Текст книги "Властелин Огненных Земель"

Значит, они все-таки займутся forlegnes! Это в их-то возрасте! Гадость какая!

Радгар понесся вниз по тропинке.

8

Вот так Радгар во второй раз отправился на встречу с Хильфвером. Хатбурна находится гораздо ближе к Веаргахлейву, чем Варофбург, сказал папа? но в такой дождь дорога будет нелегкой. Он ехал первым верхом на Спедиге, ведя за собой в поводу двух вьючных лошадей, а Радгар замыкал процессию на Стеорлеасе, ибо Свеальм уже честно отработал сегодня свой овес. Он и забыл, как Стеорлеас, тупая скотина, любит сворачивать куда угодно, только не туда, куда нужно. Вообще-то погода под деревьями оказалась не такой уж и плохой, так что, выехав на равнину, они смогли ехать бок о бок и разговаривать. Так время проходило быстрее, и не так заметен ветер, грозящий отморозить нос и уши.

Хотя папа сказал, что спешит, он все же сделал крюк, подъехав к группе своих сеорлов, чинивших кошары к зиме. Он отослал их всех по домам, сказав, что они не должны заниматься этим в такую погоду, и чтобы они передали риву, что это он так Приказал. Это было совершенно в папином духе, за что его и любили все в Бельмарке – от лэйтов до эрлов.

По дороге он выслушал рассказ об их путешествии – полный доклад о нем.

– Так, как докладывают мне капитаны, возвращаясь с фейринга, – сказал он. Он задавал вопросы, но под конец сказал нечто, от чего лицо Радгара раскраснелось настолько, что от него только что пар под дождем не шел. – Если ты можешь держаться на людях с таким достоинством в твоем возрасте, сын, значит, ты уже усвоил большую часть того, что нужно, чтобы стать великим королем.

– Что ты, папа! Это же ерунда! И лесть…

– Нет, я серьезно! Воодушевлять своих людей гораздо важнее, чем колошматить врагов. Ты смог заставить их смеяться так, как тебе хотелось; они не обижались, что запросто могли бы делать. Я правда очень горжусь тобой. Готов поспорить, все до одного эрлы обвиняли тебя в вербовке сторонников для вызова своему старику?

– Я поклялся, что этого никогда не случится, сир, сколько бы еще лет ты ни порол меня по поводу и без повода.

Отец рассмеялся и сказал, что это очень удачный ответ. Радгару довелось также выслушать много замечаний насчет того, что через несколько лет в Каттерстоу вырастет гораздо лучший танист, чем нынешний, но он не стал повторять их. В конце концов других эрлов не касалось то, кого папа назначает своим танистом.

По мере того как они забирались все выше, туман сгущался, пока не окутал их окончательно, скрыв из виду весь мир, но папа вырос в Хатбурне, так что знал в горах каждую тропку.

Радгар хотел знать больше про фюрдраков.

– Тебе, возможно, известно столько же, сколько мне, сын. Этот появился вчера ночью и, похоже, направляется к берегу. Хильфвер должен знать, откуда берутся драконы, больше любого другого, но обычно не говорит об этом. Из духов Огня – это точно. Они важная составная часть. Наверняка еще из духов Земли – или, возможно, Воздуха. Может быть, и еще чего-то. Тот, которого изверг Гатстан шестьдесят лет назад и который убил твоего прадеда Гюфблейса, выглядел как огромная птица. А этот, говорят, похож на быка.

– Похож на быка?

– Или ведет себя как бык. Надеюсь, я смогу увести его в сторону прежде, чем он сожжет Нортдейл.

– И загонишь его в море? – Так говорили легенды.

– Или заманю его в море, – странно усмехнулся папа. – Уверен, от него я буду бежать куда быстрее, чем на него. Посмотрим, что предложит Хильфвер.

– Так ты за этим едешь к нему? За советом? – Хильфвер был безумнее целого пруда гагар. Этот жуткий калека до сих пор являлся Радгару в кошмарных снах, а ведь прошло уже больше двух лет с тех пор, как они с Эйлвином отправились на фейринг в Веаргахлейв.

– Отчасти. В первую очередь за тем, чтобы он заговорил меня от огня. – Отец скривился. – Давай поговорим о чем-нибудь другом! Думаю, мы приедем в Веаргахлейв еще до заката. Хочешь, чтобы Хильфвер сложил глитм для тебя?

Уж не за этим ли он пригласил его с собой? Почему папа предложил это только сейчас? Потому что считает Радгара достаточно взрослым, чтобы справиться со знанием своего рока? Или потому, что это может быть последней возможностью попросить Хильфвера за Радгара, его последней поездкой в Веаргахлейв?

Может ли кто-то по-настоящему хотеть знать свое проклятие? В некоторых случаях это может сделать из человека труса. А может и сделать его храбрее – в других случаях. Радгар сглотнул слюну.

– Да, пожалуйста.

Тропа сузилась, так что разговор временно прервался. Его не оставляло неуютное ощущение того, что он пропустил что-то важное, и он все пытался нащупать, что именно, пока дождь барабанил по его шапке и стекал за шиворот. Все это время он жалел, что едет не на Свеальме, который цепкостью копыт не уступал белке. Про Стеорлеаса этого сказать было нельзя. Радгар вспомнил, как папа говорил, что заговор действует только раз и что человека невозможно заговорить больше, чем от одной стихии. А Раз так…

Раз так, если папа хочет, чтобы Хильфвер заговорил его от огня, значит, его не заговаривали от той стихии.

Это была его проклятием – ведь он говорил, что его рок не огонь. А почему? Уж не потому ли, что только от одной стихии из восьми не захочет заговора никто, даже зная, что это его рок?

Ко времени, когда они добрались до Бельстеде и ущелья, ведущего в Веаргахлейв, моросящий дождь сменился пляшущими в воздухе снежинками. Радгар наверняка уснул бы прямо в седле, когда бы не промерз до костей. Разумеется, прежде чем вступать в туннель, ему пришлось спешиться, и как раз тут Стеорлеас решил осторожничать, а вьючные лошади последовали его примеру. Отец сказал ему вести первым Спедига, а сам каким-то образом ухитрился-таки провести следом весь караван, поманив их овсом. Не было таких вещей, которые не удавались бы папе лучше других.

Внутри кратера не шло ни дождя, ни снега, но все окутывал мутно-белый туман. Ветра здесь не было, поэтому воздух казался теплее, но от этого Радгару еще сильнее захотелось спать. Он помог отцу разгрузить припасы, которые приготовил отшельникам Леофрик, но после этого он сидел в седле кулем и даже не замечал, как вьется тропа по лесу. Новая изба Хильфвера находилась дальше от входа в долину, чем старая.

Папа остановил коня на берегу чуть вытянутого озерка, дальний конец которого скрывался в тумане.

– Пригляди за лошадьми, – сказал он, спешиваясь. – Старому грубияну нужно время подготовиться к приему гостей. – Он зашагал вдоль берега к месту, где тот изгибался, потом сложил руки у рта рупором. – Хильфвер! Это я, Эйлед. Хильфвер? – Он скрылся из виду, и звук его голоса скоро тоже пропал, заглушенный туманом и деревьями.

Радгар принялся снимать поклажу и расседлывать лошадей. Высокие плотные кроны деревьев укрыли бы лошадей от любого дождя, но вот совершенно сухого места, чтобы поставить их, в долине просто не было – если не считать туннеля, конечно, а возвращаться к нему было слишком далеко. Он проверил, не расковались ли они, и наскоро протер им спины комками сухой травы, но им не помешали бы хорошая чистка и сухие стойла. Папа наверняка вернулся бы уже, если Хильфвера нет дома… Туман закрывал солнце, так что он не мог определить, который час; казалось, он провел в седле не одну неделю. Он задал лошадям овса, потом пустил их напиться и попастись – Спедига и Стеорлеаса стреноженными, а вьючных просто так. Затем, замерзший, голодный, усталый, привалился спиной к древесному стволу, захватив из мешка с провизией яблоко и кусок сыра. Папа с витой, должно быть, еще долго будут говорить о фюрдраках, а может, старый безумец сегодня упрямится. Ничего, папа с ним справится. Интересно, водится ли в этом пруду рыба? Горит ли огонь в доме у заклинателя?

– Радгар?

Он вздрогнул и проснулся. Шея ужасно затекла.

– Папа? Ох, извини! – Он с усилием встал. Смерть и пламень! Уснуть на посту – нет провинности страшнее! Как только мог он ухитриться, дурак, мальчишка сопливый, лопух…

Отец улыбнулся, явно угадав его мысли.

– Тебе не за что извиняться. Ты сделал все, о чем я просил, а я не приказывал тебе сторожить. Хильфвер говорит, он сложит для тебя глитм. – Он смерил сына скептическим взглядом. – Ты уверен, что сдюжишь это? Вид у тебя побитый.

У него и самого вид был не очень – хуже, чем Радгар мог припомнить. Радгар расправил плечи.

– Конечно.

– Тогда идем. Оставь пока все это здесь. – Отец зашагал вперед, взвалив на плечо один мешок. – Тебе придется раздеться. Не спрашивай меня почему. И Хильфвера не спрашивай! Он сегодня ворчливее обычного. Для других заклинаний он наготы не требует.

Стоило им свернуть за изгиб берега, как Радгар увидел избушку – крепкую постройку из толстых бревен, способную выдержать любое нападение злобного врага десяти лет от роду. Если из трубы и шел дым, туман его скрывал. Отец свернул с тропы в лес, и они почти сразу же вышли на тенистую прогалину, слишком маленькую, чтобы называться поляной. Она была устлана ковром из мягкой опавшей хвои, и в центре ее виднелась, как и ожидал Радгар, выложенная черными камнями октаграмма. Камень побольше отмечал острие Земли, а на остриях Огня и Воды уже стояли соответственно горящая лампада и глиняная фляга. Старый заклинатель стоял рядом, опираясь на посох и глядя на них зияющими черными отверстиями капюшона – одним для настоящего глаза, одним фальшивым.

Обогнув октаграмму, Радгар подошел к нему и поклонился.

– Эальдор, я поступил дурно, когда подглядывал за тобой в прошлый мой визит, и еще дурнее, когда навязывал тебе свое общество. Я прошу прощения.

С минуту Хильфвер молчал.

– Ты вырос, – буркнул он наконец.

– Да, эальдор.

– То, о чем ты просишь, очень страшно. Взрослые люди, бывает, кричат от страха, увидев свое проклятие. Я видел, как закаленные в боях фейны обделываются или плачут, как женщины. Мне не нужно, чтобы мою жизнь отравляли истеричные дети.

Вот вредный старикашка! Радгар твердо держал себя в руках.

– Я Радгар Эйлединг из рода Каттеров. Я не посрамлю ни отца, ни своих предков. Я не позволю, чтобы страх мешал мне делать что угодно. – Само собой, это было далеко от правды, но он слышал, как фейны похваляются так в вечер накануне фейринга, и он знал, что мужчина, произнесший эти слова, уже не может позволить себе отступить.

– Значит, ты безнадежный дурак. Ты умрешь так скоро, что нет смысла слагать для тебя глитм.

– При всем моем уважении, эальдор, я стараюсь не путать осмотрительность с трусостью.

– Разве я не говорил, чтобы ты не давал мне титулов?

– Я забыл. Прости, Хильфвер.

Отец рассмеялся.

– Сдавайся, старик! С ним не справиться, когда он, как сейчас, становится пай-мальчиком. Это не мешает, правда, ему быть упрямым как осел. Раздевайся, парень, и давай кончать с этим, пока мы все не замерзли. – Он протянул ему полотенце.

Радгар стянул с себя насквозь промокшую одежду, наскоро вытерся полотенцем и встал в октаграмму. Он как мог съежился в ее центре – во-первых, он видел, что так делал Вульфвер, а во-вторых, это была единственно разумная поза, если уж нужно заниматься такой бессмыслицей в это время года. Он ощущал себя цыпленком, которого вот-вот сунут в печь; гусиная кожа и все прочее тоже добавляли сходства. Он повернулся лицом к заклинателю, который занял свое место – к великому его удивлению на острие Огня, где стояла лампада, а не на острие Смерти, что было бы логичнее.

Уж если это смог сделать увалень Вульфвер, Радгар Эйлединг сможет и подавно.

– Завяжи ему глаза, – буркнул старик. – Оставайся там, щенок, и старайся как можно дольше не шевелить ни единым мускулом.

Папа завязал ему глаза и, наверное, вышел из октаграммы.

– Hwaet! – выкрикнул старик, словно начинающий песнь скоп, если не считать того, что ни на одном пиру не потерпели бы подобного голоса. Он завел заклинание. Оно оказалось ужасно длинным. Сначала оно доносилось до Радгара с одной стороны, потом с другой, начало кружить вокруг него, в одну сторону, в другую, вовлекая все стихии по очереди. Нет, не все. Основные элементы, само собой, вовлекались: Воздух, Огонь, Вода, Земля. А вот виртуальные – не все, только Любовь, Случайность, Время. Интересно, считается ли дрожь, если тебе строго-настрого запрещено шевелиться? Смерть не призывалась, но и не прогонялась, и постепенно Радгар начал улавливать логику происходящего. Он начал видеть также странные огни, движущиеся в темноте, как бывает всегда, когда зажмуришься. Смерть не приглашали, но смерть и так была здесь, и глитм пытался обнаружить, в какой из стихий она таится.

Он ничего не мог поделать со своими стучащими зубами. Он только надеялся, что папа поймет, что причиной этому всего лишь холод. Глаза привыкали к темноте и неясные цветные пятна становились ярче и осмысленнее, составляя непрерывно меняющиеся узоры. Пение звучало теперь дальше, словно поляна раздалась в размерах, а еще появилось странное эхо, напомнившее ему Станхоф, большую залу в Твигепорте, где он был только вчера. Пламень! Неужели это было только вчера?

Эк!

Что-то находилось у него за спиной – что-то, чему не полагалось там находиться, – он не знал, услышал он это «что-то» или почувствовал, но знал, что оно там. По спине побежали мурашки, и он подавил отчаянное желание вскочить и сорвать повязку. Папа здесь. Папа не позволит ничему броситься на него. Он поклялся не поддаваться страху. Но он ощущал себя таким беззащитным без одежды! Вот, снова! Смерть и пламень! Смерть и холод. Никогда еще ему не было так холодно. Холодно, как в могиле. И пение смолкло. Правда смолкло? В наступившей звонкой тишине что-то надвигалось, наползало. Оно старалось не шуметь, но подползало все ближе…

– Радгар! – крикнул папа. – Смотри!

Он подпрыгнул, как лягушка, и резко обернулся, приземляясь.

Там не было вообще ничего. Пустой темный пол тянулся до самой стены. Он снова быстро повернулся. Палата была большой, как в Сюнехофе, но скорее круглая, чем прямоугольная… восьмигранная, разумеется. Темный блестящий камень… или металл. Восемь пустых темных арок. Мерцающие огни двигались то там, то здесь, сами по себе. Важны были только проемы.

– Радгар! – снова крикнул папа. – Иди сюда! Быстро! – Он стоял в одном из проемов, не слишком хорошо освещенный, но точно папа.

– Что не так? Где это мы? – Радгар подбежал к нему. – Как нам выбраться из… – Пол оказался слишком скользким. Он ухватился за край проема, чтобы не пролететь на ту сторону, но даже так ноги продолжали скользить. Папы там не было. Снаружи не было ничего, кроме ревущего, бушующего моря. – Папа?

– Сюда, глупый. Скорее, нам надо спешить.

Он бросился через помещение к нужной арке, но на этот раз осторожнее. И правильно сделал. Он снова ошибся дверью, и если бы выпал из нее, мог бы падать до бесконечности: за ней светили звезды!

Куда теперь? Зал, казалось, уменьшался в размерах.

– Радгар! – На этот раз крик послышался с двух направлений сразу. – Ты должен выбраться отсюда! – кричал один папа.

– Не слушай его! – кричал другой. – Беги ко мне. Быстрее же! – Однако стоило ему подбежать к ближнему папе, как тот исчез и появился в двух новых дверях, так что теперь его звали уже трое. – Быстрее, сын! Я не могу ждать. Тебе нужно выбраться прежде, чем я уеду. Быстрее!

Он метался от одной арки к другой. И каждый раз, стоило ему подбежать к новой, папы там не было, и он звал его откуда-то еще. Ревущий огонь… Воин, лицо которого скрывалось под забралом боевого шлема, с поднятым окровавленным мечом… Зал делался все меньше и меньше, отцовские крики – все настойчивее. Потом он услышал другой голос – спокойный, чуть удивленный…

– Ох, Радгар! Не позволяй этому глупому глитму пугать себя. Разве ты не видишь, что они именно это и пытаются сделать: запутать и запугать тебя?

Он резко обернулся.

– Мама! – Все отцовские голоса разом стихли. Она протянула к нему руки.

– Пошли, милый! То, что они делают с тобой, очень глупо и жестоко, и тебе не нужно больше играть в эту игру. Идем.

Он подошел к проему, в котором стояла она, и увидел за ее спиной папу – тот ничего не говорил, но улыбался чуть виновато, словно его поймали за каким-то глупым занятием.

– Мама? Это правда ты?

Она рассмеялась.

– Это правда я.

– Прости, если мы тебя огорчили, сын, – сказал папа. – Я тоже люблю тебя, но так было нужно.

За ними виднелись другие фигуры, люди, которых он должен был знать. Славные люди, добрые друзья, дорогие ему люди.

– Пошли! – кричали они все разом, протягивая к нему руки. – Дорогой!

– Да, я люблю вас, – сказал он. – Вы не будете возражать, если я в последний раз загляну во все остальные двери? – Он отступил на шаг. Руки тянулись к нему, пальцы превратились в кинжалы. Он вскрикнул и отпрянул. Остальные двери надвигались на него, и все кричали, кричали – папиным голосом, маминым голосом, даже голосами Эйлвина и других друзей. Руки манили, зал совсем съежился.

– Папа! – крикнул он. – Папа, где же ты на самом деле?

– Здесь, сын, – тихо ответил папа. – Не бойся. Все позади.

Радгар бросился в его руки.

* * *

Папа поймал его в одеяло и крепко обнял. Он дрожал так сильно, что испугался, не развалится ли на части. Сердце колотилось как бешеное. Потом он сообразил что глаза его до сих пор завязаны и что в ноздри ему бьет запах сосновой хвои. Он высвободил одну руку и сорвал повязку. Темный, окутанный туманом лес не изменился. Хильфвер стоял, опершись на свой посох, все еще задыхаясь. Обросшее щетиной папино лицо было совсем рядом. Он улыбался.

– Папа? Ты меня звал?

Папа улыбнулся снова.

– Нет. Ты меня слышал? Я не произнес ни слова. Я только бегал за тобой, пытаясь угадать, где ты выйдешь.

Только тут Радгар вспомнил, зачем он здесь, и посмотрел вниз. Он споткнулся о лампаду.

Часть V
Гесте

1

В камине прогорело и рассыпалось снопом искр полено. Овод, сидевший ближе других к огню (и младший по возрасту), вопросительно посмотрел на Амброза. Король кивнул, и он опустился на колени поворошить тлеющие угли.

– Вот так я узнал свой рок, – продолжал Рейдер. – И все голоса, что я слышал, были на деле одним-единственным голосом заклинателя. Мне все представлялось совсем по-другому, но и он, и мой отец уверяли в том, что я почти не колебался – вскочил, обежал октаграмму и прыгнул на острие Огня. Это означало, сказал Хильфвер, что ждать исполнения висящего надо мной рока осталось совсем недолго.

– Коллегии было бы интересно выслушать твою историю про это заклинание, – буркнул король. – Мы распорядимся, чтобы Великий Чародей лично побеседовал с тобой.

– Я с радостью расскажу ему все, что знаю, сир, хотя спустя столько лет, боюсь, я не запомнил почти ничего.

Сэр Жанвир шагнул вперед, и Овод передал ему пустую корзину – за спинкой скамьи, разумеется, а не на виду у короля. Вытерев руки о куртку, он вернулся на свое место, чтобы выслушать остаток рассказа Рейдера. Ему все еще представлялось невероятным, что его лучший друг оказался на деле одним из бельских монстров, варваров, которые сожгли всю его семью, которые со смехом гнали женщин и детей обратно в огненное пекло. Рейдер был замечательным, заботливым другом, а не бесчувственным врагом. И все же тот любящий и любимый отец, о котором он рассказывал, был самым главным чудовищем. Все это стоило еще как следует обмозговать.

– Мне кажется, отец с удовольствием уехал бы обратно той же ночью, так не терпелось ему сразиться с фюрдраком, но Хильфвер убедил его в том, что заклятие от огня можно накладывать только на рассвете. Я был изможден, и не думаю, чтобы отец чувствовал себя намного лучше. Я даже сомневаюсь, чтобы старый отшельник смог сотворить три заклинания в такой короткий срок – в общем, мы переночевали у него в избе, а на рассвете мы с отцом стояли, держась за руки, в октаграмме, а он накладывал заклятие на нас обоих одновременно. Это заклинание оказалось гораздо проще и короче. Вот так меня защитили от воздействия огня, ваше величество, что я и продемонстрировал вашей чести нынче вечером.

– Расскажи Великому Чародею все, что тебе известно и об этом тоже.

– Постараюсь, сир. Все, что я помню о нем, – это то, что в заклинании ни разу не упоминался сам огонь. У меня сложилось представление, что все остальные стихии призывались с целью противостоять огню. Это было давно, и я был еще совсем мал.

Король Амброз поерзал, удобнее устраиваясь в кресле.

– Ты и сейчас не совсем еще вырос, хотя в свои годы и пережил немало. – Это было первое не совсем враждебное замечание, что он сделал с минуты, когда Рейдер отказался от Уз. – Расскажи нам про фюрдрака.

Рейдер сокрушенно улыбнулся.

– Меня к нему и близко не подпустили, сир, заговоренного или нет. Когда мы вернулись в Варофбург, моя мать уже была там. Она отправила меня спать, и я проспал до следующего утра. Папа… отец сразу же отплыл на Вамбсеок. Следующие два дня, как вы можете себе представить, выдались для нас тревожными. Моя мать места себе не находила. Но он вернулся героем, еще большим, чем был прежде. Впрочем, эта победа далась ему непросто. Он уехал в Хатбурну, не взяв с собой никого, кроме матери, и не возвращался в столицу почти целый месяц. Он редко говорил об этом.

– По рассказам других свидетелей, дракон появился на склонах Фюрндагума во время особенно бурного извержения, как это всегда бывает с этими чудищами. Как вы, наверное, поняли, фюрдраки не имеют постоянной формы, то и дело меняя свою внешность. Они могут неделями оставаться на одном месте, а могут опустошать страну на мили вокруг, и они способны передвигаться ужасно быстро, когда охотятся за людьми. Они злобны: они могут, например, просто так жечь пустые дома. Похоже, они уязвимы, но не заговоренный от огня человек не может подойти к этому чудовищному жару на расстояние удара мечом. Дракон с Вамбсеока уничтожил три деревни и приближался к самому Нортдейлу. Мой отец выехал ему навстречу вместе с эрлом Уфгатом – племянником свергнутого им короля, – но когда они увидели монстра, он пошел дальше один. Поначалу на нем были сандалии и легкая льняная одежда, но ему пришлось их скинуть, когда они загорелись. Он взял с собой двуручный меч и несколько раз на протяжении битвы дразнил чудовище, нанося ему удары. Среди трофеев, что висят в Сюнехофе, есть несколько, носящих следы прикосновения фюрдраков. Когда я был маленьким, меня поражал полурасплавленный панцирь, принадлежавший моему прадеду, Гюфблейсу. На нем до сих пор можно разглядеть несколько обугленных кусков его плоти.

– Целью моего отца было заманить чудовище в море, и после двух дней отчаянных усилий ему это удалось. Все свидетели сходятся на том, что эта тварь напоминала быка. Временами она казалась быком даже внешне, а уж вела себя точно как бык. Очень скоро она поняла, что отца надо остерегаться, но постоянно наблюдала за ним. Она рыла землю, как это делает бык. Она пускала клубы огня и дыма и ревела низким голосом. А потом бросилась на него. То, что он был заговорен, вовсе не означало, что он неуязвим – вовсе нет! Фюрдрак мог раздавить его как яичную скорлупу или проглотить, похоронив в своей огненной толще. Но вода – рок для фюрдраков, и они, как это ни странно, не способны видеть даже большие водоемы, хотя людей видят точно. В конце концов отец прыгнул со скалы в прибой и поплыл от берега что было сил. Он был хорошим пловцом, и неподалеку его ждали лодки. Дракон бросился в море следом за ним и исчез в клубах пара и кипящей воды.

Наступила тишина. Рейдер отхлебнул воды из кружки, ожидая королевских вопросов или замечаний. Негромкий стук в дверь возвестил о возвращении корзины, на этот раз уже наполненной дровами. Сэр Жанвир забрал ее и, обойдя скамью, отдал Оводу, чтобы тот поставил ее рядом с камином.

– Что ж, это объясняет твои фокусы со свечой, – заметил Амброз. – Чего ты нам еще не сказал – так это того, как ты попал сюда, в Айронхолл. – Он смерил Овода оценивающим взглядом. – Ты должен был попасть сюда еще до конца войны.

– Совсем незадолго до конца, сир, – согласился Рейдер. – В триста пятьдесят первом по вашему календарю, в Восьмом месяце, если быть точным…