Текст книги "Закон землеройки"

Глава 33. Очередные раскопки и новое знакомство

Ведомые Татьяной, мы приступили к поискам места, на котором много лет назад могла стоять домашняя кузница. Девушка время от времени указывала на разные подходящие по ее мнению точки, но Владислав, проверив их миноискателем, всякий раз отрицательно качал головой. Я меж тем орудовал поблизости лопатой, и вскоре собрал целую коллекцию в основном бесполезных предметов: старые ключи и обломки источенных ножей, армейские пуговицы и медные монеты, ржавые замки и оконные шпингалеты, дужки от очков, свинцовые картечины и даже один патрон от пистолета ТТ.

Ближе к полудню меня захлестнула волна скепсиса и усталости, а спутники, напротив, явно вошли в поисковый раж: каждые пять-десять минут громко и радостно демонстрировали мне то мятый портсигар, то пряжку от офицерского ремня, то прочую дребедень. В итоге, передав Татьяне по ее просьбе лопату, я отправился на прогулку по окрестностям, заодно обдумывая предательски закопошившуюся в мозгах мыслишку: «Вряд ли столь заметный предмет как золотистая трубка смог уцелеть здесь спустя десятилетия. Если уж мы место кузнечного сарая не в состоянии определить, то как тогда сможем отыскать маленькую палочку? У нее и длина-то, небось, не более тридцати сантиметров…»

Неожиданно мне вспомнился момент извлечения из монастырского пруда ларца, облепленного илом, и мысли тотчас переключились на события минувшей ночи: «Если предположить, что в ларце действительно хранилось лекарство, то вряд ли оно само по себе много весит. А вот упаковано, исходя из веса ларца, явно в довольно тяжелый материал. Возможно даже, в золотые контейнеры. А почему бы нет? В конце концов столь уникальный препарат как эликсир бессмертия должен храниться исключительно в упаковке из устойчивого к любым условиям хранения металла, а таковым во все времена служило золото». Увлеченный своими размышлениями, я даже не заметил, что уже брожу по какой-то безымянной улочке вдоль приземистых строений, похожих на длинные конюшни. Очнулся, только когда увидел сухого низкого старичка, подглядывавшего за действиями моих спутников из-за угла одного из строений.

– Добрый день, отец! – окликнул я его.

Старик от неожиданности вздрогнул, явно перепугавшись чуть ли не до смерти, а потом засеменил к пролому в заборе, за которым сплошной стеной высились стволы рябины и черемухи. Двинувшись следом, я даже прибавил шагу, однако настиг его, лишь когда он уже протискивался в узкую щель.

На мгновение старик обернулся и вызывающе спросил:

– Чего надоть?

– Помогите нам, пожалуйста, с местом поисков определиться. Вы ведь наверняка хорошо здешние окрестности знаете…

– А чего ищете-то?

– Старую кузницу или хотя бы то место, где она раньше стояла.

– Так кузню у воды искать надоть, а не абы где, голова твоя садовая! – выразительно постучал себя по лбу старичок. – Вниз идите, к ручью! – С этими словами он шустро скрылся за деревянными штакетинами.

Огорченно вздохнув, я вернулся к спутникам и скомандовал:

– Сворачиваемся! Не там ищем. За мной!

Молодые люди, явно недовольные тем, что я оторвал их от увлекательного процесса землеройства, нехотя двинулись следом. Правда, Владислав тотчас догнал меня и похвастался, протянув вперед грязную ладонь со столь же грязными серебряными монетами на ней:

– Вот, смотрите! Мы с Танюхой на захоронку какого-то местного нумизмата наткнулись, и я в ней американский серебряный доллар 34-го года нашел!

– Молодец! Только давай ты к этой захоронке потом вернешься. А пока помоги мне, будь другом, последнее дело завершить.

– Почему последнее? – обескураженно спросил парень.

– Да время мое вышло. Пора домой возвращаться.

– Нельзя так о себе говорить! – укорила меня присоединившаяся к нам Татьяна. – Можно говорить, что время отпуска вышло, или, например, что время сеанса в кинотеатре закончилось… А о конце своего времени – нельзя! Мама мне, помнится, даже фразу «последний раз» строго-настрого запрещала произносить.

– Это все суеверия, Танюш, – забрал я у нее лопату. – Вряд ли какими-то эфемерными словами можно судьбу изменить. Я ведь фаталист: считаю, что кому суждено сгореть, тот не утонет. Вспомни лучше какие-нибудь особые приметы местоположения нужной нам кузницы. Я тут пообщался недолго с местным дедом Щукарем, так он посоветовал куда-то вниз идти, источник воды искать…

– Точно! – всплеснула руками девушка. – Как же я могла забыть? Там действительно был маленький пруд! Все, теперь вспомнила: он где-то в стороне тех кустов, идемте!

Взглянув в указанном ею направлении, я даже издали различил, что на фоне слегка пожухлой окружающей растительности отчетливо выделяется «оазис» более живого и зеленого кустарника. Значит, рядом с ним и впрямь имеется водный источник.

Пруд, правда, оказался на редкость крохотным и к тому же густо заросшим осокой, так что более напоминал болото или крупную лужу с прозрачно-зеленоватой водой. Совершая обход вокруг этого водоема, я увидел торчавшие из земли огромные тиски, хорошо знакомые всем мальчишкам-школьникам по урокам труда. Не удержавшись, стукнул по ним каблуком, но они даже не шелохнулись. Видимо, весили не менее трех старорежимных пудов.

– Приехали! – объявил я спутникам. – Хоть я тут никогда и не бывал, уверен почему-то, что искомая кузница стояла именно здесь. Ибо такое чудище, – постучал я лезвием лопаты по массивным железным тискам, – далеко от рабочего места не унесешь. Итак, друзья, к орудиям!

На пару с Татьяной мы с помощью длинной доски и лопаты расчертили прилегавшую к пруду площадку на правильные прямоугольники, после чего Славик включил свой допотопный миноискатель. Земля отдавала зарытые в ней «сокровища» на удивление легко, так что примерно за два часа работы мы извлекли из нее столько всевозможного железа, что вполне могли бы засыпать им мотоциклетную коляску с «горкой». Чаще всего, правда, попадались сточенные от долгого ношения конские подковы да затупленные серпы, но встречались находки и гораздо интереснее. Таня, к примеру, нашла почти новое серебряное колечко, очень изящно украсившее ее мизинец, а Славик обнаружил литой латунный крест, горсть разновозрастных медяков и серебряный рубль с мрачным профилем бородатого самодержца Александра III. Рубль покоился в прочном кожаном кошелечке, поэтому сохранился в отличном состоянии.

Однако чем радостнее вскрикивали мои помощники при каждом очередном трофее, тем тоскливее становилось мне. Ибо когда довольно обширная расчерченная площадка была прочесана нами почти уже вдоль и поперек, я понял, что отыскать здесь золотистую заветную трубочку не удастся. Время меж тем близилось к полудню, и солнце успело столь нещадно напечь мою бессонную голову, что я, вновь уступив лопату Тане, устало побрел к стоявшему неподалеку нежилому домику. Отдохнуть в благодатной тени, увы, не довелось: когда в глубине дома отчетливо скрипнула потревоженная кем-то половица, я догадался, что нахожусь здесь не один. Осторожно приподнявшись над частично уцелевшим деревянным наличником, заметил притулившуюся к другому окну знакомую фигуру.

– Хватит прятаться, отец, – негромко, чтобы вновь не напугать любопытного деда, сказал я. – Выходи, мы не кусаемся.

Соглядатай однако подпрыгнул на сей раз так, точно в него угодил разряд молнии, потом подхватил с пола обломок спинки стула и прошипел:

– Посмей только подойди, ирод, вмиг голову отшибу!

– Зачем же столь грозно? – вырос я в полный рост напротив его оконного проема. – Мне моя голова еще пригодится, надеюсь. Вы лучше успокойтесь и выходите, негоже из-за угла подглядывать. Да у нас и секретов-то особых нет. А если вы тоже что-то ищете, то мы с нашим специальным оборудованием вам и помочь сможем. Так что выходите, пока мы ваши края не покинули.

– С какой же целью пожаловали, гости непрошеные? – опустил старикан руку с примитивным оружием.

– Ну, мы не совсем гости, – затруднился я с определением нашего статуса, – скорее по делу приехали. Сам-то я, правда, действительно не местный, а вот спутники мои – ваши земляки. И девушка, между прочим, одному из бывших здешних старожилов, Федору Ниткину, родной внучкой приходится.

– Взаправду, что ль, Федькина? – приблизился старик к окну и приставил ладонь к глазам наподобие козырька. – Эх, жалко, очки дома забыл…

– Она, она, Таней зовут, – подтвердил я. – Я ж как раз у них на время отпуска остановился, за городом…

– Знаю, знаю, в Лисовках они сейчас обретаются. Их там поляки специально поселили, чтоб из виду, так сказать, не упускать…

– Какие еще поляки? – удивленно спросил я, вспрыгнув на подоконник.

– Вижу, ты и впрямь не местный, коль о поляках не слыхивал, – важно произнес дед, явно уже успокоившись и даже изрядно «свободным ушам» обрадовавшись. – Ну так и быть, просвещу тебя, неразумного, – примостился он на подоконнике рядом со мной. – Соберемся мы, бывало, после воскресной обедни всей семьей за столом, и батюшка мой, царствие ему небесное, байками разными нас баловать начинает. И про Никиту Селяниновича сказывал, и про Бову-королевича, и про поляков, в 1608 году в наши края нагрянувших… Только вот если эти поляки-вороги и из Москвы потом, и из Смоленска ушли, то от нас не ушли. Наоборот, собственную слободу в нашем городе основали. И даже православие все как один приняли, хотя испокон веков католиками были! Всё какого-то спасения ждали, молились по ночам да псалмы непонятные пели… Так и жили здесь, пока рыжий Ленин царя в Питере с трона не сковырнул. Вот аккурат в двадцатые годы и разбежались они кто куда, и долго даже духа их у нас тут не было. А как Мишка Меченый к власти в Кремле пришел, так поляки эти вместе с потомками своими опять стали сюда сползаться, точно тати в ночи. Не успели мы оглянуться, как племя Скоропадского сызнова в нашем городе обосновалось!..

Тут в моей голове словно бомба взорвалась. Собственно, мне давно уже не давало покоя спонтанно возникшее едва ли не с первого дня пребывания в городе – и особенно в монастыре! – наблюдение, просто до сих пор я не мог логически его оформить. А теперь мозаика сложилась! Не зря, значит, многие жители Энска, в первую очередь западной его части, были похожи друг на друга рыжей «мастью»! Только если Слава с Настей, к примеру, обладали ярко-рыжими шевелюрами, то у того же Толика и многих других обитателей монастыря рыжина наблюдалась легкая, как бы поверхностная. «Какой же я идиот! – обругал я себя мысленно. – Почему раньше над этой странностью не задумался? Ведь столь характерная общая "примета" свидетельствует о существовании в городе не столько секты, сколько разросшегося за столетия клана! И его члены явно стараются воплотить в жизнь какое-то семейное предание, для чего, видимо, меня из Москвы и вызвали. Чтобы помог им, так сказать, дело с мертвой точки сдвинуть…»

– Слишком уж много годков пролетело, – словно из-под ватного одеяла пробился ко мне голос старика, – теперь ту потерю мне в жисть не вернуть. Как посеял свою удачу в детстве, так, видно, в нищете и помру.

– А что, простите, вы потеряли? – с трудом вернулся я к реальности.

– Так я ж тебе толкую: папаня всем нам, сыновьям своим, счастливые монетки при жизни подарил. Как только каждому из нас двенадцать лет исполнялось, он сразу ту монетку и вручал. И ведь правду отец говорил: кто смог ее сохранить, тот и в жизни преуспел. Вон Димка, старшой братан, выучился, в люди выбился, сейчас в Новосибирске профессором служит. А Иван музыкальным училищем руководит, учеников десятками по всему миру плодит. Один только я невезучим оказался: как посеял свой счастливый рубль, так с тех пор и маюсь: всю жизнь грошовыми заработками перебиваюсь.

– И когда, говорите, вы тот рубль потеряли?

– Да в войну последнюю, будь она неладна. А вот как посеял – по сей день понять не могу! Уж и хранил-то ведь как зеницу ока, в белом мешочке на шее носил, ан нет – запропастился он куда-то бесследно.

– А как выглядела монета, помните?

– А то! Большая, в пол-ладони, и блестящая, – мечтательно закатил глаза старичок. – И надпись вокруг портрета – «Александр III, император и самодержец всероссийский»!

– Кажется, я смогу вернуть вам ваше сокровище, – усмехнулся я непредсказуемой иронии судьбы.

– Так где ж ты ее возьмешь-то, мил человек? – недоверчиво покосился на меня дед.

– Хотите верьте, хотите нет, – развел я руками, – но отыскал-таки в земле ваш рубль мой юный спутник, за работой которого вы с таким интересом сегодня наблюдали. Одно плохо: поскольку нашел его не я, а именно он, придется у него ту монетку либо выкупить, либо на что-то выменять…

– Понимаю, понимаю, завсегда готов, – зачастил дед скороговоркой. – Денег, правда, у меня нет, но много чего другого могу взамен предложить! – хитро прищурился он. – Вы ведь, как я понял, разными старыми предметами интересуетесь, а у меня этого добра навалом! Целых три сундука в подвале скопилось. Мы ж тут, в глубинке, привыкли каждую мелочь хранить, на покупку новых вещей, чай, денег не напасешься. Так что ты уж пособи, мил человек, а я с радостью хоть инструменты дедовские, хоть инвентарь отцовский, хоть детские «сокровища» братцев своих тебе для обмена предоставлю!

– А палочки золотистой у вас, случаем, нет?

– Какой еще такой палочки? – обиженно насупился старик, решив, видимо, что я над ним издеваюсь.

– Похожа на авторучку, только чуть толще, – со всей серьезностью ответил я. – Пропала в этих местах во времена вашей юности, в середине войны примерно…

Растерянность, мгновенно поселившаяся в глазах старика, недвусмысленно дала мне понять, что с надеждой обрести заветную трубку столь легким способом придется расстаться. Однако слово надо было держать, и я отправился к Владиславу на переговоры. Свою просьбу подарить мне рубль с Александром III ничем не мотивировал, но, по счастью, нужды в том и не возникло: юноша, буквально светившийся от обилия находок и общества Татьяны, беспрекословно мне его вручил.

Донельзя довольный, я опустил мешочек с серебряной монетой в карман, вернулся к нетерпеливо поджидавшему меня аборигену, и мы двинулись к нему домой по удивительно грамотно спланированным улочкам.

– Здесь раньше рабочая слобода была, – пояснил старик, словно прочитав мои мысли, – отсюда и такой порядок. А там, где вы раскопки ведете, раньше бараки стояли, их при Советах аккурат перед войной построили. Так сам, небось, видел, что от них осталось. А здесь все по уму сделано, дома еще век простоят!

Я согласно кивнул: советский лозунг «Числом поболе, ценой подешевле» наглядно и безоговорочно проигрывал купеческой основательности кирпичных заводчиков братьев Епифановых.

Тут мы свернули в очередной переулок, и сразу за углом мой провожатый толкнул калитку в заборе. Проследовав за ним, я оказался в довольно уютном, засаженном смородиной и крыжовником палисаднике. Сам дом утопал в зарослях черноплодной рябины, радующей глаз тяжелыми фиолетовыми гроздьями ягод, но к нему мы не пошли: сразу устремились к деревянной косоугольной пирамидке, словно бы растущей из земли. Старик, звякнув ключами, распахнул низкие дверные створки, и я увидел за ними круто уходивший вниз пандус.

Хозяин дома меж тем опытно присел на корточки и ловко съехал на каблуках в темное нутро подвала. Я понял, что подобные упражнения ему не внове, однако его примеру последовал лишь после того как в подвале загорелась лампочка. Подземное помещение меня приятно удивило: просторное, аккуратно оштукатуренное и, главное, совершенно не захламленное: все упомянутые дедом «сокровища» размещались в трех массивных дощатых ларях с крышками. И все-таки мысленно я слегка подосадовал на себя за опрометчивое решение посетить сарай старика, поскольку даже на беглый осмотр содержимого этих трех монстров могло уйти несколько часов, а я ими, увы, не располагал. Поэтому скрепя сердце предложил:

– Отец, давай ограничимся только вон тем, самым старым сундуком. У меня со временем, видишь ли, туго…

Владелец старорежимных раритетов возражать не стал: с некоторым усилием подняв пудовую крышку указанного мной сундука, принялся выкладывать его содержимое на стоявший рядом самодельный столик. Глядя на нескончаемый поток предметов, о существовании и назначении большинства из которых современное человечество давно уж забыло, я невольно сравнил своего нового знакомого с гоголевским Плюшкиным, однако рассматривал его раритеты не без интереса. Да оно и понятно: не в каждом доме такие коллекции отыщутся! Пробитый пулей латунный рукомойник времен Николая II, безмен с клеймом заводчика с говорящей фамилией Прохвостов, сплющенная гильза от 45-миллиметровой пушки, бесформенные пятаки эпохи Екатерины II, миниатюрный серебряный подсвечник, оловянный солдатик без руки в прусской форме, груда старинных часов… Наконец старик, выставив на стол массивную оловянную кружку, украшенную незамысловатой резьбой и косой надписью угловатыми немецкими буквами, облегченно выдохнул:

– Всё! Выбирай, мил человек, на здоровьице!

Я же, поскольку услышал в момент извлечения из сундука этой кружки характерный звук соприкосновения металла с металлом, выбирать не торопился. Встал из-за стола, приблизился к ларю, заглянул внутрь. Не сразу, но различил на дне в углу три небольших прямоугольных предмета. Не поленившись, подцепил один из них, поднес к свету свисавшей с потолка лампочки и порадовался собственной проницательности: на моей ладони лежала пистолетная обойма! Я торопливо достал из сундука две оставшиеся и вернулся со всеми тремя к столу, чтобы рассмотреть их внимательнее.

Успевшие покрыться патиной ржавчины, обоймы принадлежали к разным маркам пистолетов, зато в каждой из них имелось по несколько патронов. Так, в одной из них я обнаружил три патрона, аналогичных найденному мною в самом начале сегодняшних раскопок (они подходили и к старому пистолету ТТ, и к автомату ППШ), а в двух других – семь патронов с калибром несколько большим, то есть принадлежавших явно к пистолетам немецкого производства. Обоймы я отбросил за ненадобностью, а патроны с чувством глубокого удовлетворения отправил в карман. Потом, дабы не обижать старика, выбрал из горы рухляди на столе еще и серебряный подсвечник, после чего торжественно вручил хозяину подвала кожаный мешочек:

– Держи, отец, свой счастливый рубль! Посмотри, он, не он?

Дед, вытащив монету на свет, радостно прижал ее к груди и ощерился в счастливой улыбке.

– Он, он, родимый! Дай бог тебе здоровья, мил человек! Нашлась пропажа моя бесценная! Теперь заживу, ух как заживу!..

Откланявшись, я в три прыжка выбрался по пандусу на улицу: следовало торопиться. Поскольку полдня уже минуло, а поиски вожделенной трубочки по-прежнему находились в стадии замерзания, я решил, что не стоит больше тратить на них драгоценное время. Поэтому, вернувшись к помощникам, объявил:

– Все, молодежь, кончай работу! Возвращаемся в город.

– Сейчас, подождите минутку, – повернулся ко мне увлеченный непонятной суетой возле вмурованных в землю тисков Славик. – Вот только достану последнюю штуковину… Тяжелая, черт!..

Татьяна активно ему помогала, и, приблизившись, я увидел лежавшую на траве чуть поодаль от них груду металлических труб разной длины с плотно заклепанными концами. Очередную такую же, только длинней остальных, и пытался сейчас извлечь из земли Владислав.

– Может, объясните мне, – поинтересовался я, – зачем вам понадобились обломки ржавой водопроводной трубы?

– Они непростые! – загадочно воскликнула Таня и, покинув Славика, поднесла к моему уху одну из уже «оприходованных» труб, после чего несколько раз тряхнула ею. – Слышите? – Я действительно услышал странный звук: сначала внутри что-то прошуршало, а потом тонко звякнуло. – А в этой трубе, – продемонстрировала мне девушка очередной, самый толстый цилиндр, – как будто дробь с места на место пересыпается. Представляете?! Значит, внутри этих труб что-то есть! Не зря же все они были закопаны в одном месте! Возможно, кто-то, заботясь о сохранности дорогих ему мелких вещиц, спрятал их для маскировки в обрезки труб и заклепал потом с двух сторон. Правда ведь, здорово придумано?

– Здорово, не спорю. Только у меня, Танюш, голова уже от жары плавится. Так что предлагаю погрузить все находки в мотоцикл и отправиться всем вместе в Лисовки. Там ведь у Федора Богдановича любые инструменты для вскрытия этих труб найдутся, а я заодно хоть дух немного переведу. Согласна?

Возражений не последовало, и, дождавшись закончившего наконец возню с последней трубой Славика, мы втроем направились к мотоциклу. Пока мои юные друзья упаковывали и загружали трофеи, я вытащил из-за обшивки коляски маузер, оттянул затвор и вставил в магазин только что обретенные патроны. Красивая железка прямо на глазах превратилась в грозное оружие! Я возликовал как мальчишка, ведь известно, что ребячливость в отношении машин и оружия присуща большинству мужчин вплоть до глубокой старости. Исключением я не был, поэтому, видимо, и играл всю дорогу с пистолетом, напрочь забыв и о золотистых трубочках, и о препарате Бен-Газира, и о страшных стальных баллонах…