Текст книги "Неизвестный Карл Маркс. Жизнь и окружение"

Самое существование общества поставлено на карту. «Граждане и капиталисты, ваши дни сочтены, будьте же настороже. Время не терпит!». Эти слова Тестю показывают, какого могущества достиг Интернационал и какой ужас нагнал он на все буржуазное общество. Конечно, правительства всех стран не замедлили принять те решительные и энергичные меры, к которым взывал Тестю. Преследования Интернационала начались повсюду, за исключением, пожалуй, одной Англии. Но не эти преследования сами по себе послужили причиною ослабления и распадения «Международного общества рабочих». Те конфликты и разногласия внутри этого общества, о которых мы уже говорили выше, вместо того, чтобы сгладиться и, так сказать, рассосаться, чем дальше, тем больше обострялись, разрастались, точно злокачественная язва разъедая и парализуя весь организм. А тут еще надвинулись исторические события колоссальной важности и мирового значения. Франко-прусская война… Страшный разгром Франции… Гибель наполеоновской монархии… Титаническая борьба Парижа… Коммуна и ее дни…. А затем страшные дни, когда мародеры и шакалы, которые шли в хвосте событий, оказались хозяевами исторической сцены и плотоядно набросились на лежачего врага и началась дикая оргия массовых убийств, издевательств, расстрелов, мучений.

Со страшною быстротою развертывался клубок грандиозных исторических событий, отвлекая силы и внимание

Интернационала от непосредственной его работы по организации рабочего класса. Как мы увидим, Интернационалу пришлось принять самое деятельное участие в событиях Парижской коммуны, но не это вовлечение в целый ряд сложных социальных движений само по себе вызвало принципиальный раскол, закончившийся распадом. События социальной истории конца шестидесятых и начала семидесятых годов только содействовали полному созреванию и, так сказать, вскрытию тех глубоких противоречий двух идеологий, которые с самого основания Интернационала ужо обнаружили свою непримиримость.

В своей развитой форме противоположность этих двух идеологией сводилась в противоположности между социалистическим и анархическим направлениями и воплощалась, с одной стороны в лице Маркса, а с другой – в лице Тестю. Центральным и неустранимым пунктом разногласий между этими двумя течениями было различие в отношениях их к государству и политической деятельности. Бакунисты считали и называли себя «антигосударственниками», подвергали резкой критике «государственные» стремления социалистов и настаивали на необходимости для рабочего, класса лишь самостоятельной и боевой экономической организации, при полном и сознательном воздержании от политической борьбы. На политическую борьбу бакунисты смотрели как на вредную буржуазную затею, приучающую рабочий класс к буржуазному строю и увековечивающую этот строй. Бакунисты требовали от рабочего класса брезгливого отстранения от всякого участия в «буржуазной» политике и обещали, что только при этих условиях «Международное общество рабочих» одним своим дуновением снесет с земли прогнивший капиталистический строй. Бакунисты требовали, чтобы рабочие отказались «от деятельности, имеющей целью произвести социальное переустройство посредством национальных политических реформ, и чтобы они перенесли всю свою энергию на федеративное устройство профессиональных союзов как на единственное средство, способное обеспечить успех социальной революции».

Что же касается нынешнего буржуазного общества, то бакунисты советовали предоставить ему свободно разлагаться: «Пусть, как Гелиогабалл, гниет в своих испражнениях это общество эгоизма, преступления и несправедливости; вскоре достаточно будет нашего дуновения, чтобы оно низверглось в позоре; тогда на развалинах старого порядка мы сможем положить основание нашего, общества свободы, равенства и солидарности».

Мы видели, что уже в своем «Вступительном адресе» Маркс ясно подчеркнул огромное значение экономической организации рабочего класса и, в частности, высоко оценил значение профессиональных союзов, но при этом, в полную противоположность бакунистам, Маркс и его последователи неустанно указывали на необходимость для рабочего класса возможно более широкого участия в политической деятельности и на необходимость для рабочей партии стремиться к захвату политической власти.

Такова была основная причина глубоких разногласий, в конце концов расколовших Интернационал. Эти разногласия на первых порах притуплялись благодаря тому, что Интернационал по характеру своей задачи и организации носил сначала экономический характер и не позволил особенно широко разгуляться политическим страстям и разногласиям. И только после того, как грандиозные исторические события семидесятых годов увлекли Интернационал в водоворот бурных политических событий, резко обнаружились и непримиримо столкнулись марксизм с бакунизмом.

В семидесятых годах немецкая социал-демократия успешно начала свою политическую кампанию в качестве самостоятельной политической партии, и это обстоятельство наряду с другими послужило новым толчком к тому, что Маркс и его последователи вновь ясно подчеркнули необходимость для пролетариата политической борьбы. Вопрос об отношении к политической борьбе и государственной организации в большой степени становился осью, вокруг которой вращались споры между бакунистами и марксистами.

Парижская коммуна на время заставила эти споры смолкнуть. «Международное общество рабочих» не могло оставаться безучастным зрителем великих событий коммуны; оно было связано с этой коммуной тысячами нитей и принимало в ней самое деятельное участие. Еще в начале Франко-прусской войны Интернационал обратился с горячим воззванием, будившим в сердцах и умах французских и немецких рабочих чувство негодования и протеста против братоубийственной резни. Парижские члены Интернационала горячо говорили в этом воззвании: «Опять политическое честолюбие под предлогом защиты национальной чести и европейского равновесия грозит всеобщему миру. Французские, немецкие и испанские рабочие! Соединим свои голоса в один общий крик возмущения против войны… Война, вызванная желанием превосходства, или война в интересах какой-нибудь династии не может в глазах рабочих быть чем-нибудь иным кроме преступного безумия. Мы, которые нуждаемся в мире и работе, мы громко протестуем против воинственных кличей тех, кто может откупиться от «налога кровью» (т. е. от воинской повинности) и для кого мировое несчастье служит источником новых спекуляций. Немецкие братья наши! Вражда между нами, французскими и немецкими рабочими, имела бы только последствием полное торжество деспотизма по обоим сторонам Рейна… Рабочие всех стран! Каковы бы ни были в данный момент результаты наших общих усилий – мы, члены «Международного товарищества рабочих», для которых не существует никаких государственных границ, мы шлем вам, как залог неразрывной солидарности, добрые пожелания и привет от рабочих Франции!»

На это горячее воззвание французских рабочих немедленно откликнулись рабочие Германии. В Хемнице делегаты от 50 тысяч саксонских рабочих единогласно приняли резолюцию: «От имени немецкой демократии вообще и в частности от имени рабочей социал-демократической партии мы объявляем нынешнюю войну исключительно династической… С радостью пожимаем мы братскую руку, протянутую нам французскими рабочими… Памятуя лозунг «Международного товарищества рабочих»: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!», мы никогда не забудем того, что рабочие всех стран – наши друзья, а деспоты всех стран – наши враги».

Берлинская секция Интернационала ответила французским рабочим: «Мы всею душою присоединяемся к вашему протесту… Мы даем великий обет в том, что ни звуки труб, ни громы пушек, ни победа, ни поражение не отвратят нас от нашего общего дела объединения рабочих всех стран». Но все эти протесты рабочих организаций были бессильны остановить ход исторических событий, развертывавшихся с страшною силою и быстротою и оставлявших за собою широкий кровавый след.

Еще продолжалась кровопролитная война между Францией и Германией, еще стоял над всей Европой кровавый туман международной бойни, а уже внутри самой Франции разгоралась новая упорная и кровопролитная гражданская война. Народная масса Парижа восстала и слила идею национальной войны с идеей социального преобразования. Возникла знаменитая Парижская коммуна, представляющая самый замечательный эксперимент в области социального переустройства.

Эксперимент этот был социальным, а не социалистическим. Социалисты составляли в управляющих кругах Коммуны незначительное меньшинство, и по своему социальному составу и по характеру своих убеждений большинство коммунаров было крепко прикреплено к мелкой буржуазии.

Возникнув среди грохота и хаоса быстро надвигавшихся исторических событий, не дававших времени одуматься и организоваться, застав французский рабочий класс еще недостаточно многочисленным, организованным и сознательным, бесконечно осложнив социальную борьбу национальной, Парижская коммуна не представляла собою создания, проникнутого выдержанным единством своего плана и своего основного замысла. Наоборот, весь ее социальный стиль, весь ее характер отражал на себе путаницу понятий многих ее руководителей. Революционные фразеры и фантазеры, напялившие на себя пестрые костюмы Великой французской революции, собирались разыгрывать старые исторические роли.

Листок прудонистов «Коммуна» предостерегал от этого увлечения революционными маскарадами. «Молодежь, – писал этот листок, – поступает, как гимназисты, разыгрывающие роли Брута, Катона или Демосфена. Так, с одной стороны – у нас школьная игра, а с другой – тупицы и ископаемые, и везде старые костюмы и истрепанные галуны. У Версаля свой 1815 год, у Парижа– свой 1793 г. Интеллигенты коммуны, помните, что самое вредное для революции, – это революционный маскарад».

С другой же стороны, мелкобуржуазные трезвенники тащили Коммуну к малым делам и озлобленно требовали, чтобы она занялась вопросами городского благоустройства в то время, когда у ворот Парижа стал ее двойной и объединенный враг – французская и прусская армия, и в то время как не хватало самых элементарных оружий для отражения этого врага.

Чрезвычайная пестрота и путаница тех желаний, стремлений и убеждений, которые обнаруживали различные группы и члены Коммуны, и неумолкающий грохот событий, заставлявший постоянно напряженно стоять на часах и отовсюду ждать удара, – все это создавало такую атмосферу неопределенности, неуверенности и нервозности, которая лишала возможности решительных и последовательных действий, требовавшихся всем ходом головокружительных событий.

Коммуна пала под ударами внешних врагов вследствие раздоров и беспомощности своих вождей. На ее могиле начались дикие оргии и каннибальские пиршества торжествующих победителей. Членов Коммуны расстреливали тысячами, ссылали, пытали, подвергали мучительствам и сладострастным издевательствам, устраивали на них облавы и охоты, как на диких зверей.

Так печально закончился один из величайших экспериментов социального переустройства. Этот великий эксперимент ясно показал, что французский пролетариат семидесятых годов еще далеко не созрел для того, чтобы взять в свои руки государственную власть и с ее помощью перевести общество с капиталистической на социалистическую ступень развития. Ни по своему экономическому развитию, ни по своей политической зрелости Франция семидесятых годов не была готова для социалистического переворота, и Коммуна призвана была совершить лишь переход Франции к «социальной республике».

Коммуна была раздавлена и задушена в море крови; но никакими репрессиями, никакими казнями и расстрелами нельзя было вырвать у парижской «черни» воспоминания о тех великих днях, когда вся правительственная власть была в их руках, когда они воочию убедились, что не боги горшки обжигают и отправление политической власти может превосходно выполняться «блузниками». Несмотря на кратковременность своего существования, несмотря на то, что вооруженный враг стоял у ворот Парижа и постоянно отвлекал все главное внимание и все главные силы, несмотря на весь кромешный хаос исторических событий, Коммуна успела произвести очень многие социальные реформы в пользу трудящихся классов и успела в течение краткого периода сделать такие успехи в области политического воспитания и организации рабочего класса, для которых требовались в обыденное время многие десятки лет.

Интернационал принял самое деятельное участие в делах Коммуны. Прежде всего многие французские члены Интернационала состояли членами Коммуны, и хотя составляли в последней меньшинство, но все-таки играли в ней очень видную роль. Но помимо этого генеральный совет Интернационала постоянно откликался на все крупные события, связанные с Коммуной, и стремился выяснить их смысл и значение.

Как мы уже знаем, на первых порах Интернационал надеялся, что объединенными усилиями пролетариев всех стран удастся положить конец войне между Францией и Германией. Второе воззвание Интернационала по поводу этой войны заканчивалось словами: «Пусть же секции международного товарищества рабочих призовут рабочий класс во всех странах к деятельному выступлению. Если рабочие забудут свой долг, если они останутся пассивными – настоящая ужасная война станет предтечей еще более ужасных международных войн, приведет в каждой стране к новым победам над рабочими рыцарей шпаги, капитала и землевладения».

Но когда все эти воззвания не остановили кровопролитной войны и когда еще не просохшие кровавые следы этой войны уже обильно покрылись свежей кровью новой гражданской войны, «Международное товарищество рабочих» выпустило новое обширное, составленное Марксом воззвание, в котором оно сжатыми и яркими штрихами обрисовало ход событий, приведших к возникновению Коммуны, и затем выяснило, какое социальное значение имеет Коммуна.

«Тайна Коммуны, – говорится в воззвании, – заключается в том, что она по существу своему была правительством рабочего класса, результатом борьбы между классом производящим и классом присваивающим, той давно искомой политической формой, в которой могло бы совершиться экономическое освобождение труда.

Без этого последнего условия Коммуна немыслима, без него она пустой призрак. Политическое господство производителей не может существовать рядом с увековечением их социального рабства. Коммуна должна была поэтому служить орудием ниспровержения тех экономических устоев, на которых зиждется самое существование классов, а, следовательно, и классовое господство. Раз труд освобожден, все станут рабочими и производительный труд перестанет быть особенностью известного класса». «Рабочий класс, – продолжало далее воззвание, – не требовал чудес от Коммуны. Он не думает осуществлять посредством народного решения готовых и законченных утопий. Он знает, что для того, чтобы добиться своего освобождения и достигнуть той высшей формы жизни, к которой неудержимо стремится современное общество в силу собственного своего экономического развития, ему придется выдержать упорную борьбу, пережить целый ряд исторических процессов, которые совершенно изменят и людей, и обстоятельства».

Обнаружив громадное моральное превосходство трудящегося класса над буржуазией, показав, что трудящийся класс, овладев политическою властью, употребляет ее на установление наибольшего блага наибольшего числа людей, Коммуна оказалась вместе с тем реально бессильной удержать власть в своих руках и отразить внешнего врага. Падение Коммуны повлекло за собою не только свирепое, каннибальское преследование коммунаров, но и ожесточенные нападки на международное товарищество рабочих. В нем видели истинного вдохновителя и организатора тех социальных смут и повсюду принимали самые энергичные меры для того, чтобы положить конец его деятельности. Европейская пресса била тревогу и, страшно преувеличивая силы и значение Интернационала, открыла против него поход, всюду усердно поддерживаемый репрессиями правительства. Международное товарищество рабочих гордо отвечало, что оно не боится этих репрессий, что никакие репрессии не сломят его организации.

«Наше международное общество рабочих, – писал генеральный совет, – есть лишь международный союз, объединяющий передовых рабочих разных стран цивилизованного мира. Где бы ни проявлялась классовая борьба, какие бы формы она ни принимала, при каких бы условиях она ни происходила, каково бы ни было ее содержание – везде на первом месте стоят, само собою разумеется, члены нашего «Международного товарищества рабочих». Та почва, на которой оно выросло, есть самое современное общество. Товарищество не^; может быть искоренено, сколько бы крови ни было пролито. Чтобы искоренить его, правительства должны были бы искоренить условия своего собственного существования».

Но эти гордые и твердые слова оказались на деле слишком оптимистическими. Репрессиям правительства и внутренним раздорам удалось в конце концов погубить «Международное товарищество рабочих», вызвав сначала его упадок, а затем и полное исчезновение. После великих событий семидесятых годов, когда кончилась Франко-прусская война и была похоронена Парижская коммуна, Интернационал понемногу вернулся к своим очередным текущим делам организации рабочего класса, и теперь-то заглушенные на время грохотом событий внутренние разногласия обострились в крайней степени.

Глубокие принципиальные разногласия между различными течениями в среде Интернационала приняли отталкивающую форму личных дрязг и грязных перебранок и в частности воплотились в ожесточенной борьбе и ругне между Марксом и Бакуниным[31]31
  Бакунин Михаил Александрович (1814–1876) – русский мыслитель, революционер, панславист, анархист, один из идеологов народничества. – Примеч. ред.


[Закрыть]. Маркс открыто называл Бакунина агентом русского правительства, обвинял его в вымогательстве денег, авантюризме, лжи и т. д. Бакунин, в свою очередь, честил Утина[32]32
  Утин Николай Исаакович (1841–1883) – революционер-еврей и глава Русской секции «Международного товарищества рабочих». Выходец из большой семьи банкира Утина, спонсировавшего «русскую революцию» 1917 года. Большая часть средств этой семьи шла на закупку оружия для революций 1905 и 1917 гг. – Примеч. ред.


[Закрыть], стоявшего на стороне Маркса, «жидовским мальчишкою»; писал, что Маркс и вся его «германо-жидов-ская компания затеяли против меня грозный клеветнический процесс».

Эта грязная и гадкая ругня становилась все крепче по мере того, как обострялась борьба в Интернационале между реалистическим и романтическим направлениями. Маркс выступил с печатным обличительным памфлетом, цель которого была раз навсегда дискредитировать Бакунина пред социалистическим миром. Материал для этого памфлета был собран и сгруппирован членом Интернационал» Утиным. Маркс обработал этот материал и выпустил его в виде анонимного памфлета: «Союз социалистической демократии и международная ассоциация рабочих». Памфлет этот был издан по постановлению конгресса Интернационала в Гааге, на, котором произошла генеральная битва между марксистами и бакунистами.

Оставляя в стороне частности и личные дрязги, мы должны будем признать, что обострение борьбы между этими двумя течениями и завершение этой борьбы полным разрывом было явлением совершенно неизбежным, как неизбежно столкновение поездов, идущих по одним рельсам навстречу друг другу.

Маркс и его сторонники посредством организации «Международного товарищества рабочих» стремились прежде всего вывести европейское рабочее движение из душного и тесного подполья тайных, заговорщических организаций на широкий простор легальной политической партии. Как только закончился революционный период 1848 года и Маркс, выкуренный едким дымом реакции из Германии, переехал в. Лондон, он начал неустанную борьбу с игрой в революцию, с революционным романтизмом, всецело жившим переживаниями тайных заговорщических организаций. Он продолжал эту борьбу с революционной кружковщиной и революционной обрядностью и в Интернационале.

В своем письме к товарищу Вольте Маркс говорит об Интернационале: «Интернационал был основан для того, чтобы на место социалистических и полусоциалистических сект создать истинную боевую организацию рабочего класса… Интернационал, собственно говоря, не мог бы и возникнуть, если бы ход всей истории предварительно не разрушил бы сектантские организации. Развитие социалистических сект и развитие настоящего рабочего движения всегда находились в обратном отношении. Пока секты находили свое историческое оправдание, рабочий класс, значит, еще не созрел для самостоятельного исторического движения. Когда же рабочий класс уже достигал этой зрелости, всякие секты становились явлением реакционным».

А между тем бакунисты принадлежали всем своим естеством к этому уже изжитому историей типу сектантов-революционеров. Маркс и его товарищи стремились организовать рабочий класс в самостоятельную партию, ведущую энергичную борьбу за демократизацию политического строя государств, бакунисты же отрицали политическую борьбу, а, отрицая парламентскую деятельность, опирались, главным образом, не на класс пролетариата, а на деклассированные элементы.

Бакунин не раз высказывал убеждение, что именно деклассированные элементы общества являются надежными революционерами, а не пролетариат.

В 1872 году Бакунин пишет некоему Франческо Мора: «В Италии есть то, чего нет в других странах: горячая, энергичная молодежь, совершенно лишенная занятий, без всяких надежд на карьеру, без всякого исхода, и притом эта молодежь, несмотря на свое буржуазное происхождение, не истощена морально и интеллектуально так, как буржуазная молодежь других стран. В настоящее время она с головою бросилась в революционный социализм, разделяя всю нашу программу, программу Альянса».

В книжке «Государственность и анархия» Бакунин выражается на этот счет еще определеннее: «Да, может быть, нигде так не близка социальная революция, как в Италии… В Италии не существует, как во многих других странах Европы, особого рабочего слоя, уже отчасти привилегированного благодаря значительному заработку, хвастающегося даже в некоторой степени литературным образованием и до того проникнутого буржуазными началами, стремлением и тщеславием, что принадлежащий к нему рабочий люд отличается от буржуазного люда только положением, отнюдь же не направлением… В Италии преобладает тот нищенский пролетариат, о котором гг. Маркс и Энгельс, а за ними и вся школа социальных демократов Германии, отзываются с глубочайшим презрением, и совершенно напрасно, потому что в нем, и только в нем, отнюдь же не в вышеозначенном буржуазном смысле рабочей массы, заключается и весь ум, и вся сила будущей социальной революции».

И по отношению к России Бакунин писал в 1869 году: «Я верю единственно в мир мужицкий и грамотный мир беспардонных юношей, не находящих себе ни места, ни возможности занятия в России».

Могли Бакунин, строивший все свои надежды на деклассированных элементах общества и считавший Испанию и Италию наиболее революционными странами, потому что там нет обособленного класса рабочих, мог ли он быть искренним и деятельным членом классовой организации «Международного товарищества рабочих»? Мог ли Бакунин не тормозить деятельность Интернационала, направленную на улучшение экономического положения рабочих, когда он был убежден, что улучшение экономического положения рабочих делает последних буржуями «по направлению» и исключает их из революционной армии? Мог ли далее романтический революционизм Бакунина, страдавшего, по меткому выражению Герцена, постоянной революционной чесоткой, ужиться с реализмом Маркса, ожесточенно выкуривавшего из Интернационала революционное позерство и фразерство.

Бакунин был немыслим, был «сам не свой» без этого революционного позерства и фразерства, без игры в революцию. Герцен писал о нем: «Бакунин помолодел, он был в своем элементе. Он любил не только рев восстания и шум клуба, площади и баррикады, он любил также приготовленную агитацию, эту возбужденную и вместе с тем задержанную жизнь конспирации, консультаций, неспанных ночей, переговоров, договоров, ректификации, химических чернил и условных знаков. Кто из участников не знает, что репетиции к домашнему спектаклю и приготовлению елки составляют одну из лучших изящных частей?»

Таких два противоположных типа революционеров, как Маркс и Бакунин, воплощавших два различных течения социалистической мысли и практики, не могли, конечно, ужиться в рамках одной и той же организации. Бесконечные принципиальные разногласия и личные дрязги должны были упереться в категорический вопрос: кому уйти?

Этот вопрос и был поставлен на конгрессе в Гааге в 1872 г. Чувствуя, что на этом конгрессе произойдет решительное сражение между двумя враждующими течениями и одно из них должно будет уйти из Интернационала, все спешили явиться на конгресс. Приехал и Карл Маркс, впервые лично посетивший конгресс.

Бакунисты прежде всего направили свою атаку против Генерального совета Интернационала. Они страстно доказывали, что Генеральный совет в его нынешней организации представляет собою авторитетное учреждение, одержимое самодержавными поползновениями, и для борьбы с этим бакунисты требовали коренной реорганизации Международного общества. Генеральный совет в этом реорганизованном Обществе должен был играть лишь роль административного центра, лишенного всякой «диктаторской» власти.

Нужно ли говорить о том, что эта атака против Генерального совета была замаскированной атакой против Маркса, игравшего в этом совете решающую роль? Маркс лично ответил на эту атаку. Ссылаясь на то, что у Генерального совета нет в распоряжении никакой дисциплинарной власти, что этот совет избирается, Маркс доказывал, что все толки о диктаторской роли Совета являются лишь плодом бессильной злобы меньшинства и ввиду этого необходимо сохранить нынешнюю организацию Совета и не сводить его роль до роли «почтового ящика». Большинство членов конгресса оказалось на стороне Маркса, и атака бакунистов была отбита.

Вопрос о политической борьбе вновь зажег жаркие дебаты. Бакунисты горячо отстаивали тактику борьбы с государством ради полного уничтожения последнего и только в этом направлении и отношении признавали политическую борьбу; к проповеди же для пролетариата организоваться в самостоятельную политическую партию бакунисты отнеслись резко отрицательно. И в этом пункте победа оставалась за марксистами. Конгрессом была принята внесенная Вальяном резолюция.

Она гласила: «В своей борьбе за освобождение рабочие могут выступать, как класс, лишь объединившись в политическую партию, которая бы вполне отмежевалась от всех старых партий имущих классов и враждебно противостояла бы этим партиям. Такое объединение рабочего класса в одну политическую партию необходимо для того, чтобы добиться триумфа социальной революцией ее последнего слова, уничтожения всех классов. Концентрация сил, которые рабочий класс уже проявил в своей экономической борьбе, должна в то же время служить ему рычагом в его борьбе против политического значения землевладельцев и капиталистов. В борьбе рабочего класса за свое освобождение экономическое движение и политические действия являются нераздельно слитными». Одержав идейную победу над бакунистами, обсудив, утвердив и благословив тактику и теорию марксистов, конгресс в Гааге приступил к обсуждению самого острого пункта – вопроса об организованном Бакуниным «Союзе социалистической демократии».

Рассмотрев этот вопрос, конгресс пришел к заключению, что «Союз социалистической демократии» был основан с целью погубить Интернационал, что статуты этого «Союза» противоречат статутам Интернационала, что поведение Бакунина заслуживает резкого осуждения и что поэтому Бакунин и его ближайшие товарищи должны быть исключены из числа членов Интернационала.

Это постановление вызвало сенсацию. Бакунин и его друзья не ожидали столь сурового приговора, вызвавшего резкие дебаты. Но исход голосования делал все дальнейшие протесты безнадежными. Теперь только и оставалась для бакунистов возможность бороться с Интернационалом, как с внешним врагом, так как двери Интернационала негостеприимно захлопнулись перед пораженными и взбешенными бакунистами. Но нельзя сказать, чтобы Маркс и его сторонники чувствовали себя торжествующими победителями. И для них все яснее становилось, что Интернационал в его тогдашней организации уже давно перешел высшую точку своей восходящей исторической линии и теперь клонился к упадку.

Конечно, только сознанием того, что Интернационал заканчивает свою историческую миссию, можно объяснить, почему на конгрессе в Гааге Маркс и Энгельс так добивались и добились, чтобы Генеральный совет был перенесен в Нью-Йорк.

Свою речь на гаагском конгрессе Маркс закончил словами, полными глубокой веры в рабочий Интернационал. Он говорил: «Революция должна быть солидарной, и великое доказательство тому мы находим в парижской коммуне, которая пала потому, что во всех столицах: Берлине, Мадриде и т. д. одновременно не возникло мощное революционное движение, которое находилось бы в тесной связи с этим грандиозным восстанием парижского пролетариата. Что касается меня, то я буду продолжать работать над моей задачей, над созданием этой столь грозной в будущем солидарности рабочих. Нет, я из «Интернационала» не уйду, остаток моей жизни, как и вся моя предыдущая работа, будет посвящен торжеству социальных идей, которые, как я в том убежден, когда-нибудь приведут к господству пролетариата».

Но эти торжественные и уверенные слова лишь маскировали тот непреложный факт, что Маркс сознавал, что Интернационал в его тогдашней организации уже доигрывал свою историческую роль. Кроме того, в самом Генеральном совете Интернационала к этому времени обострились крупные разногласия, очень утомлявшие и раздражавшие Маркса.

Маркс был утомлен напряженной работой в Интернационале, да и работа над «Капиталом» требовала напряжения всех его сил. 27 мая 1872 года Энгельс писал Либкнехту[33]33
  Либкнехт Карл (нем. Karl Liebknecht; 1871–1919) – еврейский деятель германского и международного рабочего и социалистического движения, один из основателей (1918) Коммунистической партии Германии. За участие в Баденском восстании 1848 г. сидел в тюрьме, откуда 1849 г. бежал за границу; сблизился с К. Марксом и, вернувшись в Германию в 1862 г., стал борцом за его идеи.


[Закрыть]: «Бельгийцы дебатировали, но окончательно еще не решили вопроса о пересмотре статутов. Гинс внес проект, которым упраздняет Генеральный совет».

После конгресса к Гааге деятельность Интернационала представляла процесс постепенного и медленного умирания. Частью исключенное, а частью само ушедшее прудонистски-бакунистское меньшинство членов Интернационала не сложило оружия и пыталось создать из своего «Союза социалистической демократии» новый Интернационал. Организационные, тактические и принципиальные начала, положенные в основу бакунинского «Союза», были диаметрально противоположны тем, которые руководили деятельностью Интернационала. Оставляя в стороне ту глубокую пропасть, которая зияла между романтическим социализмом Бакунина и реалистическим социализмом Маркса, глубокое различие обнаружилось и в основных целях, которые преследовались этими двумя организациями. Если Интернационал употреблял все свои силы для того, чтобы вывести социалистическое движение из душной атмосферы подпольных заговорщических организаций на вольный воздух политической партии, то бакунинский «Союз», наоборот, – стремился вновь загнать социалистическое движение в мрачное подполье и вновь закопать в тайную заговорщическую организацию.