Текст книги "Из шпаны – в паханы"

– Да уж, знамо дело, зачем пощадил. Не из доброты душевной. Никак посланьице кому передать со мной надо?

– Верно, – не стал отрицать Рекрут. – А ты сметливый, отец! Это хорошо. Не ошибся я в тебе, получается, – жиган выдержал небольшую паузу. – А с посланием я тебя не к кому-нибудь, а к самому Графину отправить намерен. Передашь ему так, – обе тяжелые ладони Рекрута опустились на стол. – Завтра вечером буду ждать его и пристяжь евонную на малине у Шептуна. Это что за Хитровым рынком, в Лебяжьем переулке. Да он и сам знает, где это.

– Знает-знает, – майданщик уже не выглядел таким напуганным, как после стрельбы в собственном заведении. Понимал, что сейчас над ним расправы уж точно не будет. – Это местечко и мне ведомо. Жиганская эта малина. Там не сам Шептун, а один человечек по кличке Рябой всем заправляет.

– Да ты просто кладезь информации, старик! – восхищенно присвистнул Рекрут. – Видали, ребята? Все-то он про всех знает, обо всем с лету догадывается. Видать, опыт богатый за плечами?

– Да уж немалый, – подтвердил майданщик.

Парнишка-половой принес две бутылки красного вина и снова скрылся в кухне. Резо поочередно сорвал с них пробки, после чего одну передал жиганам за соседний столик, а вторую лихо разлил по стаканам. На три порции. Плененного старика дармовой выпивкой никто угощать не собирался.

Рекрут первым опустошил свой стакан. Залпом и без остатка. С глухим стуком поставил его на стол. После проведенного налета казанский жиган чувствовал себя заметно уставшим и опустошенным.

– Закажи еще бутылку, Резо, Солоуха помянем, – запоздало вспомнил он. – Такого пацана правильного замочили, суки! Ну, да ничего, – Рекрут встряхнул головой. – Все там будем. Такая уж карма у нас.

После этого он вновь сфокусировал взгляд на старике.

– Еще скажешь Графину, отец, что если он не хочет лишней пальбы да жертв бессмысленных, пусть со своей кодлой без оружия является. Поговорим мы с ним по-людски, зря обижать не будем. Слово жигана даю! Ну а коли он вздумает фортель какой выкинуть или чересчур рьяно переть на нас будет, так ты передай, я для него ту же судьбу, что и для Гуцула приготовил. Если не всех скопом, так по одному отстреляем. От своего не отступимся!.. Запомнил, отец?

Некоторое время старик напряженно молчал. Осмысливал услышанное. Сетка мелких морщин на его покатом лбу слегка подрагивала от напряжения.

– Я тока не совсем понял, Рекрут, – нараспев протянул майданщик, щуря маленькие поросячьи глазки, – ты для чего Графину встречу назначить хочешь? Чтобы он тебе в ножки поклонился? Так, что ли?

– Так, отец, так, – жиган откинулся на спинку стула. – И не только Графин, но и вся его кодла. Слово в слово можешь и передать.

Интерес к плененному старику был утрачен, как только половой водрузил на стол большую бадью с рисом и ароматно пахнущее блюдо с куропатками. Шмель плотоядно облизнулся.

– Самое лучшее, – гордо произнес паренек. – Чего еще желаете?

– Еще вина, – коротко бросил Резо. – И ребятам за тем столиком тоже пожрать принеси.

Шмель уже разломил надвое одну из куропаток. Жадно впился зубами в жилистую худосочную ножку. Рекрут положил на тарелку пару ложек риса. Майданщик молча наблюдал за действиями жиганов и подниматься из-за столика не торопился.

– В чем дело, отец? – недовольно покосился на него Рекрут, и левая бровь казанского жигана рельефно изогнулась. – Я все сказал. Можешь топать себе восвояси. Завтра вечером жду Графина в Лебяжьем у Шептуна.

– Вали, вали, старый, – Шмель похлопал майданщика по плечу сальной рукой.

Старик вздрогнул, поморщился и степенно, надеясь сохранить чувство достоинства, поднялся на ноги. На него уже никто не смотрел.

– А с Шептуном уже договорился кто-нибудь? – спросил Резо, когда входная дверь затворилась за вышедшим майданщиком. – И с Витей Рябым?

– Я договорился, – откликнулся Шмель с набитым ртом. – Московские жиганы – ребята что надо! Не хуже наших. Про подвиги твои, Рекрут, уже наслышаны. Ждут не дождутся встречи. Все схвачено.

– Ну и славно, – Рекрут качнул головой. – Сейчас перекусим и в «Эдельвейс». Утомился я немного. Пора и на боковую. Завтра нелегкий день предстоит. Но мы справимся, я уверен. За нами правда, жиганы!

– Кто бы сомневался.

Половой принес новую бутылку вина. Резо разлил кроваво-красную жидкость по стаканам.

– За Солоуха! – провозгласил он. – Пусть земля ему будет пухом.

– Пусть, – поддержал товарища Рекрут.

Они, не чокаясь, выпили. Их примеру за соседним столиком последовали и двое других жиганов. Шмель с хрустом разломил еще одну куропатку.

* * *

Москва. Гостиница «Эдельвейс» на Полежаевской

Швейцар шарахнулся в сторону при виде четырех рослых чекистов и трех шествовавших за ними красноармейцев. От испуга он даже забыл услужливо приоткрыть дверь. Один из чекистов сделал это сам. Тут же свободной рукой вынул из-под кожаной куртки револьвер. Все семь человек шагнули в просторный гостиничный холл. Камаев цепко огляделся по сторонам. Из ресторана доносилась громкая залихватская музыка. Расположившийся за стойкой портье мигом изобразил на лице раболепную улыбку и на всякий случай поднял над головой руки. Виктор Назарович не обратил на него никакого внимания.

– Вы, трое, оставайтесь здесь, – приказал он красноармейцам. – Остальные за мной, товарищи.

Чекисты стремительно прошествовали в зал ресторана. Музыканты первыми заметили их появление и тут же опустили инструменты. В помещении повисла гробовая тишина. Сидящий за барной стойкой Шмель обернулся. Рука, сжимавшая пивную кружку, замерла в воздухе. Глаза жигана встретились с карими колючими глазами Камаева. Виктор Назарович поднял револьвер. Из-за дальнего столика у окна вскочили трое. Один из них, мужчина с восточным типом лица, был в точно такой же кожаной куртке, как и чекисты. Он первым выхватил из кармана «наган». Кружка выскользнула из пальцев Шмеля, грохнулась об пол и со звоном раскололась надвое. Желтоватого оттенка пенная жидкость струйкой потянулась меж ближайших столиков.

Белобрысый чекист с короткими щетинистыми усиками, стоявший по правую руку от Камаева, выстрелил первым. В качестве мишени он выбрал жигана в кожаной куртке. Однако Резо ловко ушел вправо, и его «наган» натужно рявкнул в ответ. Пуля угодила чекисту в бедро. Он дернулся было в сторону, но тут же потерял равновесие и опрокинулся на пол. Резо выстрелил еще раз. Второй чекист сложился пополам. Выронив револьвер, он схватился двумя руками за живот. Сквозь пальцы стремительно побежала алая кровь.

Камаев спустил курок дважды. Первым выстрелом убил наповал одного из жиганов за столиком, вторым ранил его подельника в плечо. Третий выстрел, не заставивший себя ждать, предназначался Резо, но грузин и в этот раз проявил завидную прыть. Ударом ноги он перевернул стол, обрушив на пол стоящие на нем яства, и нырнул за это импровизированное укрытие. Пуля вонзилась в дощатую поверхность.

Шмель вспрыгнул на барную стойку и, не целясь, выстрелил несколько раз подряд от бедра. Камаев даже не попытался уйти с линии огня. Ни одна из выпущенных пуль даже не зацепила его. Зато две пули с отвратительным чавкающим звуком вонзились в грудь стоящего рядом товарища по оружию. Чекист упал лицом вниз. Следом за ним рухнул на колени и тот, кого Резо изловчился ранить в живот. Шмель выстрелил снова, но на этот раз «наган» лишь сухо щелкнул, свидетельствуя о том, что в обойме кончились патроны. Камаев хладнокровно пустил пулю в ответ. Шмель попытался уклониться, оступился на краю барной стойки и кулем упал на пол. Зазвенели обрушившиеся сверху бутылки. Один из осколков порезал жигану руку чуть выше локтя. Шмель сдавленно выругался. Лежа на спине, он нащупал в кармане запасную обойму, выхватил ее и трясущимися от волнения пальцами попытался загнать патроны в откинутый барабан.

Камаев шагнул вперед, и в ту же секунду Резо выстрелил в него из-за перевернутого стола. Грузин славился своей природной меткостью, но на этот раз его пуля каким-то непостижимым образом миновала мишень. Чекист резко обернулся. Резо ухватился за ножки стола, вскинул его над головой и швырнул в Камаева. Воспользовавшись этим отвлекающим маневром, жиган моментально ринулся к выходу из ресторана. Раненный в бедро чекист поднял руку с оружием и выстрелил из положения лежа. Промахнулся. Резо не стал палить из своего «нагана» в ответ. Удара сапогом в голову для раненого оказалось более чем достаточно. Затем грузин рыбкой нырнул в стеклянный проем.

– Стоять! – крикнул Камаев.

Его револьвер громко жахнул, но цель уже скрылась из виду. Приподнялся на локте раненый подельник Резо. Виктор Назарович перевел на него ствол и выстрелил. Голова парня дернулась и со стуком приземлилась на пол. Чекист бросился к выходу.

Оставленные Камаевым в холле красноармейцы преградили Резо дорогу. Тот, что стоял ближе всех к лестнице, ведущей на второй этаж, вскинул винтовку. Резо кинулся под него, подсек красноармейца двумя руками и тут же встретил падающее сверху тело ударом плеча в живот. Винтовка выстрелила. Сорвалась висевшая под потолком люстра и с оглушительным грохотом приземлилась в метре от стойки портье. Двое других красноармейцев инстинктивно отпрянули. Резо в мгновение ока перемахнул через перила и оказался на лестнице. Развернувшись, он дважды спустил курок «нагана», но не столько в расчете на поражение, сколько для острастки. А затем метнулся в тускло освещенный проем коридора. Боковым зрением жиган успел отметить и вырвавшегося из ресторана чекиста с оружием наизготовку, и появившиеся на пороге гостиницы три или четыре фигуры привлеченных стрельбой красноармейцев.

– Наверх! Быстро! – скомандовал Камаев и первым рванул к лестнице. – Двое возьмите на себя ресторан. Там остался еще один. За барной стойкой. Живо!

Тяжелые кованные сапоги бойко застучали по гранитным ступеням…

Находившийся в своем номере Рекрут прекрасно слышал разразившуюся внизу канонаду. Его буквально подбросило на кровати. Жиган сел и выхватил из-под подушки «наган». Остатки сна как рукой сняло. Быстро облачившись в рубаху и брюки, Рекрут уверено шагнул в направлении двери. Варианта могло быть только два: либо это чекисты, либо люди Графина. Но и в том, и в другом случае гости пожаловали по его душу. В этом Рекрут не сомневался.

Быстрые приближающиеся шаги по коридору раздались в тот самый момент, когда жиган уже намеревался повернуть ручку двери. Рекрут отступил в сторону и поднял руку с оружием. Взгляд его был полон решимости.

Дверь распахнулась под натиском удара. В номер ворвался человек, и Рекрут, не раздумывая, спустил курок. Резо благоразумно нырнул вниз. Упал на колени и повернул голову.

– Это же я, черт тебя дери! – прошипел грузин. – Надо сваливать, брат. Там чекисты и красноперые в шинелях. Мальца уже завалили, Анкера тоже. Подозреваю, что и Шмелю – конец. Я сам еле вырвался… Тебя предупредить… Если бы знал, что ты меня ухлопать собираешься, ни за что бы не стал…

Рекрут захлопнул ногой дверь. Провернул ключ в замке.

– Пусть приходят, – веко жигана привычно дернулось. – Милости просим. Кого нам бояться, Резо? Положим их всех к чертовой матери! Будут знать, кто такой Рекрут!

– Ты не понимаешь, – грузин поднялся во весь рост и отрицательно помотал головой. – Я не знаю, сколько их там, но подозреваю, что сил на твою поимку ЧК не пожалело.

– И на твою тоже, – ввернул Рекрут.

– Да что я? Им нужен в первую очередь ты. Уходим, пока не поздно, брат. Через пару минут они возьмут гостиницу в кольцо. Если уже не сделали это.

Резо говорил быстро, но паники в его голосе не было. Видно было, что он уже принял решение. Рисковать понапрасну не было никакого смысла. Тем более сейчас, когда их ждали такие грандиозные дела. Рекрут опустил «наган». В словах подельника, бесспорно, была доля истины. Резо никогда не дул на воду. Взгляд жигана метнулся в направлении окна. А из коридора уже доносился тяжелый топот сапог.

Рекрут кинулся к окну и распахнул настежь обе фрамуги. В лицо ударил хлесткий морозный ветер. Рубаха на спине жигана вздулась, как парус. Однако возвращаться за пальто уже не было времени. Рекрут вскочил на подоконник. От покатой крыши служебного флигеля его отделяло не более двух метров. Входная дверь номера содрогнулась под сокрушительным ударом. Резо дважды выстрелил. Тут же жахнуло три или четыре выстрела в ответ. Грузин стремительно сместился в сторону.

– Прыгай! Чего ты ждешь?

Рекрут пружинисто толкнулся ногами и спрыгнул вниз. Приземление получилось не слишком удачным. В последний момент левая нога жигана слегка подвернулась, и он больно ударился коленями о черепичное перекрытие. Завалившись на бок, Рекрут покатился вниз по пологому откосу. Притормозил лишь у самого края, схватился руками за шершавый выступ и свесил обе ноги вниз. Выскользнувший из пальцев «наган» полетел вниз и с грохотом приземлился на мостовую. Рекрут проводил его взглядом. До земли было около двух метров. Жиган поднял голову. Резо уже стоял на подоконнике гостиничного номера и палил в недра помещения. Рекрут разжал руки. На этот раз приземлился успешно и тут же подобрал лежащий на булыжной мостовой «наган». Справа появились две высокие фигуры красноармейцев. Слева остановился автомобиль, и из него выскочили трое в кожанках. Рекрут дважды выстрелил в красноармейцев. Один упал замертво. Второй шарахнулся, избежав смертоносного заряда. Вспышки выстрелов со стороны автомобиля взрезали ночной сумрак.

«Наган» Рекрута жахнул еще дважды.

Затем казанец рванул вдоль гостиничного фасада, обогнул его и оказался на Полежаевской. У обочины притулился еще один тупоносый черный автомобиль, но внутри никого не было. Дверцы распахнуты настежь с обеих сторон. На парадном крыльце «Эдельвейса» появились двое молодчиков в длинных шинелях. Сухо щелкнула винтовка. Времени на раздумья у Рекрута не было. В считанные доли секунды он очутился за рулем неосмотрительно брошенного авто. Взревел двигатель. Позади грянул новый винтовочный выстрел. За ним еще один. Потом еще… Пуля чиркнула по крыше автомобиля. Рекрут вдавил педаль акселератора в пол, и автомобиль резко сорвался с места…

Патроны кончились в последней обойме Резо в тот момент, когда не выдержавшая натиска снаружи дверь номера сорвалась с петель. В проеме первым появился Камаев. Он поймал Резо на мушку, но спускать курок не стал. Бегло огляделся по сторонам. Грузин развернулся и выпрыгнул в окно. Обе фрамуги качнулись под очередным порывом ветра.

Камаев рванулся вдогонку за беглецом. На подоконник не встал, а лишь по пояс высунулся наружу. Резо быстро сбежал по крыше флигеля и снова прыгнул. Но его уже ждали. Грузин оказался зажатым с обеих сторон двумя крепкими широкоплечими чекистами. Тот, что был слева, навел на Резо черное вороненое дуло револьвера. Холодная сталь уперлась жигану в щеку. Но он даже не дернулся. Спокойно взглянул в глаза чекисту и усмехнулся.

– Не стрелять! – гаркнул сверху Камаев. – Живым его брать!

Реакция чекиста, державшего Резо на прицеле, оказалась молниеносной. Он коротко, без замаха, ударил жигана рукояткой в скулу. Затем впечатал ее в солнечное сплетение противника. Резо покачнулся, но удержал равновесие. Воздух со вистом вырвался из его легких.

Чекист ударил его еще раз. И снова в лицо. Из разбитого носа брызнула кровь.

Затем второй чекист стукнул грузина рукояткой промеж лопаток. Резо упал на колени.

Из-за угла появилось трое красноармейцев. Один из них был без головного убора. Резо узнал в нем того парня, которого он опрокинул в гостиничном холле.

Жигану с хрустом завернули обе руки за спину, а через пару минут перед задержанным предстал Камаев. Виктор Назарович держал револьвер дулом вниз.

– Того, что был в ресторане, взяли? – обратился он к красноармейцам.

– Нет. Вы не сказали, товарищ Камаев, и мы… Мы убили его.

– А кто скрылся на автомобиле?

– Какой-то парень в одной рубахе выпрыгнул из этого же окна, – красноармеец задрал голову вверх. – Он был вооружен.

Камаев хмуро посмотрел на Резо. Цепко ощупал взглядом восточного типа лицо с разбитым кровоточащим носом.

– Это был Рекрут?

Грузин не ответил.

Камаев убрал револьвер в карман кожаной куртки.

– Резо Зурабишвили, я так полагаю?

И вновь вопрос чекиста остался без ответа.

* * *

Москва. Данилов проулок в Марьиной роще

– Здесь.

Митяй подался вперед и тронул возницу за плечо. Лошади стали, нервно фыркая. Бурый первым спрыгнул с подножки. Ветер трепал его сваленные каштановые волосы на непокрытой голове. Мелкие бисеринки снега слегка припорошили макушку. Бурый смахнул их быстрым движением руки.

Митяй расплатился с извозчиком и отпустил коляску. Сдвинул на затылок белую широкополую шляпу. Лицо одного из авторитетных столичных «иванов» было мрачным и сосредоточенным. За все время пути до Данилова проулка Митяй не проронил ни единого слова. А ведь Бурый видел, что тому явно есть что сказать. Потому и спланировал эту встречу на мало кому известной малине в Марьиной роще.

– Архангел уже здесь, – Бурый неспешно раскурил папиросу, прикрывая ладонью пляшущий огонек.

Митяй не ответил. Он и сам успел заприметить низкорослого щупленького паренька в длиннополом тулупе, маячившего на фоне освещенного окна. Кличка этого пацаненка была Митяю неизвестна, но он не хуже других знал, что именно его в качестве «стремного» повсюду таскал за собой Архангел.

В соседнем дворе залаяла собака. Где-то в отдалении хлопнуло несколько одиночных выстрелов. В Марьиной роще чекисты проводили облавы довольно часто. Равно, как и на Хитровке. Вот только, по счастью для уркаганов, они не носили той масштабности, с какой вели те же самые облавы полицейские при царской России.

Бурый, а за ним и Митяй поднялись на покосившееся крылечко. Протяжно скрипнула верхняя ступенька. Бурый распахнул дверь: свет в сенях не горел. Мужчины прошли дальше и оказались в просторной светлой комнатке с тремя расположенными по периметру топчанами и двумя массивными дубовыми столами прямо в центре. Скрытый во мраке коридорчик вел в смежные комнаты. Оттуда до слуха Митяя донесся заливистый женский смех. Уркаган неспешно снял шляпу, а затем тем же размеренным жестом стянул с рук перчатки. Бросил все это на один из столов.

– По какому поводу сход, Митяй? – сидящий на дальнем топчане мужчина лет сорока слегка переменил позу и пыхнул зажатой в зубах папиросой. – Да еще с такими предосторожностями? Что-то ты темнишь, ей-богу! В чем дело?

Митяй подсел к столу. Рядом с ним разместился и Бурый. Ему тоже было интересно, о чем пойдет речь. Поведение Митяя выглядело в высшей мере странным.

В темном коридорчике заколыхалось пламя свечи, а затем в комнату вошел Архангел. Прищурился от яркого света. На нем были брюки и расстегнутая до пупа белая рубаха.

– Я слышал, как вы подъехали, – Архангел задул свечу.

– Пацаненок сигнализировал? – усмехнулся Бурый.

– И он тоже. Так что за тема, Митяй? Колись, в натуре.

Митяй метнул взгляд в сторону топчана.

– Иди к нам, Жук. Или мне тебе через всю комнату кричать?

– А чего мне кричать? – мужчина, все так же сжимая папиросу зубами, неохотно поднялся на ноги. – Я, чай, не глухой пока. – Но к общему столу он все же подсел. Три пары глаз выжидательно уставились на Митяя.

– Слышали о том, что произошло вчера на Лососинке? – издалека начал «иван». – Жиганы вырезали малину у Колтуна. Всех подчистую. Домра погиб, Князь… Я слышал, сам Рекрут участвовал в этом налете. Больше всех народу именно он и положил…

– Ну и что? – вскинулся Жук. – Война есть война, Митяй. Без жертв тут не обойдется. Жиганские налеты на наши малины становятся все чаще, но и мы в долгу не остаемся. Верно? Лично я со своими ребятами вчера вечером прошерстил два гнездышка на отшибе Хитрова рынка. Жиганов десять удавили, а то и больше. И в Шалипинском переулке хорошо получилось. И в трактире у Якова намедни. Их потери там были куда существеннее наших… Рекрута мы пока достать не можем – это факт. Но всему свое время. Достанем и его, родимого.

– Не достанем, – Митяй тяжело покачал головой. – Рекрут – заговоренный. Помяните мое слово. Его ни пули чекистские, ни перья наши не берут. Облава в «Эдельвейсе» – тому подтверждение. Сколько народу полегло, а Рекрут-то ушел целым и невредимым. А почему, спрашивается?

– Почему? – не удержался Бурый.

Он уже начинал догадываться, к чему клонит Митяй. Понимал это и молчаливо сидящий напротив Архангел. Рано или поздно это должно было случиться. И Бурый почему-то был уверен, что инициатива пойдет именно от Митяя. Он всегда считался самым гибким из их кодлы. По мнению многих, именно Митяю, а не Графину надлежало держать систему в руках.

– Я ведь сказал уже – заговоренный он.

– И что же ты предлагаешь? – Жук раздавил папиросу в пепельнице.

– Разговаривать с Рекрутом надо, – Митяй вскинул голову, готовый в любой момент дать отпор несогласному с его решением оппоненту. – Компромисс нужно искать, как говорится. А действия Графина до добра нас не доведут. Вы думаете, кто капнул чекистам, что Рекрут в «Эдельвейсе» остановился? Графин и капнул. Зуб даю. А что для нашего дела лучше: с жиганами мировую подписать или с ЧК якшаться?

– Ну-у! – протянул Бурый. – Тут ты явно лишку хватил, брат. Чтобы Графин с чекистами снюхался? Да ни в жисть не поверю.

– А я тебе говорю, что это так, – не отступал Митяй. С каждым словом он распалялся все больше и больше. – Графин и Никифора-Муромца замочил, чтобы все концы в воду сунуть. Чтобы Муромец, не дай бог, не сказал кому о его связи с чекистами.

Архангел впервые за все время разговора встрепенулся.

– Постой-постой! – он резко подался вперед. – Так ты что же, Митяй, считаешь, будто Графин давно уже с ЧК на короткой ноге? Когда же он успел? Он ведь только что с каторги вернулся.

– Вот! – Митяй поднял вверх указательный палец, и по его губам скользнула ядовитая усмешка. – Это ты правильно подметил, Архангел. Вернулся! А я слышал, чекисты сейчас редко кого из заключенных на свободу возвращают. Чаще к стенке ставят и пулю промеж глаз вгоняют. А Графина не тронули. С чего бы это?

– Ах ты, черт! – Бурый ударил кулаком в стол. – А ведь верно толкует Митяй. Странный какой-то расклад получается.

Архангел кивнул.

– Сходится, да.

Некоторое время все четверо уркаганов напряженно молчали. Митяй поочередно ощупывал взглядом лица товарищей. Наконец он сказал:

– В общем, думайте сами, «иваны». У каждого, как говорится, своя голова на плечах есть. Я для себя выбор сделал. По мне, лучше Рекрут, которого, как видно, сама смертушка стороной обходит, чем продажная тварь, чекистам задницу лижущая.

Жук прищурился.

– Так и скажешь Графину?

– А чего мне с ним говорить? – парировал Митяй. – Это все одно, что язык об забор чесать. Западло. С Рекрутом разговаривать надо.

* * *

Москва. Малина на Цыганской

– Щуку завалили, Рекрут, – Чиграш стянул с головы картуз и смахнул рукой выступившие на лбу крупные бисеринки пота. – Час назад. Мы наведались на ту хазу, как ты и говорил. Щука был там. Я лично всадил в него три маслины. Две в грудь и одну в голову. С ним еще было человек пять храпов. Их тоже мочканули. Никого не оставили.

Чиграш стиснул свои пудовые кулаки, словно жаждал продемонстрировать казанскому авторитету, что он и впредь готов исполнять его поручения так же качественно и ретиво. Со смертями Солоуха и Шмеля вакантные места среди ближайшего окружения Рекрута освободились, и теперь каждый из жиганов считал за честь занять их как можно скорее. Тридцатипятилетний Чиграш – из бывших студентов – не был исключением.

– С нашей стороны потери есть?

Рекрут не поднял головы. Одной рукой жиган машинально перебирал крапленую колоду карт, то и дело проводя пальцами по шероховатым «рубашкам». Рядом лежала штопальная игла, прокаленная на конце от частого употребления.

– Незначительные, – Чиграш поморщился. – Мы потеряли одного человека.

– Кого?

– Архипа. Это московский жиган, Рекрут. Ты должен был его видеть. На хазе у Рябого, помнишь?

Рекрут смял папиросу в глубокой серебряной пепельнице в виде кленового листа и, коротко переглянувшись с расположившимся на низеньком кривоногом диванчике Воробьем, поднял взгляд на Чиграша.

– Запомни раз и навсегда, друг, незначительных потерь не бывает. Особенно в нашем деле. Я и так лишился верных, проверенных людей. Нас мало, Чиграш, и мы обязаны экономить силы.

– Да, я понял…

– Кстати, о потерях, – подал голос Воробей. – Раз уж ты заговорил о тех людях…

Рекрут повернулся в его сторону. После убийства Аякса в Казани Воробей не предпринял ни одной силовой акции. Зато неизменно находился при авторитете. Рекрут уже не раз имел возможность оценить гибкий ум бывшего уркагана. В качестве «советника» он мог принести куда больше пользы, нежели с «наганом» в руках.

– Что?

– Я хотел потолковать с тобой о Резо.

И без того мрачное лицо Рекрута сделалось совсем темным. В памяти жигана еще были живы те мгновения, когда он вынужден был бросить товарища у «Эдельвейса» и спешно уходить на конфискованном чекистском автомобиле. До него доходили слухи о том, что Резо не погиб, но о дальнейшей его судьбе ему ничего не было известно.

Чиграш неловко переминался с ноги на ногу.

– Ступай, – отпустил его Рекрут. – Сегодня ближе к вечеру прошерстите малину на Власовской. И еще, Чиграш, – жиган окликнул подручного, когда тот переступил было порог комнаты, – не валите всех без разбору. Потолкуйте сначала с кем-нибудь. Среди уркаганов тоже могут быть люди, готовые принять нашу сторону. И ищите через них Графина. Пока жив Графин и вся верхушка столичных воров, война не будет закончена. Ищите его.

– Хорошо, Рекрут.

Жиган вышел, и только после этого казанский авторитет вновь повернулся к Воробью.

– Что там с Резо? Ты что-нибудь выяснил?

– Честно говоря, немного, – разговаривая с Рекрутом, Воробей неизменно покусывал нижнюю губу. – Резо в ЧК.

– Это мне и без тебя известно.

– И его не расстреляли…

– По-твоему, это плохо?

Воробей выдержал небольшую паузу.

– А ты сам-то как думаешь, – тема была крайне щекотливой, а потому и подходить к ней следовало с особой осторожностью. – У чекистов с нашим братом разговор недолгий. К стенке и пулю промеж глаз. А с Резо они почему-то медлят. Мне это не нравится, Рекрут. Уж больно цепочка коротенькая.

– Какая цепочка? Чего ты темнишь, Воробей. Толкуй прямо.

– Я и толкую. Сейчас между ЧК и тобой только Резо. Ломать они его будут. Обязательно будут. Чтобы на тебя выйти, значит. Долго ли он продержится?

Рекрут резко поднялся на ноги. Глаза его вспыхнули, как два попавших в луч света бриллианта. Рельефно обозначились скулы. Воробей испуганно откинулся на спинку дивана.

– Чего ты несешь, сука? – каждое произносимое Рекрутом слово звучало, подобно удару молота о наковальню. – Я уверен в Резо, как в самом себе. Нет! Я уверен в нем больше, чем в себе. Мы с детства с ним вместе. Мы – кровные братья. Просекаешь?

– Да… Я просто…

– Если Резо жив, его надо вытащить. Любой ценой.

– Это невозможно, – глаза Воробья округлились еще больше.

– Для меня нет ничего невозможного. А значит, нет ничего невозможного и для нас всех. Резо надо вытаскивать. И это мое последнее слово, Воробей!

* * *

Москва. Хитров рынок

– Пошлите к Рекруту человека, – Графин откашлялся в кулак. Последнее время его свистящее дыхание все больше и больше настораживало уркагана. – Я напишу маляву, в которой предложу казанцу встретиться.

– Ты все-таки собираешься к нему на поклон? – встревожился Хлыст, рыжий кряжистый мужичок с клинообразной бородкой.

– Нет. Мы лишь сыграем по его правилам. Тот же прием, что использовал сам Рекрут в Ярославле. Выманим его на встречу, а там и кончим. Мы не можем позволить себе и дальше терять людей. Чекистам все эти игры только на руку.

Леший вздрогнул и резко обернулся от окна. По счастью, Графин не смотрел в его сторону. А ведь последняя фраза могла быть и провокацией. Леший чувствовал себя, как уж на сковородке. В нынешней ситуации его двойная игра становилась особенно рискованной. Бессонные ночи измотали уркагана, и это не могло не отразиться на его внешности. Ввалились щеки, глаза покраснели и воспалились…

– Мысль неплохая, – обнажил в улыбке желтые от частого жевания табака зубы Кабан. – Только вот как ее осуществить реально, Графин? Мы не знаем, где Рекрут, а следовательно, и маляву ему переправить не удастся. Кабы знали, так давно бы уже…

Кабан сделал характерный жест двумя руками, словно сворачивал голову курице. Графин снова откашлялся в кулак.

– Выйдете на кого-нибудь из жиганов Рябого. С ним и передайте маляву.

– А если Рекрут на это не купится? – осторожно высказался Леший.

– Тогда мы снова окажемся в том же положении, что и сейчас, – философски изрек Графин. – В любом случае мы ничего не теряем. Так что сделайте это.

Распоряжение не было обращено ни к кому конкретно. Но уркаганы знали, что оно относится к каждому. Как только нужный человек из окружения Рябого будет найден, Графин накатает маляву…

– Кстати, а где Митяй? В последнее время его что-то совсем не видно. И Бурый куда-то запропастился. И Архангел. Они живы вообще?

– Живехоньки вроде, – Кабан неопределенно повел плечами. – Я видел Бурого и Жука вчера на малине в Лунном. Видок у них странный был, Графин.

– Что это значит? – насторожился бывший каторжанин.

Доверие к своему ближайшему окружению таяло у Графина с каждым днем. Он и сам не мог понять причину, но остро чувствовал в воздухе запах предательства. Или к старости он стал слишком мнительным?.. Однако слова покойного Никифора не шли у Графина из головы. Не поторопился ли он с ликвидацией бывшего подельника? Может, стоило дать ему время все выяснить? Или хотя бы разговорить, чтобы вытянуть из него как можно больше информации?

– Даже не знаю, как объяснить, – протянул Кабан. – Держались оба особняком вроде как. В колотушки не резались, к марухам не цеплялись… Они и со мной-то толком и парой слов не перекинулись.

– Сейчас никто уже никому не верит, – многозначительно подвел черту под дискуссией Хлыст. – Я не удивлюсь, если в скором времени мы не с жиганами воевать будем, а друг на друга бросаться.

Эти слова заметно отрезвили Графина. Хлыст был прав. Недоверие среди своих ни к чему хорошему не приведет. Но и избавиться от своего предчувствия старый уркаган тоже не мог. Нужно было все как следует взвесить.

– Найдите мне Митяя, – помолчав немного, сказал он. – Я хочу с ним поговорить. Чем скорее, тем лучше. Желательно сегодня.

– Я возьму это на себя, – вызвался Кабан. – А Хлыст с Лешим пусть жиганов Рябого ищут.

Он развязал кисет с табаком, подцепил небольшую щепотку и сунул ее в рот. Мощные челюсти уркагана синхронно задвигались. Леший снова отвернулся к окну. Сердце гулко билось о грудную клетку. Необходимо было взять себя в руки, но как это сделать, Леший не знал.