Текст книги "Зов ангела"

25. Город, который никогда не спит

Мужчины разговаривают с женщинами ради секса; женщины спят с мужчинами ради разговоров.

Джей Макинерни

А в это время в Нью-Йорке…

– Делать нечего: Джим не отвечает, – проговорила Маделин, убирая телефон, в то время как их такси остановилось возле небольшого ресторанчика в Гринвич-Виллидж.

Джонатан открыл ей дверцу машины.

– Неудивительно, в Манчестере же сейчас пять часов утра! Ваш Джим просто еще не проснулся…

Они вошли в ресторан. Еще с порога хозяин заведения узнал своего бывшего шеф-повара:

– Джонатан! Для меня всегда большая честь тебя здесь видеть, да ты и сам знаешь!

– Рад встрече, Альберто.

Альберто разместил их за столиком у окна.

– Я принесу вам два блюда из нашего специального предложения, – сказал он и исчез.

Маделин снова набрала номер Флаэрти – и снова без особого результата. Что-то было не так…

– Джим – настоящий работяга. Я его знаю, а учитывая то, что вы ему рассказали, он сейчас должен землю рыть носом и постоянно общаться с экспертами. И сейчас как раз должны были прийти первые данные.

– До Рождества осталось каких-то два дня: люди все больше отдыхают, нежели работают. Вам стоит перезвонить ему завтра утром.

– Ммм, – подхватила Маделин. – Кстати говоря, где я, по-вашему, буду спать? Дело в том, что я прямо-таки валюсь с ног от усталости и…

– Не волнуйтесь на этот счет: мы идем к Клер.

– Клер Лизье? Ваш бывший заместитель в «Императоре»?

– Да, у нее здесь недалеко квартира. Я позвонил ей и попросил оказать нам услугу. Кстати, все складывается наилучшим образом: она сейчас не в городе.

– Где она теперь работает?

– В Гонконге, в одном из ресторанов Жоэля Робюшона.

Маделин чихнула. Джонатан протянул ей бумажный платок. «Быть может, Элис жива…» – подумала она, и на глазах у нее выступили слезы.

Потрясенная рассказом Джонатана об Элис, она старалась усмирить свой внутренний голос, сдержаться и не проявлять никаких эмоций до получения весомых доказательств.

– С пылу с жару! – воскликнул Альберто, поставив перед ними специальное блюдо: два сочных гамбургера на хрустящей булочке с луком, солеными огурчиками и картофелем фри.

Расположенная на севере Гринвич-Виллидж, на углу Юниверсити-плейс и Четырнадцатой улицы, закусочная «У Альберто» появилась на Манхэттене одной из первых. На радость многочисленным завсегдатаям, она работала круглосуточно, неустанно предлагая своим посетителям богатый ассортимент омлетов, французских тостов, хотдогов, вафель и блинчиков.

Альберто добавил к заказу Джонатана и Маделин по молочному коктейлю.

– Сегодня я угощаю. Нет, Джонатан, прошу, не отказывайся! К тому же это все равно в последний раз…

– Но почему?

– Потому что они и до меня добрались! – бросил Альберто и ткнул пальцем в объявление на стене.

Настоящим уведомлялось, что ввиду чрезмерного увеличения арендной платы заведение отживало свои последние деньки и должно было закрыться уже весной.

– Мне жаль, – сочувствующе проговорил Джонатан.

– Да ладно! Открою что-нибудь в другом месте, – бодро заверил Альберто и снова скрылся на кухне.

Стоило ему удалиться, как Маделин жадно набросилась на свой бургер.

– Я чертовски голодна, – пробормотала она, откусывая огромный кусок.

Джонатан был с ней полностью солидарен. Они наслаждались едой, и каждый отмечал про себя, что обстановка в ресторане, оформленном в ретростиле, чудо как хороша. Вообще-то заведение существовало как бы вне времени, успешно сочетая в себе элементы арт-деко, блестящую хромированную отделку и мебель фирмы «Формика». На стене за стойкой висели фотографии всевозможных знаменитостей (от Вуди Аллена до мэра Нью-Йорка), которые когда-то захаживали сюда, чтобы отведать пасты или аранчини[37]37
  Аранчини (arancini – маленькие апельсины) – блюдо сицилийской кухни, представляющее собой обжаренные или в некоторых случаях запеченные шарики из риса диаметром 8—10 см, обычно начиненные мясом, иногда вместе с моцареллой, томатным соусом и зеленым горошком. Свое название блюдо получило благодаря насыщенному желто-оранжевому цвету после обжаривания в масле, придающему ему сходство с маленькими апельсинами.


[Закрыть]. В дальнем углу стоял старый проигрыватель, из которого доносились звуки песни «Знаменитый синий плащ» Леонарда Коэна. То была одна из его лучших песен, несмотря даже на общую мрачность музыки и слов.

Краем глаза Джонатан наблюдал за тем, как молодая англичанка ест свой бургер.

– Странное дело: в тот первый раз, когда я вас увидел, я готов был поклясться, что вы отъявленная вегетарианка, которая довольствуется парой-тройкой салатных листьев в день.

– Вот вам и «внешность обманчива», – улыбнулась она.

Был уже второй час ночи. Сидя напротив друг друга, Джонатан и Маделин отдыхали. Несмотря на жуткую усталость, оба чувствовали себя так, будто наконец пробудились после какой-то затяжной спячки. Адреналин заставлял их кровь быстрее струиться по венам. Даже горечь и апатия, раздиравшие Джонатана изнутри вот уже два года, вдруг оставили его. Что же до Маделин, то она внезапно разуверилась в том, что тихая, мирная жизнь сможет защитить ее от дурных воспоминаний.

Это волшебное, почти эфемерное мгновение, что они разделяли сейчас вместе, было затишьем перед надвигающимися неприятностями, которые обещали быть лишь еще более жестокими. Они не жалели о своем выборе, но в то же самое время осознавали, что перед ними открывается путь в неизвестность: пустота, бесконечные вопросы, страх… Что случится завтра? Куда их заведет это расследование? Смогут ли они выстоять или все же сломаются под натиском проблем?

На столе завибрировал мобильный телефон. Джонатан и Маделин одновременно посмотрели на него. Чисто машинально они положили свои мобильники рядом. Звонил телефон Джонатана, однако на экране мигало имя «РАФАЭЛЬ».

– Думаю, это вас, – сказал Джонатан, протягивая ей телефон. – Небось злитесь, что пришлось его мне вернуть!

– Простите. Он попросил у меня ваш номер. Он не знает, что у меня теперь мой телефон.

Мобильник упорно продолжал вибрировать.

– Вы не ответите?

– Я не осмелюсь.

– Послушайте, это, конечно, не мое дело и я не знаю, что вы ему там сказали, когда уезжали, но думаю, что вам следует с ним поговорить…

– Вы правы, это не ваше дело.

Мобильник перестал звонить. Джонатан посмотрел на свою собеседницу с легким упреком.

– Он в курсе, что вы здесь?

Она пожала плечами.

– Он думает, я в Лондоне.

– С вашей подругой Джулианой, так?

Она кивнула.

– Должно быть, он решил проверить и поехал к ней, – предположил Джонатан. – Теперь он знает, что вы не с ней.

– Я ему позвоню завтра.

– Завтра? Но он же наверняка с ума сходит от беспокойства! Он будет обзванивать аэропорты, полицейские участки, больницы…

– Перестаньте нести чушь! И раз уж вы со мной, может, он подумывает о похищении?

– У вас сердце есть вообще? Неужели вы не испытываете ни малейшего сострадания к бедняге, который за вас переживает?

– Как же вы меня достали! Рафаэль никакой не бедняга!

– Вы, женщины, и впрямь все одинаковые!

– Уж не потому ли вы злитесь на меня, что у вас с ними проблемы?

– Вы поступаете бесчестно. Скажите ему правду!

– В чем же правда?

– В том, что вы его больше не любите. Что он был для вас всего-навсего спасательным кругом, костылем, который…

Она замахнулась, чтобы дать Джонатану пощечину, но он в последний момент перехватил ее руку.

– Я настоятельно советую вам успокоиться.

Он встал, надел пальто, взял свой мобильный телефон и вышел на улицу покурить.

* * *

В ночи ярко светилась неоновая вывеска. Стоял собачий холод, и ветер пронизывал до мозга костей. Джонатан свел ладони, чтобы огонек зажигалки не погас, однако буря была такой сильной, что ему удалось зажечь сигарету лишь с третьей попытки.

* * *

Вне себя от ярости, Маделин подошла к стойке и заказала себе двойной виски, который смешала потом с ананасовым соком. Глубокий, раскатистый голос Леонарда Коэна сменил мелодичный гитарный мотив «Битлз». «Ты нужна мне», – пел Джордж Харрисон. Эту легкую, немного наивную мелодию «третий из битлов» написал для Пэтти Бойд, пока они еще были вместе и она не ушла к Эрику Клэптону.

Маделин вернулась с коктейлем за столик. Она посмотрела в окно, и ее взгляд надолго задержался на этом странном мужчине, которого она знала всего неделю, но при этом постоянно о нем думала, так что ее чувства можно было вполне сравнить с помешательством. Зябко кутаясь в пальто, он смотрел на небо. В белом свете фонаря он выглядел странно: будто печальный ребенок. Было в нем что-то трогательно-милое. Обаяние ли, приятное лицо, располагающее к доверию, – она не могла сказать точно, просто весь его образ сквозил искренностью и добротой. Он тоже посмотрел на нее, и вдруг что-то произошло. Маделин почувствовала, как у нее по коже побежали мурашки; желудок внезапно скрутило узлом. Постепенно она начала ощущать и кое-что другое: быстрый стук сердца, дрожащие колени, бабочек в животе.

Она была совершенно сбита с толку и с удивлением спрашивала себя: что это за странное волнение, откуда оно? Она не могла с собой ничего поделать и, будто зачарованная, неотрывно смотрела на Джонатана. Лицо его казалось ей теперь таким знакомым, будто они знали друг друга всю жизнь.

* * *

Джонатан глубоко затянулся и выпустил изо рта облачко сизого дыма. Оно надолго зависло в морозном воздухе и растворилось лишь спустя много времени. Почувствовав, что Маделин смотрит на него, он обернулся, и впервые их взгляды встретились по-настоящему.

Эта женщина… Он знал, что под ее ледяной маской скрывается чувствительная многогранная личность. Именно благодаря ей Джонатану удалось выйти из своей жуткой депрессии. И вновь он почувствовал те незримые узы, что связывали их. Они питали друг к другу страсть, почти неудержимую, проникаясь самыми сокровенными тайнами, выставляя напоказ все свои недостатки, уязвимость, упрямство, открывая друг другу свои слабые и сильные стороны, и находили все больше схожих черт.

* * *

Несколько секунд они пребывали в абсолютной гармонии. То было озарение, вспышка, жизненный инстинкт. И даже несмотря на все сложности, несмотря на неоспоримые проблемы, что отделяли их друг от друга, они не могли не признать, что все это время были родственными душами – духовными близнецами, которые однажды встретились и вопреки всему смогли воссоединиться. Теперь все то, что происходило между ними, воспринималось как очевидный факт, импульс, алхимия. Первобытное чувство сродни страху или детским мечтам. Головокружительная уверенность в том, что ты наконец нашел человека, способного заполнить пустоту внутри тебя, заглушить твои страхи и полностью исцелить старые кровоточащие раны.

* * *

Будучи не в силах больше сопротивляться этому новому чувству, Маделин отдалась ему полностью, без остатка. Волнение было неописуемым. Пожалуй, подобное ощущение можно было сравнить с прыжком в бездну, когда при тебе нет ни парашюта, ни страховки. Она снова подумала об их первой встрече. Если бы не случайное столкновение в аэропорту, ничего бы этого не было. Все пошло бы по-другому, не перепутай они свои телефоны. Если бы она пришла в кафе на полминуты раньше или позже, они бы никогда не встретились. Это было предначертано им свыше. По иронии судьбы случилось так, что они сблизились в решающий момент. Это был зов ангела, так говаривала ее бабушка…

* * *

Джонатан стоял в ночи, как громом пораженный. Внутри его бушевал огонь, негасимое пламя, которое сжигало в нем узы прошлого – лишь для того, чтобы обрисовать контуры счастливого будущего.

Это чудо длилось не больше минуты. Волшебство вдруг развеялось. У него в кармане снова зазвонил телефон. Это был Рафаэль. На этот раз Джонатан взял трубку. Он вернулся в ресторан, сел за столик и протянул телефон Маделин.

– Это вас.

И снова жестокая реальность…

* * *

Двадцать минут спустя

– Хватит ребячиться! Вы простудитесь в этой вашей курточке!

Холод стал просто невыносимым. Одетая в легкий свитер и куртку «Перфекто», Маделин шла за Джонатаном по Четырнадцатой улице и упорно отказывалась принять теплое пальто.

– Завтра, с температурой под сорок, вы уже не сможете строить из себя гордячку…

На углу 6-й авеню он задержался возле продуктового магазина, чтобы купить воды, кофе и большой брезентовый мешок, под завязку наполненный поленьями и ветками для растопки.

– Откуда вы знаете, что там, куда мы идем, есть камин?

– Потому что, представьте себе, я знаю этот дом. Я помогал Клер с его покупкой. Выступал в качестве поручителя.

– Вы были близки, да?

– Она моя очень хорошая знакомая. Так вы наденете пальто или нет?

– Нет, спасибо. Здесь и впрямь очень красиво, – сказала она, разглядывая квартал.

В этом городе, для которого новшества и перемены давно стали нормой, Гринвич-Виллидж казался застывшим во времени, словно даже малейшие веяния прогресса обходили его стороной. За время своей поездки с Рафаэлем Маделин успела повидать Мид-таун, Тайм-сквер, а также музеи и бутики возле 5-й авеню. Теперь же она открывала для себя совершенно другой Нью-Йорк: лишенный своих извечных небоскребов, зато украшенный изящными кирпичными домами и каменными лестницами, так напоминавшими буржуазные кварталы старого Лондона. Особенно ее поразило полное отсутствие широких прямых улиц, разделявших город на ровные квадраты. Напротив, Виллидж был вдоль и поперек пронизан извилистыми кривыми улочками и проулками, свидетелями того времени, когда Гринвич был просто небольшой деревушкой.

Несмотря на холод и поздний час, в барах и закусочных было полно народу. В обсаженных деревьями аллеях им то и дело попадались отдельные прохожие, вышедшие на вечернюю пробежку или чтобы погулять с собакой, а в кругах света под фонарями они заметили студентов Нью-Йоркского университета, которые собирались вот так в преддверии рождественских праздников и пели песни.

– Это и впрямь город, который никогда не спит! – воскликнула Маделин.

– Да, уж в этом-то легенда не врет…

Дойдя до Вашингтон-сквер, Джонатан свернул в сторону узкой, мощенной булыжником улочки, вход на которую закрывали ворота.

– Здесь, на Макдугал-элли, когда-то располагались конюшни, – объяснил он, набирая код, чтобы открыть калитку. Очевидно, это была последняя улица на всем Манхэттене, которую до сих пор освещали газовые рожки.

Они вошли в маленький тупик, длиной всего в сотню метров. Это местечко было настолько чудесным и настолько выпадало изо всяких временных рамок, что трудно было поверить, что действительно находишься в Нью-Йорке XXI века.

Они остановились у живописного двухэтажного дома. Следуя инструкциям Клер, Джонатан отодвинул глиняный горшок, стоявший у фасада здания, и поднял с земли связку ключей.

Он щелкнул рубильником, чтобы включить свет и отопление, после чего разложил в камине дрова. Маделин решила осмотреться. Дом явно отремонтировали со вкусом. Мебель была новая, однако хозяйка решила сохранить кое-какие оригинальные черты, в частности, стены из красного кирпича, выступающие деревянные балки и удивительный световой колодец, придававший дому неповторимый шарм и уют.

Маделин с любопытством рассматривала фотографии на стенах. Клер Лизье была красивой, стройной девушкой. В Маделин вспыхнула искра ревности.

– Вам не кажется странным, что ваше лицо присутствует на половине фотографий?

– Как так? – спросил Джонатан, чиркая спичкой, чтобы зажечь дрова в камине.

– Вы везде: Клер и Джонатан на кухне, Клер и Джонатан на рыбном рынке, Клер и Джонатан в «Дин энд ДеЛука»[38]38
  Шикарный нью-йоркский магазин, где продаются всевозможные фрукты, овощи и импортные бакалейные деликатесы.


[Закрыть], Клер и Джонатан в магазине биологически чистых продуктов, Клер и Джонатан вместе со всякими знаменитостями…

– Она мой друг. Нет ничего странного в том, что она сохранила обо мне воспоминания.

– Не считая ее отца, вы здесь на фотографиях – единственный мужчина!

– Вы решили закатить мне сцену?

– Кем была эта девушка? Вашей любовницей?

– Нет же! Сколько раз вы еще меня об этом спросите?

– И все же она была влюблена в вас, это очевидно.

– Я об этом ничего не знаю.

– Ну, так я говорю вам.

– И что это меняет?

– После развода с женой вы могли бы сблизиться с ней. Она молода, красива, видимо, умна…

– Так, достаточно.

– Нет уж, объяснитесь.

– Нечего тут объяснять.

– Вы хотите, чтобы я вам все объяснила? – Она с вызовом подалась вперед.

– Нет, не особо.

Джонатан попятился, но позади него находился камин, а пламя уже начало заниматься.

– И все же я скажу! Клер Лизье идеальна: она милая, добрая, серьезная. Она стала бы идеальной матерью, если бы вы захотели еще детей. Вы цените ваши с ней отношения, уважаете ее, но… как бы так сказать… С ней все было бы слишком легко и гладко, не так ли? – Маделин продолжала наступать. Ее губы были в какой-то паре сантиметров от лица Джонатана. Она продолжила: – Впрочем, вам в любви нужно вовсе не это, правда? Вам нужна страсть, нужно захватить человека, пленить его. Короче говоря, Клер не ваша женщина…

Джонатан колебался с ответом. Он чувствовал на себе ее дыхание. И тут ее провокация достигла своего апогея:

– А я? Я ваша женщина?

Он крепко прижал ее к себе.

* * *

Джонатан не занимался любовью с тех пор, как порвал с Франческой. Довольно неуклюже он стянул с Маделин куртку и свитер. Она расстегнула ему рубашку, при этом нежно покусывая его шею. Он сбросил одежду, чтобы удобнее было ласкать ее лицо и пробовать ее губы. От нее пахло дурманящей свежестью цитрусов, лаванды и мяты.

Стройное, гибкое тело Маделин выгнулось в его руках, и они оба упали на диван. Их тела смешались, образуя беспрестанно сменяющие друг друга изгибы и впадины. Они походили на единую ожившую скульптуру, очерченную ярким светом луны.

Их волосы, запахи, кожа, губы – все перемешалось. Глядя друг на друга, они расслабились и позволили удовольствию захлестнуть их с головой.

А снаружи жизнь текла своим чередом. Жизнь города, который никогда не спит.

26. Девочка с глазами Модильяни

Non sum qualis eram[39]39
  Я не тот, кем был раньше (лат.).


[Закрыть].

Гораций

А в это время в Джулиард-скул,

самой престижной театральной школе

Нью-Йорка

– Я только что получила эсэмэс от Люка! – воскликнула Лорел и, врываясь в ванную, и замахала мобильником перед лицом своей соседки по комнате.

Склонившись над раковиной и со щеткой в зубах, Элис спросила:

– Фоэмуотеяаада?

– Что, прости?

– Чего ему от тебя надо?

– Он пригласил меня поужинать с ним завтра вечером в «Кафе Люксембург»!

– Ну и повезло же тебе! Кстати, ты не находишь, что он похож на Райана Рейнольдса?

– В любом случае у него потрясающая задница! – усмехнулась Лорел и, выходя из ванной.

Оставшись одна, Элис взяла ватный тампон и, глядя в зеркало, стерла с лица макияж. В отражении она увидела симпатичную молоденькую девушку семнадцати лет, с тонким, худеньким личиком, обрамленным светлыми волосами. У нее был большой лоб, вечно смеющийся озорной ротик и высокие скулы. Ее темные глаза цвета морской волны отчетливо выделялись на бледном, фарфоровом лице. Из-за внешности и необычной фамилии все в школе считали ее полячкой. Ее звали Элис Ковальски. Во всяком случае, так было написано в ее удостоверении личности…

Покончив со своим туалетом, она еще несколько секунд постояла перед зеркалом, корча всякие рожи. Она решила попрактиковаться в упражнении, которое разучивала на уроках драматического искусства: сначала надула губки, постаралась придать своему лицу сначала смущенный, а затем соблазнительный вид.

Вскоре ей это надоело, и она вернулась к Лорели в их общую спальню. Юная темнокожая певица пребывала в полнейшем возбуждении от предстоящего свидания. Она поставила диск Леди Еага и теперь с упоением вертелась перед зеркальным шкафом, примеряя все новые и новые наряды: черное платье и твидовую куртку, винтажное, немного цыганское платье, джинсы «Хлое» и цветной топ в стиле Кэмерон Диас…

– Я устала. – Элис свернулась калачиком под одеялом.

– Это нормально. Сегодня ты была просто королевой бала!

Лорели имела в виду спектакль, который устроили под Новый год ученики их группы: представление по мотивам «Вестсайдской истории», где Элис сыграла роль Марии.

– Ты действительно считаешь, что я неплохо смотрелась?

– Изумительно! Ты играешь в комедийном мюзикле так же хорошо, как и на скрипке.

Элис зарумянилась и поблагодарила свою подругу, после чего обе девушки в течение доброго получаса обсуждали прошедший спектакль.

– Блин, я забыла сумку в раздевалке! – воскликнула вдруг Элис.

– Ничего страшного: заберешь ее завтра. В чем проблема?

– Проблема в том, что в ней все мои лекарства.

– Те штуки, которые ты принимаешь, чтобы прижилось новое сердце?

– Да, особенно мои таблетки от гипертонии, – уточнила она и села на кровати, скрестив ноги. Раздумывая, что делать дальше, она на несколько секунд погрузилась в размышления, а затем сказала, спрыгивая на пол: – Схожу за ней!

Элис натянула одежду прямо поверх ночной рубашки, затем открыла шкаф и достала свитер.

Она торопилась, а потому схватила первое, что попалось ей под руку: серо-розовый свитер с хлопковым капюшоном и эмблемой «Манчестер Юнайтед». Единственную вещь, которая осталась от ее прежней жизни.

Она наскоро надела кроссовки, даже не задумываясь о том, чтобы как следует их зашнуровать.

– Я тогда еще в автомат загляну, – решила она, – хочу «Орео» и клубничного молока.

– Возьмешь мне пачку вафель? – попросила соседка.

– Ладно. Скоро буду.

* * *

Элис вышла из комнаты. В коридоре она погрузилась в приятную, непринужденную обстановку. За день до школьных каникул в общежитии царила праздничная атмосфера. В двенадцатиэтажном Линкольн-центре проживали около трехсот студентов пятидесяти различных национальностей: все они – будущие танцоры, актеры, музыканты. Несмотря на то что было уже почти два часа ночи, студенты кочевали из спальни в спальню, общались. Многие из них собирали чемоданы, чтобы уже на следующий день провести рождественские праздники в семейном кругу. Пройдя через просторный холл, Элис нажала на кнопку лифта. В ожидании она выглянула в окно и посмотрела на реку, в которой отражались огни большого города. Она все еще была под впечатлением от вечернего шоу и даже сделала танцевальный пируэт. Больше, чем когда-либо, она испытывала к своей жизни необъяснимое чувство благодарности. Что бы было, останься она в Манчестере? Разве была бы она сейчас жива? Скорее всего, нет. Здесь, на Манхэттене, она по-настоящему расцвела и, даже несмотря на последствия операции, чувствовала себя на седьмом небе от счастья. Она, маленькая девчушка из Читэм-Бридж, сыграла сегодня ведущую роль в спектакле одной из самых престижных театральных школ в Нью-Йорке!

Ей вдруг стало холодно, и она сунула руки в карманы. Старая розовая толстовка пробудила воспоминания о прошлой жизни: мать, дом, школа, нищета, полуразвалившиеся здания, дождь, страшное одиночество и страх. Впрочем, страшно ей было и раньше. Бывало, что и теперь она плохо спала по ночам, но она не жалела о своем решении. Никогда не жалела.

В Джулиард-скул все поголовно увлекались культурой и искусством. Люди были открыты новым интересным идеям. Жизнь в школе казалась легкой, и она могла заниматься, когда ей только вздумается: в любое время Элис могла играть на скрипке, поскольку на каждом этаже заведения располагались специально отведенные под это залы с отличной звукоизоляцией. Также в школе было множество аудиторий и актовых залов, отделение физиотерапии и фитнес-центр…

Когда лифт наконец прибыл, Элис поехала на двенадцатый этаж, где располагался большой общий зал. В углу зала она заметила небольшое скопление народу: некоторые студенты смотрели на гигантском экране телевизора какой-то концерт, другие играли в бильярд, а кто-то с упоением уплетал кексы из «Магнолии Бейкери».

– Без шансов! – пробормотала она, обнаружив, что автоматы с едой опустошены.

– Что-то не так, юная леди? – спросил один из охранников.

– Кончилось мое любимое печенье!

Школа охранялась круглосуточно. В Джулиарде не было принято пренебрегать безопасностью студентов: здесь учились дети дипломатов, коронованных персон и даже действующего президента.

Прежде чем вернуться к лифту, Элис все же купила свое молоко и пакетик вафель для Лорели. На этот раз она поехала вниз, где находились актовые залы. На третьем этаже лифт внезапно остановился. Двери открылись, и Элис увидела в проеме чей-то большой темный силуэт. Человек в капюшоне наставил на нее пистолет. Она отшатнулась, сдавленно вскрикнула, а человек сделал шаг вперед и выстрелил.