Текст книги "Ричард Длинные Руки – гауграф"

Кулан помрачнел, смолчал, а Тапир покачал головой.

– Не стоит.

– Что? – переспросил я. – Не возьмет?

Он снова покачал головой.

– Не стоит и соваться.

– Людей в избытке? – спросил я.

Он посмотрел на меня очень серьезно. Я улыбнулся подбадривающе.

– Насчет людей не знаю, но там могучий колдун. И не очень добрый. Даже очень недобрый. Когда в прошлом году в этой округе был падеж скота, он и пальцем не пошевельнул, хотя за помощью ходили и умоляли самые старые и почтенные… И саранча за последние пять лет дважды налетала. У нас ее даже деревенские колдуны могут прогнать, а кто посильнее – то и уничтожает за полдня, а этому все равно, что тут внизу…

Я сказал сочувствующе:

– Сверху не видно.

– Тот, – сказал он веско, – кто сверху, видеть обязан. Иначе слазь! Так что еще раз советую: туда лучше и не пытаться. Замок давно облюбовала нечистая сила!.. Его сеньор еще сто лет назад продал душу дьяволу.

– Точно?

– Говорят, – ответил он равнодушно.

– Может, врут?

Он пожал плечами.

– Вон на господина Клименталя или господина Урлоса так не говорят же?.. Вообще никто такое и не скажет!.. А на того сеньора все показывают пальцем.

– Логично, – согласился я, бросив под стол половину утки. Подумал, что утка жирная, а жир у них тугоплавкий, отправил следом и вторую половину.

Крестьянин проследил, как режу кролика, сказал понимающе:

– А вы из действительно благородных…

– Это как?

– Бедные благородные все жрут, – объяснил он. – А богатые харчами перебирают.

Я возразил:

– Был бы я богатым, скитался бы по таким дорогам?

Он посмотрел хитро.

– Мало ли какая блажь придет в голову?..

– Например?

Он хмыкнул:

– В золотой клетке птицы не поют.

Я допил из своей чаши, поднялся.

– Спасибо за компанию. Надеюсь, с этим кувшином и вдвоем справитесь! С виду вы ребята крепкие.

Оба заулыбались довольно.

– Счастливой дороги, ваша милость!

– Спасибо, – ответил я вежливо. – Бобик, вылезай. Все кончилось.

Глава 10

Во дворе тихо, часть побитых убралась, другие у колодца замывают разбитые в кровь морды. На меня покосились злобно, но никто и слова не вякнул, а я прошелся к Зайчику неспешно, напрягая мышцы и втягивая живот, вот я весь какой, весь тугой и круто сваренный, всегда готов к вызовам и всегда по-христиански – сторицей.

Сытый Бобик шел следом и весело скалился, понимает, гад, только комментирует про себя.

– Поедем обратно, – сказал я Зайчику. – Грубые тут люди какие-то. Не понимают нас…

Он вздохнул и посмотрел через мое плечо вдаль, словно видел в дымке прекрасные… или ужасающие города прошлого, на месте которых теперь лес, трава, дикие звери и люди, мало отличимые от зверей.

Бобик сперва бежал впереди лениво и тяжело, но вскоре утятина и крольчатина улеглись в животе, и он унесся огромными скачками, успевая показываться справа и слева почти одновременно.

Впереди на обочине дороги телега с унылой лошадкой, небогатый скарб, а группа хохочущих мужчин тискает двух женщин. Я придержал Зайчика, вполне возможно, забавляются свои же, шутки бывают и грубыми, но одна из женщин закричала отчаянно и беспомощно, вторая в бессилии уронила голову.

Я подумал тоскливо, что для торжества зла необходимо только одно условие – чтобы хорошие люди сидели сложа руки. Так что если я считаю себя хорошим, то должен даже через «не хочу» вступиться за этих людей. Благородное положение обязывает.

Тяжело вздохнув, я толкнул Зайчика и, подъехав ближе, велел властно:

– Эй, там!.. Оставьте их в покое.

Вожак оглянулся, смерил меня уважительным взглядом с головы до ног.

– Ты крепок, – заметил он, – но ты глуп.

– Почему?

– Родился таким.

– Нет, почему так решил?

– Считать не умеешь, – объяснил он. – Ты один, а нас восьмеро.

– Да, – согласился я, – для такого орла надо бы больше. Но я сегодня добрый и… отпускаю вас.

Он захохотал, очень довольный.

– Молодец! Люблю людей с юмором. За это мы тебя не убьем. Только отрубим руки… ха-ха… да ноги… га-га-га!

Один из разбойников принялся срывать с ближайшей ко мне женщины платье. Она кричала и закрывала ладонями оголенную грудь. Я послал Зайчика вперед, Бобик поглядывал на меня с надеждой, но я предостерегающе покачал головой.

Они еще не верили, что я вмешаюсь, за оружие ухватились, но запоздало. Я рубил, сбивал с ног, топтал, снова рубил, затем догонял и рубил. Последним был вожак, он закричал отчаянно:

– Ваша милость, пощадите! Мы не разбойники!

Я придержал меч.

– А кто?

– Мы идем на заработки, – прокричал он торопливо и перекрестился. – Вот крест даю!.. Трое плотников, четыре каменщика, а я столяр. Говорят, в городе нужны хорошие руки… А тут выпили малость, увидели женщин с повозкой… Дурь ударила в голову. Но и они виноваты!

– В чем?

– Не должны женщины ездить сами, – заявил он. – Если без мужчин – это уже общие женщины!

Я оглянулся на обеих женщин, одна с плачем собирала разбросанный скарб, вторая успокаивала ревущих в повозке детишек.

– Разные причины у разных людей, – ответил я. – И никто не вправе судить о других лишь на основании своего мнения. Может быть, их кормилец умер в дороге! Бесчестно пользоваться слабостью. Слабым надо помогать, это обязанность мужчин. А мужчина ли ты?

Я занес меч, он завопил:

– Да понял я, понял!.. Весь хмель из головы ушел. Раскаиваюсь, раскаиваюсь!.. И клянусь до конца жизни заботиться о них!

Я опустил меч, оглянулся на женщин. Обе повернули головы и смотрели со страхом.

– Слышали? – спросил я.

– Да, ваша милость, – сказала та, что старше.

– Что скажете?

Она проговорила распухшими губами, пальцы ее безуспешно старались свести вместе края разорванного платья:

– Я не верю ему.

Вторая сказала торопливо:

– Мама, он свое уже получил. Пусть уходит живым. Он такой урок запомнит. И другим закажет.

Мужчина подполз на коленях ближе, воздел ко мне руки.

– Ваша милость, не страха ради, а протрезвел я. Похоть ушла, и вижу, что скот я подлый! Если не простят меня – убейте. Если простят – клянусь всю жизнь о них заботиться.

Я коснулся кончиком меча его жилистой шеи. Женщины переглянулись, наконец и старшая махнула рукой.

– Сделанного не воротишь. Пусть живет. Но он должен уйти. Мы не хотим его видеть.

Я вложил меч в ножны. Разбойник поднялся, поклонился мне низко. Я сказал резко:

– Их добротой и милостью тебе дарована жизнь, хотя ты их намеревался обесчестить и ограбить. Иди!.. И пусть тебе будет стыдно всю оставшуюся жизнь.

Он отступил на пару шагов, прямо взглянул мне в лицо.

– С вашего позволения, ваша милость, если они меня отвергают, я пойду за ними на расстоянии и прослежу, чтобы им не чинили обид. И постараюсь заслужить их прощение.

Я повернул Зайчика в сторону дороги, старшая из женщин сказала с поклоном:

– Спасибо, сеньор. Мы знаем, долг рыцаря – защищать всех обиженных, но все равно спасибо.

– За что спасибо, – пробормотал я, – если это долг?

– Не все люди торопятся исполнять свой долг, – объяснила она. – Потому… спасибо.

Я отмахнулся.

– Ладно-ладно. Замок барона Клавдия в той стороне?

Женщина затрясла головой.

– Нет-нет, ваша светлость, это за вон теми холмами! Как только подниметесь на любой, сразу увидите поля, а на той стороне большой господский замок.

– Спасибо, – сказал я.

Все трое остались с открытыми от изумления ртами, а я понесся в сторону холмов. Что спас от разбойников – это понятно, рыцари берегут и защищают простолюдинов, но что поблагодарил – это диво дивное. Обычно рыцари вежливы только в своем кругу.

С холма открылся вид на небольшую речку, это граница между Турнедо и Армландией, за ней ухоженные поля, дальше сады, небольшое озеро, а на скальном выступе гордо высится замок. Средних размеров, но добротный, с единственной дорогой, что поднимается серпантином и проходит под прицелом лучников со стен с защитными сооружениями. Настоящий замок, хозяин которого понимает, что живет на границе с другим королевством.

Зайчик радостно пронесся наискось по мелководью. В самом глубоком месте справа и слева от его мощной груди поднялись широкие золотистые в ярком солнце крылья из прозрачнейшей воды.

На берег выметнулись, не замочив мне сапог, и почти сразу я услышал по ту сторону стены деревьев вдоль берега конский топот, ржание, лязг металла по металлу, яростные крики.

Зайчик пронесся между деревьями, я старательно пригибался, охнул: два отряда дерутся ожесточенно и насмерть. Большой теснит меньшего, над теми, где воинов больше почти вдвое, реет знамя со вздыбленным барсом, над меньшим – с молодым вепрем.

Кто под вздыбленным барсом, не знаю, но под гербом с изображением молодого вепря я узнал сэра Клавдия, которому король Барбаросса пожаловал баронство вблизи границ с Турнедо. Сэр Клавдий доблестно и самоотверженно сражался на Каталаундском турнире, а затем изо всех сил помогал королю вернуть почти потерянный трон.

– Вперед! – заорал я люто. – Наконец-то…

Зайчик довольно всхрапнул. Бобик несся рядом, поглядывая на меня с вопросом в глазах, но я выдернул из ножен меч и смотрел в стремительно приближающихся людей на конях. Ярость на этих людей, совершенно незнакомых и ничего мне не сделавших дурного, ударила в голову с такой мощью, что сам удивился: за что? Или просто повод выплеснуть накопившееся?

Мы врезались в отряд барсовцев, словно падающий с высокой горы валун в заросли сочного тростника. Я размахивал мечом и рубил во все стороны, но все равно Зайчик сбивает корпусом втрое больше. Я орал, рубил, сам понимал, что выгляжу ужасно и мерзко, но остановиться не мог, рубил, рассекал живые тела. На меня брызгала теплая кровь, рядом мелькало огромное черное тело, Адский Пес сбивал всадников вместе с конями, соревнуясь с арбогастром.

Мы промчались сквозь отряд, на открытом пространстве я повернул коня и ринулся рубить и убивать снова. С той стороны начал нарастать победный клич. Уставшие воины из последних сил перешли в контратаку. Мы втроем снова врубились и сеяли смерть вокруг, я только присматривал, чтобы Бобик не пускал в ход клыки. К нам пробились воины меньшей стороны, я их повел в последнюю атаку, и противник дрогнул, попятился, а потом их всадники начали поворачивать коней для бегства.

Таких убивать намного легче, но я резко ощутил, как боевая злость испарилась, с отвращением посмотрел на залитый по самую рукоять меч в моей руке, на красную от крови руку по плечо. Всадники пронеслись мимо, Бобик бросился было за ними, но вернулся и сел, глядя на меня влюбленными глазами.

Я оглядел его, открыл ему пасть и посмотрел на клыки. Слава богу, не пускал их в ход. Даже когти чистые.

Он вскочил и бросился мне на шею, я отбивался, в нашу сторону бросились люди с поднятыми мечами.

Я крикнул:

– Все в порядке!.. Мы свои.

– А собака? Господи, да таких собак на свете не бывает!

– Бывают крупнее, – заверил я.

Они отступили, когда я поднялся, в их глазах читалось, что и людей такого роста не бывает, но это значит только, что не встречали еще их соседа сэра Тамплиера.

– Спасибо, сэр, – проговорил старший из них почтительно, – за помощь… Мы слыхали о доблестном рыцаре на огромном черном коне и большой черной собаке, что сопровождает этого рыцаря… но не осмеливаюсь даже предположить, что они говорят о приближении самого лорда гроссграфа… если это правда, конечно.

– Можете осмелиться, – разрешил я.

Они опустились передо мной на колени.

– Ваша светлость!..

– Да-да, – согласился я. – Это я, эта самая светлость. Сэр Клавдий пустился в погоню?.. Вы можете подняться.

Один из кнехтов сказал торопливо:

– Победу надо закрепить. Был бы у меня конь… Вы надолго к нам, ваша светлость?

– Не больше, чем понадобится.

Оба поклонились, понимая, что лорд их отпускает, а я медленно пошел по прекрасному зеленому лугу, теперь истоптанному, залитому кровью, заваленному трупами людей и коней. Меня передернуло от жалобного ржания, как же не люблю, когда погибают лошади!.. Люди, хрен с ними. У них свободная воля, могли и не пойти в эту мясорубку, но коней привели помимо их конской воли. Вот и сейчас лежат мертвые и умирающие…

Похоже, я не один такой: двое идут по полю и добивают плачущих животных, так и не понявших, за что их так жестоко рубили, кололи, за что им ломали ноги и вспарывали животы, если они всегда слушались, верно служили людям. У одного из милосердно прерывающих конские муки я увидел на лице слезы.

– Как твое имя?

– Питер, ваша светлость, – ответил он дрожащим голосом.

– Жалко коней? – спросил я.

Он вскинул голову и посмотрел на меня с вызовом.

– Жалко, ваша милость. Это божьи создания!

Я сказал невесело:

– Сказано точно. Их создал Господь непорочными, в то время как в каждом человеке есть и семя подлого змея. Ты чей?

– Ратник из отряда лорда Клавдия, ваша светлость!

– Если хочешь, – сказал я, – переходи на службу ко мне.

Он смотрел на меня пытливо, исподлобья, по-крестьянски рассудительно.

– А почему?

– Сам видишь, – ответил я, – почему.

Послышался далекий стук копыт. В нашу сторону красиво несется конный отряд, впереди могучий рыцарь в оранжевых, как солнце, доспехах, за ним знаменоносец гордо держит прапор с изображением молодого вепря. По их посадке и выправке сразу видно, возвращаются победители.

Сэр Клавдий бодро соскочил с коня, оруженосец принял у него шлем, обнажились густые черные с сильной проседью волосы. Сэр Клавдий подбежал ко мне и почтительно преклонил колено.

– Мой лорд!.. Моя жизнь в вашем распоряжении. Вы, как всегда, приносите победу.

– Ага, – сказал я с сомнением, – ну да, ну да. А что это у вас такой странный герб?.. Встаньте, сэр Клавдий.

Он поднялся, развел руками.

– Да, я уже давно не молодой кабанчик… Но я был простым и даже бесщитовым рыцарем, а Его Величество пожаловал мне эти земли и этот замок, где уже висел этот герб… Вот я и решил ничего не менять.

– Мудро, – одобрил я. – Это вы считаете, что поленились придумывать что-то свое, но рыцарство верит в ваше уважение к традициям. Вы как бы продолжаете род, прерванный вашим же мечом. Все правильно, сэр Клавдий. Это хороший герб! И не слишком заносчивый.

Он покачал головой.

– Мой лорд, но вы прибыли не ради этого пустяка?

– Вы правы, – согласился я. – Хотя такие пустяки, понятно, делают жизнь невыносимой. Мне понадобится ваша помощь, сэр Клавдий.

Он сказал счастливо:

– Располагайте мною, сэр Ричард!

Я спросил с сомнением:

– Что, вот так готовы все бросить и пойти выполнять мои распоряжения?

Он ответил с усмешкой на простодушном лице, что должна была выглядеть хитрой:

– Но я-то знаю, что все, кто с вами идет, получают даже больше, чем ожидали!

– Гм, – ответил я в затруднении, – не уверен, что это закон, а не аберрация. Ладно, сэр Клавдий, с благодарностью принимаю вашу помощь.

– Я счастлив, сэр Ричард. Что от меня потребуется?

Я в затруднении развел руками.

– Стыдно сказать, но не знаю, с чего начинать самому.

– Мне можно узнать, что вас привело в наши края?

– Можно.

Он слушал внимательно, лицо мрачнело, но озарилось, словно в хмурый день на него пал луч яркого солнца, когда я коротко упомянул, как открыл Великий Тоннель и провел через него огромную армию, застав богатое королевство врасплох.

– Сэр Ричард! Это же величайшая из побед!

– Но отец мой в плену, – напомнил я. – А это все перечеркивает. Неизвестно, что возжелает в виде выкупа Гиллеберд! Во всяком случае, не золото. Он и так в нем купается.

Глава 11

Когда мы подъезжали к замку, сэр Клавдий насторожился, привстал в стременах.

– А это еще кто?

Снизу по извилистой дороге неспешной рысью в нашу сторону двигается отряд всадников, солнце блестит на доспехах, остриях поднятых копий, на щитах и даже конской упряжи.

На некотором отдалении еще отряд, побольше, а за облаком пыли угадывается еще один. Сколько тех, не рассмотреть, однако если судить по пыли, сюда идет целое войско.

– Неужели это сэр Полонель, – сказал сэр Клавдий упавшим голосом. – Не хотелось бы…

– Кто это?

– Брат этой сволочи, которая тайком напала на мои земли!

Я всмотрелся, у меня глаза лучше, из груди вырвался довольный вздох.

– Сэр Клавдий, это друзья.

– Кто они?

– Мои рыцари, – ответил я счастливо. – Я велел стягиваться к сэру Тамплиеру, но так как у него ничего не осталось, кроме земли…

Он сказал поспешно:

– Сочту за честь принять благородных рыцарей в своем замке!

– Спасибо, сэр Клавдий.

– Вы что-то задумали?

– Да, – ответил я коротко.

Отряды рыцарей сэров Колдуина, Спеоса и Пеокса подходили в течение всего дня, а Ульрих и Палант явились лично во главе небольших, но прекрасно вооруженных дружин.

Я представил их сэру Клавдию, а сам еще неделю потратил, появляясь у ошарашенных лордов на границах с Турнедо и приказывая срочно собрать войско из конных рыцарей.

Про тоннель и вторжение в страну захребетников мало кто слыхал, пришлось снова рассказывать, но теперь я научился укладываться в несколько емких фраз, такое поведение гроссграфа приписали исключительной скромности, что повысило и без того мой нехилый рейтинг.

Все бурно негодовали и хватались за рукояти мечей, когда я рассказывал, что король Гиллеберд захватил в плен моего отца. Многие готовы были сразу же бежать в конюшню и седлать коней, справедливость восстанавливать надо немедленно, но я велел составить ударный отряд и нанести сокрушительный удар по барону Доминику, что вкупе с бароном Руаялем особенно рьяно разоряет земли сэра Тамплиера.

Вернулся я злой и решительный, сразу же собрал прямо во дворе рыцарей. Зайчика велел отвести в конюшню и накормить, а сам залез на сруб колодца, чтобы меня видели со всех сторон.

– Завтра на рассвете, – объявил я жестко. – Выступаем. Вы перейдете реку и ударите по замку барона Доминика. Нападения они, понятно, не ждут, привыкли атаковать и бесчинствовать сами, так что… используя численный перевес… постарайтесь захватить замок как можно быстрее.

Сэр Клавдий пробормотал:

– Он может послать за помощью к Руаяли.

– Я со своими людьми блокирую все дороги, – вызвался сэр Палант. – У меня и легкие конники, и хорошие лучники.

Я отмахнулся.

– Неважно как, но сделайте это! Мне же понадобится небольшой отряд лучших из лучших, с которыми мы скрытно пройдем в глубь Турнедо.

Сэр Ульрих выпалил с пылающим от усердия лицом:

– Я!.. Мы!.. Мы все, сэр Ричард, готовы!..

Я оглядел его и остальных пытливо, все раздвигают плечи и смотрят отважно и преданно, на лицах свет будущей славы, в глазах жажда подвигов.

Я подумал, сказал властно:

– И еще. Те, кто пойдет со мной, должны поклясться, что будут беспрекословно выполнять мои приказы.

Сэр Клавдий сказал обиженно:

– Сэр Ричард, а что, может быть иначе?

Я ответил неохотно:

– Еще как может.

– Сэр Ричард, я такое даже не могу передать своим рыцарям! Как можно оскорбить таким недоверием?.. Это само собой разумеется. Все выполнят любой ваш приказ… если, конечно, он не будет связан с потерей собственного достоинства. И чести.

– Ага, – сказал я, – вот это имел в виду, только не сформулировал даже для себя. Как собака, чую опасность, но не могу ее назвать. Спасибо, сэр Клавдий! К сожалению, границы соблюдения достоинства у всех свои. Однако я должен знать, что мой приказ будет выполнен, что не получу ответ типа: ваше указание, сэр Ричард, противоречит моим сегодняшним нравственным принципам, так что идите в атаку в одиночку, а я сейчас вот пацифист, напацифичусь вволю, тогда и подумаю насчет перехода в милитаристы…

– Сэр Ричард, – сказал сэр Клавдий с достоинством, – однако же есть границы, которые…

Я вскинул руку, прерывая на полуслове, и сказал громко:

– К счастью, здесь людей больше, чем мне нужно. Давайте разделимся на тех, кто выполнит любой мой приказ, и на тех, кто сперва посоветуется со своими принципами. Первые пусть станут по эту руку, а особо принципиальные – по эту.

Рыцари задвигались, начали переглядываться, пошло осторожное шевеление. Некоторые сразу шли направо или налево, другие надолго застывали в ступоре, стараясь уяснить суть своих принципов.

Я выжидал недолго, часть рыцарей еще топталась посреди двора, когда я вскинул руку и сказал весело:

– Прекрасно!.. Набор закончен. Прошу благородных рыцарей, что не сомневаются во мне, незамедлительно седлать коней. Мы выступаем.

Сэр Клавдий смотрел на меня с укором. Я сам чувствовал, что где-то перегнул, но я гроссграф и потому в чем-то выше тонкостей этикета, потому держался бодро и смотрел уверенно.

Рыцари облачались в полные доспехи и поднимались в седла. Я смолчал, что их оказалось вдвое больше тех, кто мой диктат принял вообще-то бездумно.

Сэр Клавдий приблизился тихонько, зыркнул по сторонам и сказал негромко:

– Вы могли обидеть благородных людей.

– В чем? – поинтересовался я.

Он вздохнул.

– Знаете… Никто не хочет, чтобы их отнесли к числу сомневающихся в своем сюзерене. Вам верят, сэр Ричард! Просто в некоторых вопросах желательно сохранить самостоятельность.

– Только не в опасной военной операции, – возразил я.

Зайчик подставил бок, я легко поднялся в седло. Бобик прыгал вокруг, пугая коней так, что те едва не сбрасывали всадников на землю.

– Кстати, – сказал сэр Клавдий торопливо, – еще я настоятельно рекомендую взять моего друга, благородного рыцаря…

Я сказал торопливо:

– Простите, дорогой друг, но больше никого. Я вообще-то одиночник. Вдвоем с кем-то иду, и то едва не убиваем один другого, а тут и так целый отряд. Нет-нет…

Ничуть не смутившись, он сказал настойчиво:

– Я очень рекомендую этого рыцаря! Он лучший меч…

Я поморщился, с язычка уже готовилось сорваться едкое насчет лучших мечей в своей деревне, однако послышались торопливые шаги почти бегущего человека. Двери рывком распахнулись, на пороге возник темный силуэт человека, лица которого я не разглядел, солнце бьет ему в спину, а он ринулся ко мне с распахнутыми объятиями:

– Сэр Ричард!

Я охнул, узнавая старого знакомого, сэра Ангелхейма. С бледным интеллигентным лицом и капризным выражением, что никогда его не покидает, он тяжело дышал, на лбу блестели бисеринки пота.

– Двух коней загнал, спешил вас застать!

– На вас это не похоже, – сказал я.

– Сам знаю, – ответил он, отдуваясь, – но когда услышал, что вы будете совсем рядом… Поверите, среди ночи вскочил!

– А если еще из-за стола с вином, – добавил я в тон.

Он спросил обидчиво:

– А где еще быть среди ночи? Странные у вас вопросы… Сэр Ричард, я наслышан о ваших деяниях, а еще о вашем майордомстве…

Я отмахнулся.

– Что титулы, звания, должности для благородных рыцарей? Сэр Клавдий, я только должен предупредить, что наш друг Ангелхейм очень ревностно относится к своему камзолу и кружевам на рукавах. И шитье золотом настолько великолепное и тонкое, что мне самому будет искренне жаль, если они… когда оно весьма попортится в скитаниях…

Сэр Клавдий не успел рот открыть, Ангелхейм беспечно расхохотался:

– Сэр Ричард, думаете, меня это беспокоит?

Я пожал плечами.

– Зная вас…

– И что?

– Должно беспокоить, – закончил я.

Он сказал победоносно:

– Да я велел наготовить сотню таких костюмов! У меня целая комната со всякими и разными!

От замка навстречу пошли добротные, но далеко не новенькие дома, рассчитанные на несколько семей. На гумнах в порядке овины, амбары, все из толстых досок, слышится перестук молотков из кузниц, доносится скрип деревянного журавля.

Сэр Клавдий сам с моего милостивого разрешения возглавил отряд, которому поставлена задача захватить замок барона Доминика, отборный отряд из трех десятков «лучших из лучших» возглавил Ульрих, виконт Росберт, шурин графа Колдуина, ибо не дело гроссграфа командовать такой малостью.

Сейчас он горделиво вел по широкой укатанной дороге между возделанными полями по обе стороны, садами. Дальше пошли столетние дубы и березы, отгораживая дорогу от мира, я подумал, что здесь это как раз некстати: за ними легко хорониться всяким разбойникам. На вооруженный отряд не нападут, а одиноким крестьянам приходится несладко.

Ангелхейм пристроился ко мне и расспрашивал подробности, как там в забугорном королевстве, правда ли, что там женщины ведут себя… ну, вы же понимаете меня, дорогой друг, ведут себя весьма и весьма?..

Бобик носился вокруг, а когда понял, в каком направлении идем, исчез и начал азартную охоту на зверей, птиц, а, главное, рыб.

– Господи, – вскрикнул один из рыцарей потрясенно, – но рыб, рыб где берет?

– Хорошие рыбаки места знают, – заверил я, – да не сказывают…

– А почему рыб?

– Растет, – объяснил я. – Для костей надо много фосфора и кальция. А их больше всего в рыбе.

Затем Бобик принес оленя, вызвав опасливый восторг у рыцарей, а он, поискав глазами сэра Растера и не найдя, печально вздохнул и сунул добычу сэру Ульриху. Тот принял и неосторожно похвалил. Это вызвало такой бурный энтузиазм у Бобика, понявшего, что делает все правильно, что ошалелый сэр Ульрих всю дорогу принимал гусей, уток, кабанов, ланей, крупных рыбин и даже барсуков, благодаря чему на привале не пришлось раскрывать седельные сумки с провизией.

Бобика все нахваливали, хоть и поглядывали опасливо на его жуткую пасть.

И дальше он всю дорогу носился вокруг, вспугивая засевших в кустах или высокой траве птиц, а потом бодро возвращался и докладывал, что они прятались в засаде и собирались напасть, а он, какой молодец, вовремя заметил и помешал коварным замыслам.

– Молодчина, – нахваливал я, помня, что в последние рейды его с собой не брал, уже гроссграф далек от народа, а майордом так и вовсе. – Что без тебя бы делали, чудо мое преданное?

Перевалив небольшую гряду холмов, мы въехали в жаркий полдень, земля стала бурой, только ровными рядами стоят вдоль дороги могучие кипарисы, листья покрыты дорожной пылью и кажутся металлическими. Сэр Ульрих присматривался к вырастающим справа раскидистым оливам, древним, но крепким, наконец вытер лоб тыльной стороной ладони и сказал озабоченно:

– Хоть места здесь и меняются… слишком быстро, но припоминаю, за той рощей хороший ручей с прекрасной водой. Отдохнем два-три часа, коням нужен отдых.

– Хорошее место, – согласился я. – Я поеду вперед, посмотрю, что там и как.

– Ваша светлость, – запротестовал он. – Так не положено!

– Я быстро, – заверил я.

– А отдохнуть?

– Мой конь еще не устал, – ответил я.

Про меня не спрашивал, это же понятно, люди крепче и вынесут любые тяготы.

Граница с Турнедо, чьего могущества я всегда опасаюсь больше, чем даже императорской армии, не такая уж и беззащитная. Укрепил ее сразу же после Каталаундского турнира еще король Барбаросса. Ряд рыцарей, с которыми я сражался против южан, а потом с ними помогал Барбароссе, получили от него крупные земельные владения на границе с Турнедо. Великолепный замок Хоффмана и его земли я сам отдал Будакеру, едва ли не самому верному моему вассалу. Плохенький замок Гяуссера и его немалые владения передал Тамплиеру. Они с Будакером сразу же сдружились и всячески помогали друг другу. Замок Будакера почти в тылу Тамплиера, что очень удобно, ибо Тамплиер несокрушим, однако против большого числа воинов и ему не выстоять, в этом случае помощь Будакера с его многочисленными отрядами неоценима.

Мало этого, я еще сделал не очень достойный рыцаря поступок, но вполне нормальный для политика: даже не просто нормальный, а достойный похвалы за эффективность. Племя троллей, которое я так ловко сумел переселить из леса на своей территории на земли Гиллеберда, обеспечили ему головную боль с утра до вечера постоянными набегами на села, пашни и города.

Конечно, с его могучим войском он сумел бы уничтожить их в прямом столкновении, но в огромном лесу, что намного больше армландских, тролли непобедимы. Так что вторгнуться в Армландию, лишившуюся половины своих войск, ему и очень хотелось бы, но все что-то мешает…

Да и нужен весомый предлог, ибо король пока еще не король в привычном значении, а всего лишь один из могущественных лордов, которому доверили быть судьей и арбитром в рыцарских спорах. А сами рыцари руководствуются в своей жизни… э-э… рыцарскими законами, что вообще-то экономически невыгодны.

Однако, насколько помню, рыцарство уходило из жизни медленно и неохотно. Даже преподлейшие из плебеев цеплялись за него и старались не отпускать, чувствуя невосполнимую потерю. Скот живет в каждом из нас, и скотом жить легче, но и благородство, как ни странно, есть в каждом.

Но все-таки с горы легче, чем на гору. Все понимаем необходимость работы, учебы, но стараемся увильнуть от того и другого. Все мы вешаем на стенку режим или распорядок дня, в котором есть и жим гантелей, и обучение языкам, и много чего еще, но и недели не проходит, как снова катимся вниз…

Потому мы хамели и хамели от поколения к поколению, но чтоб самим было не так уж позорно в своих же глазах, называли это освобождением, сбрасыванием оков, раскрепощением, избавлением от условностей прошлого. В конце концов обнаглевший плебс взял верх везде, рыцарство стало высмеиваться именно за его благородство, за верность слову, за честь, за идеалы, а последний рыцарь был объявлен выжившим из ума идиотом, «рыцарем Печального Образа»…

Рыцари ушли из общества и стали открывать и завоевывать для человечества все новые земли: Колумб, Магеллан, Кортес, Писсаро, Пржевальский, Невельский, Беллинсгаузен, Лазарев, Васко да Гама, Кук… и тысячи других, но когда их эпоха кончилась тоже, рыцарей не стало вовсе, только отголоски рыцарства встречались иногда, но торжествующее быдло топтало их везде.

Совсем недавно, к примеру, футболисты держались рыцарственно и, забив гол, сочувственно улыбались противнику и продолжали игру. Сейчас же скотская натура плебея требует выражения быдлячего восторга: игроки носятся по полю, вскидывая кулаки характерным жестом, мол, засадили по самый локоть, такое же быдло на трибунах ревет от восторга, хотя сегодня там президент страны, глава правительства… впрочем, такое же быдло, раз пришло на стадион, а не, скажем, в Большой театр.

Но все-таки… все-таки даже я не из полностью обыдленной страны. Пусть на бытовом уровне, но еще сохранилось некое доверие между людьми. Еще не все заключают брачные договоры, еще дают друг другу в долг без расписок, еще приходят на помощь совершенно бескорыстно!

Похоже, сейчас я как раз в той критической точке, когда начался ускоряющийся переход от суперблагородного и возвышенного рыцарства к рыцарям, которые понимают, что живут в реальности. И хотя впереди еще расцвет рыцарства, когда оно станет еще ярче, утонченнее, изысканнее, а доспехи будут вообще совершенством, культом для восхищенных потомков, но начало положено здесь, вон сейчас, в эру начала плебейских городов…