Текст книги "Девушка под сенью оливы"

Йоланда машинально покрутила обручальное кольцо на пальце и тяжело вздохнула.

– Может, такая смерть и лучше, чем газовая камера в Освенциме. Пожалуй, это единственное, что утешает. У меня сохранилась лишь одна-единственная фотография родителей. И ни одной, где бы мы были все трое. Я пыталась рассказывать о страшной участи родителей своим детям, но их это мало волнует. Разве что Пенни в Чикаго проявила интерес. Она, между прочим, вышла замуж за еврея и перешла в нашу веру, представляешь? Так что все возвращается на круги своя! Надеюсь, мама с папой рады этому.

– А ты была в синагоге? Ее заново отстроили, и там так красиво!

– Нет, я ни разу с тех пор не была в Ханье. В моей памяти все осталось таким, как было в тот страшный день. К тому же я перестала верить в Бога. То есть я верю, но несколько иначе, чем это принято по церковным канонам.

Я почувствовала нежелание Йоланды продолжать разговор. Слишком все больно, даже спустя столько лет.

– Давай-ка прогуляемся на пасеку! – вдруг предложила она. – Пора моим пчелкам узнать счастливую новость о том, что мы встретились. Подожди, я только сейчас принесу из дома защитную сетку.

* * *

Йоланда не могла налюбоваться Пенни. Такая элегантная, стройная, спину держит прямо. Не то что она сама, развалюха. Но как ни крути, а четверо детей, которых она выносила, не сделали ее фигуру краше. Да и кожа на лице загрубела и обветрилась от постоянного пребывания на солнце. И наряд ее… После гибели мужа в годы гражданской войны она, в соответствии с местными традициями, ходит по-вдовьи: только в черном и темно-сером. Все остальные краски мира она приберегает для своих цветов и орнаментов, ярких шерстяных ковров и подушек, которыми украшены комнаты в доме.

Да, на фоне Пенни она смотрится совсем старухой. Впрочем, они прожили в разных условиях. Да и климат в Англии не такой, как здесь. Она мысленно представила себе эту страну, где круглый год зеленеют луга и каждый день идет дождь. Надо будет порасспрашивать Пенни о том, как ей живется в своей Англии. Но вначале вначале она должна рассказать ей о Панайотисе. Она постарается сделать это максимально тактично, не бередя старые раны, так, как это сделала сама Пенни. Йоланда догадалась, о скольких ужасах умолчала подруга, рассказывая о смерти ее родителей.

Семья и дети помогли ей вынести все горести и обиды, все удары судьбы. Хорошо, что Пенни тоже не обделена родственными узами. Йоланда снова прикоснулась к ее руке, словно отказываясь поверить в то, что подруга жива и предстала перед ней из плоти и крови, а не бестелесным призраком, которые часто являются старикам накануне смерти, принимая облик давно умерших родных.

Смеркалось. Подруги сидели под оливой, предусмотрительно прихватив с собой фонарь, чтобы отпугивать докучливых мошек. Они сидели и молчали, вслушиваясь в сладостное пение цикад. Возвратившиеся с работы сын Тони и муж Сарики подошли поздороваться с гостьей и тут же удалились смотреть футбол по телевизору.

Наверное, самое время начать разговор о прошлом, подумала Йоланда и даже откашлялась для смелости. Она стала рассказывать о том, как отправилась в горы, чтобы предупредить Андреаса и его людей о засаде.

– Андреас очень на меня рассердился за то, что я пошла в горы одна, и мы даже сильно повздорили тогда. Утром, едва стало светать, я тихонько выбралась из пещеры и двинулась в обратный путь. Но тут заметила на подходе немцев, и мне пришлось спрятаться и затаиться. Группе Андреаса все же удалось вырваться из засады и уйти, хоть и с большими потерями. Потому что им на подмогу пришла вторая группа, которая шла на соединение с ними, о чем я, конечно, не знала. Появление второго отряда застало немцев врасплох. Началась сильная перестрелка. Было много раненых. Командир отряда Панайотис тоже был ранен.

Йоланда замолчала, словно собираясь с силами.

– Я знала, кто он и что он значит для тебя. Я была рядом с ним до конца. Его нельзя было трогать: пулевое ранение прямо в грудь, а потому я просто сидела рядом и говорила с ним. Немного по-английски, немного по-гречески. Он-то ведь хорошо знал греческий. Он тоже знал, что я твоя подруга. «Как Пенни?» – спросил он меня. Я сказала, что ты в безопасности, у друзей. «А, Ике и Катрина! Я помню их. Сам не раз бывал в их доме…» Потом мысли его стали путаться, сознание то приходило, то уходило. Но внезапно он очнулся, схватил меня за руку и сказал: «Передайте Пенни, коробка Брюса находится возле Кларенс…» Мне показалось это бессмыслицей. А потом он начал задыхаться и вскоре отошел. Брюс умер с твоим именем на устах, Пенни. Надеюсь, и Андреас, умирая, знал, что в моем сердце он единственный мужчина, один и на всю жизнь.

Пенни вцепилась обеими руками в сиденье стула, а потом закрыла руками лицо.

– Спасибо тебе! Я не знала, как его убили и где он погиб. О смерти Брюса мне сообщили только тогда, когда я вернулась в Англию. Но, если ты помнишь, я все время чувствовала, что у нашей любви нет будущего.

– А цветы на его могиле… Просто я всегда знала, что ты захотела бы, чтобы я носила ему цветы. Что еще мы можем для него сделать? Он был замечательным человеком, добрым, милым, полным жизни. А уж какой храбрец, поискать надо! На Крите его никогда не забудут.

– А я вот забыла. Я была зла на Брюса, сама не знаю за что. Я была растерянна, раздавленна. Мне не хотелось даже вспоминать о нем. Все эти годы я не знала, что он похоронен здесь. Какой стыд! Но ты точно помнишь, что он упоминал Кларенс?

– Да! Чтобы не забыть, я даже записала эту его предсмертную фразу, чтобы потом, когда ты приедешь, передать тебе слово в слово.

– Дело в том, что Кларенс – это имя моей тети. Так звали старшую сестру матери. Славная, веселая женщина с седыми букольками, всегда в хорошем расположении духа. Боже! Я поняла, что он имел в виду! Оливу! Старую оливу, которая росла в роще неподалеку от дома Ике и Катрины. Она мне казалась очень похожей на тетю. Вот я и назвала ее Кларенс. На днях я как раз вспоминала, как любила сидеть под сенью этой оливы. Брюс и я, мы часто… Так он оставил там какую-то коробку? – Пенни схватила Йоланду за руку. – Как ты думаешь, уцелела ли эта олива? Ведь прошло шестьдесят лет. Я даже не помню, где был дом Ике.

– Зато я хорошо помню! Немцы при отступлении сожгли его дом дотла. Впрочем, как и все другие дома в округе. Последняя их месть местным жителям за то, что все годы оккупации они не переставали помогать партизанам. Завтра я туда тебя отвезу. Решено! Сегодня ты ночуешь у меня. Нет смысла ехать в город, а потом возвращаться назад. Позвонишь племяннице, расскажешь ей обо всем. Пусть тоже приезжает, и будем все вместе искать коробку Брюса.

Пенни устало кивнула головой.

– Больше всего меня угнетает мысль о том, что мы с ним даже не попрощались. Расстались, как обычно, до следующей встречи. Как тяжело! Невеселая у нас с тобой судьба, Йоланда! Столько всего пришлось пережить.

– Давай о хорошем, ладно? Бывал ведь и на нашей улице праздник, хотя бы иногда. Пошли в дом. Уже поздно, а завтра нам рано вставать. Сарика отвезет нас прямо на место. Возьмем с собой лопату и устроим настоящие раскопки. Я точно помню, он сказал «коробка». Хоть что-то да должно остаться.

Йоланда долго не могла уснуть. Лежа в постели, она перебирала в памяти события минувшего дня. Пенни не заплакала, услышав о кончине Брюса. С другой стороны, ее подруга всегда умела держать себя в руках и не выплескивать эмоции наружу. Как хорошо, что в ее жизни снова появилась Пенни. Они действительно похожи, и судьбы у них схожие. Столько испытаний выпало на их долю, столько страданий пришлось пережить им и вместе, и врозь.

Но об одном она пока ни словом не обмолвилась в разговоре с подругой: об истинной причине того, что толкнуло ее отправиться в Ханью на поиски Пенни и Андреаса. Есть и у нее своя страшная тайна, о которой знал только ее муж. Имя Ставроса пока не было упомянуто. И ничего еще не было сказано обо всех ужасах последних месяцев оккупации.

Сентябрь 1944 года

Йоланда отчаянно пыталась наладить жизнь на разрушенной ферме. Немцы уничтожили урожай, сожгли зерно, а война с сорняками, которую она вела каждый день, пока была пустой тратой времени. От нее лишь болели руки и ныла спина. Кое-как они отремонтировали дом, чтобы в нем можно было хотя бы жить. Вместо мебели и картин Йоланда расставила по всем комнатам цветы. Пусть выветривают из дома воспоминания о тех варварах, которые разорили их усадьбу.

Андреас бывал дома набегами, отношения между супругами оставались натянутыми. Даже поговорить толком не удавалось. Муж постоянно был окружен бойцами и вечно занят всякими срочными делами. Ему явно было не до жены. Йоланда вела очень замкнутый образ жизни, стараясь нигде не бывать, дабы не привлекать излишнего внимания и к Андреасу. Немцы назначили в награду за поимку Циклопа несколько больших мешков риса. Люди голодали, а потому соблазн был велик.

Сражаясь с жарой, спасая последние крохи того, что еще уцелело в саду и на грядках, Йоланда постоянно думала, уж не покарала ли ее сама судьба за то, что она усомнилась в честности Ставроса, обвинив его в предательстве, не имея на то никаких доказательств. И в наказание череда ударов, обрушившихся на нее: потеря ребенка, гибель родителей, разгром фермы, охлаждение к ней мужа.

Но неожиданно Ставрос снова возник из небытия. Вернулся из Ханьи и был крайне удивлен, застав ее на ферме. При виде Йоланды у него стало такое выражение лица, словно он увидел перед собой исчадие ада. Она же встретила его крайне холодно, не стала расспрашивать о героическом побеге из тюрьмы и прочих его подвигах, зато задала множество вопросов о том, куда отправили евреев и других узников Агии.

– Я мало что знаю, – промямлил он в ответ. – Их всех грузили в закрытые грузовики, а когда я попытался подойти поближе, то часовой попросту оттолкнул меня в сторону.

Ответ не удовлетворил Йоланду. Зачем он вернулся, размышляла она. Пересидеть в горах какое-то время, чтобы потом снова начать предавать? В том, что он предал и ее, и партизан, она не сомневалась ни секунды. Он знал, что она еврейка, отлично знал, где ее искать. Иначе немцы никогда бы не появились на ферме. И все же пока это только ее предположения. Факты еще необходимо было заполучить. Оставалось ждать и наблюдать.

Однажды рано утром в дом постучались два оборванца. Голодные, грязные, они, судя по всему, были дезертирами, к тому же иностранцами. Йоланда испугалась. К счастью, родители Андреаса уже вернулись домой и она была не одна.

– Мы солдаты… Германия капут! – объявили они прямо с порога. – Мы хотим воевать на стороне партизан.

Йоланда молча выслушала их, покормила и даже угостила молодым вином. Один, мальчишка, по их словам, был родом из Югославии, второй – румын. Оба они отчаянно хотели вернуться домой.

– Не хотим больше воевать против своих братьев! – заявили они в один голос. – Помогите нам попасть к партизанам.

За последние месяцы в ряды партизан влилось немало дезертиров. Многие пришли в отряд, имея на руках ценную информацию, другие хорошо говорили по-немецки. Всех их, конечно, тщательно проверяли, чтобы под маской дезертиров в отряд не просочились лазутчики. Всех подозрительных типов расстреливали прямо на месте.

Что делать, как предупредить Андреаса, терялась в догадках Йоланда. Свекор сдал, едва ли у него хватит сил препроводить парней в горы. Значит, снова надо идти ей.

И снова в путь по горным кручам, вверх-вниз, вниз-вверх, намеренно петляя тропами на тот случай, если за ней ведется слежка.

Она добралась в лагерь лишь к полудню. Андреас сидел возле костра и жарил на вертеле зайцев.

– Не знаю, что мне с этими парнями делать, – закончила она свой рассказ мужу. – Говорят, что хотят воевать вместе с вами. Но на греческом почти не разговаривают.

– Хорошо, что пришла! – похвалил жену Андреас. – Садись передохни, пообедаешь вместе с нами. Надо будет отвести их в старую пещеру, ту, что на самой высокой горе. А мы им там организуем проверку. Сможешь туда добраться? Хватит у тебя сил?

Впервые за многие месяцы муж справился о здоровье и даже похвалил ее. Домой она летела как на крыльях. С наступлением темноты она вместе с пастухом Таки повела дезертиров в указанное место. Таки, вооружившись ружьем, шел, для пущей страховки, последним. Вино и сыр сделали свое дело: молодые люди были в отличном настроении, всю дорогу болтали и насвистывали веселые мотивчики, ничуть не возражая, что их ведут под конвоем.

Возле пещеры их уже поджидал Андреас в сопровождении Ставроса и еще двух партизан.

– Молодцы, что надумали к нам! – похвалил он парней, одобрительно похлопывая их по плечу. – Утром решим, куда вас определить.

Ночь Йоланда провела вместе с мужем. Впервые после стольких недель врозь в нем проснулось желание. Неужели он снова почувствовал к ней влечение, не могла она поверить своему счастью. Впрочем, было и еще одно обстоятельство, поспособствовавшее воссоединению супругов. Та хитроумная девица по имени Анна, которую Йоланда застала у себя в доме по возвращении из Ханьи, неожиданно сбежала из отряда с одним из бойцов. Любовников нашли и примерно наказали за бесчестный поступок, но романтическая страница в жизни Андреаса, судя по всему, была перевернута.

Ставрос предложил выставить охрану и даже сам вызвался постоять какое-то время на посту. Всю ночь мужчины попеременно караулили дезертиров, опасаясь, что те могли заманить их в засаду.

Но все было тихо, только утром стали твориться странные вещи. Молодые люди проснулись на удивление молчаливыми, вид у них был недовольный, и говорили они между собой исключительно по-немецки, в расчете на то, что остальные их не понимают.

– Надо уносить отсюда ноги! – сказал один дезертир другому и испуганно огляделся по сторонам. – Здесь опасно.

Андреас, почувствовав неладное, приказал связать парней.

– Вы видели наши лица, видели нашу явку. Мы не можем отпустить вас живыми. Как думаешь, Ставрос?

– Думаю, их надо расстрелять! – равнодушно бросил тот. – По-моему, они шпики.

– С чего ты взял? – возмутилась Йоланда, инстинктивно чувствуя, что дезертиры – самые обычные мальчишки, заплутавшие на дорогах войны и не знающие, куда им податься.

– А как можно доверять тем, кто уже однажды предал? – Он презрительно глянул на парней. – Они изменили присяге, изменят и нам.

– Не убивайте нас! – взвизгнул один из дезертиров. – Не убивайте! Лучше убейте его! Он сам шпион! Он плохой человек. Я видел его! Вы все шпионы! Вы заманили нас в ловушку! – Молодой человек трясся от страха как осиновый лист. – Ночью он подошел к нам и приказал убираться прочь. Иначе пообещал убить нас. И еще он обозвал нас предателями рейха.

Ставрос выхватил пистолет, чтобы выстрелить в парня, но Андреас тут же перехватил его руку с такой силой, что пистолет выпал на землю.

– Постой! Что он там несет? Где он тебя видел? И с кем?

– Да это же немецкий шпион! – выкрикнул второй парень. – Как вы не понимаете! Или вы сами все тут шпионы!

Ставрос выдернул руку, сорвал с груди автомат и выстрелил в парня, а потом навел дуло на Андреаса.

– Эти ублюдки лгут! Спасают свою шкуру! Неужели ты им поверил? Я свой! Разве ты не проверял меня в деле?

Йоланда бросилась на колени перед раненым, пытаясь остановить кровь.

– Что я тебе говорила, Андреас! Мальчишка сказал правду!

– Не слушай поганую жидовку! Эта сука тоже лжет! Она должна была выместись отсюда вместе со всем ее отродьем! Откуда ей что знать?

– Не смей говорить так о моей жене! Разве не ты сообщил мне о ее смерти, а? И как тебе удалось сбежать из тюрьмы? Всех остальных уничтожили, а ты остался жив. Почему? Да потому что…

Ставрос прицелился. Двое других партизан, едва оправившись от шока, уже шарили по карманам в поисках своих ножей.

– Ты совершаешь большую ошибку, Андреас. Это благодаря мне ты оставался все эти месяцы в живых. Если бы я не сбрасывал немцам ложную информацию, они бы уже давным-давно прикончили тебя. И твою жидовочку отправили бы в лагерь смерти вместе со всеми остальными.

Йоланда слушала откровения предателя, осматривая раненого. Слава богу, пуля не задела сердца и легких. Мальчишка будет жить. Ею вдруг овладела слепая ярость к мерзкому подонку, на совести которого столько загубленных жизней. И тут она увидела валяющийся на земле пистолет Ставроса. Решение было мгновенным. Сейчас она собственными руками прикончит этого взбесившегося пса. Йоланда схватила пистолет и, не целясь, сделала два выстрела по обеим ногам: по пуле за мать и отца.

Ставрос пошатнулся и упал.

– Остановите эту ведьму! – крикнул он и на коленях пополз по направлению к скале, словно то была икона, к которой он обращался с последней молитвой. Все молчали, никто не бросился ему на помощь. Но вот он потерял равновесие и, скатившись вниз, оказался у самого края пропасти. Он глянул вниз и зажмурился от ужаса.

– Чего ждешь, подлец? – Йоланда подошла ближе и склонилась над Ставросом с его же автоматом в руках, приготовившись в случае необходимости столкнуть его вниз. Он посмотрел на нее и зажмурился от страха: столько неприкрытой ненависти было в ее взгляде.

– Остановите ее! – крикнул он из последних сил. – Она сумасшедшая!

Мужчины молча отодвинули Йоланду в сторону и сомкнули кольцо над предателем. Дикий крик огласил окрестности и эхом прокатился по скалам.

Йоланда криво усмехнулась и отбросила автомат в сторону.

– Что смотрите? – прикрикнула она на мужчин, уважительно глядевших на нее. – Или думаете, я стану терпеть его оскорбления? Точно такие же подонки лишили жизни моих родителей. Поделом негодяю! Отведи меня домой, Андреас!

2001 год

– Как я могла так поступить с живым человеком, находясь в здравом уме? Сама не знаю. Но что сделано, то сделано. Порой мне кажется, что его кости до сих пор лежат на дне той пропасти, не погребенные и никем не оплаканные. Потом всю жизнь я задавалась вопросом, правильно ли я сделала. Ведь меня учили спасать человеческие жизни, а не уничтожать их.

Во время прогулки по полям Йоланда поделилась с Пенни самой главной тайной в своей жизни.

– Скольких чудовищ породило то время, – задумчиво обронила Пенни. – Одних соблазнила красивая нацистская форма, другим просто промыли мозги. Надеюсь, у меня хватило бы силы духа сделать то же самое.

– А вдруг он не предатель, а самый обычный националист? Хотя… он ведь сразу узнал тебя на свадебной фотографии. Помнишь, я рассказывала тебе об этом? И так расспрашивал о тебе.

– Никакой он не националист, а самый настоящий фашист. Он еще до войны, когда я познакомилась с ним в Афинах, был пылким сторонником Гитлера. Какое-то время мы общались, но его взгляды мне претили. Я уже тогда понимала, что он очень опасный человек. Потом я столкнулась с ним в горах, но, думаю, он меня тогда не узнал. Я тут же убежала прочь. И сразу же поехала в Ханью, хотела разыскать Брюса и предупредить его. Но он мне не поверил. Никто не поверил. Хорошо, что ты мне рассказала. Я после войны часто думала, где нашел себе пристанище этот негодяй. А как воспринял его предательство Андреас?

– Он был шокирован. И впервые взглянул на меня другими глазами. Уважительно! Они все стали уважать меня. Еще бы! – Йоланда издала короткий смешок. – От такой женщины можно ведь ждать чего угодно! Особенно если у нее в руках кухонный нож. Как ни странно, после гибели Ставроса наша семейная жизнь наладилась, и все у нас было хорошо.

– А немцы его не искали?

– Да им уже было не до Ставроса. Свои шкуры надо было спасать. И все же сегодня, оглядываясь в прошлое, я не испытываю угрызений совести. Я не дрогнула в трудную минуту и не перепоручила грязную работу другим. Я сделала ее сама. Но это я сейчас так считаю, а в то время я сильно переживала, но все таила в себе. – Она вздохнула. – Время все меняет.

* * *

Как странно просыпаться на новом месте. Мне отвели просторную комнату на новой вилле Сарики. Прохладный пол, выложенный мраморной плиткой, белые льняные шторы, отделанные кружевом, массивная мебель темного дерева, в углу икона Богородицы с Младенцем. Все очень красиво и стильно. На улице слышался утренний гомон, до меня долетали обрывки разговоров, смех. Все торопились насладиться утренней прохладой, пока полуденный зной не вступил в свои права.

Я откинулась на подушки и задумалась. Все произошедшее похоже на чудо. Ведь я могла вернуться домой, даже не подозревая о том, что Йоланда жива. Наша встреча все еще казалась мне сном. А каким утешением стало для меня то, что Брюс скончался на руках моей подруги. А ведь если бы я не пошла на кладбище и не увидела его могилу… Впрочем, сейчас размышлять о перипетиях судьбы некогда. Мы отправляемся на поиски «старушки Кларенс». Дай бог, чтобы моя любимая олива уцелела и ее не пустили на дрова в одну из холодных послевоенных зим.

Обдумывая все произошедшее, я решила задержаться на Крите еще на недельку. Думаю, Лоис не станет возражать. Придется моему верному псу поскучать без хозяйки лишних семь дней в гостинице для животных. Как я могу уехать прямо сейчас, заново обретя свою лучшую подругу? Нам еще надо о стольком рассказать друг другу. Жизнь не особенно щадила Йоланду. Овдовела совсем молодой. Осталась с четырьмя детьми на руках. Но все равно семья получилась крепкой и дружной. Недаром в критских семьях женщина – это центр всего, связующее ядро семьи. Вот и Сарика, судя по всему, является таким же центром уже для своих детей.

Я вышла на балкон и невольно залюбовалась великолепным видом, открывающимся на горы. Внизу под окном пестрели разноцветные клумбы, рачительно возделанные Йоландой. Я полной грудью вдохнула в себя свежий ароматный воздух. Откуда-то издалека донеслось мелодичное позвякивание колокольчиков. Видно, пастухи перегоняют стада овец с одного пастбища на другое.

Какие новые открытия готовит мне грядущий день, размышляла я, одеваясь к завтраку. Завтрак показался мне таким же восхитительным, как и все остальное в этом доме: белые фиги, свежий йогурт, кофе. Вскоре приехали Лоис и Алекс, и я тут же сообщила им, что мои планы изменились. Последовала серия интенсивных звонков, и в результате наша палочка-выручалочка Мак пообещал все устроить наилучшим образом. После чего мы с легким сердцем тронулись в путь. Минут пятнадцать мы ехали по высокогорным кручам, и у меня от непривычки даже стала кружиться голова. Наконец мы подъехали к старинной вилле. Здание стояло окруженное строительными лесами.

– Говорят, дом купил какой-то греческий футболист, – сказала Сарика.

– Не футболист, а политик! – подала голос Йоланда. – Только у них и водятся такие денежки.

– А как сложилась судьба Ике и Катрины? – поинтересовалась я.

– Сразу же они после войны снова вернулись в Америку. У нас здесь было тяжело, к тому же началась гражданская война, поделившая всех на два лагеря. А землю Ике долгое время сдавал в аренду.

Мы обошли здание со всех сторон. Рабочих на лесах не было видно. Судя по очертаниям, старый дом остался прежним. Может, и старая олива благополучно сохранилась до сего дня, затеплилась во мне робкая надежда.

– А имеем ли мы право ходить без разрешения? – поинтересовалась я у подруги, заметив, что вся территория вокруг виллы поделена на сектора и каждый участок обнесен аккуратной проволочной изгородью.

– Вот еще! Какие разрешения! – отмахнулась Йоланда и добавила: – Да и кто нас здесь увидит? Веди же к своей оливе Кларенс, или как ты там ее назвала. Вы, англичане, такие сентиментальные!

– Не все! – рассмеялась Лоис. – Но тетя точно из их числа. Знаете, как зовут ее машину? Мейбл! Ей уже сто лет в обед, а тетя категорически отказывается поменять развалину на более современную модель.

– Нет уж, благодарю покорно! Мы со старушкой Мейбл уйдем на покой вместе. Она служила мне верой и правдой столько лет.

Но где же моя олива, напряженно вглядывалась я в каждое дерево. Я даже не могу вспомнить сейчас, далеко ли она росла от дома. Знаю только, что я часто уходила в рощу, чтобы посидеть в тиши под сенью кроны своей любимой Кларенс и перевести дыхание от бесконечной домашней круговерти. Потом я вдруг вспомнила, как мы прятали Блу и других его товарищей по несчастью в старинном склепе. Вроде он был совсем рядом с деревом.

– Там неподалеку был старинный склеп, – сказала я вслух. – Сверху никакой постройки, просто лаз, и все.

– Может, вот это, тетя Пен? – Алекс ткнул пальцем в квадратный выступ, торчащий над землей, похожий издали на старую ржавую бочку.

Я остановилась и внимательно оглядела желоб.

– Да, это оно! Вот уж не думала, что тайник тоже уцелеет до нашего времени. – А вот и моя олива! И ей тоже ничего не сделалось.

– А что ей сделается? – рассмеялась Йоланда. – Олива одно из самых древних деревьев на земле. Они живут несколько тысяч лет и даже плодоносят. Правда, для этого приходится изрядно повозиться с кроной старого дерева. Твою оливу, как я посмотрю, уже давно никто не обрезал. Никакой формы!

– Ты не представляешь, сколько раз я сиживала под ее кроной и предавалась мыслям о доме. А еще это было место наших редких свиданий с Брюсом. Мы встречались здесь, разговаривали… Но спрятать здесь коробку… Мне бы и в голову не пришло! Земля тут как камень. Столько лет прошло. Вряд ли мы отыщем то, что когда-то закопал под оливой Брюс. Йоланда, повтори свой рассказ для Лоис.

Йоланда послушно выполнила мою просьбу.

– У него уже путалось сознание, но он несколько раз повторил твое имя. И еще что-то сказал про какую-то дыру… Почему ты улыбаешься?

– Потому что я вдруг вспомнила Блу и других наших ребят, которых мы прятали в склепе. Может, Брюс имел в виду именно лаз, который действительно находится рядом с Кларенс? Кстати, в этом подземелье Ике прятал оливковое масло и зерно, и немцы ни разу не обнаружили наши запасы. Отличный тайник! Ике говорил, что его охраняют сами древние духи земли.

– Получается, что в этом старинном склепе когда-то давным-давно хоронили людей, – задумчиво проговорила Лоис. – Вполне возможно, тут было целое кладбище.

– Вот только этого не надо! – воскликнула Сарика. – Все мы, местные, боимся, чтобы, не дай бог, на наших землях не обнаружились всякие разные памятники старины. Стоит такому случиться, и правительство тут же предъявляет свои права на землю, выкупает ее, и начинаются раскопки.

– Смотрите себе под ноги, – строго наказала я всем. – Тут один неверный шаг, и самому можно в два счета превратиться в памятник старины. Провалитесь под землю, и все дела.

– Ой, как здорово! – ликовал Алекс. – Мы ищем клад, да, мамочка? Сейчас я все сфотографирую! Прямо как в кино про Индиану Джонса.

Сарика осторожно раздвинула траву и глянула в лаз.

– Нет, залезть туда – это упражнение не для старых костей! – Она с опаской глянула на нас с матерью. – Да и вообще, еще, чего доброго, разбудим злых духов! Потом беды не оберешься. – Сарика осенила себя крестным знамением.

– Шестьдесят лет назад в подземелье не было никаких злых духов! – резонно возразила я. – Разве что наши парни начинали бузить, когда перебирали по части ракии. Мы стольких солдат перепрятали в этом погребе. Даже Брюс однажды сидел тут, пережидал облаву.

– Что ж, тогда мы пошли! – улыбнулась Лоис и решительным шагом направилась к лазу.

Они с Сарикой раздвинули кустарник и стали осторожно спускаться вниз. Вскоре их голоса стали глуше и зазвучали эхом.

– Какая интересная кладка! – восторгалась Лоис. – Камень пригнан к камню без всякого скрепляющего раствора. Но внизу ничего существенного! Воздух затхлый, и какие-то противные слизняки… Нужен фонарь.

– У меня в машине есть зажигалка! – подала голос Сарика.

– Я сейчас сбегаю за ней! – вызвался Алекс и пулей помчался к машине. Я не без зависти глянула ему вслед. Когда-то и я носилась вот с такой же резвостью, а сегодня едва переставляю ноги и все время смотрю вниз, чтобы не зацепиться ненароком за какой-нибудь камешек и не грохнуться оземь. Но все же я должна увидеть все сама, своими глазами. Поддерживаемая с двух сторон и отчаянно цепляясь за выступы в стене, я кое-как опустилась на дно склепа. Узкая полоска света пробивалась сверху, но внизу было почти темно и очень холодно. Самый настоящий холодильник. Умели же строить эти минойцы!

– Никаких коробок, никаких ящиков я нигде не вижу! – доложила Лоис, уже успев осмотреть весь погреб вместе с Сарикой, которая светила ей зажигалкой. – Если тут что и спрятали, так это уже давным-давно забрали другие люди.

Я разочарованно вздохнула. А на что мы надеялись? Лоис абсолютно права. За столько лет десятки кладоискателей могли обследовать этот тайник и унести оттуда все. Видно, мне не суждено узнать, что за послание оставил мне Брюс.

– А вы медленно пройдитесь вдоль стен! – скомандовала сверху Йоланда. – Я сама читала в газете, как один пастух нашел пакет с документами, спрятанный в высокогорной хижине. Этот пакет новозеландский солдат спрятал прямо между камнями. Там было еще что-то, не помню. Писали, что власти разыскали солдата, а он потом приезжал к нам и благодарил пастуха за то, что тот обнаружил его военные реликвии.

Сарика стала шарить по камням. Тщетно! Все камни были пригнаны друг к другу так плотно, что с трудом верилось, что мы отыщем паз, в котором что-то можно спрятать. «Брюс, где ты положил свою коробку?» – взмолилась я мысленно.

– Надо еще осмотреть ступеньки! – предложила Лоис. Они с Сарикой склонились и стали ощупывать каждую ступеньку, сгребая в сторону мусор и сопревшие листья. Наконец долгожданный возглас.

– Нашла! В углу что-то есть!

Мы все затаили дыхание.

– Но это же не коробка! – разочарованно воскликнула Лоис. – Всего лишь старая ржавая банка от сигарет.

– Тащи ее наверх! – скомандовала я, отказываясь поверить своему счастью.

Первой вылезла наружу Сарика, потом помогла выбраться мне. Последней наверх поднялась Лоис, прижимая к груди сокровище. Мы внимательно осмотрели находку. Да, по виду обычная железная банка. В таких теперь пиво продают. Правда, наша банка вся покрылась ржавчиной и расплющилась от времени. Словом, то что надо.

Алекс мгновенно сфотографировал находку, а заодно запечатлел и всех нас, страшно довольных результатами своих поисков.

– Она не сразу бросилась мне в глаза, – докладывала итоги поисковой операции Лоис, – но потом я присмотрелась… Конечно, на первый взгляд обычная жестянка. Но ее так просто не вскроешь!

Я не без гордости взглянула на свою внучатую племянницу. Надо же! Во всем она разбирается. Молодец!

– Спасибо тебе, моя дорогая! – прочувствованно поблагодарила я. – Это именно то, что мы искали. И именно то, что мог носить при себе мужчина. Удобная, незаметная, места мало занимает. Легко спрятать. А что там внутри, посмотрим! – Я старалась говорить спокойно. – Думаю, ничего особенного.