Текст книги "Слово как улика. Всё, что вы скажете, будет использовано против вас"

Глава 11
Стратегия шифрования: дилемма заключенного

Какого рода стратегиями воспользуется человек, намеренный совершить преступление, но при этом скрыть его от других? Большинство профессиональных преступников знают, как держаться тихо, поэтому их этот вопрос обычно не касается, но если в совершаемом преступлении некую роль играет язык, то сделать это становится сложнее.

Около восьми лет назад в одной тюрьме где-то в Соединенном Королевстве некий мужчина отбывал наказание за преступление на сексуальной почве в отношении несовершеннолетней, которую я буду называть Икс. Я не могу приводить никаких личных сведений о нем и стану называть его мистером Абертенотом, поскольку необходимо сохранить в тайне личность жертвы. Будучи в тюрьме, мистер Абертенот часто писал письма, адресованные тринадцатилетней Икс. Чтобы сохранить свою переписку в тайне, он прибегнул к нескольким лингвистическим стратегиям. Для начала ему в голову пришла идея адресовать письма не самой Икс, а своему реально существующему другу (назовем его «Майк») И хотя поначалу это был удивительно действенный способ, автор, вероятно, подозревал, что кто-нибудь помимо самой Икс прочитает письма дальше слов «Дорогой Майк!» или «Привет, дружище!» и поймет, кому они на самом деле адресованы. Более того, ответные письма Икс становились все более откровенными и, в свою очередь, требовали все более откровенных ответов от него. Заключенным всего мира известны способы тайного общения друг с другом, и, согласно Мэйр (2004)[21]21
  Mayr, Andrea (2004). Prison Discourse. Language as a Means of Control and Resistance. New York: Palgrave MacMillan. – Прим. авт.


[Закрыть], использование шифров в языке заключенных – явление, вероятно, повсеместное. Но мотивация автора писем, пытающегося скрыть преступление от цензуры тюремного начальства, отличается от мотивации обычного заключенного, просто желающего продемонстрировать непокорность или, например, проявить солидарность со своими сокамерниками.

Заключенному – автору нелегального письма – необходимо быть уверенным в том, что оно будет непонятным ни одному читателю кроме адресата, в противном случае автора ожидает суровое наказание вплоть до увеличения тюремного срока. Но из-за овладевшего им желания сохранить сексуальный контроль над своей жертвой мистер Абертенот пошел на серьезный риск: казалось, он готов на все, лишь бы сохранить эту половую связь на расстоянии.

Первый намек на шифры обнаруживается в письме самой Икс. Мистер Абертенот в своем ответе поначалу был озадачен: «Что это за жаргон?» – написал он. Далее, на той же странице до него, кажется, дошло, и он перешел на этот шифр сам. Икс использовала «поросячью латынь» – шифр, ставший вновь известным благодаря мультсериалу «Симпсоны». Выучить его очень легко. Чтобы зашифровать слово, первую его букву следует переставить в конец, после чего прибавить суффикс -ay. Так, в слове say («говорить») первую s нужно переставить в конец, что дает ays, а затем прибавить -ay: aysay. Happy birthday («с днем рождения») на поросячьей латыни будет appyhay irthdaybay. С некоторыми словами все не так однозначно, например в слове I («я») всего одна буква, поэтому никакой перестановки не происходит, и оно превращается просто в Iay. Слово you («ты») – тоже неудобное: если следовать правилу в точности, оно должно бы превращаться в ouyay. Чтобы упростить дело, пользователи поросячьей латыни часто пишут eway вместо ouyay[22]22
  Британцы произносят ou в слове you приблизительно так же, как читается сочетание букв ew. – Прим. перев.


[Закрыть]. Подобным образом to («к») нередко превращается в ewtay.

Письма Абертенота содержат много примеров поросячьей латыни, включая «lay ishway Iay asway akingway upay extnay ewtay eway everyay ayday». Это зашифрованное «I wish I was waking up next to you every day» – «Я бы хотел каждый день просыпаться рядом с тобой». Номинально письма всегда были адресованы «дорогому Майку», но было ясно, что действительным адресатом является не «Майк», а кто-то другой, если только Абертенот не имел в виду, что хочет просыпаться каждый день рядом с «Майком».

Заключенному – автору нелегального письма – необходимо быть уверенным в том, что оно будет непонятным ни одному читателю кроме адресата, в противном случае автора ожидает суровое наказание вплоть до увеличения тюремного срока.

Любитель музыки, мистер Абертенот часто ссылался в письмах на свои любимые песни – сплошь о любви. Таким способом он на самом деле скрывал факт использования шифра. Так, например, он писал: «У меня есть для тебя песня». За этим следовал шифрованный текст. Иногда он говорил о «песне» после кодированного текста, например спрашивая: «Тебе понравилась эта песня?» или нечто подобное. Благодаря этому читатель, бегло просматривающий письмо, скорее всего сделает вывод, будто шифрованная часть является текстом некой песни. Учитывая то, как наш мозг сопротивляется незнакомым языковым формам, как устным, так и письменным, наличие шифра могло отбить у проверяющего желание вчитываться в письма внимательно. На самом деле, если человек, читающий письмо, не увлекается той же музыкой, что и мистер Абертенот, то он, вероятнее всего, пробежит глазами по этой части текста, не задумываясь. Но все эти сообщения, конечно, были вовсе не текстами песен. Это были весьма откровенные описания фантазий мистера Абертенота.

Спустя некоторое время мистер Абертенот, должно быть, начал понимать, что расшифровать поросячью латынь слишком легко, и поэтому придумал новый шифр. В нем шифруемое слово без первой буквы присоединяется к постоянному префиксу glob-. Так, например, love («любовь») превращается в globove. Однако подобно многим авторам SMS-сообщений и пользователям прочих цифровых средств связи, он часто прибегал к упрощенным написаниям; слово love он писал как luv, и в его шифре слово «любовь» превращалось в globuv, а не в globove. I love you («я люблю тебя») превращалось в globi globuv globu – I luv u. Как и в поросячьей латыни, при шифровании слова из одной буквы, например слова I («я»), к префиксу присоединяется слово целиком. Таким образом, glob-шифр на самом деле является лишь вариантом поросячьей латыни. В то время как в поросячьей латыни первая буква переставляется в конец слова, после чего к нему добавляется суффикс -ay, в glob-шифре к постоянному префиксу glob– присоединяется слово, в котором пропущена первая буква (если в слове более одной буквы). Поэтому glob-шифром очень просто писать, а читается он лишь немногим сложнее поросячьей латыни. Искусственный суффикс в обоих случаях мог бы быть любым. Glob– и -ay используются в этих шифрах безо всякой причины. Вместо суффикса точно так же мог бы быть использован любой префикс.

В некоторых случаях glob-шифр оказывается неоднозначным, например в предложении globat globime globot globastin globi globime globuvin globu слово globime встречается дважды. То, что они расположены близко друг к другу, указывает на то, что они, вероятно, играют разную грамматическую роль и поэтому имеют разное значение. Расшифровав сперва самые легкие слова, мы получаем globat globime not («не») globastin globi globime luvin u («люблю тебя»). Теперь мы видим, что первое globime стоит перед отрицательной частицей not – это позволяет сделать вывод о том, что оно может оказаться стяжением местоимения со вспомогательным глаголом, в данном случае – I’m («я [есть] ») в искаженном написании Ime. Отсюда следует, что слово после not, globastin, – это глагол в форме длительного времени, состоящей из основы глагола и окончания -ing (здесь сокращенного до -in), в данном случае wasting («терять», «тратить попусту»). Есть основания полагать, что за местоимением, вспомогательным глаголом, отрицательной частицей и глагольной формой следует грамматическое дополнение, и если предположить, что i это на самом деле my («мое»), написанное как mi, то, вероятно, за ним идет существительное. Это существительное из четырех букв заканчивается буквами ime, и слово time («время») оказывается наиболее уместным из набора возможных слов, отвечающих этому критерию: dime, lime, mime, time («четвертак», «лайм», «мим», «время»). Слово time часто сочетается с глаголом wasting (или wastin’), так что скорее всего перед нами предложение that I’m not wasting my time loving you («что моя любовь к тебе – не пустая трата времени»). Другой способ декодирования glob-шифра заключается в убирании префиксов: at ime ot astin i ime uvin u. При чтении вслух каждое слово здесь начинается с гортанной смычки[23]23
  Гортанная смычка – глухой гортанный взрывной согласный звук; в разговорном русском языке произносится в некоторых междометиях (например, раздельное «не-а»). – Прим. пер.


[Закрыть], которую затем легко заменить на уместную фонему, так как зачастую слово оказывается узнаваемым и в отсутствие первой фонемы (особенно если эта фонема согласная). Когда звучания отдельного слова недостаточно, часто ключ к его толкованию находится в звучании всей фразы. Как уже ясно читателю, этот шифр довольно легко взломать, несмотря на некоторую его неоднозначность, так как она обычно разрешается на основе грамматического контекста и окружающего содержания.

Даже используя glob-шифр, мистер Абертенот сталкивался со сложностью в отношении того, как обращаться к Икс в своих письмах. Иногда, обращаясь к ней по имени, он писал его с маленькой буквы. Таким образом, случайный читатель мог упустить такое обращение из виду, потому что имена собственные, написанные со строчной буквы, меньше бросаются в глаза. Однако в определенный момент мистер Абертенот, очевидно, осознал рискованность подобного обращения и с тех пор перестал называть Икс ее настоящим именем. Но он уже поступил крайне беспечно, все же упомянув ее имя в начале их переписки – видимо, был чересчур уверен в своем везении и способностях.

Перестав упоминать ее настоящее имя, мистер Абертенот начал обращаться к Икс в третьем лице. Он стал использовать такие обороты, как «твой ребенок», «известная тебе», «сам знаешь кто» и так далее. Учитывая, что он будто бы писал «Майку», хотя на самом деле писал Икс, это порой делало текст менее понятным. Из-за необходимости притворяться, что он пишет «Майку», мистер Абертенот выработал новые тактики, включая следующие:

• Брань. Мистер Абертенот часто использовал в своих письмах бранные слова. Хотя в современном обществе, особенно в возрастной группе моложе сорока, брань распространена среди женщин не меньше, чем среди мужчин (см. Holliday et al., 2004: 18[24]24
  Holliday, A., M. Hyde и J. Kullman (2004). Intercultural Commulication: An Advanced Resource Book. New York: Routlegde. – Прим. авт.


[Закрыть]), вероятно, ее главной функцией в подобном контексте является укрепление связей между собеседниками одного пола[25]25
  Здесь автор приводит несколько примеров, которые, на мой взгляд, чересчур оскорбительны для русскоязычного читателя (в английском языке табу на бранную лексику куда как менее строгое). – Прим. пер.


[Закрыть]. По всей видимости, брань и уничижительные замечания о других мужчинах должны были завуалировать интимное содержание писем и создать у случайного читателя впечатление, что они написаны типичным слэнгом, который обычно используется в мужской компании.

• Неоднократные упоминания алкоголя. По-видимому, они тоже эксплуатируют стереотипы о совместном его употреблении мужчинами. Примеры: «Пожалуйста, не пиши мне больше о барах, я бы сейчас с удовольствием выпил пива…», «…пинта сейчас не помешала бы», «Опять, да? Все о бухле и пабах. Я тоже хочу».

• Использование слова mate («приятель»). В определенном контексте мужчины часто используют слово mate как дружелюбное по отношению к другим мужчинам. Примеры: «Надеюсь, у тебя выдались хорошие каникулы, приятель».

Также привязанность выражалась в упоминаниях верности, когда автор заявлял, что «может рассчитывать» на адресата. Примерами этого являются фразы: «Где-то там у меня все еще есть друзья, и я знаю, что могу на тебя рассчитывать», «Как я говорил в своем последнем письме, я знаю, что могу рассчитывать на тебя, приятель». В некоторых письмах их неоднозначная адресованность начинает сказываться на сосредоточенности мистера Абертенота, и порой становится ясно, что «ты» – это на самом деле «она». Так, например, он начинает одно из писем обращением к «Майку», но первый же абзац заканчивает словом «она»: «Я уже говорил, но только ты меня по-настоящему знаешь, я это серьезно, я пойду ради тебя на край света и обратно, лишь бы она была счастлива, приятель». В этом случае автор, по-видимому, забыл, что в первой половине предложения написал «ты», и впоследствии говорит о «ней». Или, возможно, мистер Абертенот надеялся на то, что официальное лицо, читающее письмо, поленится и сосредоточится только на первой части предложения. В длинных предложениях с несколькими местоимениями и другими отсылками порой весьма легко запутаться и под конец забыть, о ком там шла речь.

В письмах не раз говорится о сексе, встречаются и очень откровенные описания.

Подобное явление вновь встречается в более позднем письме, в котором мистер Абертенот рассказывает о своей драке с двумя другими заключенными и добавляет: «… спорим, что Икс это разозлит?» В своем следующем письме он пишет: «Я знал про то письмо, что ты на него рассердишься». Поскольку в обоих письмах это единственные упоминания неприязни адресата к автору, мистер Абертенот, видимо, забыл, что он должен создавать впечатление, будто обращается к номинальному, а не действительному адресату. Поэтому он и обращается к Икс на «ты», а не упоминает ее в третьем лице.

В письмах не раз говорится о сексе, встречаются и очень откровенные описания. Я же приведу здесь одно из наиболее невинных: «Я не лгал, когда говорил, что у меня не было секса с марта 98 года, ты должна знать, какой я, это должно быть с правильным человеком»[26]26
  По тексту оригинала пол адресата нельзя определить в силу грамматических особенностей английского языка. – Прим. пер.


[Закрыть]. Было ли это действительно адресовано Майку? Мистер Абертенот также пишет: «Боже, если бы я вышел завтра, то ты знаешь, с кем я увиделся бы в первую очередь, не сомневайся в этом, но только учти, я мог забыть, как это делается». В этом отрывке мистер Абертенот, по-видимому, признается в своей половой связи с кем-то, в том, что он «хранит» себя для этого человека и что он хочет встретиться с этим человеком из сексуальных побуждений.

Когда письма были расшифрованы и в них обнаружилось все это разнообразие лингвистических стратегий, офицеры допросили мистера Абертенота в тюрьме. Не предупреждая его о письмах, детектив высказал предположение о том, что мистер Абертенот испытывает половое влечение к Майку. Мистер Абертенот стал это горячо отрицать. Тогда детектив сказал: «Но вы, конечно, хотите просыпаться рядом с ним каждое утро?» Он процитировал и другое письмо: «Glodi globant globait ewtay globiss globu globon globour…»[27]27
  I can’t wait to kiss you on your … – Не могу дождаться, когда поцелую тебя в… – Прим. пер.


[Закрыть] Детектив спросил: «Так куда именно вы собираетесь поцеловать Майка?» Учитывая, что Майку было сорок семь, что весил он 143 килограмма и не всегда регулярно мылся и брился, со стороны детектива это была, конечно же, издевка. Мистеру Абертеноту не удалось его перехитрить.

Глава 12
Геноцид в Руанде

Многие читатели помнят, что в 1994 году центральноафриканскую страну Руанду захлестнул ужас геноцида; всего за несколько месяцев в этой области погиб почти миллион человек. Большинство жертв принадлежали к этнической группе тутси. Мир оказался бессилен предотвратить истребление этих мужчин, женщин и детей. В число нарушителей входили многие государственные чиновники, впоследствии сбежавшие в Европу, в том числе и в Соединенное Королевство.

Со временем правительство Руанды составило список подозреваемых, собрало показания у пострадавших и свидетелей и стало требовать у правительств Европы выдачи подозреваемых в геноциде на родину в Руанду. Одним из них был мистер У, живший в то время в Соединенном Королевстве. Как всегда, перед судебной лингвистикой стоял вопрос не о том, виноват ли обвиняемый в данном преступлении, а о том, насколько весомыми являются свидетельства с точки зрения лингвистики. Главным образом, это означает: насколько эти свидетельства качественны в лингвистическом аспекте? Независимы ли они, точны ли, беспристрастно ли добыты? Являются они свидетельскими показаниями или в них передаются слухи? Предпринята ли в этих показаниях попытка воспроизвести устную речь свидетелей или же они выглядят переписанными? Есть ли в них настоящие наблюдения или это только пересказ чьих-то мнений?

Правду сказать, мне совершенно неведомо, участвовал ли мистер У, хуту из Руанды, бывший мэр (бургомистр) руандского города К, в убийствах своих соседей и друзей из народности тутси[28]28
  Хуту и тутси – народности в Руанде. – Прим. ред.


[Закрыть] в 1994 году. Может быть, да. С другой стороны, возможно, он совершенно невиновен. Я могу лишь прокомментировать статус лингвистических свидетельств, представленных против него, и в частности – многочисленных свидетельских показаний, полученных Министерством внутренних дел Великобритании от руандских властей.

Показания, полученные МВД, были написаны по-французски, и меня сразу насторожило очень низкое качество перевода. Переводчики – люди добросовестные. Обычно Министерство внутренних дел нанимает самых лучших переводчиков, и у них редко встретишь серьезную ошибку.

Вот одно из показаний на французском языке:

Une semaine après notre arrivée (13 avril), nous avons appris que des militaires de la Garde Présidentielle étaient arrivés a K ouù ils ont commencé à tuer les Tutsi.

Dès le lendemain, nous avons appris que des Interahamwe, accompagnés d’éléments de la Garde Présidentielle sont arrivés à la Commune où ils seront entretenus avec le Bourgmestre (U) et l’Assistant Bourgmestre.

Вот перевод, сделанный Министерством иностранных дел[29]29
  В русском переводе. – Прим. пер.


[Закрыть]:

Через неделю после нашего прибытия (13 апреля) мы узнали, что отряды президентской гвардии прибыли в К и начали убивать тутси.

На следующий день мы узнали, что Интерахамве[30]30
  Интерахамве (на языке киньяруанда – «те, кто нападает вместе») – вооруженное 30-тысячное ополчение хуту, активисты геноцида в Руанде (1994). – Прим. ред.


[Закрыть] в сопровождении членов президентской охраны прибыл в коммуну, где они были поддержаны мэром (У) и помощником мэра.

Помимо того что автор исходного французского документа, вероятно, не был носителем французского языка, меня обеспокоил подчеркнутый фрагмент: «они были поддержаны». Здесь совершенно искажен смысл. Во французской версии сказано: «сообщалось, что они провели переговоры с…» Перевод, сделанный переводчиком Министерства внутренних дел, был попросту неверным. Либо министерский переводчик имел сильные личные или политические предубеждения, либо попросту сделал ошибку, либо был абсолютно некомпетентен.

Тот факт, что автор показаний не был носителем языка, также обеспокоил меня: были ли показания переведены с киньяруанда местным носителем киньяруанда или они были даны носителем киньяруанда по-французски? Первый вариант с последующим переводом кажется более вероятным. Более того, некоторые показания были неполными и порой начинались с многоточия, например: «…после смерти президента Хабьярима». Показания явно несколько раз подвергались редакторской правке разными людьми (например, присутствовали франкоязычные запросы дополнительных сведений). Итак, в итоге казалось, что пишущий, скорее всего, был носителем киньяруанда и опрашивал свидетелей по просьбе носителя французского языка. Сначала руандец записал ответы на киньяруанда, а затем перевел их на французский. После этого носитель французского, вероятно, отредактировал перевод.

Показания не перестают быть надежными, независимыми описаниями увиденного свидетелем только по причине такой процедуры их получения. Но любой, кто принимает показания в ситуации последствий такого масштабного события, как геноцид, должен ясно и четко указывать, кто принимал показания, на каком языке, когда и кем они были переведены, имела ли место дальнейшая редакторская правка и так далее.

К тому же показания были написаны языком, очень далеким от устной речи и во многом обладающим качествами письменной. Где-то в этих показаниях была речь первоначальных свидетелей, но насколько аккуратным был переход от устной речи к письменной и перевод с одного языка на другой? Также поскольку там не были приведены имена свидетелей (возможно, из соображений их личной безопасности), не было никакой возможности проверить точность показаний. Есть и такой момент. Принимавший показания человек, возможно, был представителем властей, занимавшим, скорее всего, более высокое положение, чем сами свидетели. А люди слишком легко поддаются влиянию того, кто облечен властью. Мы можем также задаться вопросом: возможно ли, что человек, принимавший показания, знал мистера У, и не испытывал ли он к мистеру У неприязни личного или политического характера.

В показаниях встречались и изложения слухов. Например:

Через две недели после смерти [президента] …У провел разъяснительный митинг… После этого митинга Интерахамве, при содействии властей, начали убивать… тутси.

Свидетель не утверждает, что сам посещал этот митинг или что он знает кого-то, кто его посещал. Соединение словосочетаний «убивать тутси» и «после митинга» подразумевает связь, которая, возможно, всего лишь временна́я, но здесь приводится как причинно-следственная. В этом отрывке есть и другие лингвистические нестыковки. Например, что значит «при содействии властей»? Откуда свидетель знает, что Интерахамве кто-то «содействовал»? Кто именно из властей? В этом отрывке большое количество информации сконцентрировано в небольшом количестве слов. Очень похоже на то, что свидетелю был задан ряд вопросов, ответы на эти вопросы были записаны, а в дальнейшем переписаны в сжатом виде.

Тот же свидетель утверждает: «Я помню недавнее дело об изнасиловании и убийстве Беатрис». Я полагаю, что слово «помню» в данном случае не означает, будто свидетель сам видел изнасилование или убийство, и поэтому его отчет можно истолковать как слухи.

В показаниях другого свидетеля говорится: «Прочие местные лидеры согласились содействовать Калликсте в массовых убийствах тутси… а именно, Чарльз У». Как и прежде, я считаю, что эти показания полагаются на слухи; по меньшей мере, конкретный источник сведений здесь не упоминается. Степень грамматической проработки и сложности словарного запаса указывают на письменную, а не на устную речь, возможно в формате вопросов и ответов. Со словом «соглашаться» в криминальном контексте следует быть особенно осторожным (фр. accepter). Что на самом деле значит «соглашаться»? Откуда свидетелю известно, что это согласие имело место, и в какой форме оно было дано?

Еще одни показания начинаются так: «Я посетил тот митинг… о проведении которого в Доме прогресса было объявлено через громкоговорители». Из этого неясно, был ли текст отредактирован, так как свидетель начинает словами «я посетил тот митинг…» Если показания принимались у группы людей, то в связи с этим возникает вопрос об их независимости и автономности друг от друга.

Постепенно я прочел все показания, находя все больше и больше ссылок на слухи: «Они говорили, что получили от бургомистра приказ убивать…» Имена нескольких свидетелей пропущены, а имена людей, якобы получивших этот приказ, не упоминаются. Тот же свидетель говорит[31]31
  Я пишу здесь «говорит» ради краткости, но на самом деле имею в виду – «предположительно говорил». Это касается всех сходных оборотов в моем комментарии в отношение других свидетельских показаний. – Прим. авт.


[Закрыть] в отношении нескольких человек, считающих себя потенциальными жертвами: «Указанные люди, желая бежать, первым делом спросили совета у бургомистра, уверившего их, что…» Это тоже, по-видимому, слухи, так как здесь не говорится, что свидетель слышал и видел все это сам. Ничто не указывает на прямое свидетельское признание. Далее в этих показаниях, в начале последнего абзаца поставлено многоточие, указывающее на то, что показания были купированы. Не сразу понятно, как этот абзац связан с предшествующим текстом.

Я заметил, что некоторые показания схожи между собой, возможно, чуть сильнее, чем если бы они были даны совершенно независимо. Рассмотрим, к примеру, две цитаты:

• Во время геноцида бургомистр реквизировал в больнице машину скорой помощи, в которой сотрудников возили на работу. Он пользовался ей в ходе геноцида.

• Во время геноцида машина скорой помощи, на которой нас возили на работу, была реквизирована бургомистром для транспортировки членов Интерахамве и патрулирования районов К.

Притом что и те и другие показания были получены в один и тот же день и учитывая предыдущие замечания о том, что свидетели могли давать показания группами, возможно, что эти два свидетеля находились в пределах слышимости друг от друга. Такое сходство двух свидетельских показаний ставит надежность их содержания под еще большее сомнение.

Эти показания не только, по всем признакам, основаны на слухах, но и представляют собой скорее мнения, а не собственно свидетельства. Например, в нескольких образцах высказываются суждения о том, что было известно мистеру У, мэру (бургомистру): «Я убежден, что этот инцидент не ускользнул от внимания бургомистра», «Бургомистр… не мог не знать о существовании…» Эти примеры наводят на мысль, что свидетелям задавали конкретные вопросы, а именно: «Знал ли об этом бургомистр?» или «Как по-вашему, заметил ли бургомистр, что?..» и так далее. В суде общего права вопросы подобного рода сочли бы наводящими. Безусловно, свидетель высказывает свое собственное мнение о том, что бургомистр мог или не мог знать. Но свидетели должны высказывать не свое мнение, а сообщать о том, что наблюдали лично и что знают наверняка.

В одно из показаний вкралось слово «слух»:

Было так, что распространившиеся слухи [о мачете в доме Икс] в конце концов достигли ушей бургомистра. Он организовал митинг на рыночной площади Б. Я не знаю точной даты, когда проходил митинг… Говоря публично, мистер У… высказался, обращаясь к Икс… «Постройте баррикады, чтобы тутси не убежали от вас».

Здесь меня беспокоит слово «слух». Как нам узнать, организовал ли бургомистр митинг именно в результате этого слуха, если он вообще его организовывал? И что значит «организовал»? Свидетель не утверждает, что он побывал на этом митинге. В этих показаниях, как и в нескольких других, встречаются многоточия, указывающие на купюры и возможные правки.

На этом основании я пришел к твердому убеждению: дело против мистера У недостаточно хорошо задокументировано. Показания должны быть прозрачными не только в отношении их содержания, но и в отношении способов их получения. Должно быть ясно, когда свидетель высказывает предположения или обращается к слухам. Должно быть также ясно, когда мнение высказывается в ответ на конкретный вопрос, а когда – спонтанно. Если были заданы вопросы, они должны быть отражены в показаниях. Предпочтительно записывать весь процесс дачи показаний на видеокамеру или на диктофон. В общем, лингвистический аспект улик против мистера У показался мне слабым.

На слушании его дела в Суде по делам предоставления убежища и эмиграции судьи постановили, что вышеприведенные лингвистические возражения являются недостаточно вескими для отмены решения Министерства внутренних дел отказать мистеру У в праве оставаться в Соединенном Королевстве. Министерство внутренних дел должно было лишь продемонстрировать, что существуют «серьезные причины» полагать, что мистер У принимал участие в акте геноцида. Это куда меньший уровень доказательности, чем «равные шансы» и «вне всякого сомнения».

Я полагаю, что после слушания дела об убежище и эмиграции мистер У был депортирован обратно в Руанду, где встретился с ответственностью за геноцид лицом к лицу. Виновен ли он? На основании вышеприведенных свидетельств невозможно ответить определенно. В любом случае это не тот вопрос, на который следует отвечать судебному лингвисту. Однако качество свидетельств было очень слабым с точки зрения лингвистики.