записаны, так что все свои снимки я отправил ему без труда. Когда же, не забыв изъять из системного блока карту памяти, выключал монитор, зацепился взглядом за один из стоявших рядом с ним телефонных аппаратов, и это натолкнуло меня на мысль позвонить московскому другу Михаилу. Поднес трубку к уху, и, пока раздумывал, как выйти на межгород, из нее прозвучал немолодой женский голос:

– Оператор слушает.

– Москву дайте, пожалуйста, – попросил я после секундного замешательства.

– Диктуйте номер.

Я послушно продиктовал номер Воркунова.

– Ждите…

Оставив трубку возле уха, я решил определиться с планами на завтрашний день. «Наверняка Леонид ответит мне не раньше полудня, – прикинул мысленно. – Пока просмотрит свою почту, пока расшифрует магнитограмму, пока отправит ответ… Значит, послания от него следует ждать только к концу завтрашнего рабочего дня. Но тогда посещать монастырь мне нет никакого смысла: вот придет ответ из Москвы, тогда и объявлюсь. Лучше уж наведаюсь, раз выпала возможность, в Черногрудино. А что? Раз прибор уже более-менее освоил, почему бы и не покопаться в тамошних пещерах? Шансов обнаружить партизанскую захоронку, конечно, немного, но… Чем черт не шутит?! Решено: уговорю Славика, и отправимся туда вместе…»

– Слушаю! – прокричал я в трубку, когда она негромко зашуршала, а лампочка на аппарате предупреждающе замигала. Услышав же знакомое «алло» Михаила, поспешил сообщить: – Это я, Александр! Просто звоню издалека и через древний коммутатор, так что за слышимость не обессудь.

– Ну, здравствуй, путешественник! – радостно поприветствовал он меня. – Как дела? Отыскал уже что-нибудь?

– Еще нет, но перспективы вырисовываются неплохие. Тебе звоню с просьбой: сможешь навести справки кое о ком из местных жителей? У тебя ведь, помнится, был раньше выход на информационную базу МВД.

– Да, есть у меня один двоечник из бывших студентов: его отец на центральном диспетчерском пункте Москвы служит. А что случилось-то?

– Да пока ничего особенного. И все-таки, будь другом, запиши имена интересующих меня лиц. Готов? Тогда пиши: Красновский Роман Данилович лет сорока пяти и Ниткин Федор Богданович примерно семидесяти пяти. Ах да, еще об одном типе справки наведи, пожалуйста. Фамилия – Лукавец… Да-да, Лу-ка-вец! Валерий Олегович. По поводу первого придется закинуть удочку и в церковные базы данных, так что запиши еще и телефончик одного моего знакомого, вращающегося как раз в этих сферах… Записал? Зовут его Юрий Анатольевич. Позвони ему прямо сейчас, на завтра не откладывай! Завтра я снова позвоню тебе, так что будь на связи.

– Постараюсь. Но объясни хоть вкратце, зачем тебе потребовались сведения о каких-то людях, если ты поехал всего лишь местный пруд обследовать?

– Ну, если вкратце, то за два дня проживания в этом заштатном городке на меня было совершено два нешуточных покушения. Уцелел чудом. Хожу теперь как беглый каторжник – озираюсь по сторонам…

– Что ж ты там успел натворить? – охнул Михаил.

– Сам в недоумении. Живу в глухой деревне, а в городе контактирую только с теми, кто меня туда вызвал…

– Может, они и есть главные недоброжелатели?

– А смысл, если эти люди больше всех во мне заинтересованы? Нет… Думаю, просто кто-то очень хочет, чтобы я поскорее убрался отсюда. Но тогда сам собой напрашивается вопрос, как они о цели моей миссии узнали? Я ведь никому кроме тебя о своей предстоящей поездке в Энск не рассказывал…

– Ты на что намекаешь?! – взвился Воркунов. – Что это я тебя кому-то сдал? Да я до твоего звонка и слыхом об этом Энске не слыхивал!

– Ладно, не шурши, ни в чем я тебя не подозреваю и не обвиняю, – успокоил я друга. – Просто добудь, прошу, любую возможную информацию об интересующих меня лицах. Все, прощаюсь! Я ведь без спросу тутошним коммутатором воспользовался, так что времени у меня в обрез… Извини. До завтра!..

…Когда я вышел из здания почты, солнце уже приплюснуто висело над крышами дальних домов, предвещая скорые сумерки. При моем появлении Владислав с Вадиком разом вскочили с расположенной у входа скамейки.

– Огромное спасибо тебе, Вадим. – благодарно пожал я руку голубоглазому парню. – С меня причитается.

– Всегда рад помочь, если что – обращайтесь, – довольно осклабился парень. – Мне тут Славка много чего о вас успел рассказать, у меня аж дух захватило! Так что в качестве подарка буду ждать разве что выхода вашей новой книжки.

– Да я сам пришлю парочку на адрес Владислава, а уж он тут с вами поделится, – пообещал я.

Когда, распрощавшись с Вадиком и терпеливо ожидавшей его Тамарой Ивановной, мы со Славой удалились от здания почты на приличное расстояние, я предложил ему на ходу:

– Если ты завтра свободен, можем съездить в Черногрудино и «прозвонить» несколько тамошних пещер.

– А есть чем? – аж подпрыгнул от счастья мой спутник. – Со своим-то приборчиком я там все доступные места облазил, но он у меня слабосильный: с трудом на двадцать сантиметров вглубь прошибает.

– С моим прибором пойдем, – многозначительно дернул я рюкзаком. – Уж он-то должен выявить наличие металла не только под ногами, но и в радиусе пяти метров!

– Здорово! – восхитился парень. – А можно на ваш прибор прямо сейчас взглянуть?

– Ну уж нет, дружок! Солнце уже садится, а мне еще через реку перебраться надо. Так что проводи меня лучше до лодочной станции, а по дороге как раз обсудим планы на завтра…

Так и порешили. В итоге на подступах к городскому пляжу успели обсудить намеченный поход во всех подробностях. Сошлись на том, что до Черногрудина доберемся порознь, а чтобы не разминуться, встретимся близ паромной переправы. Время встречи я обозначил восемью часами утра, после чего мы с Владиславом расстались.

Впрыгнув в готовящуюся к отходу лодку (сегодня почему-то набитую пассажирами) и услышав знакомое напоминание про пятьдесят рублей, я молча сунул в сложенную ковшиком ладонь лодочника купюру нужного достоинства и занял свободное место. Мотор тотчас зарокотал, и передо мной вновь раскинулась гладь реки, на сей раз уже безопасной.

Без приключений добравшись до Лисовок, я с облегчением спрыгнул на грубо, но добротно сколоченную пристань и зашагал по знакомой проселочной дороге к ставшему почти родным дому. Однако на окраине деревни передо мной словно из небытия выросли три мужские фигуры, причем одна из них – с устрашающего вида палкой в руках. Пока я соображал, что происходит, фигуры рассредоточились поперек дороги, демонстративно преградив мне путь. Я замедлил шаг.

– Эй, москвич, – юношеским фальцетом выкрикнул один из троицы, – ты что, совсем бестолковый?

– А в чем, собственно, дело, молодые люди? – вежливо осведомился я.

– Ты долго еще будешь к Таньке Ниткиной клеиться? – несколько истерично ответил вопросом на вопрос парень с палкой. – Или одного предупреждения мало показалось? Тогда я тебе сейчас и второе устрою! – Он стал угрожающе на меня надвигаться.

Его приятели издевательски заржали, а я машинально попятился, лихорадочно соображая, что предпринять. Лучше всего было бы, конечно, дать деру, но с тяжелым прибором за спиной далеко не убежишь. К тому же позади себя я явственно различил звук еще чьих-то приближающихся шагов. Осознав, что другого выхода все равно нет, я очертя голову бросился вперед, рассчитывая внезапным наскоком вызвать в мозгах троицы закономерную сумятицу и тем самым выиграть время. Разумеется, понесся на недружелюбных аборигенов с диким индейским воплем и размахивая налево-направо кулаками, хотя ни один из моих ударов цели, признаться, так и не достиг.

– Тормозни, командир! – неожиданно раздался за спиной знакомый голос. – А то нам вас ни в жизнь не догнать…

– Толик?! – растерянно вопросил я, когда, остановившись, оглянулся и увидел перед собой одного из своих монастырских «подмастерьев». – Тебя-то сюда каким ветром занесло?

– Волшебным, наверно, не иначе, – дурашливо раскинул он руки. – Вы когда с пристани на берег сходили, мы с Митяней как раз мимо проплывали, корешка из соседней деревни надумали сегодня проведать… Ну а потом решили вас на всякий случай подстраховать: дело-то, чай, к ночи, дорога лесная, мало ли на кого нарветесь… Похоже, не зря за вами увязались. Митянь, – повернулся он в сторону кустов, из-за которых доносились глухие удары, – кончай сопляков мутузить! Запомнили уж, поди, что негоже гостей обижать.

Раздался еще один хлесткий шлепок, и мой второй помощник, брезгливо отряхивая руки, вышел к нам на дорогу.

– А вы не робкого десятка оказались, Александр Григорьевич, – уважительно сказал он мне. – Мы с Толиком видели, как вы первым на этих придурков бросились. Чего они от вас хотели-то?

– Банальная ревность, – выдавил я из себя снисходительную улыбку. – Один из местных юнцов заподозрил меня, кажется, в излишнем проявлении симпатии к внучке человека, у которого я на постой остановился.

– Ну тогда уж мы вас прямо до дома проводим, – прогудел Толик.

– Нет-нет, большое спасибо, вы мне уже и так помогли, – запротестовал я. – Теперь и сам доберусь, благо мальчики, думаю, долго еще раны зализывать будут. К тому же вы вроде бы в гости ехали… Так что счастливо отдохнуть, друзья! – с этими словами я, уже не оглядываясь, резво припустил к заветным воротам.

Несмотря на поздний час, хозяева не спали: Федор Богданович сидел у настольной лампы с книгой, а Татьяна гремела в раковине посудой.

– Добрый вечер, – поприветствовал их я, избавившись от рюкзака прямо у дверей. – Думал, вы уже спите, готовился извиняться за беспокойство.

– Котофей тут за тебя волновался, – отложил хозяин книгу в сторону, – бегал, орал, на улицу рвался…

– А кот у нас очень чувствительный, – подхватила Татьяна, выставляя на стол тарелку с гречневой кашей и обещанным рыбным пирогом. – Весной на дальнем конце деревни женщина одна рожала, так он тоже места себе не находил. Уснул, только когда младенец на свет появился, – жестом пригласила она меня к столу.

– Ну, в этом плане за меня волноваться не стоит, – отшутился я и приступил к ужину. Когда же насытился и окончательно после дорожного инцидента успокоился, поинтересовался у хозяев: – А почему в вашем городе нумерация предприятий такая странная? Порядковые номера не чередуются, а совершенно бессистемно друг за другом следуют?

– Да кто ж его знает? – развела руками Татьяна. – Хотя вы это верно подметили. Школ в городе всего две, а пронумерованы как 4-я и 8-я. Автопарк один, но почему-то 19-й номер носит. У больницы – № 14, и так у всех учреждений…

– Домов с тринадцатыми номерами тоже нет, кстати, – подключился к разговору Федор Богданович. – Вроде бы издревле так повелось.

– А вот квартиры с номером 13 есть, – сказал я, – сам видел.

– Ну так квартиры – советское изобретение! А раньше в городе квартир не было, сплошь частные дома стояли.

– Да некоторые особнячки и до сих пор неплохо выглядят, – ввернул я.

– Еще бы им хорошо не выглядеть! Сюда ведь когда-то самих итальянцев в застройщики приглашали, не абы кого. А кирпич какой! Думаю, и в столице такого не сыщешь. С тех пор как глину из Воропаевского оврага добывать начали лет сто уж, почитай, прошло, а кирпичики, в те времена изготовленные, и по сей день как новенькие смотрятся – ни трещинки, ни скола малого не имеют. Вот как умели тогда работать!