Текст книги "Безжалостный"

Глава 62

Лежа на правом боку на черном гранитном полу, я видел Зазу, распластавшуюся в нескольких футах от меня. Ее кровь казалась такой же черной, как и гранит, на который она вытекала.

Перед глазами быстро темнело, и когда наступила полная темнота, я услышал, как Пенни выкрикивает мое имя. Но я не мог ответить, не мог сказать, что люблю ее, или попрощаться. Я услышал ужасный крик Майло и попытался потянуться к нему, но у меня не было сил.

Вслед за зрением начал уходить и слух, и вскоре меня окружала тишина полного вакуума. Тем самым я еще на шаг отдалился от мира чувственных радостей. Я хотел еще раз услышать их голоса, их смех, но вуаль упала между мной и ними, вуаль, более непроницаемая, чем каменная стена.

Помнится, последним запахом, который я ощутил, стал запах собственной крови, сначала отталкивающий, но потом такой приятный, что тронул меня до слез.

А вот после этого начало происходить что-то странное. Сначала ко мне вернулось обоняние, потом слух, наконец зрение. Я увидел, как черная кровь Зазу вливалась в нее через раны, как Зазу встала с пола и вновь выпрямилась во весь рост. Выроненный пистолет прыгнул ей в руку.

Поскольку ранее я тоже лежал на полу, то теперь поднялся. Пули, которые пробили меня, проделали обратный путь и скрылись в стволе пистолета Зазу.

Горбун тоже ожил, он стоял, выставив перед собой, словно талисман, мясницкий тесак, с которого капала кровь. Проговорил задом наперед слова об убийстве отца, пятясь, вышел из комнаты.

Потом время вновь потекло в положенном направлении.

«Не безумцы, – возразила мне Зазу. – Интеллектуалы. Они формируют мнение элиты…»

Судя по тому, как Пенни и Майло смотрели на меня, я понял: только мы трое знаем о том, что произошло в этой комнате. Даже Лесси не имела об этом ни малейшего понятия.

Потому что Майло снабдил нас солонками, которые больше не были солонками.

«…нести послание интеллектуалов в массы. Чего вы, мистер Гринвич, не делали».

Поскольку Зазу предстояло говорить об этом еще минуту, мы располагали возможностью изменить будущее к своей выгоде.

Я побывал на грани смерти, балансировал между этим и последующим мирами, и теперь Пенни и Майло стали мне еще дороже. Мне очень хотелось броситься к ним, обнять, прижать к груди.

Мы не мешали Зазу разглагольствовать. Майло сказал: «Не принижайте творчество моего отца. Он – лучший отец в мире», – но теперь вместо «…и о-о-очень терпеливый» произнес совсем другие слова: «…и никто не сможет убить его, пока он под моей защитой».

Проигнорировав Майло, Зазу Ваксс обратилась ко мне: «Вашими книгами вы толкаете маятник в другую, неправильную сторону, вот почему вас нужно сломать, заставить признать свою ересь и покаяться».

Тяжело дыша, плача, горбун вернулся в комнату с окровавленным ножом, чтобы сообщить об убийстве Ширмана Ваксса.

Зазу распрямила плечи, вскинула голову.

– Что ты сделал? Болван, мерзкий урод, что ты сделал?

– Это был мой единственный шанс, – ответил сын Ширмана. – Раньше он никогда не был беспомощным. И потом никогда не стал бы беспомощным. Это был мой единственный шанс, и я им воспользовался, воспользовался, воспользовался.

Зазу заговорила о том, что Ширман был первенцем постчеловеческой расы.

– Папуля, – подал голос Майло, – по какой-то причине повторить дважды один момент нельзя.

– Ладно.

Зазу закончила тираду: «…задумывался первым суперменом».

Плачущий горбун в недоумении посмотрел на нее.

– Но я – не супермен, Зазу.

– Вины Ширмана в этом не было.

– Но и моей тоже.

– По крайней мере, Ширман приложил усилия.

На этот раз я был начеку и увидел, что она достает пистолет из-под прекрасно скроенного пиджака.

Она прострелила горбуну голову, а когда поворачивалась ко мне, мы с Пенни всадили в нее, наверное, с дюжину пуль.

Зазу распласталась на гранитном полу еще раз. В недоумении уставилась на нас, будто мы совершили невозможное и убили бессмертную.

– Вам не уйти, – успела прошептать она. – Нас двенадцать тысяч… в Управлении. Работа… будет продолжаться… без меня.

Я подумал, что и мы прекрасно без нее обойдемся.

Какое-то время мы с Пенни просто смотрели на Майло. Наконец он смутился, пожал плечами.

– Видите, почему так трудно все объяснить тем, кто не знает науки? Это нужно испытать на себе.

Теперь мы с Пенни какое-то время смотрели друг на друга.

– Знаешь, – наконец сказала она, – а я не вижу ничего особенного в телепортирующейся собаке. Она так же мила, как прежде, и достаточно умна, чтобы не телепортироваться в центр лесного пожара.

Зазвонил мой одноразовый мобильник. Номер знала только Вивьен Норби.

– Алло? – с легкой дрожью в голосе ответил я.

– Я пытаюсь связаться с тобой весь день, – Хад Джеклайт сразу взял быка за рога. – Большие новости.

– Хад, как ты узнал этот номер?

– От няни Майло. Пришлось на нее надавить. Крутая дама.

– Хад, я сейчас не могу говорить.

– Заключил сделку. Для тебя, Каббо.

– Я разрываю связь, Хад.

– Подожди, подожди. Не насчет «Великого Гэтсби».

– Ты все туда же?

– «Старик и море». Продолжение.

Хотя Пенни не могла слышать, что говорит Хад, она приставила пистолет к моей голове.

– Уволь его.

– Этот шедевр тоже не требует продолжения.

– В нем акула.

– И что?

– Не старик. Он не возвращается. Акула. Акула возвращается.

– Уволь его, – повторила Пенни.

Я начал смеяться.

– Это будет только первая книга. В серии. Слушаю тебя. Ты такой счастливый. Я люблю счастливых клиентов.

– Я серьезно, – Пенни по-прежнему держала пистолет у моей головы. – Уволь его немедленно, Кабби.

– Каллен Гринвич представляет, – вещал Хад. – Продолжения классических произведений. Большое литературное событие. Ты не будешь их писать. Напишет кто-то еще. Ты будешь только ставить на них свою фамилию.

Я так смеялся, что по щекам текли слезы.

– Послушай. Бен Гур. Этот гладиатор? Реинкарнированный. В профессионала рестлинга.

Я пытался ответить, но не мог. Бился в конвульсиях.

– «Зов предков». Повесть Джека Лондона. На этот раз инопланетный корабль. Подо льдом. Инопланетяне. Вселившиеся в волков.

– Ты… ты это сделай, – выдавил я из себя сквозь смех.

– Тарзан. Выросший не среди обезьян. Не в Африке. На Аляске. Среди белых медведей.

На грани истерики я передал мобильник Пенни.

Она убрала пистолет от моей головы, сохранив мне жизнь, свободной рукой взяла мобильник, строгим голосом произнесла три слова: «Хад, ты уволен», – и разорвала связь.

– Здесь мурашки бегут по коже, – признался Майло. – Можем мы отсюда уйти?

Я сунул пистолет в кобуру, подхватил сына на руки, крепко прижал к себе. Почувствовал запах его волос, гладкость кожи щек, силу ручонок, которыми он меня обнял. Ради этого стоило жить.

В гараже мы не заглянули в багажное отделение «Хаммера». Взяли наши вещи с заднего сиденья и ушли из дома.

– Может, нам стереть отпечатки пальцев? – спросила Пенни.

– Нет смысла, – отсмеявшись, ответил я. – Полиции ничего расследовать не придется. Контора Зазу обо всем позаботится.

За домом волны бились о берег. Звук этот напоминал то ли рев боевой машины, то ли смех толпы, в зависимости от того, что кому хотелось услышать.

По чистому, сияющему звездами небу плыла яркая луна.

Глава 63

Сейчас мы живем в потрясающе красивом месте, но я не стану его описывать.

У нас скромный домик, но под ним секретный бункер, на постройку которого съезжались все Бумы.

На этой же территории построен и коттедж Вивьен Норби.

Я более не обрит наголо, но и не похож на писателя, чьи фотографии украшали суперобложки моих книг. Пенни тоже сменила прическу. Внесла некоторые изменения во внешность, отчего стала еще прекраснее.

Пенни, Майло, Лэсси и я пользуемся нашими настоящими именами, лишь когда рядом никого нет, а для всего мира имена и фамилии у нас другие, выбранные после долгой дискуссии.

Серией тонких маневров с использованием зарубежных банков Гримбальд сумел вывезти все наши деньги из страны, прежде чем краснорукие сообразили, что мы не стали жертвами Ширмана и Зазу. Поскольку я написал семь бестселлеров, а книжки с Пурпурным кроликом хорошо продавались восемь лет, да еще с учетом нашей нынешней скромной жизни, мы обеспечены всем необходимым до скончания века.

Грим и Кло ушли на пенсию, более не взрывают дома и живут в своем каньоне.

Я пишу романы и складываю их в ящик комода, вместо того чтобы отсылать в издательство. Мне больше нет нужды страдать от стыда, участвуя в рекламных кампаниях собственных произведений.

Этот отчет о наших встречах с Ширманом Вакссом и его любителями книг будет опубликован фондом, учрежденным храбрыми людьми, которые верят в красоту традиций, необходимость правды и в здравомыслие человечества, пусть ему и приходится жить в мире иррациональных идеологий.

Пенни пишет книги, иллюстрирует их и тоже складывает под сукно. Мы надеемся, что наши труды когда-нибудь будут востребованы миром… и их публикация не будет сопровождаться нашей смертью.

Мы следим за новостями, насколько это возможно. Видим, как сгущается ужас, который может обрушиться на весь мир.

Несмотря на то, что мы видели и теперь знаем, мы не лишились надежды на лучшее будущее. У нас собака, которая может телепортироваться. Мы знаем, что в жизни важно, а что – нет. У нас есть сын, и он, придет срок, снабдит благоразумных людей необходимыми средствами для того, чтобы они направили на путь истинный общество, которое ныне ставит теории выше истины, а утопические мечты ценит больше, чем людей.

Ширман Ваксс не был безжалостным. Само по себе зло, возможно, безжалостно, это я вам гарантирую. Но и любовь тоже безжалостна. Дружба – безжалостная сила. Семья – безжалостная сила. Вера – безжалостная сила. Человеческая душа безжалостна, и человеческое сердце может пережить (и побороть) даже самую безжалостную силу из всех, имя которой – время.