Текст книги "Ричард Длинные Руки – фюрст"

Глава 6

Курс не совсем обратный: в Гандерсгейме обойдутся и без меня, там особых прорывов не предвидится ни с нашей стороны, ни со стороны варваров, так что лучше идти вдоль береговой линии сразу в ту часть, откуда проще всего по прямой в Геннегау.

Ордоньес потер ладони и сказал бодро:

– В Геннегау?.. Прекрасно! Там такие женщины…

Я тяжело вздохнул, Юрген заметил, сделал большие глаза.

– Милорд!.. Вы им не рады?

Я отмахнулся.

– Не представляете, как меня ими шпыняют. Что мне только не приписывают! Видели бы они других королей! Я рядом с ними вообще целебатист.

Оба переглянулись, оба ухватив на лету такую многозначительную обмолвку, раньше я себя с королями вроде бы не сравнивал. Во всяком случае, вслух.

– Нет, – сказал я вдруг, – лучше прямо в Тараскон! Мне куда важнее посмотреть, как идет строительство флота, чем разбирать дрязги лордов, у кого титул длиннее.

Юрген спросил недоверчиво:

– У кого длиннее… титул?

– Именно титул, – подтвердил я. – Нашли о чем спорить, верно? Так что в Тараскон…

Однако едва корабль развернули в обратную сторону, я вспомнил одно начатое дело стратегической важности, уже и базу под него подвел, сказал со вздохом:

– Нет, все-таки сперва в Гандерсгейм… Что, забодал вас капризами? Но государственный муж должен уметь гибко менять решения, если приходит что-то еще более умное, как вот щас…

– Хорошо, – сказал Ордоньес серьезно. – А где увидимся?

– В Тарасконе, – сказал я, – или в Геннегау. Из Гандерсгейма я сразу в Тараскон, но пробуду там недолго, можете не застать. Зато в Геннегау буду вас ждать. Там в самом деле женщины и эти… как их… в общем, тоже женщины.

Очень не хотелось отпускать ни Дэвида Ганшилда, капитана корабля «Бесстрашный», что из неведомого пока что королевства Лоуэлл, ни баннерета Матиуса Хельма, четвертого сына стекъярла Уилла Поултера, ни даже рыжего Питера Мертона – инстинктивно стараюсь держать карты поближе к груди, не показывая даже их рубашки.

Выход они нашли сами, наслушавшись рассказов пиратов о южном материке, где у сэра Ричарда владения, а также о северном, где сэр Ричард вообще король, хотя еще без короны.

Первым подошел сдержанный Матиус, поклонился.

– Сэр Ричард, – произнес он учтиво, – вы знаете, меня ничто не держит в родном королевстве. Кто-то из старших братьев займет трон, а мне грозит опасность. Как вы заметили очень прозорливо, я достаточно популярен среди простых солдат…

– Даже без ваших усилий, – согласился я с заметным намеком в голове, – что весьма лестно.

Он чуть поморщился, иронию уловил, пояснил:

– Усилия с моей стороны были… незначительные.

Я ответил сдержанно:

– Вы, как я понял, очень заинтересовались нашим миром и все-таки хотите прокатиться до северного материка?

Он прямо посмотрел мне в глаза.

– Да, сэр Ричард. С вами за день увижу больше, чем за всю свою жизнь на острове.

– Сэр Матиус, – сказал я ровно, стараясь не выдавать чувства облегчения, – вы рассуждаете верно. Но понимаете ли, если вам вдруг восхочется завтра вернуться на острова…

Он вежливо прервал:

– …никто ради меня не снарядит корабль, понимаю.

– Спасибо, – произнес я, – именно это я и хотел сказать. Отправляясь с нами, вы подчиняетесь всем нашим правилам. Это ясно?

– То есть, – ответил он, – вам? Это мне ясно, принимаю легко и без колебаний. Вам или тому, на кого укажете.

– Отлично, – сказал я. – Вы мне тоже, кстати, чем-то нравитесь. Видимо, у меня такая же простая и бесхитростная солдатская натура без особых сложностей, хоть и с вывертами.

Потом подошли Вебер и Кронберг, оба изъявили желание прокатиться до материка и посмотреть, что там за диковины.

Юрген доложил, что и наш корабль едва жив: таранные удары даже по хрупким и мелким скорлупкам обходится недешево. На каравелле все трещит, доски и бревна ходят в пазах, даже мачта вот-вот выскочит…

– Никуда не заходим, – сказал я твердо, – нигде не останавливаемся. Прямо к материку.

Ветер дует в спину, паруса красиво выпячены, бодро трепещет флаг на мачте. Ордоньес хотел сделать небольшой крюк, чтобы по дуге обойти один из островков, я махнул рукой:

– Не стоит. Мы на такой скорости проскочим, никто в лодку не успеет запрыгнуть.

– Да я не потому, – ответил он тихо. – Увидят, что остался один корабль.

– А второй я услал в другую сторону, – объяснил я.

С капитанского мостика хорошо видно, как далеко у берега теснятся барки, крупные лодки и другие суда, почти все с прямыми парусами, под которыми плавали древние греки, а еще викинги.

На причале народ останавливался и провожал нас взглядами. На палубе послышалась ругань, я повернул голову и увидел, как кто-то вырвался из рук матросов и прыгнул через борт.

Через минуту мы увидели мелькающую среди волн голову с прилипшими рыжими волосами.

Ордоньес выругался:

– Сволочь… Как думаете, какие-то секреты выдаст?

– Да мы ничего и не рассказывали, – сказал я, – хотя не хотелось бы, чтобы разевал пасть…

Ородоньес крикнул:

– Юрген! Бегом неси лук его светлости! Да не свой, у него получше…

Юрген исчез с палубы, мы смотрели, как Мертон борется с волнами, плывет мощно и умело, движения быстрые и вместе с тем экономные, так можно плыть до самого дальнего острова без отдыха на мелких…

Ордоньес охнул. За спиной беглеца появился острый спинной плавник огромной рыбы. Мертон, как почувствовал, обернулся. Мы увидели ужас на его лице, но вскрикнуть не успел, некая сила с силой вдернула под воду.

Юрген простучал подошвами на ступенькам, протянул мне лук Арианта.

– Ваша светлость…

– Неси обратно, – сказал я.

– Ваша светлость?

– Как видишь, – пояснил я и указал за борт, – бог на стороне больших кораблей.

Волны в том месте на мгновение окрасились кровью. Ордоньес поморщился, повернулся к морю спиной.

– Жаль, – сказал он, – храбрый был моряк. Наглый, но храбрый. Мне такие нравятся.

– Такие всем нравятся, – согласился я. – Нам только умные почему-то, ну, никак! С чего бы, все думаю…

Он посмотрел на меня с подозрением:

– Разве то умные? Умные, это не когда умнее других, а когда другие об этом не догадываются!

Попутный ветер красиво и мощно надувает паруса, ветер гудит и посвистывает в реях. В детстве я считал, что мачты устанавливаются вертикально, сколько бы их ни было, но на самом деле достаточно сильно наклонены назад, очень красиво, словно корабль мчится с такой силой, что пригнулись от напора встречного ветра…

Именно при таком наклоне мощный ветер не ломает их, как соломинки, и корабль просто несется по волнам, почти летит по самым гребешкам.

Мы с Ордоньесом почти все время проводили на капитанском мостике, ветер дует в спину и треплет волосы, вдали в серебристой дымке проплывает то один берег, то другой, но мы проходим мимо на большой скорости и достаточно далеко, никто не пробует пуститься в погоню.

– Ваш конь хорош, – проговорил Ордоньес с одобрением, – но все-таки не лучше ли на корабле? А они с собачкой отдохнут.

– Сам хочу поскорее в Тараскон, – признался я. – Мне сейчас не королевские регалии нужны, а корабли!.. Большие! Много!

Он мечтательно вздохнул.

– Надеюсь, у вас получится и это сумасшествие. Я же только управлять умею, но не строить.

– Вы знаете основы, – возразил я. – Можете объяснить, почему и зачем нужно укрепить шпангоут или почему мачту нельзя ставить прямо, как я бы сдуру поставил!.. Это даже матросы знают, они и будут объяснять и показывать местным плотникам и столярам. Эх, я бы и сам объяснял, но… появилось неотложное дело в Гандерсгейме…

– Поруководить хочется?

Я покачал головой.

– Там лучше меня знают, что делать. Один важный разговор есть…

– Тогда успеха, ваша светлость. Наши жизни связаны с вашей, берегите себя!

Едва вдали показался берег Гандерсгейма, Ордоньес велел готовить лодку и гребцов, поднимать из трюма сонного арбогастра. Пса приглашать не пришлось, каким-то образом все чует, скачет по палубе, нагоняя ужас даже на самых бывалых, а баннерет Матиус, Ганшилд и Вебер Кронберг так вообще всякий раз застывают в ужасе, когда видят его горящие багровым огнем глаза и страшную пасть.

Берег Гандерсгейма показался вдали солнечный, весь в золотом песке пляжей, отмель широкая, там, чтобы погрузиться в воду хотя бы до пояса, нужно идти с полмили…

Зайчика подвели к борту, Адский Пес носится по всей палубе и едва не залезает на мачты, нос возбужденно дергается, на меня оглядывается с вопросом в коричневых глазах.

– Граф, – сказал я, – знаете ли… не нужно напрягать матросов. Пусть в карты режутся. Это сюда на лодке, понятно, борта высокие, а с корабля… гм…

Он спросил настороженно:

– Что вы задумали?

Я поправил лук за плечами, проверил, как закреплен мешок с арбалетом и мелкими вещицами, подошел к Зайчику и поднялся в седло.

Ордоньес покачал головой.

– Ваша светлость… сэр Ричард!

– Увидимся в Геннегау! – крикнул я.

Матросы в испуге шарахнулись в стороны, я разогнал арбогастра, он сделал последний мощный прыжок и, пролетев с четверть фарлонга, рухнул в волны.

Я держался крепко, глаза закрыты, только чувствовал сильной толчок, это арбогастр коснулся копытами дна, через полминуты мы вынырнули на поверхность, я соскользнул с седла и поплыл рядом, хотя, конечно, просто лежал на воде, а Зайчик мощно тащил к берегу.

На корабле орут и свистят в восторге, арбогастр наконец ощутил близкое дно, я тут же взобрался в седло, он пошел мощными прыжками и вылетел на берег с разгону, как дельфин-самоубийца.

Я остановил, повернулся и помахал Ордоньесу и матросам. Многие, как вороны, облепили мачты, оттуда лучше видно, тоже машут так, что вот-вот свалятся.

Бобик выскочил и на ходу отряхнулся, окружив себя веером хрустальных брызг, с виду очень пристыженный явным проигрышем травоядному.

Я свистнул, и мы понеслись в ту сторону, где должен располагаться наш воинский лагерь.

Глава 7

На ровной, как столешница, долине среди зелени пестреют шатры: красные, желтые, оранжевые, лиловые – все празднично сказочные, яркие, радостные, и не хочешь, а заулыбаешься, глядя на такие чистые тона, как будто прямо перед тобой сядет трепетно радужная бабочка с вот такими огромными крылышками!

Сердце мое радостно защемило, как здесь все знакомо, неизменно и домашне… Это мне кажется, что в море пробыл вечность, однако здесь, как и там, прошло несколько дней, но у всех мера времени разная. Похоже, для моих лордов это будет выглядеть, как будто я вышел из шатра, а через некоторое время вернулся что-то взять еще.

Арбогастр замедлил бег, уловив мою нерешительность, наконец я повернул его к дальним холмам.

– Да простит меня граф Ришар, – сказал я вслух, – но сперва дела… он поймет. Как понимал всегда. Надеюсь, поймет.

Шатры военачальников герцога Готфрида Брабантского стоят в строгом воинском порядке, а его шатер – на точно выверенном расстоянии от боевых соратников.

Меня узнали издали еще по Бобику, что ринулся вперед, как черная молния, моментально проскочил мимо внешней охраны, подняв всех на ноги, а затем в несколько прыжков миновал зону шатров и пропал за пологом шатра герцога.

Ко мне сбегались навстречу, воины преклоняли колени, их командиры лишь склоняли головы, слышались выкрики:

– Сэр Ричард вернулся!

– Сэр Ричард!

– Его светлость!

– Послать за герцогом!

Я помахал рукой.

– Нет-нет, герцога не стоит тревожить. Я сам, как почтительный сын, навещу своего родителя.

Арбогастр красиво донес меня до его шатра. Я соскочил на землю, и тут полог шатра откинулся, герцог вышел, отпихивая Пса, что напрыгивал и требовал целоваться.

Он шагнул мне навстречу, почти такой же рослый, как и я, широкий в плечах, только в поясе пошире, но это возрастное, сжал мне плечи ладонями вытянутых рук и всмотрелся в лицо.

– Как быстро мужаете, сын, – произнес он с непередаваемым сердечным теплом и вместе с тем грустно.

– Да уж пора, – ответил я. – Разве это плохо?

Он вздохнул.

– Родителя это обычно очень радует и… печалит. Я не слышал, что вы вернулись в стан. Кстати, пойдемте в шатер, мои люди достаточно насмотрелись, хорошего понемногу.

– Так то хорошего, – сказал я, – а я только в войну всех втравил. С другой стороны, Гандерсгейм был постоянной угрозой. Да и не вернулся, увы… Только заскочил по дороге уточнить один важный вопрос.

В шатре строго и скупо, здесь располагается военачальник, а не придворный вельможа, даже стулья срублены грубо и весомо местными плотниками, а не привезены из больших городов.

Он широким жестом указал в их сторону, предлагая выбрать любой, я сел рядом с ним и посмотрел ему в глаза. Герцог держится легко и свободно, он у себя дома, пусть в полевом шатре, принимает сына, все хорошо, но я заметил постоянный самоконтроль, четкие скупые и точные движения, прямой и острый взгляд.

– Я чем-то могу помочь?

– Очень.

– Тогда говорите, сэр Ричард.

Я набрал в грудь воздуха, но заготовленные по дороге слова не шли, герцог тут же кивнул и проговорил негромко:

– Каспар, вина!.. И фруктов.

Полог шатра отлетел в сторону, вбежал не оруженосец, как я ожидал, а сразу трое: моментально установили легкий столик с двумя кубками на нем, один взялся за кувшин и быстро налил до самого верха, ни пролив не капли.

– Спасибо, – сказал я, – в самом деле горло пересохло… Я недавно говорил с герцогом Ульрихом, он всецело поддерживает мысль, что королевство Сен-Мари нуждается в короле.

Герцог слушал внимательно, но я замолчал, наконец он проговорил:

– Но король у нас Его Величество Кейдан…

– Да, – согласился я, – легитимность и мне по душе, это какая ни есть, но законность. Однако существуют исключения, когда короля не только можно лишить власти, но и обязаны это делать. Скажем, за неисполнение своих обязанностей. Это только дуракам кажется, что король только пьет и таскает в постели красивых дур, однако такое может происходить только в крайне благополучных землях, где ни засухи, ни недорода, ни землетрясений, тьфу-тьфу… В случае же стихийных бедствий, войн, всеобщего разбоя или нападения захватчиков, король обязан трудиться день и ночь, ликвидируя несчастья. Так ли поступил Кейдан?

Он слушал внимательно, кивнул.

– Отчасти верно. На нем вина.

Я покачал головой.

– В Геннегау, где остались верные королю люди, им все же недовольны. И считают, что он должен был лично вести борьбу с нами, а не прятаться в Ундерлендах.

– Возможно, он и ведет?

Я отмахнулся.

– Так он может вести тысячу лет. А потом его потомки будут претендовать на трон с теми же шансами на успех. Потому мы решили…

– Кто?

Я ответил нехотя:

– Многие мои военачальники, но назову пока двух: герцог Ульрих Ундерлендский и я, самые авторитетные люди в Сен-Мари. В случае вашего согласия быстро расширим список посвященных.

– Согласия на что?

– На трон, – ответил я твердо и посмотрел ему в глаза, – на королевский трон! Ваше имя всякий сен-маринец произносил с уважением, а теперь так говорят и все армландцы. Такой король будет пользоваться бóльшей поддержкой, чем король Кейдан.

Он помолчал, но лицо мрачнело, на лбу над переносицей образовалась глубокая складка. Когда заговорил, медленно и вдумчиво, я сжался в нехорошем предчувствии:

– Мое имя произносят с уважением?.. Это хорошо, я хочу, чтобы и дальше было так. Мне Кейдан, понятно, очень не нравится. Мерзавец пытался насильно выдать замуж моих дочерей, а Брабант лишить всех вольностей и привилегий! Но это личное, принимать во внимание как-то не по-мужски. Однако я приносил ему присягу, а это священно. Я не могу поднять меч на суверена, я не могу претендовать на его кресло, ибо я клялся ему служить!

– Но Брабант не признавал его власти, – напомнил я.

– Брабант признавал его власть, – возразил он, – но в определенных пределах. Клятва дается в обе стороны! Мы даем клятву служить сюзерену, а он клянется защищать нас и не утеснять в правах. Брабант имел особые права, и когда король посягнул на них, вас, мой дорогой сын, Господь прислал на защиту очень своевременно.

Я чувствовал, что стучусь в гранитную стену убеждений, построенных на верности слову.

– Король вас ненавидит!

– Знаю, – ответил он, – но не я подниму мятеж против Его Величества. Это противу моей чести.

Я помолчал, сказал с тоской:

– Вы ставите королевство на грань катастрофы… нет, это слишком сильно сказано, но все-таки на троне могли бы объединить Сен-Мари… даже построить Арндское королевство! А так придется то и дело подавлять мелкие заговоры, рубить головы недовольным… Стране нужен покой и несколько лет усиленного и целенаправленного развития, однако все замедлится… Умоляю вас, не отказывайтесь! Или хотя бы пообещайте, что еще подумаете. Не скрою, я очень хочу видеть вас королем, но еще больше хочу видеть королевство снова сильным и единым. И здорово, что все это могло бы совпасть!

Он долго молчал, в глазах глубокое сочувствие, все понимает, однако покачал головой.

– Нет. Не могу.

– Королевство в опасности!

Он ответил медленно:

– Приобрести трон, уронив честь?.. Сын мой, вы ли такое советуете?

– Да нет урона, – воскликнул я пламенно, – потому что трон пуст!.. Короля нет!.. Я вообще не признаю легитимность тех, кто убегает в другие страны, а оттуда ведет подрывную деятельность, пытаясь вернуться на трон!

– Многим это удавалось, – напомнил он.

Я сказал тоскливо:

– Да, однако никто из них не был лучше того, кого удавалось свергнуть только войсками других держав. Вы нужны Сен-Мари!.. Примите трон и корону!.. А я буду первым рыцарем, что сумеет защитить их от любых врагов!

Встречный ураган ревет и пытается сорвать меня с арбогастра вместе с седлом, но я укрылся под пышной гривой, что укрывает подобно щиту, вцепился, как клещ, и терпеливо ждал, когда перестанут мелькать леса, озера, реки под копытами.

Ориентировался по далеким горам, и когда они встали в нужное положение, я ощутил, что приближаюсь к Тараскону; арбогастр протестующе фыркнул, но спорить не стал и, на радость сразу обогнавшему Адскому Псу, начал замедлять скорость.

Две огромные башни на краях похожей на подкову бухты я увидел издали, и сердце радостно застучало. Теперь любой вражеский корабль, входя в гавань по узкому проходу, будет беззащитным для катапульт и гигантских стрелометов. Палуба под ними не качается, так что не промахнутся, а места можно пристрелять заранее.

В самом дальнем углу бухты на берег вытащен из воды и подперт бревнами громадный корабль, на суше кажется еще массивнее и величественнее. На носу трехметровое изображение, как догадываюсь, Протея, но пираты называют неизвестное греческое божество просто Синим Осьминогом.

Сейчас каравелла облеплена работниками, как толстая мышь муравьями. Борта сияют свежими заплатами, обе мачты заменили, паруса тоже новенькие…

Завидев меня, люди опускались на колени и наклоняли головы, а более сметливые, видя, что я не при параде, весело орали и махали шляпами:

– Ваша светлость!

– Сэр Ричард!

– Наш бургграф!

– Наш правитель!

Я милостиво улыбался и помахивал рукой. Арбогастр пронес меня к двухэтажному зданию из свежих досок, большому и очень некрасивому, но окруженному мастеровыми.

Бобик первым успел к двери, где перепугал выскакивающих мне навстречу пышно одетых людей.

Я покинул седло, арбогастра ухватили под уздцы и сразу же куда-то повели.

Я сказал властно:

– Всех отвечающих за стройку ко мне!.. Одна нога там, другая – перед моими светлыми и грозными очами!

За спиной послышался топот множества ног, я вошел в просторное помещение. За мной робко вдвинулись несколько человек, остановились у двери, склонив головы.

Посреди комнаты огромный стол, две чернильницы с принадлежностями на противоположных концах столешницы, рулоны бумаги, один разложен посредине и прижат где молотком, где толстыми корабельными гвоздями.

Я узнал чертеж каравеллы, всмотрелся, достаточно грамотно, хотя мне лично недостает объемности, но другие проекции, понятно, на других листах.

– Та-а-ак, – протянул я, – докладывайте. Кто чем занимается, кто что успел сделать, что не сумел, в чем отстает… Да, кстати, всем сесть.

Они, поминутно кланяясь, двинулись к столу, суетливо рассаживались, а я поглядывал то на них, стараясь побыстрее составить о каждом мнение, то на красочный рисунок на бумаге. Как известно, никаких чертежей при постройке кораблей, даже каравелл, не существовало, все навыки постройки передавались из поколения в поколение судостроительными мастерами, что ревностно хранили секреты. То, что я видел в музеях, называется реконструкцией, для нее использовались гравюры тех давних лет, но опять же, как известно, художники есть художники, и для пущего эффекта увеличивали некоторые важные размеры, к примеру – королям фаллосы, кораблям лишние орудия…

А сейчас вот смотрю на эти красочные рисунки, и хотя умом понимаю, что придет время, и парусники будут мчаться вдесятеро быстрее, но и сейчас именно эти корабли и есть вершина инженерно-технического чуда, а не огромные дворцы и даже, прости, Господи, роскошные кафедральные соборы.

– Где отец Стоундерий? – спросил я властно.

От двери прокричали торопливо:

– Идет-идет!

– Бежит!

Отец Стоундерий в самом деле вбежал, запыхавшись, на ходу отвесил короткий поклон, словно кивнул старому товарищу до дворовым играм.

– Ваша светлость!

– Отец Стоундерий, – ответил я.

Он воскликнул пламенно:

– Работы почти закончены!.. Ворота бухты на замке!

– Очень хорошо, – сказал я. – Отец Стоундерий, я кое-что привез лично для вас. Вернее, для монахов-цистерианцев. Пригодится для обороны бухты больше, чем те ужасные гарпуны, что вы демонстрировали… хотя и они хороши. Скоро сюда прибудет корабль «Богиня Морей», вам выдаст лично адмирал Ордоньес. Возможно, уже сейчас входит в бухту.

Он поклонился, глаза уже горят любопытством, люблю цистерианцев – фанатиков технического прогресса, отступил и почти бегом выбежал из зала.

Я поинтересовался:

– Кто отвечает за постройку кораблей?

Они переглядывались, наконец один высокий и сухой, как прокаленный в огне гвоздь, поднялся, поклонился и заговорил мягко и вкрадчиво:

– Ваша светлость, Роберт Гамерлинг, ваш покорнейший слуга… мы сделали много… однако ждали вас, дело все-таки слишком уж… необычное. Мастера счастливы, кроме высокого заработка еще и престиж, таких сложных работ еще не выполняли, все горят и жаждут, однако…

Я спросил резко:

– Что «однако»?

– Мы готовы строить, – ответил он, – хотя и не уверены, что все пойдет, как надо. Однако требуется ваше высокое слово, сколько кораблей закладывать, кого еще привлечь…

Я переспросил:

– Привлечь? Вы о чем? Разве строить еще не начали?

Он поклонился.

– Конечно, начали. На стапелях пять каравелл. Однако появились еще возможности, но без вашего слова мы не решились…

– Что за возможности? – спросил я резко. – Возможности должны помогать выполнять поставленную перед вами обществом задачу, а не макияжить…

Он сказал торопливо:

– Ваша светлость, приезжали послы из Фоссано, Турнедо и даже Шателлена!.. Прямо сюда, на стройку. Нас застали врасплох, мы были в замешательстве, одни говорили, нужно не пускать сюда чужих, другие говорили, пусть смотрят и завидуют…

Огрядный мужчина с пышным жабо подсказал ему нечто тихонько, и Гамерлинг повторил:

– И даже от королевства Варт Генц прибыли. Весть, что ваша светлость вышли к великому океану, всколыхнула мир по ту сторону Великого Хребта! Все взволновались весьма и даже, как вы говорите, зело… И многие предлагают помощь.

– То есть, – уточнил я с напряженным пониманием, – хотят урвать кус. Что ж, это понятно и даже приветствуется. Инвестиции нам весьма, а как же, да. Слухи слухами, но деятельные послы предпочли увидеть все своими глазами, дабы так сказать… И оценить, насколько у нас все серьезно, а не для пропаганды. Хорошо работают на своих государей, ничего не скажешь. Шпионят открыто, прикрываясь дипломатическим иммунитетом. Придется объявить Тараскон и его окрестности зоной особой секретности, никто чужой вообще даже не приблизится к гавани! Мастеровые, что пришли строить корабли, будут жить здесь. Рекомендую построить для них не только спальные места, но и всякие увеселительные… ну, вы понимаете, какие.

Он торопливо поклонился.

– Да-да, это все сделаем.

Помощник снова шепнул на ухо, но Гамерлинг смолчал, зато я спросил строго:

– Что там еще?

Помощник сказал виновато:

– Это все уже делается… Так, стихийно… Само по себе…

Я пожал плечами.

– Это еще лучше, не надо вкладывать средства. А частную инициативу приветствуем, обещаем льготы и послабления.