Текст книги "Выход силой"

Старик подождал, ожидая реакции, но Игорь молчал.

– Поэтому кто-то должен приводить в движение помпы, – вздохнув, продолжил Ланиста, не дождавшись ответа. – Иных источников энергии, чем мускульная сила, нам после Катастрофы, увы, не осталось. Маломощные электромоторы с задачей не справляются, топлива для дизелей нет, энергия ветра, воды и пара недоступны, атомная – тем более, животные, что отлавливаются на поверхности, для работы непригодны… Остаются люди – самая неприхотливая скотинка на свете. Увы, добровольно никто на эту работу не пойдет. Ни за какие деньги. Вы бы согласились день-деньской крутить огромное колесо, приводящее в движение водяной насос? А если бы, положим, вы бы устали и бросили это колесо, то вас бы тогда кнутом? Карьера сомнительная…

Князев не проронил ни слова.

– Поэтому колеса крутят осужденные. Работа это очень нездоровая – тяжелая, в спертом воздухе, в сырости. Год работы на водокачке равносилен смертному приговору. Полгода оставляют след на всю жизнь – ревматизм, астма, туберкулез. К тому же, вода в нижних уровнях радиоактивна… Вот, собственно, к чему вас приговорили бы за ваш незначительный проступок.

– А сколько мне светило? – не выдержал Игорь.

– Пять лет, – последовал невозмутимый ответ.

***

Гладиаторы оказались очень жизнерадостными людьми: посмеяться любили по поводу и без. Всякого рода подначки и розыгрыши тут были в большом ходу, но обижаться на них разыгранные и не думали, предпочитая платить той же монетой. Игорю все они сразу пришлись по душе – и чернокожий Джонс, весельчак и балагур, и меланхоличный красавец Алекс, и молчаливый Кузьма, и остальные обитатели казармы, донельзя похожей на памятную Князеву тюремную камеру.

Такие же нары, такие же слои дыма под потолком – курили здесь еще больше чем в тюрьме. Разве что дверь не запиралась снаружи, и гладиаторы могли свободно выходить в город. Ну и остальные человеческие радости, для заключенных недоступные – хороший стол с выпивкой, жеманные гостьи, с которыми уединялись в дальнем углу за занавеской (негласный джентльменский кодекс не позволял гладиаторам обращать внимания на стоны, доносящиеся из-за занавеса). Человеку, который легко может не вернуться с ристалища, позволено многое. А то, что сражаться придется серьезно, не напоказ, гладиаторы просветили своего нового товарища сразу.

Чернокожий гигант, виденный Игорем в забегаловке, кусок хлеба в которой стоил ему так дорого, оказался отличным парнем. Как и многие другие, работавшие гладиаторами у Ланисты.

– Не трусь, – приободрил он Игоря. – Работа как работа.

– Легко тебе говорить, Джонс, – возразил широкоплечий блондин Алекс, щеголявший длинными волосами, стянутыми на затылке в конский хвост. – Парень, небось, в первый раз в нашем деле. Ты вот в первый раз на арену выйти не боялся?

– Было дело, – честно признался черный. – Но так боялся обделаться при людях, что о смерти уже не думал.

Своды казармы вздрогнули от громового хохота.

– Тут, понимаешь, какая тонкость, – вещал Джонс, прихлебывая из огромной стеклянной кружки пенное пиво, сдобренное изрядной долей самогонки из огромной бутыли. – Тут как зрители будут настроены. Если благодушно, то оба после сражения пойдут пиво пить – и победитель, и проигравший. А уж если нет…

Чернокожий состроил грустную мину и чиркнул толстым пальцем поперек горла.

– Такой порядок, – подтвердил в ответ на вопросительный взгляд Игоря, мол, не шутит ли, Алекс. – Друг, не друг – придется прикончить, если публика того требует. Шоумастгоуон, как говорится.

– Да бросьте вы мальчонку пугать! – не выдержал Кузьма, до сих пор молча надувавшийся пивом. – Распустили хвосты! Когда вам последний раз доводилось всерьез юшку пускать?

– Точно, – поддержал товарища раскосый, бритый налысо Чингиз, настоящего имени которого никто не знал. – Который месяц уже тварей потрошим и ничего – довольна публика.

– И они нас, – буркнул Кузьма. – Вон, Палыча на прошлой неделе схоронили.

– Сплоховал Палыч, – опрокинул стакан Джонс. – Не открылся бы, не повелся – жив был бы…

Тут уже начался разбор полетов, которым обычно завершались попойки в гладиаторской казарме, и Игорь заскучал. Он не собирался становиться профессиональным бойцом, и тонкости их профессии ему были не слишком интересны. Он был достаточно уверен в себе и хотел использовать свободное от тренировок время с пользой. Выйдя на улицу, он остановил жестом пробегающего мимо рикшу со свободной повозкой.

– В веселый квартал, – бросил он китайцу в широкополой шляпе патрончик.

Теперь он мог себе позволить визит к Инге если не каждый день, то частенько – карманные деньги гладиаторам выдавались исправно.

После нескольких конфузов он научился более-менее сносно разбираться в запутанной и неимоверно сложной денежной системе Черкизона. Тут принимали все и всяческие платежные средства, выпущенные когда-либо и где-либо в давным-давно сгинувшем мире. В обращении были российские рубли, доллары, монгольские тугрики, евро и даже какие-то совсем экзотические деньги. Откуда они взялись тут, как вынесли столько лет – сказать было невозможно, а главное, ценность их признавалась лишь в Черкизоне – судя по слухам, на других станциях метро котировалась только твердая валюта – чеканные патроны. Здесь же все деньги находились в сложном соотношении, и деловые люди подземного города начинали день с покупки газеты «Деловые новости», напечатанное на оберточной бумаге, и изучения за чашечкой кофе – так горделиво здесь называлось это сомнительное пойло – длиннющих колонок валютных курсов.

На скачке, допустим, евро по отношению к стершейся украинской гривне можно было заработать большие деньги, а можно было остаться на бобах. Обыватели попроще держали в уме основные соотношения и не заморачивались процентами. Что до патронов, то их и некоторые другие насущные ценности всегда предпочитали ненадежным бумажкам. Самыми же занимательными из бумажных денежек были «зверобаксы» – купюры похожие на доллары, но имеющие в центре овального картуша старательно, но неумело нарисованную физиономию господина Зверева, местного президента.

От обозначенных на звериных купюрах цифр с многочисленными нулями приходилось отнимать несколько сразу. Сплошь и рядом разыгрывались настоящие спектакли, если торговец пытался всучить покупателю на сдачу миллион-другой этих, «обеспеченных всем достоянием Черкизовского Содружества» эрзац-долларов. В казарме гладиаторов, не жалующихся на пустой карман, «зверобаксами» была оклеена стена над отхожим местом, а в раскрашивании портрета «любимого президента» не упражнялся только ленивый.

Пьеро за стойкой сделал вид, что не заметил Игоря. Князев отплатил ему той же монетой: жетон, висящий у него на шее на длинной цепочке, был своего рода абонементом, дозволяющим гладиатору свободный вход в это заведение и еще множество мест, владельцем или совладельцем которых состоял казавшийся на первый взгляд безобидным Ланиста – один из некоронованных властителей Черкизона.

– Игорь! Ты пришел, – Инга всегда была ему рада. – Я так ждала тебя сегодня…

– Вот, выдалась свободная минутка, – он ответил на ее поцелуй. – Но ничего: скоро заработаю, выкуплю тебя, и заживем отдельно.

И ведь не врал. Ведь искренне говорил. Забывал он уже Лариску. И все чаще складывалось у него ощущение, будто вся жизнь на Первомайской не была у него, а просто померещилась.

Быстро шла жизнь на Черкизоне. Новый Вавилон, так называл его странник? Вавилон. Заглатывал он людей, обволакивал и переваривал.

Пришел сюда Игорь в поисках брата – и чуть ли не женатым человеком, а прошла неделя-другая – и забыл уже, кем был. Кто-то из гладиаторов сказал ему спьяну, что Ланиста подмешивает в их пойло дурман-грибы, которые память выветривают. И забывают постепенно гладиаторы, зачем сюда пришли, что искали. Будто и не было никогда у них никакой прежней жизни, а был всегда только один бурлящий, душный, топкий, нескончаемый Черкизон…

Игорь не верил в дурман-грибы. Ему вначале казалось, что это сам Черкизон пьянит его своим смрадным дыханием, затягивает и не отпускает. А потом Князев и вовсе перестал об этом думать. Словно и не было вчерашнего дня, а только сплошное сегодня.

– Выкуплю, – искренне клялся Князев.

– Фантазер ты, Игорь, – слабо улыбалась она. – Разве же меня отпустят? Столько денег не заработать… Я уж и так бога благодарю за то, что свел нас вместе.

– Я слов на ветер не бросаю, – убеждал Князев.

И Инга благодарила его уже хотя бы за то, что он сам верил в то, что говорил. Шлюхам и рабам вредно мечтать, она сама это хорошо понимала. Но ни шлюхи, ни рабы не могут бросить мечтать.

Под утро Игорь, блаженствующий и изможденный, добрался до ставшей ему домом казармы по никогда не засыпавшему подземному городу.

– Где всю ночь болтался? – лениво проворчал Игорю Алекс, когда тот крадучись пробирался по спящей казарме к своему месту. – Опять у проститутки своей был?

– Она моя невеста, – угрюмо отрезал Князев.

– Ну конечно, невеста, – вежливо улыбнулся Алекс. – Жаль, не твоя эксклюзивная. Она еще у тысячи человек, наверное, невеста. А ты у нее – постоянный клиент. Вот и вся романтика.

– Я тебя предупреждаю… – сипло начал Игорь.

– Заткнулись оба, – буркнул со своего места Джонс, невидимый в темноте. – Тебе завтра, Бесфамильный, выступать. Пока тебя не было, Ланистин прихвостень прибегал, прыгал тут, икру метал. Так что советую тебе выспаться. А то будешь завтра по арене снулой мухой ползать.

– А это добром не кончается, – подытожил Алекс.

***

Толпа снаружи ревела, требуя продолжения. Крови.

Игорь пытался унять дрожь.

Приподняв занавес, мимо прошел Кузьма, волоча за собой сеть, сплетенную из проводов. В одной из ячеек застрял кусок мяса. Изуродованные шрамами грудь и плечи гладиатора украсились десятком новых порезов и царапин, а левого предплечья свисал вырванный зубами неизвестной твари кровоточащий лоскут кожи, на который он не обращал никакого внимания.

– Разогрели мы с моей зверушкой публику на «отлично», – подмигнул он побледневшему Игорю. – Да не дрейфь ты, парень!

Саму зверушку – жуткую тварь, только что умерщвленную могучим молчуном, уволакивали с арены двое служащих в алых с золотом ливреях. Зал, наполненный до отказа, скандировал, вызывая новых бойцов и новых чудовищ. Увидеть, как люди побеждают исчадий наземного ада – именно за это готовы были платить немалые деньги люди, на поверхность выбиравшиеся только в кошмарных снах.

– На, глотни, – протянул Игорю бокал с чем-то прозрачным Джонс. – Помогает, если мандражируешь.

Игорь не любил крепких напитков, но сейчас глотнул бы и чистого спирта: одно дело представлять бой, видеть его со стороны и даже имитировать на тренировке и совсем другое – самому выйти на залитую арену, где каждое неловкое движение может стать для тебя последним.

Особенно смущала Князева одежда, что была на нем одета, вернее, ее отсутствие: середину тела обматывала набедренная повязка, а более не было ничего, кроме бутафорских поножей и наручей из ненадежной жести, чего-то вроде широкого металлического ошейника и каких-то дурацких портупей крест-накрест. Только шлем был тяжелым и натуральным, но и он вызывал сомнения: медный, блестящий, с гребнем на макушке и скрещенными топорами на огромной чеканной кокарде, со стороны он смотрелся безупречно. Но вот девиз «Всегда готов» над топорами явно был ни селу, ни к городу. К чему готов? К смерти?

Игорь рассеянно взял из рук чернокожего товарища стакан и осушил одним залпом, готовясь скривиться от вкуса спиртного, но, к его изумлению, ни капли спирта в напитке не ощущалось: только аромат каких-то трав.

– Что это такое? – удивился он, возвращая сосуд.

– Так, кое-что… Там увидишь, – хитро улыбнулся Джонс. – Я же говорю – помогает. Не веришь?

– Верю, – согласился Князев, почувствовав, как в голове слегка зашумело, будто от кружки доброго пива натощак.

А снаружи уже неслось громовое и раскатистое:

– Впер-р-рвые на ар-р-рене боец из дальних земель Мистер Икс! Никто и никогда не видел его лица!

– Тебе пора, – подтолкнул Джонс Игоря в спину. – Забрало не забудь опустить. Ни пуха!

– К черту, – буркнул Князев, опуская на лицо дурацкое забрало.

Сделанное из той же чеканной жести, что и поножи с наручами, оно изображало лицо какого-то получеловека-полузверя и не столько защищало лицо, сколько ограничивало угол зрения. К тому же крепилось на каких-то резинках, и любой серьезный удар сорвал бы его напрочь.

Как учили, Игорь тяжелой рысцой, позвякивая бутафорской амуницией, выбежал на арену и вскинул вверх руки со шпагой и маленьким, украшенным длинным шипом посредине круглым щитом. Щит был второй после шлема деталью, способной сослужить хоть какую-то пользу. Исключая верную шпагу, конечно, на которую и полагался в основном свежеиспеченный гладиатор.

За частой проволочной сеткой, в два ряда окружающей ристалище, он видел сотни лиц, замерших в ожидании, но все они плыли перед глазами и сливались в какую-то сплошную белесую массу, арена плавно поворачивалась под ногами, а тело казалось невесомым и налитым свинцом одновременно. Неужели ему подсунули яд?

«Опоили… – натужно думал Игорь. – Предатель…»

Диктор продолжал многословное перечисление его достоинств, но они для Князева сейчас превратились в один мерный гул.

«Что-то я должен сделать… – плыли в мозгу медленные куцые мысли. – Кого-то убить… Где это?.. Где оно…»

Закованный в доспехи рефери прянул от гладиатора в сторону, когда тот сделал к нему шаг, и трибуны взорвались истерическими воплями.

«Нет, этого я убивать не должен, – Игорь тупо проследил, как напуганный судья карабкается на сетку. – А где же тот?..»

И тут он увидел…

Эта тварь была страшна. И велика. Даже среди прочих тварей эта, наверное, считалась настоящим чудищем. Рога, когти и клыки покрывали, казалось, все тело, там, где оно не было прикрыто костяным панцирем. Тяжело поводя из стороны в сторону рогатой головой, монстр стоял посреди арены, ища взглядом врага. И рычал, перекрывая рев толпы.

– Какой ты, братец, жуткий, – невнятно пробормотал Игорь: распухший язык плохо ворочался во рту, а губы не слушались. – Ничего… Прорвемся…

Он двинулся к чудищу, выставив вперед оружие и приготовившись отразить бросок.

– Ну-у!

Что за ерунда! С той же скоростью, что на него наступал гладиатор, тварь пятилась назад, пока не уперлась задом в сетку, и съежилась, как побитый щенок. И тут словно ватные затычки выдернули из Игоревых ушей: на него обрушился водопад звуков.

– Убей! У-бей! У-бей! – скандировал зал.

А Игорь не мог.

Напади это чудище на него где-нибудь в дебрях Измайловского парка – он дрался бы отчаянно, и заколол бы тварь, как только представилась возможность. Но сейчас – здесь – не мог. Это был не грозный противник, а жалко скулящее животное. В глазах его, Игорь мог поклясться, была мольба. Тварь просила пощады. Это был не поединок – от Князева требовали прикончить несчастного зверя, который, как и сам Игорь, просто оказался в сетях Ланисты и его подручных.

– Убей ее! – шипел рефери, бренча доспехами и тряся снаружи сетку. – Зарежь эту тварь! Заколи, как свинью!

Но острие шпаги, слегка царапнув костяную пластину, уже вонзилось в присыпанный песком дощатый пол арены, а Игорь, резко повернувшись, ушел за кулисы. Навстречу ему уже бежал наспех нацепивший свои доспехи Джонс, на бегу толкнув Князева плечом и повертев пальцем у виска. Через мгновение снаружи раздался рев пришедшей в себя твари и вопли восторженной толпы.

Шоумастгоуон…

***

– Какого черта ты не убил эту тварь?! – Михаил Сергеевич был в бешенстве.

– Потому что она не нападала на меня, – кротко ответил Игорь.

– А почему не нападала?!

– Откуда я знаю? Сыта была, наверное.

– Сыта? Да она порвала Джонса! Самого Джонса! Ты, сморчок, сидишь сейчас здесь, а Джонса лучший хирург Черкизона собирает буквально по частям. Да ему вряд ли удастся выйти когда-нибудь еще на арену!

– Мне очень жаль, Михаил Сергеевич, – поднял на Ланисту глаза Игорь. – Я честно не знаю, почему тварь не напала на меня. Может быть, одеколон виноват?

– Какой еще одеколон? – опешил хозяин.

– Да я побрился с утра, – невозмутимо сообщил ему Князев. – И одеколоном освежился. Может, запах этой твари не понравился?

– Ты еще можешь смеяться? Клоун несчастный! Ну ничего…

Ланиста прошелся по комнате, выпуская пар, и сообщил Игорю другим, почти спокойным тоном:

– Сейчас ты выйдешь на арену снова. Но сражаться будешь не с тварью. Публика недовольна, публика жаждет крови. Ты будешь сражаться с человеком.

– С кем? – Игорь привстал беспокойно.

– С Алексом. Будет, на что посмотреть.

– Он ничего мне не сделает, – сказал Игорь.

– Это ты так думаешь, – старик издал короткий смешок.

– Не жаль одного из лучших своих бойцов? – дышать стало труднее, но Игорь улыбнулся.

– Самого лучшего, – Ланиста ответил ему бледной холодной улыбкой. – Теперь самого лучшего. После того, как эта дрянь порвала Джонса.

– А если у него не выйдет? – упрямо спросил Князев.

– Тогда лучшим станешь ты, – по-волчьи оскалил зубы Михаил Сергеевич. – А потом мы и тебя закопаем, и кто-нибудь другой станет лучшим. Круговорот белка.

Сквозь интеллигентские очочки на Игоря глядели два звериных глаза, горящих ненавистью, но голос у Ланисты уже был ровный, бесстрастный. Вот оно. Это чудовище убить было бы по-настоящему правильно. Выхватить «шпагу» – и прямо в сердце.

– А ты зря мое терпение испытываешь, малыш, – прошипел Ланиста. – Я ведь твоего брата уже разыскал почти… Прикончишь Алекса – найду.

Игорь тяжело дышал. Он не верил ни одному услышанному от этого человека слову.

– А Алексу ты что обещаешь? Его чем заманиваешь? Неужели неважно, кто из нас умрет, а кто останется?

– Какая мне разница? – покачал головой Михаил Сергеевич. – Главное, чтобы кровищи побольше, чтобы драка пожестче. Главное – чтобы зрителям нравилось. Главное – рейтинги шоу, – он криво усмехнулся.

– Неужели не важно, кто звезды этого шоу? – устало удивился Игорь.

– Звезд нужно менять, – вежливо объяснил Ланиста. – Ротировать. А то можно до Спартака доиграться…

– О чем вы? – нахмурился Игорь. – Не понимаю…

– И слава богу, – сказал Михаил Сергеевич. – Слава богу, Игорек.

У Князева внутри похолодело.

– Откуда вы знаете мое имя? – он вцепился в Ланисту взглядом.

– Работа такая у меня – все знать, – нехорошо засмеялся старик. – И знанием пользоваться. Кстати… Ты не думай, что драка у вас с Алексом будет понарошку. Можешь мне поверить, он с огромным удовольствием тебя распотрошит. Сначала притворится твоим дружком, усыпит бдительность, скажет – всерьез драться не будем, а потом…

– Лжешь! – рявкнул Князев.

– Вот и убедишься на своей шкуре, – лениво ответил Ланиста, – как он к тебе относится… Вам ведь есть, что с ним делить, разве не так? А тут уж не до притворства, хе-хе…

– О чем вы? – растерялся Игорь.

– Ну как же… Не ты ведь один у Инги клиент, – иезуитски улыбнулся Михаил Сергеевич. – Есть и другие. И не все с ней нежны так же, как ты…

Игорь вскочил с табурета, стащил с головы нелепую каску и швырнул ее в сторону. За ней последовали остальные бутафорские доспехи.

– Отказываешься драться, – в голосе старика лязгнула сталь. – Твой выбор. Больше я терпеть тебя не стану.

Он свистнул, и в комнате появились двое людей. Одного взгляда на их неживые, равнодушные лица хватало, чтобы понять: работают убийцами. У первого в руках была удавка, у второго – свернутый черный брезентовый мешок, с легкостью вместивший бы труп. В руке старика чертиком из табакерки возник пистолет с привинченным глушителем. Ланиста больше не угрожал. Он и вправду собрался убрать Князева – быстро и бесшумно.

– Не отказываюсь, – дернул головой Игорь и двинулся к выходу на арену со «шпагой» наголо. – Посторонитесь. А то задену ненароком железкой, поранитесь…

Ланиста кивнул коротко убийцам, и те отступили, пропуская гладиатора вперед.

– Иди, – произнес старик. – И пусть победит сильнейший. Инга ждет, хе-хе…

***

Алекс уже разогревал публику, прохаживаясь вдоль сетки и вскидывая время от времени в руке двусторонний топор, сияющий полированными лезвиями. Каждое его движение вызывало взрыв энтузиазма у зрителей. Он тоже был полуобнажен, как и Игорь, только голову с распущенными по плечам белокурыми волосами украшал не медный шлем с гребешком, а остроконечный, снабженный двумя крылышками.

«Что-то он там говорил про сценический образ викинга, – вспомнил Князев. – Ну что же, мы почти в одинаковом положении…»

Гладиатор заметил соперника, еще раз рыкнул, махнув над головой топором, и приблизился к Игорю:

– Ты что? – тревожно шепнул он. – С ума сошел? Где доспехи?

– Я без них буду, – ответил Игорь, не глядя ему в глаза.

– С ума сошел? Не дури! Поиграем ножичками, попрыгаем… Смотришь, и обойдется все. Публика сегодня уже сыта кровянкой по горло.

– Ланиста считает иначе.

– Ну и черт с ним! Мы сами по себе!

Врал ему коварный старик или правду говорил об Алексе? Притворится другом, усыпит бдительность, а потом… Неужели и про Ингу правда? Как зло он сегодня утром прошелся по Игореву чувству… Правда.

Златовласый викинг с минуту буравил соперника своими голубыми глазами, а потом выдохнул зло:

– Смотри, я предупреждал.

Алекс отошел в сторону и вдруг сорвал с головы и откинул в сторону шлем. Сверкнув в сторону Игоря глазом, он вонзил в доски пола топор, который, как оба они знали отлично, служил лишь для красоты, а для боя был лишком неуклюж и тяжел. Отстегнув ножны, он стряхнул их с клинка на пол, показав во всей красе меч, немногим уступающий Игоревой шпаге длиной, разве что шире на пару пальцев и с перекрестьем вместо гарды. Оружием этим тоже можно было, и колоть, и рубить. Противники были равны по вооружению. Зал замер, чувствуя, что время показухи прошло. Начиналась настоящая игра.

Улыбнувшись, Алекс отсалютовал Игорю мечом, вскинув тяжелый клинок легко, будто соломинку и, не теряя времени даром, ринулся в атаку…

«Викинг» был тяжелее своего противника и старше его, но эти недостатки легко перекрывались его опытом: он убивал на арене людей и нелюдей вот уже несколько лет. Игорь в сравнении с ним был просто кутенком-несмышленышем.

– Как тебе вот это?! – шпага с трудом отразила молниеносный выпад: если бы удар пришелся чуть ближе к гарде, Игорь вряд ли удержал бы зазвеневший, будто огромный камертон, металлический штырь. – А вот это?!

– Терпимо! – Князев мазнул перед собой острием и располосовал бы горло Алексу, не отшатнись тот в последнюю секунду.

Зрители не могли расслышать их разговор за звоном клинков, но сам темп боя, множество сменяющих друг друга финтов, завораживал не хуже мастерского танца. И под сводами Ристалища рос одобрительный ропот, временами перерастающий в овацию. Падкий до зрелищ больше, чем до хлеба, обыватель наслаждался.

Продолжаться так до бесконечности, конечно, не могло: яростный вихрь отточенной стали не мог не оставлять последствий для податливой плоти, и тела обоих бойцов уже покрывало множество порезов, не опасных, но так обильно кровоточащих, что оба казались вымазанными красной краской.

Игорю приходилось куда трудней: крови он потерял уже столько, что временами чувствовал, как посыпанная песком арена уплывает у него из-под ног, а шпага с каждой минутой становится все тяжелее. Больше всего ему хотелось бы сейчас закрыть глаза и больше не открывать их.

– Поддайся, дурачок, – пропыхтел «викинг». – Устал ведь. Я тебя чиркну сейчас для виду клинком по ребрам и – аут. Кровищи будет море, но заживет как на собаке. Зрители такое любят. Поваляешься недельку и будешь, как новенький.

Но в глазах противника уже не было ни капли прежнего добродушия. Он тяжело дышал, силы его тоже были не бесконечны, а значит, надеяться на его снисхождение было глупо: шанс покончить все одним ударом велик, а дружба… Дружба – понятие нематериальное, особенно в такой неверной профессии, как гладиатор. И что, опять же, решит всемогущий зритель…

– Одно скажи… – легкие Князева раздувались шумно, как кузнечные меха. – Ты Ингу… Ингу мою ты…

А сам смотрел ему не в грудь, не на руки, как надо во время поединка, а в глаза – вспыхнет там что-нибудь? Соврет? Взорвется?

Как иначе определить, солгал ли ему старик? Как по-другому решить, будет ли у этого боя другой исход, кроме смерти?

И тут, воспользовавшись Игоревой оплошностью, Алекс рубанул воздух и распорол Князеву левое плечо.

– Твою?! – осклабился «викинг». – Твою Ингу? Ты, конечно, постоянный клиент, малыш, но шлюха тому принадлежит, кто деньги платит! А мои деньги твоих не хуже! В той же крови вымазаны!

У Игоря в глазах потемнело от ярости.

– У-бей! У-бей! У-бей! – взревели трибуны.

Ненасытному стаду все равно было, кто погибнет. Зверолюди хотели увидеть смерть, хотели агонии, выпущенных кишок, стынущего взгляда умирающего.

– Убе-е-е-ей!

Алекс вдруг словно обрел новые силы, тесня Игоря с удвоенной энергией. Так настоящие викинги, берсеркеры, впадая в священный транс, способны были сокрушить вдесятеро превосходившего их по числу противника. И сталь их не брала.

– Раскрою тебе сейчас череп, а на гонорар – твою подружку…

Князев извернулся и достал «викинга» клинком. Лезвие «шпаги» вспороло обнаженный бок, и из огромной раны под ликующий рев и визг толпы выхлестнула широким потоком алая кровь. Но «берсеркер», казалось, даже не обратил на рану внимания. Еще два шага и Игорь оказался бы зажат в угол, потерял бы свободу маневра и был бы обречен, но…

Кто-то из служек схалтурил, убирая с арены следы предыдущего боя. Кое-как присыпанные песком, на земле остались валяться куски панциря и кости порубленной Джонсом твари – в луже Джонсовой крови. Алекс, не глядя, сделал шаг назад, ступил на кости, и вдруг запнулся, подбросил руки в воздух, силясь удержать равновесие…

Игорь не успел понять, что произошло: он даже принял неловкое движение мечом, открывшее для удара беззащитный бок, за ловушку. Он готов был поклясться, что и не думал воспользоваться оплошностью противника, что тот сам напоролся на метровую полосу стали…

– А-а-х!

В последующей за этим стогласым звуком мертвой тишине, меч, с тяжелым стуком выпал из обмякшей руки Алекса. Он еще удерживался с минуту на ногах, не сводя удивленного взгляда с торчащего из груди клинка, а затем колени его подогнулись…

– Убей! Убей! Добей его! – скандировал зал, в который раз за бой, поменявший предпочтения. – Прикончи!

Игорь ощущал, как по миллиметру, с мясным хрустом отпускала металл плоть, как будто, слившись в смертельном единении, не желала расставаться с пронзившей ее сталью. И вдруг, пройдя какой-то рубеж, тело легко соскользнуло со шпаги и распростерлось на песке. Кровь толчками выплескивалась из небольшой ранки под левым соском гладиатора и расплывалась огромным лаково блестящим алым пятном по могучей груди.

Поверженный викинг еще был жив.

– Добей его! – бесновалась толпа. – Перережь ему глотку! Выпусти кишки!

Но юноша лишь молча смотрел, как смертельная бледность покрывает еще минуту назад румяное лицо, как заостряется оно на глазах, превращаясь в восковую маску.

– Добей! – дернул Игоря за рукав Ланиста, выскочивший откуда-то, как чертик из табакерки. – Слышишь? Ему уже не поможешь! Добей его, заверши бой!

Алекс вдруг открыл глаза и попытался найти Игоря невидящим уже взглядом. Его губы тоже беззвучно шептали: «Добей меня…»

Но вонзить клинок в умирающего было выше Игоревых сил.

– Добей же его, тварь! – голос Ланисты сорвался на визг.

Тяжело опираясь на шпагу, Игорь медленно нагнулся, поднял меч, выпавший из рук противника… Зал замер, предвкушая еще одну смерть, такую лакомую для человечка, мнящего себя в безопасности, затаил дыхание, боясь пропустить подробности…

Но гладиатор лишь вложил рукоять меча в ладонь товарища и распрямился под разочарованный вздох зрителей.

– Я не тварь! – с вызовом бросил он сотням лиц, слившихся в одну маску и добавил, обернувшись к шарахнувшемуся от окровавленного клинка в его руке Ланисте. – Я человек…

***

Игорь лежал на своих нарах и смотрел в низкий, тронутый плесенью потолок. Пошел уже третий день с того момента, когда он, под гробовое молчание зала, прошел мимо потерявшего дар речи Ланисты прочь от карьеры гладиатора. Ожидаемой расправы не последовало, наоборот, все делали вид, что его вообще не существует. От него сторонились, как от прокаженного, все разговоры в его присутствии смолкали. Можно было бы, наверное, вообще уйти куда глаза глядят и никто бы не задержал его, но глаза никуда не глядели и даже к Инге не хотелось.

Из всех гладиаторов сохранял с Игорем отношения только Кузьма. Он него пария узнал, что, казалось бы, смертельно им раненный Алекс еще жив – могучий организм «викинга», потерявшего много крови, продолжал бороться и вполне возможно, способен был одержать победу над Костлявой. В который уже раз.

– Ты, парень, молодец, что не уконтрапупил его, – гудел одобрительно бородач, сидя в ногах безучастного Игоря. – У нас, смертничков, ведь главное что? – он сделал паузу, надеясь услышать вопрос младшего товарища, то тот никак не реагировал, зацепив неподвижный взгляд за трещинку в потолке, и Кузьма продолжил: – Главное для нашего брата – выжить. Сдохнуть ведь всегда успеешь, верно? А за жисть-жестянку держись, цепляйся за нее изо всех сил, как за соломинку. Смотришь – и вывезет хромая. Я вот сто раз по краешку ходил. Порой думаешь: ну все – кранты, отходил ты, Кузя, по земле-матушке, пора ласты клеить… Ан нет! Оклемаешься, и снова – лезешь смертушку за усы дергать… Я ведь не всегда в гладиаторах-то этих клятых бегал, народ потешал. И в охотниках довелось побывать, и в наемниках. И колесо на каторге крутил, и станции выморочные расчищал-оборонял… Почитай, с самой Катастрофы кручусь вот так, да и до нее, проклятой, сидеть на месте не приходилось…

Под мерное журчание рассказов Кузьмы, Игорь впадал в какое-то оцепенение, похожее и непохожее на сон. И в снах этих он шагал по колено в ледяной вонючей воде, вращая огромное неповоротливое колесо помпы, торил дорогу по смертельно опасным туннелям… Парень был благодарен неутомимому рассказчику за то, что не оставляет его один на один с грызущей душу безысходностью.

На четвертый день все переменилось. К лежавшему на нарах Игорю подошел Ланиста.

– Совсем припух тут, Аника-воин?? – спросил он язвительно.

Игорь отвернулся к стене.

Ему было безразлично, что еще придумал старик: выставить его против твари, с которой не справиться ни одному на свете бойцу на верную погибель или отправить в ледяные катакомбы на верную смерть. Да хоть бы и убить.

– Радуйся, – несколько обиженно продолжил Михаил Сергеевич, так и не дождавшись ответа. – Продал я тебя, неумеху.