Текст книги "Три дня без любви (сборник)"

Хотите разборки устроить? Пожалуйста! Мне бояться нечего. Я Валерией Ивановной уже унижен до уровня подметок, и предъявить она мне ничего не сможет. А вот вам есть что терять. Лидия Андреевна вряд ли потерпит измену, уж я-то ее знаю. Поэтому пускай сегодняшнее происшествие будет нашей маленькой семейной тайной. Это в ваших интересах, прежде всего… Или вы не согласны?.. Какой шантаж? Боже упаси! Мы же родные люди, я весьма благодарен вам за всестороннюю помощь, но… Может, водочки хотите? Там еще немного осталось…»

Примерно так мог описать сцену какой-нибудь мелкий, никому не известный литератор, живший в позапрошлом веке. Классик на подобную чепуху вообще бы время не тратил, сочинял бы спокойно «Войну и мир». В современной же реальности все было гораздо прозаичней.

Когда посторонние, на ходу одеваясь, спешно удалились из квартиры, Вадик и Иван Сергеевич сели за стол и по-мужски, как и положено, с матом, выяснили отношения и расставили точки. Допив остатки водки «Краснознаменная» и доев восковую грушу.

Со слов тестя, два дня назад в деревню позвонила Лерка и доложила, что они с Вадиком поругались и на эти выходные, скорее всего, не приедут. Больше ничего говорить не пожелала. Крайне обеспокоенный тесть вызвался прокатиться в город и разобраться на месте. Накануне днем сел в личные «Жигули» и стартовал.

Чисто случайно увидел на перекрестке молодую коллегу и предложил заехать домой за учебником… («Ой, папа, ну что вы опять комедию ломаете? Мы ж обо всем договорились». – «А, ну да… Извини, забылся».) В общем, Иван Сергеевич решил воспользоваться благоприятным моментом в низменных, можно сказать, скотских целях – изменить любимой жене. («Ну, ты ж пойми – я мужик, мне адреналин нужен! Чтоб застоя не случилось!»)

– Извините за неудобный вопрос, Иван Сергеевич, а что бы вы сделали на моем месте?

– Для начала этому козлу меж рогов… В левую лобную долю. Ну, Лерка, ну, зараза… Не будь она моей дочкой…

– Тогда еще один интимный вопрос. А ваша молодая коллега случайно не замужем?

– А какая разница? Ну, допустим…

– Тогда, по логике, вы должны сами себе… Меж рогов… Я всего лишь повторил ваши слова, Иван Сергеевич.

– Хм… Не путай ты меня…

Вадик незаметно посмотрел на Леркиного родителя. Тот словно лет на десять постарел. Ни тебе офицерской осанки, ни блеска в глазах. И выражение лица словно у пингвина, оказавшегося в Сахаре. Ни намека на счастье.

Вадику вдруг стало жалко тестя. И даже стыдно за то, что он, Вадик, грозился вскрыть правду. Ведь Иван Сергеевич расстроился не из-за себя. Ну, подумаешь, гульнул на стороне с молодой. С кем не бывает? Это жизнь. Действительно, новые эмоции нужны. Вон многие открыто гуляют при живых женах. А жены при живых мужьях. И ничего, не переживают.

Тесть расстроился из-за них. Ну как же так? Мы ж все для вас – и условия создали, и с деньгами помогаем, только живите, радуйтесь. А вы? Что ж вы наделали? Зачем набедокурили? Что ж теперь будет? А Алешка как? Я ведь его так и не успел научить убивать людей. Не сделал из него настоящего мужика. А теперь и подавно не сделаю. Потому что без отца он мамкиным сыночком вырастет. Эх, Лерка… Зря я тебя ремнем не драл в детстве…

А правда, что теперь будет? Вадик уедет к матери, по выходным будет забирать Лешку, иногда видеться с Леркой.

Но он не хотел видеться с ней иногда! Он не хочет забирать Лешку на выходные! Он хочет, чтобы они по-прежнему всегда были рядом. Удивительно, но он хочет слышать вроде бы надоевшее до чертиков ворчание тестя, угощаться вроде бы надоевшими солеными огурцами его собственного изготовления. И вечно подгоревшими пирожками Лидии Андреевны. Хочет ездить к ним в деревню, ходить с Лешкой на рыбалку и за грибами! Играть с ним в компьютерный футбол, делать бесконечный ремонт в квартире!

Он ничего не хочет ломать!

Но и жить с осознанием того, что она тебе изменила, нестерпимо больно. Даже если ты косвенно сам виноват в этой измене.

Тупик.

– Что делать-то будем? – Давно бросивший курить тесть достал из серванта древнюю, хранящуюся для гостей пачку «Явы».

Вадик пожал плечами.

Тесть сходил на кухню за спичками и майонезной баночкой-пепельницей. Закурил, затем нежно, словно раненую, взял в руки пустую бутылку «Краснознаменной».

– Ты знаешь, за что у меня пистолет и деньги на вашу ипотеку?

– Нет… Лерка не рассказывала.

– Она и не знает, – Иван Сергеевич жадно затянулся, словно сигаретный дым был наркозом, успокаивающим боль, – да и Лида тоже… Ты им не говори.

– Хорошо. А водка правда из Эфиопии?

– Да, оттуда… Полгода я там социализм защищал… А что такое для мужика полгода без семьи?.. Это морячки привычные, а для меня тяжеловато по первости. Ну, в общем, нашел лазейку… Эфиопия тогда с Сомали воевала. Но Сомали тоже для нас не чужая страна, тоже на коммунизм ориентирована. И тоже с нашими военными советниками. Это сейчас у них пираты, а тогда относительный порядок был. Получалось, мы, русские, друг с другом воевали. Одни за Эфиопию, другие за Сомали. И никуда не денешься – договор о взаимопомощи с теми чурбанами и с этими. Но по жизни мы, конечно, не воевали. Наоборот, по ночам в гости ходили, водку пили. Рисковали, понятное дело, но охота пуще неволи. Днем-то через границу не поедешь – за перебежчика примут и огонь откроют. А если поймают, так без суда и следствия.

Иван Сергеевич прервался, сделал еще одну успокоительную затяжку и продолжил:

– Короче, я на той, сомалийской стороне с прапорщицей одной познакомился. Немножко не от мира сего бабенка, военной романтики хотела. А может, еще чего… Служила при хозчасти. Ну я с ней и того… Сошелся. Любви никакой не было, ни ей, ни мне она не нужна была. Зато с остальным полный порядок. Периодически к ней наведывался. Когда возможность появлялась. Начальству, естественно, не докладывал, а то первым бы рейсом на родину. А за место я держался, платили нам не то что сейчас…

До линии фронта добирался на машине, пешком в заветном месте кордон переходил, ну и к ней пешком. Все отлажено, никаких проблем. Если б в Сомали задержали, сказал бы – я ваш. А наши бы подтвердили. Не, геморрой бы был, но не смертельный…

Обратно таким же путем. Бегом до линии фронта и в часть на машине. В общем, еду как-то после свидания. Уже по родной Эфиопии. Буквально только отъехал. Вдруг мужик местный под колеса бросается. Торможу, выскакиваю из джипаря. У обочины легковуха стоит. Дорогая. У крестьян таких точно нет. А мужик чуть не плачет, по-своему объяснить что-то хочет. Я немножко понимал диалект, врубился, что помощь нужна. Подхожу к легковухе, а там баба молодая. Черная. Кричит и на живот показывает. Рожает! Как потом выяснилось, водитель ее в больницу повез, да не довез… Не знает, что и делать… Я роды, конечно, тоже не принимал, хотя представление имел, был у нас в училище курс лекций по оказанию первой помощи… Ну кое-как справился. Родила она прямо в машине пацана… Я шоферюге говорю, мол, ты меня не знаешь, иначе кердык. Он пообещал.

А через неделю меня командир вызывает. У него в кабинете дядечка чернокожий в костюме, солидный такой, по-английски шпарит, все пальцы в перстнях. И водитель с ним! Тот самый. Увидал меня, заулыбался. Дядечка меня обнял, благодарить стал. Оказалось, он князек какой-то местный, очень уважаемый. У них там не только одни бедняки были, но и олигархи алмазные. Эта роженица из машины дочкой его единственной оказалась. В своем доме с мужем жила. Муж умотал куда-то, а тут схватки родовые. Водитель ее в машину и в город, в больницу. Да не довез.

Поболтали мы, в общем, про интернациональный долг, про дружбу народов, про то-се. Потом он меня во двор вывел, перстенек снял с пальца и протягивает. Я отказывался, но он сказал, что не простит себе, если не возьму. Пришлось взять… Ну и в довесок бутылку вот этой самой…

Тесть нежно погладил пустую «Краснознаменную».

– Говорит, я знаю русские обычаи. Водка обязательный презент. Где-то раздобыл ведь… А еще через неделю в Москву бумага пришла от правительства Эфиопии с просьбой наградить майора Чижова за помощь эфиопскому народу. Тут же особист примчался – за какую такую помощь? И что это майор Чижов делал возле линии фронта в столь подозрительный час? Он должен был находиться в части. Командиру-то я объяснил все без утайки, так и так, ездил на бля… К женщине. Но особистам это ж не объяснишь, тут же хай поднимут, Лида, не дай бог, узнает… Хорошо, командир мужиком нормальным был, прикрыл… Сказал, что отправил меня по срочной нужде… Прокатило.

Ну и вручили мне орден Боевого красного знамени и наградной пистолет за проявленный героизм и мужество при выполнении интернационального долга… Даже неудобно как-то…

А перстенек я домой привез, в госказну не сдал. Ювелиру одному показал. Он чуть с табурета не свалился. Алмазик на триста тысяч зеленых тянул. По тогдашнему курсу. Я глупость сделал, продал, а деньги на книжку положил, чтобы проценты капали. Да с нашим государством долбаным разве заработаешь на процентах? Хорошо, хоть это сохранил… Лиде сказал, что перстень в пустыне нашел. Вряд ли поверила, но дознания не устраивала… А бутылочку не распил. На память оставил. Одним словом, квартирка ваша ипотечная африканского происхождения… Я к чему это рассказал. Видишь, как получается, – и счастье, и несчастье – все через это дело… Не поедь я тогда за линию фронта, негритос бы не родился, да и вы бы сейчас в соседней комнате ютились. Так и с Леркой. Не, я ее не оправдываю, но… Что не делается, все к лучшему.

Иван Сергеевич плюнул в баночку и сунул туда же окурок.

– Ты бы… не рубил с плеча… Поговори с ней… Может, причины были уважительные. Всякое ведь случается… Может, сам в чем-то перед ней виноват. А насчет по роже дать этому? Если откровенно, я не знаю, как поступил бы на твоем месте. Со стороны всегда легче судить. Ситуацию все равно не исправишь… А с Леркой поговори, поговори…

– Поговорю, – вяло кивнул Вадик.

– Форма-то чья на тебе?

– Никита дал…

– А зачем?

– Так… На рыбалку собирались… Пап… у меня с этими девчонками не было ничего… Честно… Я и звать-то их не знаю как…

– А синяки кто поставил?

– С моста упал… Нечаянно.

* * *

Остаток ночи Вадик провел без сна. Сидел в их с Леркой бывшей комнате и смотрел на ночной двор, освещенный одиноким фонарем. Когда-то они любили смотреть в это окно и болтать о всякой ерунде типа вечной любви и тарифах на сотовую связь. Иван Сергеевич говорил, что из их окна удачный вид. Если посадить пулеметный расчет, то, в случае нападения иноземных врагов, можно долго держать оборону. Каких иноземных врагов?.. Гастарбайтеров, что ли?

Тесть тоже не ложился. Сидел на кухне и думу думал.

Вадик пока не знал, что скажет Лерке. Но и не выстраивал какую-либо стратегию. Как получится, так и получится. Поговорить лучше после ее рабочей смены. В салоне не та обстановка, да и отвлекать будут. Подождет на выходе. Предварительно созваниваться не стоит. Фактор внезапности всегда дает фору на серьезных переговорах.

Да, правильно Сандра Брюсовна говорила – в любой измене виноваты оба. И еще неизвестно, кто больше. Он ведь и правда не прыгнул бы сейчас с моста, если б она вдруг попросила. А до свадьбы прыгнул бы. Нет в нем больше эффекта беспокойных ног. Куда-то улетучился.

Поменьше надо было в Интернете сидеть, а побольше Леркиными проблемами интересоваться… А то быстро найдутся те, кто не сидит в Интернете.

Утром они с тестем попили чая без сахара и немного прибрались. Лифчик, оставленный одной из студенток, как ненужную улику спустили в мусоропровод. Вадик представил, как обрадовалась бы теща, найди его под диваном. Иван Сергеевич пострадал бы безвинно. Хотя нет… Наказания без вины не бывает. Неиспользованное шампанское выкидывать не стали. Жалко. Иван Сергеевич засунул его поглубже в недра пустого бара, туда, где раньше томилась «Краснознаменная».

– Может, мне с ней сначала поговорить? – предложил он, возвращаясь к актуальной теме.

– Не надо. Вы здесь ни при чем.

– Как это ни при чем? Сам же воспитывал… Жалел, не порол… Вот вы тоже Алешку не порете, а он помаленьку борзеть начинает. На днях с приятелем деревенским играли в расстрел партизан. А партизанами наши куры были…

– Сами же научили… Ничего удивительного.

Перед тем как идти к матери, Вадик завернул к Никите – отдать камуфляж и надеть свои негероические шмотки. Верный «опель» со свежей вмятиной на крыле отсыпался под окнами. Хозяин тоже дрых. Разбудить его удалось только с шестого звонка. Девчонок с ним не было. И, судя по его недовольной физиономии, разврата так и не случилось.

– Они отказались в машине, прикинь! Заразы… Как воду без газа на халяву жрать, так это мы можем, а как до дела… У тебя деньги остались?

– У меня их и не было.

– Все, надо на биржу идти… А то я тут с твоими семейными проблемами совсем расслабился. А биржа, она постоянного присутствия требует. Руку надо держать на пульсе. Особенно в кризис.

Никита приложил ладонь ко лбу, где, видимо, и бил пульс биржи.

– А ты чего будешь делать?

– Спать пойду. К матери. Потом с Леркой поговорить попробую.

– Совсем ты себя не уважаешь. Она за тобой бегать должна, раз накосячила. Волосы пеплом посыпать.

– Зачем?

– Чтобы перхоти не было… Ладно, делай, как знаешь. Я уже устал тебя уговаривать.

Пин-код Вадик так и не вспомнил. Но все-таки попытался сыграть с банкоматом в покер. Угадать с трех попыток. Но последнюю все-таки не использовал. Вдруг увидит код во сне, как Менделеев периодическую таблицу.

От тестя он позвонил матери и предупредил, что скоро приедет. Поэтому она дождалась его, после чего сразу побежала на работу. Оно и к лучшему. А то начались бы расспросы, охи, ахи… Слезы, советы. А советы Вадику нужны были меньше всего. Единственное, что он попросил у матери, это денежные знаки. Не хотелось идти к Лерке с пустым кошельком. Это вызвало бы закадровый смех.

Российской валюты у матери осталось только ей на обед. Так звезды расположились. Пришлось достать из чулка неприкосновенный запас – стодолларовую купюру, отложенную на борьбу с мировым финансовым кризисом.

До трех дня Вадик спал под звуки невыключенного телевизора. Проснулся, когда началась криминальная хроника.

«Крупная драка произошла минувшей ночью в одном из ночных клубов Санкт-Петербурга. По данным правоохранительных органов, в ней приняли участие более двадцати человек. В результате шестеро из них были доставлены в больницы с травмами различной степени тяжести. Со слов сотрудников службы безопасности клуба, конфликт возник между находившимися здесь военнослужащими и представителями сексуальных меньшинств. Несколько человек задержаны, у двоих изъято по три дозы кокаина. Возбуждено уголовное дело по статьям хулиганство, нанесение вреда здоровью и хранение наркотиков. Следствие выясняет, к какой части были приписаны военнослужащие…»

За стеклом милицейского аквариума мелькнуло Пашино лицо. Судя по макияжу, он бился до последнего, как и подобает настоящему военно-воздушному десантнику, и в плен не сдавался. Вот они, скромные настоящие герои России. Потом на экране возникла рамка металлоискателя, установленная на входе в клуб рабочей молодежи. Камера видеонаблюдения бесстрастно зафиксировала двух заходящих субъектов в камуфляже, в том числе их потрепанные физиономии, и теперь запись прокрутили пятимиллионному населению города с просьбой опознать господ офицеров.

«Блин, им что, показывать больше нечего? Мало ли в городе более достойных сюжетов? Убийства, там, изнасилования? Геноцид, наконец? А тут драка какая-то! Подумаешь, педиков в клубе побили! Побили б обычных, никто б и не вспомнил!»

«…Полным провалом закончилась очередная попытка двух молодых жителей Санкт-Петербурга совершить акт вандализма в Летнем саду…»

Фу, это хоть не про них… Ну вот, ко всем последним развлечениям добавилось еще одно. Бегать от ментов. Данных своих Вадик, слава богу, на входе в клуб не оставил, но его рожа на экране была вполне узнаваема. Даже под голубым беретом. Кто-нибудь да позвонит по указанному внизу номеру. Шестая гвардейская дивизия… Не пора ли в Лондон за политическим убежищем? Там всех принимают.

Он становился телезвездой. Медийным лицом. Скоро на улицах начнут узнавать и автографы клянчить.

А то и в криминальный сериал пригласят. «Интересно, Лерка увидела? У них телик в салоне под потолком висит-пылится. Офигела, наверное, от счастья».

Но удивительное дело. Как и два дня назад, Вадик чувствовал бы себя гораздо хуже, измени он Лерке. Чувствовал с моральной точки зрения, конечно. С физической все было гораздо драматичней.

Вспомнил слова Никиты. «Это она за тобой бегать должна, раз накосячила». Только по всему получается, что это он, Вадик, накосячил, раз довел ситуацию до предела. И он бегать должен, как не легко в этом признаться. Хотя ситуация выглядит со стороны абсурдно. Жена наставила мужу рога, а тот должен еще и извиняться, вместо того чтобы дать по лицу. Причуды бытия.

С трудом праведным поднявшись с дивана, он принял душ, побрился найденным в шкафчике первобытным одноразовым станком без пены и кое-как замаскировал синяки и ссадины матушкиной пудрой. Левый глаз напоминал опухшую линзу от телескопа и вызывал легкое отвращение. «Визин снимет раздражение и усталость…» Потом он без аппетита съел оставленные ею на плите восемь котлет с картошкой и, нацепив дамские солнцезащитные очки, направился в ближайший обменный пункт менять баксы. Но, увы, по дороге вспомнил, что у него нет паспорта, без которого строгий меняла пошлет его подальше. То есть на биржу. Особенно с такой-то рожей, хоть и в темных дамских очках.

Ну да. Оставалось идти туда, благо, находилась она не очень далеко, на Петроградской стороне, чуть больше часа пешком. Да и курс там погуманней, а в положении Вадика каждая копейка на вес цента. Заодно повидается с другом Никитой, а то давненько не встречались. Обсудят телерепортаж, поделятся положительными впечатлениями. Поспрашивают у знающих брокеров, какой срок полагается за хулиганство и телесные повреждения.

Шел Вадик, подняв воротник пиджака и низко наклонив голову, словно провинившийся ученик. А от военного патруля шарахнулся в ближайший подвальный магазин с вывеской «СВ. МЯСО». И четверть часа рассматривал совсем не святые останки несчастных животных, убитых на потребу толпы, боясь высунуться наружу. Ничего не выбрал. Как это все-таки романтично находиться в розыске. Непередаваемые матом эмоции. Практически сериал «Побег». Успокаивало одно. У нас не Америка. Это там на тебя будут показывать пальцем и названивать в полицию. Для них это норма. А у нас не то что не позвонят, а еще и предупредят, чтобы ноги уносил. И руку пожмут.

Наконец, преодолев полный опасностей и засад путь, Вадик переступил порог биржи. Можно поменять деньги и на подходе, многочисленные спекулянты с табличками на шеях предлагали соблазнительный курс. Но был риск стать жертвой ломщиков. Со слов Никиты, они еще попадались среди относительно честных менял. А терять последнюю сотню матушкиных «зеленых» не хотелось.

Народ внутри здания активно торговался и на Вадика не обратил никакого внимания. И не обратил бы, будь он даже Максимом Галкиным, объявленным вдруг в федеральный розыск за финансовые махинации на сцене. Все заняты делом.

Он по-шпионски огляделся и, убедившись, что ему ничего не угрожает, двинулся на поиски друга. Будь жив мобильник, он позвонил бы и договорился о встрече в укромном месте, чтобы не попасть в лапы полиции. Но мобильник пал смертью храбрых в клубе рабочей молодежи.

После трех минут блужданий он наконец увидел друга. Узнал его сначала по животу, а уже потом по лицу, ибо лицо тоже было в темных очках. Друг стоял боком ко входу и весело общался с…

Вадик снял очки, дабы убедиться, что зрение не лукавит. Потом тряхнул головой. Вдруг, как ночью в клубе, это глюк, вызванный тяжелым психологическим состоянием.

Не привлекая внимания, сделал два шага вперед, прячась за спинами брокеров.

Нет, ошибки быть не могло. Это не глюк.

С другом Никитой вполне мирно и тоже улыбаясь беседовал культурист, застигнутый Вадиком с Леркой… Разговора последний не слышал, мешал гомон биржевиков. Но ощущение такое, что один другому анекдот рассказывает. И знакомы они явно не первый день.

Как же так получается? Все так быстро кончается… Тьфу, это не оттуда… Выходит, Никита знал, кто был у Лерки?! И все эти дни прикидывался дурачком!

Зачем же он таскал его по баням и борделям?! Зачем призывал отомстить Лерке?

Только с одной целью! И другой быть не может!

Чтобы Вадик уже никогда не вернулся к ней!

Но зачем?

«А мы сейчас спросим… По-мужски. У обоих. Терять все равно нечего. В розыске нахожусь».

Главное, фактор внезапности.

Вадик бросился вперед, расталкивая стоявший на пути народ. Народ недовольно зароптал. Но героя это не остановило.

«Там горячее подали… Вам рыбу или мясо?»

Не будет вам мяса!

– Ну что, голуби?! Воркуете?!

Вадик не узнал собственного голоса. Голос принадлежал Николаю Валуеву. А может, Арнольду Терминаторовичу Калифорнийскому.

Они не могли не обернуться. Никита отреагировал вяло:

– Ой, старик… А я тут торги веду…

Скажи еще – только что познакомились…

Фактор внезапности, конечно, сыграл свою роль, но не надолго. Культурист вздрогнул, но, увидев, кто перед ним, успокоился.

Но рано успокоился, потому что это был уже другой человек.

– Ба, кто к нам пришел?! Как жена поживает?.. Помирились?

– А поговорить не хочешь?! На улице?!

О чем пошел бы разговор, легко угадывалось по выражению лица Леркиного мужа. Уж всяко не о футболе.

– Слышь, доходяга? А умереть не боишься? – ухмыльнулся культурист.

– Сам молись. – Вадик схватил соперника за рукав пиджака и потянул к выходу.

Соперник, разумеется, оказал сопротивление, рванул рукав обратно, а Вадика несильно оттолкнул.

Но и этого было вполне достаточно, чтобы тот полетел назад и приземлился возле бетонной балки-колонны, подпирающей потолок здания. Вернее, не приземлился, а уперся в нее. Если бы не колонна, полет мог продолжаться бесконечно долго. Увы, сидячая работа и отсутствие физических нагрузок сказались крайне негативно. Да и навыков рукопашного боя он не имел. Не служил в Дуба-Юрте. И нигде не служил.

Окружающие, разумеется, обратили на инцидент внимание. Кто-то тут же начал делать ставки, как полагается профессионалам. Но вмешиваться никто не торопился. Люди разбираются, это их личное дело.

Культурист снисходительно улыбнулся. Чистая победа. Нокаут.

И был глубоко не прав. Во-первых, разбитым носом Вадика было уже не удивить. Привык. А во-вторых, он не принял во внимание металлическую урну, стоявшую рядом с колонной. Как говорится, Бог сделал людей сильными и слабыми, а изобретатель урн уравнял их шансы.

Да и урна по большому счету ни при чем. В любом поединке главное не столько мастерство бойца, сколько сила его духа. У одной из сторон сила сейчас присутствовала.

Урна была удобной, в том смысле, что ее можно было схватить одной рукой. Когда расслабившийся культурист осознал серьезность ситуации, было уже поздно. Увернуться он не успел. Урна с противным хрустом соприкоснулась с его широким носом…

Бой практически был выигран. Удар оказался не столько сильным, сколько удачным. Пришелся именно туда, куда надо. Получивший сотрясение культурист зажмурился, согнулся в поясе и схватился за окровавленный орган дыхания. Но Вадик не собирался останавливаться на достигнутом. «Только один из вас уйдет с ристалища живым! Таковы суровые законы предков!»

Подставил ногу и со всей силы толкнул гада. Гад не устоял. Также не устоял и положительный герой. Полетел следом. Но оказался в более выгодной позиции, то есть сверху. После чего принялся наносить удары, как придется и куда придется. Дух побеждал мастерство. Конечно, урной по носу это не по правилам. А по правилам к чужим женам приходить, когда муж на работе? И не он первый нанес удар! Никаких угрызений!

Культурист сопротивлялся как-то вяло, только прикрывая разбитую физиономию руками и скрючившись, словно смятый окурок в пепельнице. Не мужик. Засранец. Сломался после первой царапины.

– Милиция!.. Охрану, охрану позовите!

Публика по-прежнему не разнимала бойцов, но голос подала:

– Да погодите вы! Ставлю десять к одному на маленького!

Маленьким был Вадик. И это окрыляло. Он продолжал добивать соперника. Никакой победы по очкам! Только нокаут!

Но не дали свершиться правосудию, эх, не дали. Подбежали вышибалы ловкие из охранного предприятия частного, применили средства специальные – баллончики газовые да дубинки резиновые. Не устоял добрый молодец Арнольд Терминаторович, отпустил злого ворога. Заломали ему ручки богатырские. А злобный ворог воспрянул да как заорет петушиным голосом:

– Ну все, сволочь! Лет пять тебе, как с куста! Ты мне нос сломал!

– Радуйся, что только нос, – отвечал богатырь, пытаясь вырваться и добить ворога подлого.

А тут и милиция строгая подоспела. Целый майор с сержантом-водителем. Вызвали их по рации люди добрые.

Наручников на Вадика не надели. По причине их отсутствия. Но по печени приложили от всего сердца. Да он уже привык. Тут же обыскали и изъяли матушкину сотню. Но пластиковую карточку не нашли, Вадик предусмотрительно переложил ее в задний карман брюк. Когда его выводили из зала, он успел заметить, что друг Никита куда-то сгинул. А не бросился на помощь.

Культуристу предложили сходить в травмопункт зафиксировать побои. А затем приехать в отделение написать заявление. Майор занес в блокнотик данные свидетелей, видевших, как задержанный без видимых причин набросился на потерпевшего в общественном месте, то есть совершил злостное хулиганство. До двух лет лишения свободы. Кто-то зааплодировал.

Возле милицейского «уазика» Вадик понял, почему нет наручников. Они оказались заняты. В заднем отсеке машины уже сидела пара буйных задержанных, возмущаясь отсутствием кондиционера. А на всех наручников не напасешься. Не, конечно, можно по очереди надевать – пять минут на одном, пять на другом. Но неудобно.

– Только дернись мне! – Быкообразный сержант-водитель с легкостью зашвырнул Вадика на заднее сиденье машины.

Майор сел рядом с сержантом. Ему было лет под сорок. В каждом движении и слове чувствовался опыт. Вадик, естественно, не знал его должности, а спрашивать постеснялся.

«Уазик» взревел и, ловко объехав многочисленные авто брокеров, выскочил на проспект.

Майор по рации доложил, что с биржей разобрались. Есть один задержанный, потерпевший направлен в «травму». Возвращаются на базу…

Но Вадика не интересовали эти подробности. Его волновало одно. Два года за культуриста, два года за ночной клуб… Итого четыре… Черт бы с ним, но… Он потеряет Лерку. Он не успеет ей ничего объяснить, не успеет сказать, что сам идиот, что больше так не будет, что никто другой ему не нужен… И она не дождется его…

«Лерка! Я хочу быть с тобой! Как в песне! Встречать поле работы, гулять и играть с Алешкой, ездить в деревню к тестю с тещей, ходить в гости и в кино! Мы снова поедем в Сан-Бенедетто, даже если это опять будет шоп-тур! Я никогда не оставлю тебя одну, даже если ты дашь мне по морде! Я просто хочу быть с тобой! Потому что я по-настоящему люблю тебя!»

«Уазик» притормозил на подъезде к Петровскому стадиону, перед которым потихоньку собирались болельщики и ортодоксальные фаны. Сегодня «Зенит» рубился за кубок. Бдительные гаишники уже перекрыли движение, посылая машины в обход. В результате мгновенно образовалась пробка. В которую угодил и милицейский транспорт.

– Блин, как игра, так геморрой! По своему району не проехать!

– Давай через Биржевой. Крюк сделаем, но зато приедем. А здесь час, не меньше, проторчим.

Водитель включил «крякалку», развернулся, нарушив правила, и устремился к Биржевому мосту.

«Я должен ее увидеть… Я должен», – только одно сейчас занимало Вадика.

«Уазик» въехал на мост и замер в очередной пробке.

– Тут тоже засада! – водитель раздраженно саданул ладонью по баранке. – Парься теперь на жаре! Где справедливость?

Биржевой мост! С которого по пьяни упал Никита. Упал и не разбился! Значит, мостик не очень высокий!..

«Я уверена, что сейчас вряд ли вы прыгнули бы ради жены с моста…» Да, наверное…

Он прыгнет! Любовь, как теорему, надо доказывать! Каждый день, каждый час, каждую минуту! Что имеем, не ценим!

Он докажет! Он сможет! Он увидит ее!

Лишь бы дверь машины оказалась не заперта! Другого шанса не будет! Менты не рискнут прыгнуть следом! Потому что у них нет мотивации…

Он доплывет до баржи-ресторана, выберется на берег. И побежит к Лерке… Хотя бежать очень далеко.

Решайся! Что такое боязнь высоты против счастья находиться рядом с ней? Что такое холодная вода и еще один ушиб? Мелочи…

У тебя три секунды на раздумья.

Впереди тронулись машины, сейчас поедет и «УАЗ».

Да, это ребячество в чистом виде. Но от серьезной жизни порой гораздо больше проблем.

Две секунды!

Ты сделаешь! Ты мужик!

«Уазик» тронулся.

Вадик рванул вниз дверную ручку, толкнул дверь, вывалился наружу. Опытный майор успел схватить его за пиджак, но остановить уже не смог. Пиджак, треснув по шву, выскользнул из пальцев.

До перил моста три метра! Раз! Два! Три!

– Стой! Куда?!

Что, стрелять будешь? Давай, стреляй!

Вадик с разбегу уперся в перила руками, перепрыгнул их и полетел вниз. В холодные и быстрые воды подружки-Невы. По которой плавали веселые катера и парусники, катая туристов и влюбленных…

– Идио-о-от!

Замелькали перед глазами указатели высоты, засвистел в ушах ветерок… Не такой, к слову, уж и низкий мостик. Если плашмя приводниться, можно остаться без внутренних органов. И кстати, наружных.

За несколько секунд перед глазами пронеслась вся жизнь. Говорят, так бывает перед смертью. Выпускной, вручение диплома, свадьба, роддом, банковский кабинетик, культурист, тесть с пистолетом… Не густо.

А-а-а!.. Как красиво заходит солнце!

Вертикальное положение занять не успел – полное отсутствие опыта прыжков с мостов. Вошел в воду под углом, ногами вниз. Ощущение, словно Аршавин с трех метров засадил мячиком прямо в место, обычно прикрываемое руками.

Под водой ничего разглядывать не стал. Да и что там увидишь, кроме мусора и связанных утопленников? Не клад же петровских времен.

Водица бодрила. Все-таки Питер не Сан-Бенедетто. Даже летом. Немного принял ее внутрь. Для согрева. Не очень вкусно.

Через пару секунд Вадик вынырнул на поверхность, оставив ботинки внизу. Откашлялся и глянул наверх. Метров десять, не меньше. Да, это настоящий подвиг. Для Арнольда Терминаторовича, может, ерунда, что пару городов спалить, а для него подвиг.

Возле перил уже собрались болельщики и показывали на него пальцем. Среди них и знакомые менты. Не рискнули прыгнуть следом. Не мужики.