Текст книги "Рано или поздно"

– Именно это мне так понравилось в вас в нашу первую встречу, – сказала она. – Но сейчас вы становитесь несколько утомительным.

– Если вы научитесь вести себя более благоразумно, – скованно произнес Эдвард, – то лишитесь возможности находить меня утомительным или еще каким-нибудь, леди Анджелина. Уверен, нам обоим будет от этого только лучше.

Улыбка с ее лица никуда не делась. Она слегка наклонила голову набок и теперь выглядела немного задумчивой, сказав:

– Да. Безусловно. Доброго вам дня, лорд Хейворд.

Она резко повернулась, почти взбежала по ступенькам и скрылась за дверью, которую предупредительно открыл лакей. Дверь за ней закрылась.

А утро оказалось испорчено.

Еще сильнее оно испортилось, когда Эдвард вернулся в дом леди Сэнфорд и его снова провели в маленькую гостиную, где в одиночестве сидела Юнис.

– А я, – сказала она, – гадала, вернешься ли ты. Выглядишь ужасно. Бедный Эдвард, она так сильно тебя раздражает?

– Да она понятия не имеет, как себя со мной вести, – буркнул он. – Видишь ли, вчера я сделал ей предложение. Вчера вечером я тебе об этом не упомянул, но предложение сделал. Она отказала. В жизни своей не испытывал большего облегчения! Она затем сюда и явилась, чтобы рассказать тебе? Поглумиться?

– С какой стати? – удивилась Юнис, показывая ему на то самое кресло, в котором сидела леди Анджелина, когда он в первый раз сюда вошел. – Сказать подобное – значит предположить в ней способность сделать низость, но я думаю, что она на такое совершенно не способна.

Да, с этим он готов согласиться. Низкими были его собственные слова. Леди Анджелина Дадли заставляет его демонстрировать не самые лучшие стороны его личности.

– Она пришла, – продолжала между тем Юнис, – чтобы попросить меня стать ее другом и заверить, что она ни в коем случае не будет против, если я выйду за тебя замуж, так как совершенно очевидно, что мы с тобой очень любим друг друга.

– Что? – Эдвард нахмурился.

– В ней есть что-то… печальное, – произнесла Юнис, – хотя я не уверена, что это правильное слово. «Задумчивое» – будет точнее. И разумеется, насчет нас она ошибается. Не в том, что мы очень любим друг друга. Надеюсь, так оно и есть. Она ошибается, предположив, что это любовь романтическая.

Эдвард все еще хмурился.

– Я бы хотел, чтобы ты изменила свое решение насчет брака со мной, Юнис, – сказал он. – Жизнь стала бы такой уравновешенной!

– И скучной, – мягко подсказала она.

Он едко взглянул на нее:

– Значит, и для тебя я зануда?

– О нет. – Юнис вздохнула. – Ты вовсе не зануда, Эдвард, хотя зачастую ведешь себя именно так и, похоже, сам веришь, что ты такой. Но ты не зануда. Ты просто не… ох, все еще не понял, что ты собой представляешь.

Его брови резко сошлись на переносице.

– В двадцать четыре года я не знаю, кто я такой? – спросил он. – Осмелюсь заметить, что в отличие от большинства людей я сумел познать самого себя.

– В таком случае ты ошибаешься, – вздохнула Юнис. – Но я не буду втолковывать тебе очевидное. Видишь ли, Эдвард, она страстно тебя любит.

– Леди Анджелина Дадли? – воскликнул он. – Это чушь, Юнис! И ты еще говоришь о ком-то, кто не знает самого себя!

– О, – сказала она, – я согласна, что ее разум в смятении. Она получила уединенное, полное запретов и лишенное любви воспитание, а затем ее просто швырнули в светское общество и предложили справляться с сезоном и толпой поклонников, жаждущих на ней жениться. Она очень возбуждена всем этим, и это ее пугает, и она в самом деле… ну да, в полном замешательстве. И вдруг она увидела в этом бурном море человека, представляющего собой утес стабильности, и возжелала его сильно и страстно.

– Меня? – поразился Эдвард. – Если ты помнишь, Юнис, она отказала мне не далее как вчера.

– Ты не сумел убедить леди Анджелину, что любишь ее, – напомнила Юнис.

– Надо полагать, это она тебе рассказала? – осведомился Эдвард, чувствуя, как удивление сменяется гневом. – И что, мне следовало солгать?

– Нет, ни в коем случае, – ответила Юнис. – Вероятно, ты поступил совершенно правильно, сказав то, что сказал, потому что это правда. И она поступила совершенно правильно, отказав тебе, хотя думаю, что при этом разбила себе сердце.

– Вчера вечером она веселилась совершенно бесшабашно, – язвительно бросил Эдвард.

– Ах, Эдвард, – вздохнула Юнис, – ну конечно же.

В некотором смысле, подумал Эдвард, Юнис все-таки ничем не отличается от других женщин. И говорит загадками.

– Думаю, ты поступил бы мудро, – говорила между тем Юнис, – если бы расценивал вчерашний вечер не как конец ухаживания, а просто как последние строки первого акта. Остальную пьесу еще нужно написать. Нет ничего более неудовлетворительного, чем незаконченная пьеса.

Больше всего Эдварду хотелось облегчить душу потоком непристойностей. Но он, разумеется, не мог этого сделать. Во всяком случае, до того, пока не останется один.

– Насколько я понимаю, я в самом деле должен отказаться от всяких надежд на тебя, Юнис?

– О, в самом деле должен, – ласково ответила она. – Мы не подойдем друг другу, поверь мне. Надеюсь, однажды ты поймешь это так же хорошо, как и я. Нам предназначено быть друзьями, но не любовниками.

Эдвард с трудом сглотнул и встал с кресла.

– В таком случае не смею больше отнимать у тебя время.

– Ох, вот теперь ты обиделся, – сказала Юнис. – Мы ведь и раньше бывали не согласны друг с другом, вспомни-ка, но ты всегда уверял меня, что это тебя не столько раздражает, сколько стимулирует. Не сердись на меня и сейчас. И допиши пьесу до конца.

«Да будь проклята твоя пьеса, – думал он, кланяясь и выходя из комнаты, – остатки надежды разбиты!»

Несколько минут спустя Эдвард быстро шагал по улице, бормоча себе под нос кое-какие из тех ругательств (сказать по правде, целый их поток), убедившись сначала, что никто его не услышит.

А выговорившись, совсем не почувствовал себя лучше.

Глава 14

В течение двух недель, последовавших за злополучными предложениями руки и сердца леди Анджелине Дадли и Юнис, Эдвард чувствовал себя настолько подавленным, что несколько раз едва не заявил, что возвращается в Уимсбери-Эбби до следующей весны. В конце концов, почему бы просто не отложить женитьбу? Ему всего двадцать четыре, он совершенно здоров, не лихач и не дуэлянт. Собственно, он вообще не занимается ничем таким, что может внезапно поставить точку в его существовании. Если исключить непредвиденные несчастные случаи, он прекрасно дождется следующего года, а уж тогда будет устраивать свою жизнь. Хотя все несчастные случаи бывают непредвиденными, предположил он, иначе они не назывались бы случаями. И потом, какой смысл ждать? Раньше или позже это сделать все равно придется, так почему не сейчас, чтобы оставить все это дело позади и спокойно заняться устройством женатой жизни и отцовством.

К концу второй недели кое-что его отвлекло. Как-то ближе к вечеру явился с визитом Феннер, но не спросил, дома ли Лоррейн, как делал часто, приглашая ее покататься в парке, а попросил Эдварда уделить ему время для приватного разговора.

Очень все это загадочно, думал Эдвард. Он Лоррейн не отец и не брат. Собственно, вообще не кровный родственник.

– Отца графини Хейворд нет в городе, – объяснил Феннер, когда они уединились в нижнем салоне. – Разумеется, ему я напишу. Но графиня попросила, чтобы я поговорил с вами, Хейворд. Она чувствует себя ответственной перед семьей покойного мужа, в особенности так скоро после его ухода. Она очень привязана ко всем вам и утверждает, что после замужества не видела от вас ничего, кроме доброты и любви. В общем-то она считает, что вы стали ее семьей, и, конечно же, вы действительно семья ее дочери. Насколько я понимаю, вы являетесь опекуном девочки вместе с графиней. Графиня очень боится оскорбить вас, даже ранить.

Разумеется, ни для кого не оставалось секретом, что между Феннером и Лоррейн развивается бурный роман. Эдвард не догадывался, что он уже достиг такой серьезной стадии, но ничего удивительного в этом нет. Оба они люди взрослые, зрелые, и оба свободны. Вполне приемлемая связь. Умом Эдвард мог за них только радоваться – Морис не был хорошим мужем. Но сердцем? Морис был его братом, и теперь ему казалось, что они снова предают его прах земле. Мать почувствует то же самое. Альма и Джулиана тоже. Но их с Морисом связывали кровные узы, а Лоррейн нет. В этом и заключается разница. Но все они приняли Лоррейн в свое сердце, когда она вошла в их семью. Во многих отношениях она была им скорее не невестка, а сестра.

– Счастье Лоррейн очень важно для нас, – произнес он. В данных обстоятельствах важнее, чем их скорбь, потому что это дело личное и бессрочное.

– Я хочу жениться на графине, – произнес Феннер. – Я полюбил ее пять лет назад и не прекращал любить все эти годы. Она тоже хочет выйти за меня. Я уверен, что она меня любит. Тем не менее никто из нас не хочет поступать так, чтобы сделать вашей семье неприятность. Если вам кажется, что мы ведем себя с неприличной поспешностью, мы подождем еще год. Надеюсь, не дольше. Но если придется, мы будем ждать этот год. Однако я надеюсь, что этого не потребуется. – Он замолчал и вопросительно взглянул на Эдварда.

Любовь, тягостно подумал Эдвард. Что, черт побери, это означает? Очевидно, восторженность романтических отношений и подспудное, хотя и умалчиваемое, вожделение. Видимо, поверить в нее можно, только испытав. Но имеется ли в ней реальная суть? Длится ли она? Он каким-то образом чувствовал, что в случае с Лоррейн и Феннером – да, может быть, потому, что пять лет назад они выбрали неверный путь (во всяком случае, она), а сейчас получили еще один шанс пойти по правильному. Вторые шансы даются очень редко. Если бы Морис не согласился на ту гонку на экипажах (или не предложил ее), если бы он и возчик на той телеге не столкнулись именно на слепом отрезке поворота, если бы… В общем, если бы хоть какие-то из тысячи крохотных, на вид ничего не значащих деталей жизни чуть отклонились от своего пути, вся жизнь стала бы совершенно другой.

Но нет абсолютно никакого смысла в этих размышлениях. Лоррейн и Феннер получили свой второй шанс и приветствовали его с твердой решимостью. Как им и следовало. Морис мертв, а жизнь продолжается.

– Не могу говорить за мать и сестер, Феннер, – сказал он, – но думаю, они искренне согласятся со мной. Лоррейн была моему брату прекрасной женой, и она прекрасная мать моей племяннице. Ее счастье так же важно для меня, как если бы она была мне родной сестрой. И если она может обрести это счастье с вами – а мне кажется, что сможет, – я не вижу причин, по которым вы двое должны ждать целый год или хотя бы день. Траур закончился. Жизнь для всех нас должна продолжаться. Желаю вам всего хорошего.

Он протянул руку, и Феннер тепло пожал ее.

– Благодарю, – сказал он.

А Эдвард по совершенно непонятной причине почувствовал себя еще более удрученным. Потому что Морис мертв, а Лоррейн живет дальше? Потому что другие люди верят в любовь и иногда она приводит их к счастью? Или еще почему-то?

Ему потребовалось совсем немного времени, чтобы сообразить, что Феннер – брат леди Палмер и кузен Трешема. Точнее, троюродный брат. А значит, троюродный брат леди Анджелины Дадли. А леди Палмер покровительствует ее дебютному сезону. Это помолвка непременно сведет обе семьи вместе, пусть даже только ради свадьбы. Если бы ему никогда больше не видеть ни одного члена семейства Дадли, он был бы совершенно счастлив. Но Феннер – член этого семейства, пусть он всего лишь их троюродный брат.

Его дурные предчувствия оправдались меньше чем неделю спустя, как обнаружил Эдвард, прочитав в утренней газете официальное объявление о помолвке. Собственно, все оказалось даже хуже, чем он ожидал, поскольку не только свадьба должна была свести вместе оба семейства.

Леди Палмер решила отпраздновать обручение небольшим приемом в Суссексе, в имении своего мужа, Холлингсе. Разумеется, пригласили Эдварда и всю их семью, и ему не требовалось сообщать, что там будет и семья Феннера. Прием был рассчитан на целых пять дней.

Ничто не могло усугубить его хандру сильнее. Пять дней пытаться избегать леди Анджелину Дадли в уединенности загородного поместья. Если бы, покидая Уимсбери-Эбби два месяца назад, он знал, что ему предстоит, то ни за что бы оттуда не уехал, и пусть обязанность занять свое место в палате лордов катится к черту. А он бы выбрал себе невесту из местных аристократов.

А теперь слишком поздно.

«Остальную пьесу еще нужно написать», – сказала ему Юнис. Разумеется, это полнейшая чушь. Нечего тут дописывать. Не похоже на Юнис – так сильно ошибаться.

Эдвард не видел ее с того утра, когда она ему это сказала, и очень по ней скучал.

Все три недели, последовавшие за отказом лорду Хейворду, Анджелина отчаянно веселилась. Почти каждое утро она ездила верхом с Фердинандом и его друзьями, или гуляла в парке с Мартой и Марией, или успевала и то и другое, или ходила по магазинам на Оксфорд-стрит и Бонд-стрит. Она купила три новые шляпки, кучу перьев, и лент, и вееров, и ридикюлей, и вовсе не потому, что они были ей нужны, а просто не смогла удержаться. Она дважды ходила в библиотеку и брала там книги, правда, непонятно зачем, потому что читать ей было совершенно некогда – другие развлечения отнимали все ее время. Она дважды посетила мисс Годдар, причем оба раза не забывала взять с собой выздоровевшую Бетти, и они сидели и разговаривали все утро напролет, так как оба раза шел дождь и пойти на прогулку они не могли. После Анджелина никак не могла вспомнить, о чем они разговаривали, но точно не о шляпках, не о кавалерах и не о лорде Хейворде. И они говорили и говорили, не закрывая рта ни на секунду.

Днем они с кузиной Розали наносили визиты, или ходили на приемы в саду, или на венецианские завтраки, или на пикники, или катались в Гайд-парке с тем или другим из множества ее поклонников. Ни один день не пропал зря.

И были еще и вечерние развлечения – балы, суаре, концерты, театр, опера, обеды. Иногда удавалось посетить обед, а потом сходить на концерт или в театр.

И везде, куда б она ни шла, ей встречались знакомые, и она постепенно училась запоминать, кто есть кто, и делала все меньше ошибок. А еще всегда были новые люди, с которыми она знакомилась. Были дружелюбные леди – молодые, с которыми они брались за руки и шли на прием или бал, и более старшие, помнившие ее мать или отца и обожавшие поговорить о них, и совсем пожилые, помнившие еще ее деда с бабушкой. И конечно, были ее лучшие подруги, Марта и Мария, которых общество тоже приняло прекрасно, так что они постоянно были охвачены возбуждением и говорили про своих кавалеров и будущих кавалеров. И была мисс Годдар, с которой они вместе сидели на одном концерте, так что Анджелина смогла посидеть спокойно и по-настоящему насладиться музыкой.

И конечно, были джентльмены – джентльмены в возрасте, старавшиеся быть любезными и время от времени отпускавшие ей комплименты или по-настоящему беседовавшие с ней; друзья Трешема, в особенности сэр Конан Броуэм и красивый белокурый виконт Кимбл, относившиеся к ней покровительственно, хотя и были не намного старше самой Анджелины; друзья Фердинанда, обращавшиеся с ней как с одним из своих приятелей, в особенности потому, что виделись они в основном когда ездили верхом. И еще была целая армия молодых людей, среди которых затесалось несколько более старших, которые вились вокруг нее, куда бы она ни пошла, ухаживали за ней, флиртовали, льстили, танцевали с ней, гуляли, катали ее в экипажах и время от времени делали брачные предложения.

Был лорд Уиндроу, всегда поджимавший губы и смотревший на нее смеющимися томными глазами, когда бы они ни оказались на одном и том же светском приеме, но обычно державшийся от нее на расстоянии. Анджелина находила его забавным и с удовольствием пофлиртовала бы с ним, если бы он дал ей такую возможность, потому что он прекрасно понимал правила игры и не воспринял бы все это серьезно.

И конечно, был граф Хейворд, присутствовавший почти на всех мероприятиях, которые посещала Анджелина. Этого избежать невозможно – светское общество не такое уж многочисленное, поэтому все приглашали всех и обычно принимали приглашения. Анджелина научилась не приближаться к нему, предпочитая держаться в другой половине помещения, не смотреть в его сторону и не встречаться с ним взглядом. Конечно, это было совсем несложно, потому что он и сам старался ее не видеть. И все время находился рядом с какой-нибудь юной леди, всегда хорошенькой и изящной.

Анджелина бы сделалась совершенно равнодушной к нему, полностью бы его забыла. Если бы не одна вещь. Она все еще верила, что мисс Годдар любит его, а он ее и что они бы наверняка поженились, если бы общество не вело себя так глупо в подобных вопросах. Она поняла, что хочет каким-нибудь образом свести их вместе. Если она сможет сделать это, поступить благородно и самоотверженно, ее измученное сердце слегка успокоится. Она будет просто счастлива, если эти двое поженятся, и тогда сама она сможет тоже влюбиться в кого-нибудь, выйти замуж и жить счастливо во веки веков. Нет, насчет во веки веков лучше забыть, потому что, конечно, ничего подобного не бывает, а если б и было, то ей бы не понравилось. Это было бы скучно. Ссориться интересно, если знаешь, что потом поцелуешься, и помиришься, и снова будешь счастлив. Иногда она с печалью вспоминала, как ссорилась с лордом Хейвордом, когда он провожал ее домой от леди Сэнфорд, но тут же решительно изгоняла это воспоминание из головы. Впредь она будет благоразумнее.

Кроме того, она была слишком занята развлечениями, чтобы размышлять о ссорах или почти ссорах; слишком занята улыбками, смехом, болтовней, танцами и что там еще делают безудержно счастливые люди. В общем, восхитительно проводят время.

А затем настал день, когда Анджелина поняла, что не сумеет вечно избегать близких контактов с графом Хейвордом. Кузен Леонард сделал предложение леди Хейворд, и она его приняла, и Анджелина, как и кузина Розали, пришла в восторг. Но Розали запланировала отдельное празднование их помолвки, пригласив всех в Холлингс, в загородное поместье, на долгие выходные и устроив из этого домашний прием. Они поедут все – в смысле семья Леонарда, и родственники графини тоже, хотя они ей родня только по мужу, а выйдя за Леонарда, она уйдет из их семьи. Но у нее есть только отец-затворник, объяснила Розали, и семья покойного мужа стала ей родной. Они всегда очень по-доброму относились к ней.

Розали сказала Анджелине, что та может пригласить кого захочет, потому что это будет не чисто семейный праздник. Сама Розали приглашает нескольких соседей.

Поначалу Анджелина испытывала только тошнотворное чувство страха и возбуждения – ужасное и сбивающее с толку сочетание – при мысли о том, что они с лордом Хейвордом обречены провести пять дней в одном доме в небольшом обществе одних и тех же людей. Но избежать этого было невозможно, и не поехать она не могла – едут и Трешем, и Фердинанд, и, конечно, Розали как хозяйка.

А потом ее ослепило вспышкой озарения. Нет, вероятно, «вспышка» – неверное слово, поскольку предполагает, что мысль пришла к ней внезапно и ярко. На самом деле потребовалось некоторое время, чтобы идея созрела, но когда это случилось, она очень вдохновила Анджелину.

Они с кузиной Розали поехали на прием в саду к леди Ловерэлл в Ричмонд. В огромном особняке, где жили лорд и леди Ловерэлл, имелся сад, выходивший к Темзе и выдававшийся в реку двумя причалами. Анджелина подумала, что это дивное место для жизни, и, уж конечно, это совершенно превосходное место для приема на открытом воздухе в прекрасный летний день. И хотя облака время от времени закрывали солнце, им только радовались, потому что они давали передышку от зноя.

Оглядываясь в поисках знакомых, Анджелина заметила мисс Годдар, стоявшую, как это обычно происходило на тех нескольких приемах, которые она посещала, со своей тетушкой и группкой пожилых леди. Расположились они на террасе перед столами с освежительными напитками. Лицо Анджелины засияло от восторга. Мисс Годдар была той самой особой, которую она хотела увидеть больше всего. Собственно, на следующий день она собиралась нанести ей визит.

– Мисс Годдар, – произнесла Анджелина, подойдя к ней, – как дивно, что вы тут. Давайте прогуляемся к воде. Разве вы не отдали бы все на свете, лишь бы жить здесь?

– Пожалуй, не все, – засмеялась мисс Годдар. – Но место, безусловно, чудесное. Спасибо, я с удовольствием с вами прогуляюсь. Может быть, остановимся по дороге, полюбуемся цветами? Это настоящее пиршество для глаз, правда? Да и для носа тоже.

Обменявшись приветствиями и любезностями с остальными дамами, Анджелина взяла мисс Годдар под руку и увлекла прочь.

– Вы получили приглашение? – спросила она. – Уже ответили на него? Я так надеюсь, что вы ответите «да»! И буду очень разочарована, если откажетесь.

– Действительно, получила, – ответила мисс Годдар, – и очень удивилась, хотя, конечно, благодарна. С какой стати леди Палмер приглашает меня провести несколько дней в ее поместье в Суссексе? Мы с ней едва знакомы.

– Зато я с ней хорошо знакома, – сказала Анджелина. – Она моя поручительница и специально спросила меня, хочу ли я кого-нибудь пригласить. Наверное, подумала, что некоторые гости будут меня смущать. В особенности один.

– Смущать? – переспросила мисс Годдар.

– Кузен Леонард, – начала объяснять Анджелина, – то есть лорд Феннер, брат Розали, недавно обручился со вдовствующей графиней Хейворд. Возможно, вы видели объявления в газетах. Мы все очень рады. Видите ли, несколько лет назад она разбила ему сердце: во время ее первого сезона ее обворожил граф Хейворд – я имею в виду, тогдашний граф, конечно, и она вышла за него замуж. Но сейчас она любит кузена Леонарда так же сильно, как и он ее, это всем видно, и все, что хорошо кончается, вот-вот кончится хорошо. Это ведь цитата из мистера Шекспира, да? Название одной из его пьес? Ну или близко к названию. В общем, домашний прием посвящен их помолвке, и, конечно, вся семья графини тоже там будет. Точнее, ее семья по мужу. Из ее собственного семейства в городе нет никого. Семья графини – ну, ее родня по мужу – была ко мне очень внимательна все то короткое время, когда все вообразили, будто мы с графом Хейвордом будем парой, хотя, конечно, у них у всех, наверное, в головах ветряные мельницы, раз они такое придумали. В общем, все они приедут в Холлингс, и лорд Хейворд тоже. И Розали, наверное, боится, что я буду смущена, потому что он делал мне предложение, а я сказала «нет». И она хочет пригласить несколько человек, которые приедут ради меня. И это очень мило с ее стороны. А я предложила вас, потому что мне очень хочется провести несколько дней в вашем обществе.

Все это было чистой правдой, но не всей, потому что Анджелине потребовалось не так много времени, чтобы сообразить – домашний прием предоставит идеальную возможность для удачного сватовства между мисс Годдар и графом, а устроит все это она. К тому же там будут его мать и сестры, и они сами смогут увидеть, какая мисс Годдар благородная и изысканная, и как они с графом обожают друг друга, и как хорошо она подходит на роль графини, даже если она всего лишь дочь кембриджского профессора. В конце концов, не так уж много дам обладают такой отличительной особенностью.

– Пожалуйста, приезжайте, – попросила Анджелина, сжав ей руку.

– Я никогда не бывала на домашних приемах, – сказала мисс Годдар.

– О, – воскликнула Анджелина, – я тоже! Но всегда ужасно хотела. Должно быть, это будет очень весело! Вы приедете?

– Буду очень рада, – ответила мисс Годдар. – Мне кажется.

Она наклонилась, чтобы понюхать одну из изящных розовых роз, которые они рассматривали, хотя, говоря правду, Анджелина почти не обращала на них внимания. Она была очень занята, потому что заметила, что здесь присутствует и граф Хейворд, причем на его руке повисла та самая рыжеволосая леди – Анджелина никак не могла вспомнить ее имя. Она очень старалась не смотреть в их сторону и надеялась только, что мисс Годдар его не увидит и не расстроится из-за того, что он с другой.

Они спустились к реке и посмотрели, как восемь человек гостей катаются в небольших лодочках, по два человека на лодку. Анджелине эти лодки показались чересчур маленькими и очень неустойчивыми. Но она бы не особенно возражала, если бы каталась в одной из них, а лодка бы перевернулась. Вода, наверное, холодная, но после первого шока человек привыкает, и она кажется теплой – до тех пор, пока не настает пора выходить на берег. Впрочем, сегодня ей в любом случае не хотелось переворачиваться и падать в воду. Она надела новое платье из красивого муслина с узором в виде веточек, и оно ей очень нравилось, несмотря на нежные оттенки. А если она нырнет в нем в реку, то оно будет выглядеть как половая тряпка. Но что еще хуже – ее новая шляпка станет похожа на дохлую утку, хотя вряд ли дохлых уток украшают разноцветными испачканными цветами и лентами, с которых капает вода.

– Как, должно быть, славно сейчас на воде, – вздохнула мисс Годдар.

Но не успела Анджелина набрать воздуха для ответа, как ее опередили.

– Будет еще более славно, если мне удастся прокатить восхитительную мисс Годдар в лодке, – произнес чей-то голос.

Юнис и Анджелина обернулись и с удивлением увидели лорда Уиндроу. Он встал между ними, почти силой заставив их расступиться, и взял обеих под руки.

– И с удовольствием прокачу, если она желает. И вы, красавица, тоже должны прокатиться, но не с мисс Годдар, увы. Эти лодки рассчитаны на двоих. Если туда попытаются втиснуться трое, она пойдет ко дну, как камень, и на поверхности останутся лишь пузырьки, оплакиваемые зеваками на берегу.

– При условии, – заметила мисс Годдар, – что никто из троих не умеет плавать.

– Или только кто-то один, но этому одному придется мучительно решать, кого из оставшихся двоих он должен спасти, – сказал лорд Уиндроу. – И кого бы он ни выбрал, выйдут одни неприятности.

– При условии, – опять возразила мисс Годдар, – что умеющий плавать – мужчина. Если это будет леди, она не задумываясь спасет другую леди. Если же она решит спасать мужчину, он почувствует себя униженным, и над ним будут насмехаться до конца его дней. Его жизнь станет никчемной. Будет более милосердно дать ему трагически утонуть, окутавшись пузырьками воздуха.

– Увы, – произнес Уиндроу, прижав руку к сердцу, – вы обрекаете меня на водяную могилу, мисс Годдар.

– Осмелюсь предположить, что вы умеете плавать, – заметила мисс Годдар. – Умеете?

– Ну разумеется! – ответил он.

Анджелина расхохоталась, слушая их нелепую пикировку, и покрутила зонтик. А когда одна из лодочек причалила к берегу, лорд Уиндроу занял ее, не обращая внимания на две другие пары, явно дожидавшиеся своей очереди. Он с преувеличенной заботой помог мисс Годдар перебраться в лодку, повернулся и склонился над рукой Анджелины.

– Всегда говорится, – пробормотал он, – что мудрый человек приберегает лучшее напоследок.

Анджелина снова засмеялась.

– Но увы, – крикнул он, прыгнув в лодку и оттолкнувшись от причала, – еще никто никогда не называл меня мудрым!

Ах, шалопай! Анджелина снова весело крутанула зонтик, и тут на сцене появился граф Хейворд, одинокий и мрачный. Никаких рыжих в поле зрения не наблюдалось, если не считать лорда Уиндроу, но его волосы скорее цвета меди, чем рыжие.

– Леди Анджелина, – осведомился граф, – лорд Уиндроу опять вам докучал?

Взгляд его не отрывался от лодочки, отплывшей довольно далеко от берега. Мисс Годдар, сидевшая спиной к Анджелине, откинулась на сиденье и опустила руку в воду. Лорд Уиндроу лениво улыбался и что-то говорил, продолжая усердно грести.

– Он вовсе не такой бессердечный негодяй, за которого вы его принимаете, – отозвалась Анджелина, внезапно почувствовав, что ей не хватает воздуха. – И даже там, в гостинице, он просто вел себя глупо. Это в его характере – вести себя глупо. – Хотя, наверное, это нечестно по отношению к нему. Уиндроу ведет себя глупо, но весьма остроумным и очаровательным образом. Анджелине казалось, что она ему нравится, но не более того. Он флиртовал легко, и в этом флирте не было ничего серьезного или угрожающего. – Я с ним в полной безопасности. Кроме того, мисс Годдар всякий раз оказывается рядом, чтобы спасти меня в случае чего.

Она повернула голову, чтобы улыбнуться, и мысленно вздрогнула, обнаружив, как близко он стоит. Три последние недели их постоянно разделяла по меньшей мере половина комнаты. Он не смотрел ей в глаза с тех пор, как настоял на том, чтобы сопроводить ее домой от леди Сэнфорд. И несмотря на все цветы и деревья, источающие свои ароматы, несмотря на запах реки, ее окутал легкий, едва уловимый аромат его одеколона. А глаза его были синее воды.

– А кто спасет Юнис? – резковато спросил он, продолжая следить за лодкой взглядом.

Анджелина уже хотела отпустить едкое замечание насчет того, что вряд ли эта крохотная лодчонка посреди широкой реки является подходящим местом для порока и соблазнения, но воздух, который она уже успела набрать в грудь, остался неиспользованным, а рот – полуоткрытым.

Зонтик перестал крутиться.

Озарение обрушилось на нее, как вспышка молнии.

Ну конечно же!

Она уговорит Розали пригласить и лорда Уиндроу тоже! Розали будет не против. Напротив, она обрадуется. В последнее время она выглядела все более озабоченной из-за того, что Анджелина не проявляет особой благосклонности ни к одному из своих ухажеров. Лорд Уиндроу красив, очарователен и элегантен. И вполне приемлем как жених, хотя до сих пор ничем не давал понять, что ищет себе невесту. Он один из друзей Трешема, что, вероятно, не является превосходной рекомендацией само по себе, да только Трешем не дружит с кем попало. Да, Розали будет в восторге.

А когда все они окажутся в Холлингсе, Анджелина сделает так, чтобы Уиндроу и мисс Годдар почаще попадали в ситуации, подобные этой, и доведет несчастного лорда Хейворда до безумия опасениями за ее безопасность, а может быть, и ревностью, поскольку лорд Уиндроу и в самом деле красивый и, похоже, ему нравится флиртовать с мисс Годдар, не уступающей ему в остроумии. Лорд Хейворд поймет наконец, что не может жить без мисс Годдар, и их великая любовь друг к другу станет очевидной для всех в Холлингсе, в том числе и для его семейства, а раз уж они его любят, а в Холлингсе полюбят и мисс Годдар тоже, то дадут свое благословение, и они обручатся еще до окончания этого домашнего приема, и обвенчаются в часовне Святого Георгия на Ганновер-сквер сразу после оглашений, и будут жить счастливо во веки веков.