Текст книги "Из шпаны – в паханы"

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. ЗОВ КРОВИ

Москва. Бутырская тюрьма

– Ты ведь Резо? Да?

Жиган неохотно разлепил веки. Тусклый лунный свет, проникавший в камеру через небольшое зарешеченное окошко, с трудом рассеивал общий мрак «каменного мешка». Но Резо легко узнал человека, осторожно опустившегося на краешек его нар. Это был Куцан.

– Ну, допустим. Чего тебе надо?

– Тсс! – Куцан приложил к губам маленький заскорузлый палец. – Говори тише.

– С какой стати?

– А с такой, что разговор у меня к тебе важный имеется. Не для посторонних ушей. Просекаешь?

Резо потянулся и, наконец, сел на нарах. Не без доли подозрения всмотрелся в рябое лицо Куцана.

– О чем речь?

Куцан едва заметно качнул головой в сторону двери. Он явно намекал на то, что лучше всего пообщаться в той части камеры, где не было нар. Подальше от спящих заключенных.

Резо встал. Едва они оказались у противоположной стены, Куцан приподнялся на цыпочки и быстро зашептал ему на ухо:

– Я сразу узнал тебя. Вернее, догадался, что это ты. Сюда тоже доходят новости, Резо. Надо лишь знать, кого подмазать. Врубаешься? Так вот, среди прибывших из Казани жиганов был только один человек с восточной внешностью. Правая рука Рекрута. А потом ты появился здесь. Кончил Бердяя. Я видел. Это было круто. Мне говорили, что никто не владеет пером лучше, чем Резо.

– Отсюда, значит, можно связаться с волей? – грузин тоже перешел на шепот.

Тот факт, что его не расстреляли сразу, а кидали из одиночки в общую камеру и обратно, вселил в Резо определенные надежды. Сдаваться на милость ЧК он не собирался. По его мнению, достаточно было передать весточку Рекруту. Сообщить, что он жив и где сейчас находится. А уж тогда Рекрут непременно придумает, как вытащить своего кровного брата. В этом Резо не сомневался.

– Можно, – Куцан улыбнулся. – Я тут говорил с одним красноармейцем. Молоденький такой паренек. Если с той стороны его хорошенько подогреют, он не против любую маляву передать. Тебе нужно, что ли?

– Нужно.

– Сделаем, Резо.

Жиган прищурился.

– Ты об этом со мной толковать хотел?

– Нет. Что там малява. Это так, пустяки. Я тут о другом подумал… – Куцан замолчал, прислушался, не подкрадывается ли к ним кто, и тут же продолжил: – Считал, сколько человек у нас в камере?

– Рыл двадцать, наверное, не меньше.

– В самую точку. Вместе с тобой и со мной двадцать один получается. Бердяя я уже вычел. А сколько из них нашего брата – жигана?

Резо слегка отстранился.

– А ты жиган, что ли?

Разобраться, кто здесь кто, у грузина еще не было времени. Он и не разговаривал ни с кем толком. Держался особняком.

– Тсс! – снова зашипел на него Куцан. – Говори ты тише, честное слово. Конечно, жиган я. Что, не видно?

– Не обратил внимания. Тут все на одно лицо.

– Так я тебе сейчас растолкую, – губы Куцана вновь вплотную приблизились к уху собеседника. – Помимо нас с тобой тут жиганов еще трое. Тот здоровяк – Скала, у которого императорские усы, Протас и Ушлый. Это те двое, что с утра до вечера в сечку рубятся. Видал, наверное?

– Видал, – сухо подтвердил Резо. – Что дальше?

– Еще шесть человек политических. Но они под Вертелом ходят. Боятся его что черта рогатого. Все, кроме одного. Бледный такой. Вон на тех нарах дрыхнет. Гроссом его кличут. Он вроде тихушник, но придерживается нейтральной стороны. На него, если что, можно рассчитывать. Он, кстати, говорил, что тебя знает.

Последнюю реплику Резо оставил без внимания. Она как-то сама собой проскочила мимо его ушей. Гораздо больше грузина заинтересовало другое.

– «Если что» – это что значит? – переспросил он.

– Да ты че, никак не врубишься! – маленькие глазки Куцана блеснули в лунном свете. – Всех жиганов и политических я тебе уже перечислил. Основная масса кто остается?

– Уркачи, что ли?

– Сообразил. Наконец-то!

– Да чего «сообразил»? – Резо почувствовал, что начинает заводиться. Куцан его раздражал. – Объясни толком, к чему ты клонишь?

– Задавить их надо. Уркачей этих поганых задавить, – теперь Куцан говорил так тихо, что Резо едва мог разбирать отдельные слова. – Всех, к чертовой матери. Рекрут там на воле их давит, а мы тут должны. Чтобы и следа нигде от этой мрази не осталось. Теперь понимаешь, Резо?

Грузин оглянулся через плечо. Видеть в таком мраке он ничего не мог, но отлично помнил, где расположены нары Вертела и его ближайших приспешников. А ведь Куцан, действительно, дело толковал. Здесь, в Бутырской тюрьме, Резо вполне по силам продолжать общее жиганское дело. Бердяя-то он легко завалил. Так почему бы с остальными не расправиться? Вот только силы неравны.

Куцан словно прочел его мысли и зашептал на ухо с удвоенной энергией:

– Нам положить всего пятерых надо. Я уже прикинул. Вертела – самое главное. Он хоть с виду и на ладан дышит, а шибко отчаянный старикашка. К нему на хромой козе не подъедешь. Но ты с ним справишься. Без базара. А мы пристяжь его замочим. Тех четырех, что с утра до вечера возле него трутся. А как их не станет, так остальные уркачи поганые вмиг лапки кверху поднимут. И политические тоже, само собой. Все дело в этих пятерых… Так что скажешь, Резо? Решайся. Благое дело предлагаю. Ну?

– Лады, – грузин решительно мотнул кудлатой головой и тут же до боли сдавил пальцами плечо стоящего рядом Куцана. – Только спровоцировать Вертела и его кодлу ты должен. А уж дальше я подключусь и поговорю с ними по-свойски. Может, никого и валить-то не придется. Прогнем их под наш кодекс, да и делу конец.

– Твоими бы устами… – Куцан расплылся в улыбке. – Но я не думаю, что Вертела толковищем взять можно. Хотя посмотрим, конечно. Прав ты, Резо. Завтра все и провернем. Я сейчас с Протасом и с Ушлым потолкую. Потом со Скалой. А ты уж это… Гросса на себя возьми. Прощупай его, Резо. А то как бы он в самый ответственный момент нам подляну не подкинул.

– Поговорю, – буркнул Резо. – А ты иди пока.

Он почти оттолкнул от себя Куцана и, мягко ступая босыми ногами по холодному полу, направился к нарам Гроссовского. Сон как рукой сняло. Резо вдруг почувствовал, что по жилам вновь забегала кровь. План Куцана пришелся ему по душе. Рекрут бы это тоже одобрил. Не укрыться уркачам от руки жиганской за чекистскими стенами. Что на воле, что тут – все одно давить их будут…

Михаил Петрович спал чутко. Его глаза распахнулись тут же, едва рука Резо коснулась плеча. Гроссовский быстро сел. Грузин опустился рядом.

– Знаешь, кто я? – коротко поинтересовался Резо.

– Знаю, – поспешно ответил Гроссовский. – Дело в том, что я…

Но жиган не дал ему договорить. Зажал рот ладонью. Михаил Петрович вынужден был замолчать.

– Слушай внимательно, что я скажу тебе сейчас. Жиганам и уркачам под одной крышей не ужиться. Даже здесь, в тюрьме. Особенно здесь. Промеж нами война сейчас не на жизнь, а на смерть. Мне сказали, ты – человек нейтральный, Гросс. Хотелось бы, чтобы таковым ты пока и оставался. Во всяком случае, до завтрашнего дня. Начнется заварушка – не встревай. Будешь паинькой, можешь и дальше на казенные харчи рассчитывать. А если нет, я тебя, суку, первым порежу. Все понял? Дважды повторять я не буду.

Гроссовский несколько раз энергично качнул головой в знак согласия. Резо убрал руку, и дышать Михаилу Петровичу стало значительно легче. Он вобрал воздух полной грудью.

– Можешь не беспокоиться. Мое дело – нейтралитет.

– Добро, – выдал Резо заимствованное у Рекрута словечко.

После этого жиган поднялся и пропал в темноте камеры. Бывший коллежский асессор растянулся на нарах. Заложил руки за голову. В душе Гроссовского шевельнулось нечто, похожее на тревогу. А что если завтра во время стычки Резо пострадает. Погибнет. Что в этом случае станет с ним? Ответ был очевиден. Интерес чекистов к персоне Михаила Гроссовского иссякнет. А его дело так и останется в подвешенном состоянии. И снова заключение, снова неопределенный срок…

Гроссовский понял, что уснуть ему уже не удастся.

* * *

Москва. Детский приют имени Сомова

– Андрей Калюжный?

Женщина лет сорока в старомодном бежевом платье окинула пристальным взглядом подтянутую мускулистую фигуру Камаева. Причем видно было, что на нее не столько произвела впечатление сама фигура чекиста, сколько то, во что был облачен визитер. И это было вполне объяснимо. Как правило, люди испытывали благоговейный трепет перед кожаной курткой и таким же кожаным картузом. Визитерам в подобном одеянии редко приходилось предъявлять документы. Все было понятно и так.

– Да, воспитанник вашего детского дома Андрей Калюжный, – спокойно ответил Камаев. Чекист не стал садиться, и теперь взирал на женщину сверху вниз. – Распорядитесь собрать ребенка. И приготовьте его документы. На все про все я даю вам десять минут.

– То есть как же это? Вы что, хотите забрать Андрея?

– Хочу, – Камаев расстегнул куртку и потянул женщине сложенный вдвое лист бумаги. – Вот распоряжение за подписью товарища Верпухова. Можете ознакомиться. Только недолго. Помните, что отпущенное вам время уже идет.

Слова чекиста, а главное интонация, с которой они были произнесены, подействовали на сотрудницу детского приюта. Она буквально вырвала бумагу из рук Камаева, развернула ее и бегло ознакомилась с содержимым.

– Да. Хорошо. Одну минуточку, Виктор Назарович. Я сейчас сама приведу Андрея.

– И не забудьте про документы, – бросил ей вслед Камаев.

Женщина вышла, и чекист остался в комнате один. Осмотрелся. Скудная обстановка, старая пошарканная мебель, давно не беленые стены. Камаеву не хотелось думать о том, как выглядят комнаты, где живут дети. Он придвинул себе стул и с явной неохотой опустился на него. Поправил кобуру.

Женщина в бежевом платье уложилась в отведенный ей временной лимит. Она вернулась через семь минут, ведя за руку смуглого черноволосого мальчугана восьми лет. Камаев поспешно поднялся. При виде чекиста мальчишка дернулся и попытался высвободить руку. Однако женщина держала его крепко.

Камаев прошел вперед и опустился на корточки перед пацаненком. Лицо Виктора Назаровича оказалось как раз вровень с лицом Андрея. В голубых глазах мальчика плескался самый настоящий страх. Камаев вполне мог понять и эту реакцию. Воспоминания о том дне, когда на его глазах люди в кожанках забрали Гроссовского, все еще были живы. Чекист попытался ободряюще улыбнуться, но не смог. За минувшие годы он совершенно разучился улыбаться.

– Ты ведь Андрей, да?

– Да, это он, – ответила за мальчика женщина в бежевом.

Камаев поднял на нее грозный взгляд.

– Я не к вам обращался! – и снова опустил глаза на мальчика. – Тебе нечего бояться, Андрей. Никто не собирается причинять тебе зла. Напротив… У меня для тебя хорошие новости. Я собираюсь отвезти тебя к дяде Мише.

– Его отпустили? – негромко вымолвил Андрей.

Страх мальчика никуда не делся, но Камаеву показалось, что при последних словах он вроде как приосанился, а в голубых глазах мелькнул лучик надежды. Сходство с Резо у Андрея было поразительным. Чекист не мог этого не заметить. Тот же овал лица, те же тонкие губы, нос с горбинкой, жесткие волосы. Взял ли что-то Андрей от своей матери, Камаев не знал. Ему никогда прежде не приходилось видеть Екатерину Калюжную.

– Его отпустят на днях. Но это еще не все, Андрей. Мы нашли твоего отца…

– Отца? – эхом откликнулся мальчик. – Я никогда не знал своего отца.

– Да, так получилось, – Камаев продолжал, не отрываясь, смотреть в глаза Андрея. – Твой отец ничего не знал о тебе. До сих пор. Впрочем, дядя Миша лучше сам все объяснит тебе при встрече. Или это попробую сделать я. Но не здесь…

Камаев выразительно покосился на сотрудницу приюта. Андрей, казалось, его понял. Во всяком случае, женщина поняла точно. Она закусила губу, слегка отступила назад, а затем, словно опомнившись, протянула чекисту тоненькую белую папочку.

– Это его документы. Как вы просили.

Камаев не спешил притрагиваться к бумагам. Вместо этого он осторожно подал руку Андрею. От реакции мальчика зависело сейчас многое. Доверится ли он незнакомому человеку в кожаной куртке?

Андрей колебался. В этот момент он был очень похож на перепуганного воробушка. Всклокоченные на макушке волосы, бегающие из стороны в сторону глаза, засохшая грязь на мочке левого уха.

Камаев ждал. И ожидания его оправдались. Медленно, очень медленно рука Андрея с давно не стриженными грязными ногтями покорно опустилась в раскрытую ладонь чекиста. Виктор Назарович по-мужски пожал ее и тут же заметил, что мальчику это понравилось. К нему, может быть, впервые в жизни отнеслись как к равному. Он открыто улыбнулся, демонстрируя Камаеву реденькие неровные зубы. Страх в глазах исчез. Вероятно, на время, но все же исчез. Чекист не мог не порадоваться этой маленькой победе.

Выпрямившись во весь рост, но не выпуская руки мальчика из своей руки, он совсем другими глазами взглянул на женщину в бежевом.

– Надеюсь, все документы в порядке?

Он забрал у нее папку. Раскрывать не стал, а просто сунул себе подмышку. Дополнительных доказательств того, что перед ним действительно сын Резо Зурабишвили, Виктору Назаровичу не требовалось.

– Да, разумеется, – ответила женщина. – Мы никогда не допускаем неточностей в своей работе. Осознаем всю важность…

– У него были еще какие-нибудь вещи?

– Нет. Только то, что на нем.

Не прощаясь, Виктор Назарович двинулся к выходу из кабинета. Андрей покорно следовал за ним, и это тоже было хорошим знаком.

Внизу Камаева ждал автомобиль с водителем. Крупные хлопья снега мягко оседали на черную металлическую крышу. Чекист усадил Андрея на заднее сиденье, а сам занял место рядом с водителем.

– На Лубянку, – коротко распорядился Виктор Назарович.

Автомобиль тронулся с места.

* * *

Москва. Бутырская тюрьма

– Эй, Захар, давай-ка в сечку перекинемся?

Игра шла на троих. Протас, Ушлый и Скала расположились прямо на полу посреди камеры. Ушлый ловко перетасовал старенькую замусоленную колоду. Куцан расположился неподалеку, но участие в карточных баталиях не принимал. Спрятав в рукаве тонкий стилет и поддерживая его двумя пальцами, он пристально наблюдал за приближенными Вертела. До тех пор, пока Протас не окликнул одного из них по имени, Куцан не знал, кто будет выбран в качестве первой мишени.

– Ну, отчего же не перекинуться? – мрачно через губу бросил коренастый заключенный со спутанными соломенными волосами.

Он легко спрыгнул с нар и вразвалочку, как это было принято в уркаганской среде, приблизился к играющим.

Ушлый подвинулся.

– Присаживайся. У тебя деньга-то есть?

– Найдется. А почем ставите?

– По три целковых на кон.

– Не многовато ли? – подозрительно прищурился Захар.

– А что, у тебя кишка тонка? – огромный двухметровый Скала слегка расправил плечи.

Это уже было похоже на маленькую провокацию. Куцан напрягся. Пальцы сомкнулись на скрытом от посторонних глаз стилете. Неподвижно лежащий на нарах Резо даже не повернул головы в их сторону. Но Куцан знал, что грузин в случае необходимости готов к немедленной атаке. А вот разговоры возле Вертела как-то сами собой смолкли. Авторитетный уркаган нахмурился.

Гроссовский наблюдал всю эту картину из своего полутемного угла и нервно покусывал нижнюю губу. Судьба Вертела и его товарищей бывшего коллежского асессора волновала мало. Но вот если в предстоящей схватке, а в том, что таковая непременно произойдет сегодня, Гроссовский не сомневался, пострадает Резо, тогда под угрозой может оказаться и его, Михаила Петровича, будущее.

– Ты за базаром-то следи, баклан, – недовольно буркнул Захар, но, все еще не чувствуя серьезного подвоха, расположился подле Протаса, скрестив по-турецки ноги. – А то так можно и собственные кишки проверить на прочность.

– Что-то ты больно борзо ведешь себя для человека, которого пригласили в компанию, Захар, – Ушлый принялся вновь перетасовывать карты. – Жиганы не любят, когда с ним грубо толкуют. Али не слышал?

– А мне без разницы, – Захар прищелкнул языком. – Сдавай лучше. Пусть будет по три целковых. Деньга есть.

– Чего тебе без разницы? – не унимался Ушлый. Зацепка уже была найдена. И зацепка хорошая. – Интересы жиганской братии тебе без разницы?

– Я – не жиган.

– И что из того?

– Мы играть будем? – Захар уже начинал понемногу заводиться.

– Нет, ты сначала ответь!

Куцан придвинулся ближе к играющим. Краем глаза заметил, как Вертел поднялся на ноги. Старожилу камеры явно не нравился такой поворот событий. Резо неспешно принял на нарах сидячее положение и потянулся. Его глаза встретились с глазами Вертела, и в этот момент уркаган понял все без дальнейших пояснений. Жиганам было все равно, к чему прицепиться, и, если бы не этот незначительный повод, так нашелся бы другой. Вертел был готов к худшему. Готов с той самой минуты, как в Бутырке появился Резо.

– Чего тебе надо, Ушлый? Какие претензии, я не понял, – пальцы Захара сомкнулись в кулаки. – Че за интересы жиганской братии? Мне на них положить, если ты это хотел услышать.

– На жиганов положить? Ну, сука!

Скала стремительно подался вперед, и его огромный пудовый кулак впечатался Захару в челюсть. Уркаган опрокинулся на спину.

– Эй ты, урод!

Вертела обогнул тот самый маленький арестант, что незадолго до смерти Бердяя пытался придраться к Резо. Скала и Протас мгновенно вскочили на ноги и развернулись к нему лицом. Захар, сплевывая кровь на бетонный пол, попытался подняться, но Ушлый успел поставить босую ногу ему на горло.

– Лежи, как лежишь, Захар. Только дернись, и тут же узнаешь, на что способны жиганы.

Куцан быстро рванулся вперед и оказался между Протасом и маленьким арестантом. Сверкнул стилет, но целенаправленного удара не последовало. Острие уперлось в голую грудь. Арестант замер.

– Тихо-тихо, – как можно миролюбивее произнес Вертел. У его подручных также появилось в руках холодное оружие. Они ждали команды старого уркагана. – Вы чего, свояки? Зачем такой хипиш по пустякам поднимать? Давайте-ка лучше по-людски разберемся.

– Какие мы тебе свояки, уркач? – раздался спокойный голос за спиной Куцана. – Ты, грешным делом, ничего не перепутал? С каких это пор тебе жиганы своими стали?

Резо широко улыбнулся, бесстрашно глядя в лицо старому налетчику. Несмотря на предупреждение Куцана, ему не казалось, что Вертел может представлять для него серьезную опасность. Грузин вплотную приблизился к Вертелу и остановился, расслабленно держа руки вдоль тела. Два волевых взгляда скрестились, подобно шпагам дуэлянтов.

– Говори, что хотел сказать, – небрежно бросил Резо. – Только без пафоса. Лады?

Вертел не отвел глаз.

– Нам нет нужды устраивать здесь бойню, Резо, – парировал он. – Здесь не воля. Здесь все равны. И я считаю…

Резо не дослушал. Может, в арсенале у Вертела и имелись веские аргументы, но в настоящий момент жигана они мало интересовали. Гораздо важнее ему было другое.

– Твой человек обидел нашего.

– Здесь нет никаких делений, – Вертел намерен был гнуть собственную линию.

– А мне кажется, что есть. Пусть Захар извинится. Или…

Резо многозначительно замолчал. Вертел должен был сам отреагировать на его незаконченную фразу. Оставить ее без внимания он не мог. Это грозило полной потерей завоеванного ранее авторитета. Старый уркаган негромко вздохнул, на что грузин лишь криво усмехнулся.

– Ты мне угрожаешь, что ли?

– Я даю тебе понять, кто ты и кто мы, – жестко отчеканил Резо. – И тебе придется считаться с нами, жиганами. Если, конечно, не хочешь разделить участь своих дружков на воле. Я там таких, как ты, сука, пачками давил.

Жиган коротко сплюнул сквозь зубы, и желтая тягучая слюна повисла на рукаве некогда грозного налетчика. Реакция Вертела оказалась на удивление стремительной для его преклонного возраста. Сказались былые навыки. Уркаган нырнул вниз, и в ту же секунду его сухонький, но весьма жесткий кулачок впечатался Резо в живот. Мгновенно пошел вверх и второй кулак, готовый поддеть грузина сокрушительным апперкотом, но жиган просчитал подобное развитие событий. Он успел отклониться и отступить назад. Кулак Вертела взрезал воздух.

Двое из его подручных, вооруженных стилетами, рванулись вперед. Одно из лезвий ударило Протаса в кадык, другое пронеслось в опасной близости от мощного литого плеча Скалы. Здоровяк перехватил руку противника и ударил уркагана ребром ладони в грудь. Тот задохнулся и выронил свое грозное оружие. Раздался визгливый, почти свинячий крик того заключенного, что стоял напротив Куцана. Жиган не терял времени зря. Его клинок целиком утонул между ребер противника. Лежащий на полу Захар схватил ступню Ушлого и отбросил ее в сторону. Откатился сам и уже через мгновение сумел вскочить на ноги.

– Мочи их, братва! – разнесся по камере боевой клич ловкого жилистого паренька с густо покрытым волосами торсом, сумевшего заколоть Протаса.

Однако на его призыв никто из заключенных не откликнулся. Все прочие уркаганы, не считая пяти приближенных к Вертелу человек, равно как и политические, забились по своим нарам и лишь следили за разворачивающимся в центре «каменного мешка» действом. Кидаться в эту мясорубку ни у кого желания не было…

Вертел отважно шагнул к Резо, готовый к новой атаке. Но на этот раз грузин был начеку. Выпад уркача прошел вхолостую. Резо отступил еще немного назад, а затем вскинув ногу, нанес мощный удар неприятелю по ребрам. Вертел застонал, стиснув зубы, но на ногах удержался. Впрочем, ответа Резо оказалось достаточно для того, чтобы сбить темп уркагана. Инициатива была перехвачена. С грацией льва грузин, сместив центр тяжести на левую ногу, ударил Вертела еще раз. Пятка больно врезалась в живот противника. Вертел сложился пополам. Резо поддел его ногой в челюсть, и старик наконец-то пошатнулся. Закрепляя успех, жиган подскочил к нему и провел два мощных удара в голову. Вертел начал оседать на пол, но Резо не позволил ему упасть. Схватив уркагана за волосы, он резко потянул его на себя, сомкнул пальцы на шее и с хрустом сдавил позвонки. Тело Вертела моментально обмякло, глаза его закатились, и он кулем свалился к ногам горца. Резо отшвырнул жертву ногой…

К этому времени Скала, подхватив оброненный противником стилет, оседлал поверженного и стремительно вогнал лезвие в шею уркагана. Фонтан крови брызнул Скале на грудь. Он отскочил в сторону. Рукоятка стилета так и осталась торчать из горла бьющегося в агонии заключенного.

Ушлый настиг Захара, вновь сбил его с ног, и оба покатились по полу. Жилистый паренек все с тем же криком «Мочи их, братва!» кинулся на Куцана. Злость, смешанная со страхом, пьянила его. Уркаган промахнулся. Или Куцан, напротив, проявил чудеса ловкости. Так или иначе, клинок стилета не нашел намеченной цели. Сталь по касательной вспорола кожу на плече Куцана. После чего жиган тут же нанес ответный удар и оказался куда удачливее. Как и в случае с первым противником, Куцан сумел поразить второго точно таким же прямым выпадом в грудь. Рот уркагана широко распахнулся, он замер на месте и удивленно опустил глаза вниз, наблюдая за тем, как из рваной раны на бетонный пол стремительно покатились алые капли крови. Куцан толкнул его ногой, и уркач опрокинулся на спину. Никого мочить он уже не призывал. Лишь что-то хрипло бормотал себе под нос, а вскоре смолк и вовсе…

Резо победоносно окинул взглядом импровизированное поле боя. Все прошло более чем успешно. И главное – быстро. Четверо из пяти уркаганов, на которых указал ему ночью Куцан, мертвы. Пятый продолжал вести схватку с Ушлым, но Резо видел, что приходить на помощь жигану необходимости уже не было. Ушлый, оправдывая собственную кличку, успел подмять противника под себя и теперь благополучно сомкнул узкие длинные пальцы прирожденного картежника на тщедушной шее Захара. Белки глаз у последнего налились кровью. Губы посинели. Он сопротивлялся, но с каждой секундой все слабее и слабее. Резо не сомневался, что победа останется за Ушлым. Меж тем, и с их стороны были потери. Протас лежал без движения, истекая кровью.

Резо отошел в сторону и раскурил папиросу. В гулком коридоре уже слышались быстро приближающиеся шаги красноармейцев, привлеченных криками. Сейчас начнется! Резо был готов, что его в очередной раз ждет несколько дней в карцере. Но это того стоило…

Захар затих, и Ушлый разомкнул пальцы. Смахнул со лба выступившие капли пота. Схватка далась ему нелегко. Жиган, чуть пошатываясь, вернулся к своим нарам. То же самое проделали и Куцан со Скалой. В середине камеры остались лишь безжизненные тела…

– Резо, осторожно! – крикнул со своего места Гроссовский.

Горец среагировал на предупреждение молниеносно. Острый клинок душегубца Зиновия, все это время державшегося в тени, просвистел мимо, когда жиган ушел в сторону. Но противник на этом не остановился. Лихо развернувшись, он отчаянно бросился в новую атаку. Гроссовский вскочил со своих нар и, словно отпущенная пружина, кинулся в ноги душегубцу. В этот момент он не думал о том, что может случиться с ним самим. Михаила Петровича волновало только одно. Чтобы стилет Зиновия не настиг груди Резо Зурабишвили…

Плечами Гроссовский врезался в колени уркагана. Тот споткнулся, но упасть не успел. Резо, слегка присев, встретил Зиновия ударом в лицо. Кровь брызнула из разбитого носа. Стилет с глухим стуком брякнулся на пол. Зиновий попытался дотянутся до него, но Гроссовский перехватил его руку. Стилет подобрал Резо. Душегубец, свирепо вращая глазами, смотрел на жигана снизу вверх и мысленно приготовился уже к незавидной для себя участи. В том, что пощады со стороны горца не последует, Зиновий не сомневался. И он смирился…

Однако осуществить намеченную расправу Резо не успел. Дверь камеры распахнулась, и на пороге появились красноармейцы с винтовками. Угрожающе клацнули затворы.

– Стоять! Не двигаться!

Резо замер. Умирать в его планы не входило.

– Брось нож!

Жиган разжал пальцы, и стилет упал на пол. Гроссовский отпустил Зиновия, но остался стоять на коленях. Душегубец рухнул лицом вниз. Его разбитый нос продолжал кровоточить. Из-за спины двух вооруженных винтовками красноармейцев появились еще трое. Бегло осмотрелись, успев сосчитать количество трупов после произошедшей в камере схватки.

– Взять их, – распорядился тот, что был пониже ростом. – Его и его.

Палец красноармейца указал сначала на Резо, а затем на Гроссовского. Через секунду он ткнулся в направлении Зиновия.

– А этого в лазарет.

* * *

Москва. Старокупеческий проезд

Пролетка остановилась рядом с обочиной, и тут же крепкие руки обхватили Глафиру за плечи. Девушка глухо вскрикнула, но оказать какого-либо сопротивления не успела. Все те же руки оторвали ее от земли, приподняли вверх, и через секунду девушка оказалась сидящей в экипаже рядом с высоким широкоплечим мужчиной. Глафира подняла на него глаза.

– Митяй?!

– Ну, здравствуй, радость моя, – Митяй продемонстрировал в чарующей улыбке все тридцать два белоснежных зуба. – Куда же ты запропастилась, Глашенька? Мы вот тут с друзьями с ног сбились, по всему городу тебя ищущи.

Глафира более или менее сумела совладать с первоначальным испугом, но ее все еще выдавали нервно подрагивающие алые губы. Она осторожно перевела взгляд с Митяя на двух других мужчин, также расположившихся в экипаже. Ни один из них не был знаком девушке, но по холодным глазам и гордой осанке того, что сидел слева, облаченный в черное длиннополое пальто и низко надвинутую на лоб «восьмиклинку», Глафира догадалась, что перед ней не кто иной, как сам Рекрут. Зажатый в правой руке казанского авторитета «наган» покоился на отставленном колене и смотрел точно в грудь марухи.

Глафира нервно сглотнула. Человек рядом с Рекрутом, выглядевший чуть старше него, смотрел не на нее, а равнодушно в сторону. Лошади, передвигаясь неспешным шагом, цокали копытами по булыжной мостовой.

– А чего меня искать, Митяй? – Глаша попыталась придать голосу как можно больше небрежности. – Али для любовных утех я тебе понадобилась? Так ты бы только свистнул…

– Тебя досвистишься, пожалуй, – прежние добродушные интонации Митяя как рукой сняло. Лицо приобрело грозное и не предвещающее ничего хорошего для марухи выражение. – Ты дуру-то из себя не строй, Глашка! Не хуже меня знаешь, что за интерес у нас к тебе.

Девушка быстро потупилась.

– Дружка своего ищешь?

– Графин мне не дружок, – отрезал Митяй. – Видела его?

– Видела.

– Когда?

– Да он ко мне, почитай, каждый день хаживает. Куда ему теперь податься? На каждой малине засада ваша. Он и сам туда не суется, и меня не пускает. Держит, как на привязи. И зачем ты только свел меня с ним, Митяй?

Теперь девушка говорила быстро и старалась избегать встречаться глазами с мужчинами. Запираться уже не имело смыла. Митяй таких игр не любит. А что касаемо Рекрута, так его Глафира и подавно боялась хуже черта лютого. Бес его знает, что у него на уме? Пальнет сейчас, и делу конец.

– Да не хнычь ты, – Митяй потрепал маруху по плечу. – Я свел, я и разведу.

– Ну конечно! – горько воскликнула Глафира. – Тока Графин, ежели теперь дознается, что мы с тобой разговоры разговаривали, вмиг башку мне открутит. Не погнушается ручки-то замарать.

– Я сказал тебе, не бойся. В обиду не дам, – решительно заявил Митяй и коротко переглянулся с Рекрутом. Тот кивнул. – Где вы с Графином в следующий раз встретиться условились?

– Так место для встреч у нас всегда одно и то же, – Глафира почувствовала себя увереннее. Последние слова Митяя в немалой степени обнадежили девушку. – У Графина домик на Соболевской. Тут недалече. Знаешь, наверное? Вот там он меня и поселил. А сам Графин аккурат часам к шести является. Где он днем шатается, мне неведомо, но ночами…

– Он один приходит? – спросил мужчина, сидящий рядом с Рекрутом.

Казанец меж тем выудил свободной рукой из-под полы пальто серебряные часы на цепочке, откинул крышку и сверился со стрелками на циферблате. До шести было чуть больше часа.

– Как же один? – презрительно фыркнула Глафира. – Один Графин нонче ходить забоится. С ним человека три всегда. Один из них Леший. Они, и когда мы утехам предаемся, в соседней комнате покой старшого оберегают. Как бы чего не вышло.

– Ясно, – Митяй вновь обменялся многозначительным взглядом с Рекрутом, а затем крикнул сидящему на козлах извозчику. – Давай, Игнат, гони на Соболевскую. Дорогу-то к домику покажешь?

Глафира молча кивнула. А что еще ей оставалось делать?

Лошади резво перешли на рысь, а затем под ударами хлыста и вовсе сорвались в галоп. За весь путь до Соболевской мужчины более ни о чем не заговаривали с марухой. Она лишь объясняла, где и когда следует повернуть. Возница исправно следовал ее указаниям…

Остановились у заснеженного палисадника. Окна небольшого одноэтажного домика были погашены. В полной тьме с трудом просматривался и силуэт хозяйственной пристройки, отделенной от основного строения небольшим простеночком.