Текст книги "Идеальная форма (сборник)"

Привет, Лера

Привет, Лера!

Надеюсь, ты ещё помнишь меня – твоего старого друга Гену. Вспомнила? В глубине души я надеюсь, что ты меня и не забывала. Не то, что всё время думала обо мне, а так, нет-нет, да и вспоминала. Правда, я даже не знаю, волнует ли меня это сейчас. Ведь раз это письмо попало в твои руки, значит, я мёртв. Мёртв физически или мёртв как личность. Так что привет тебе с того света. Вот так… Не знаю, радоваться этому или огорчаться… Но в любом случае, если я мёртв, значит я не сумасшедший, хотя может быть и сумасшедший, но то, о чём я хочу тебе рассказать – не бред. Вернее, не совсем бред. В общем, боюсь, тебе это придётся решить самой. Только не воспринимай мой бред, как наркоманский. К тому времени, как это началось, я уже был достаточно долго в полной завязке, даже не пил и не курил табак.

Фу, какой мерзкий получился абзац!

Началось всё задолго до моей смерти, причём началось с события, которое ко мне, если здраво подумать, вообще не должно было иметь никакого отношения. В тот день одна баба из соседнего отдела ни с того ни сего вылила ведро холодной воды на голову своей подруге, окончательно угробив при этом не только макияж и прическу, но и всю документацию и компьютер!

– Я думала, ты – подруга, – визжала она тогда. – А ты, ты, ты…

После этого она принялась собирать у всех расписки в том, что они не станут вторгаться в её мысли, и не будут мысленно ей управлять. Разумеется, мы решили, что она поехала на благодатной почве климакса. Смешней или ужасней всего было то, что мы не знали, что с ней делать. Выгнать или признать её сумасшедшей мы не могли – кому нужен такой скандал, оставлять её на работе тем более было нельзя. Помню, я был чертовски горд тем, что именно я придумал выход из положения. Я предложил отправить её в командировку в какую-нибудь Тмутаракань минимум месяцев на шесть, чтобы уже они там, если что, принимали экстренные меры.

Возможно, со мной произошло нечто подобное. Возможно, мы пили из одного стакана или вляпались в одну хрень, короче, в ночь после того дня, как она уехала, всё и началось.

И началось такое, во что невозможно поверить. Даже я, будучи непосредственным участником тех событий, до сих пор отказываюсь верить. Слишком уж это похоже на бред, болезнь сознания, шизофрению.

Перехожу к делу. Теперь уже на самом деле.

Всё началось с, казалось бы, обычного зуда головы, такого, например, как при перхоти. Перхоть, кстати, тоже была, но какая-то слишком крупная и больше похожая на древесные опилки. Думаю, я извёл целое состояние на лечение от этой напасти, но всё было бесполезно. Зуд и перхоть даже не уменьшились.

А спустя месяца три, я проснулся оттого, что какая-то дрянь ползала у меня в волосах. Я решил, что где-то подхватил вшей, но ползающей зверюгой оказался простой муравей. Не та мелочь, что силится занять освободившуюся после исхода тараканов в их тараканью Землю Обетованную нишу, а нормальный рыжий муравей, труженик садов и огородов. Несмотря на это я был взволнован настолько, что смог вернуться в постель только после двух выкуренных сигарет.

Шок подействовал на меня благотворно, и более чем на месяц я забыл о каком бы то ни было зуде, но счастье оказалось преддверием истинного кошмара. Я вновь проснулся среди ночи оттого, что по мне ползали муравьи. На этот раз их была целая тьма – мои волосы буквально кишели насекомыми. Решив, что муравьи – это всё ж не вши, я ограничился тем, что помыл голову собачьим шампунем от блох, оставшимся в наследство от кота, и расчесал волосы мелкой расчёской. Квартиру я тщательно обработал ядом, чтобы ни одна тварь не смогла без санкции проникнуть в дом. Каким же я был наивным!

Следующей ночью меня опять разбудили эти кошмарные твари. Когда же я взглянул на себя в зеркало, я испытал ни с чем не сравнимое потрясение. Муравьи не только лазили у меня в волосах, они жили в моей голове, которая оказалась ничем иным, как муравейником. Сообразив, что я за ними наблюдаю, муравьи забрались через свои ходы внутрь и закрыли их так, словно их никогда и не было.

Не знаю, сколько я простоял в немой сцене перед зеркалом, но когда я оттаял, единственным словом, пришедшим мне в голову, была «ШИЗОФРЕНИЯ».

Первым моим побуждением было броситься к районному коновалу в ноги, чтобы он запер меня в свою поликлинику для опытов, лишь бы только этот кошмар остался в каком-нибудь дурном воспоминании, но что-то сидящее глубоко в подсознании заставило меня отказаться от этой идеи.

Так, никому не говоря ни слова, я принялся наблюдать за развитием своей болезни. А вскоре я научился не только видеть, но и понимать своих новых друзей.

Кстати, ты когда-нибудь замечала, сколько совершенно нелепых, бессмысленных и на первый взгляд не нужных движений совершает человек в течение дня? А знаешь почему? Я это понял в магазине компакт дисков. Мы беседовали с продавщицей о какой-то фигне, когда у неё из носа выполз муравей. Совершенно не замечая, что она делает, продавщица нежно взяла муравья рукой и посадила на стол, затем, через несколько минут, когда он вернулся, так же бережно вернула его на место.

Позже я окончательно убедился в том, что практически все так называемые глупости кажутся таковыми исключительно потому, что в своей оценке мы исходим из наших, человеческих предпосылок, тогда как всё наше поведение до последних мелочей определяется нуждами и влиянием муравьёв. Это уж точно, что без их ведома даже волос не упадёт с головы человека. Я понимаю, в это действительно трудно поверить, но это так.

Знаешь, Лера, чем дольше я наблюдал за муравьями, тем сильнее они меня восхищали. Они очень разумны, хорошо организованы, и…

Но, прежде всего: Живущие в каждом из нас муравьи (а они живут в каждом, можешь не сомневаться) – это далеко не те милые насекомые, которых мы знаем, а совершенно особый вид разумных насекомых, хотя и имеющий некое родство с обычными муравьями. Кстати, во многом они даже похожи, как, например, похожи интеллектуальные сливки нашей культуры и какие-нибудь Новозеландские дикари.

Первичным организмом или личностью в их мире является муравейник. Это он обладает волей, сознанием и так далее. Именно тень этой личности становится нашим «я» в наиболее полном значении этого слова. Так что всё, что ты считаешь собой, включая твоё отношение к телу, как к некоему послушному тебе уникальному механизму, – есть своего рода биокибернетическая программа, индуцируемая в нашем мозгу муравейником. Ну а если говорить на языке религии, муравейник и есть наша душа со всеми её потрохами. И если по каким-либо причинам муравьи покидают человеческое тело, человек превращается в пускающего слюни и гадящего под себя клинического идиота. Увы, именно таковы мы в своём собственном естестве.

Но вернёмся к муравьям. С точки зрения самих муравьёв муравейник – это сам организм, тогда как отдельные муравьи – это, своего рода, автономные органы, такие как руки, ноги, челюсти и так далее.

Отношения между муравейниками строятся по принципу родства или клановости. Для муравьёв Клан – это всё. Но это совсем не похоже на тоталитаризм, а скорее, выглядит как одна единая сеть, или даже мегаорганизм, где каждый муравейник играет роль одной из клеток сверхмозга, наделённого поистине сверхсознанием. Конечно, объединяясь в Кланы, муравейники теряют некую свободу воли и индивидуальность, зато все вместе они приобретают поистине удивительные качества.

К сожалению, нам дано наблюдать только низшую составляющую функционирования Клана, и с нашей точки зрения она, эта составляющая, носит весьма неприглядный характер. Это всяческое сектантство, религиозный фанатизм, вождизм, молодёжные группировки, эффект толпы, параноидальное следование моде… Как бы всё выглядело прекрасно, если бы мы могли наблюдать эти процессы глазами муравьёв!

Кстати, большую часть времени муравейники существуют как отдельные личности-организмы, и только в строго определённое время они начинают клубиться или объединяться в Кланы.

Отношения между Кланами один в один похожи на отношения между мафиозными семьями в «Крёстном отце». Кланы очень зорко следят за межклановым равновесием, и если оно нарушается, может вспыхнуть межклановая война. В результате мы видим войны, революции, массовые переселения народов…

И забудь весь тот бред о массовых репрессиях, которым тебя кормили на уроках истории. Не было, да и не могло быть никаких массовых уничтожений людей. Зачем? Конечно, люди гибли в боях, точно также как в нашей реальности гибнут танки и самолёты, но зачем уничтожать трофейную технику? Захваченные в плен тела, те из них, что можно было ещё использовать, проходили некую процедуру дезинфекции, после чего заселялись муравейниками, переезжающими из умирающих или очень больных тел. Ну а места массовых захоронений есть ничто иное, как свалки отходов биоматериала – разумеется, они делают всё, чтобы усовершенствовать наше устройство.

Да, чуть не забыл тебе написать, кто они такие и откуда вообще взялись. Никакие они не паразиты, как ты, наверно, уже успела решить, не космические захватчики и не демоны из параллельных миров – всё это хорошо лишь для комиксов и жёлтых газет. Они появились и стали хозяевами Земли ещё задолго до того, как на ней воцарились сначала динозавры, а потом уже и млекопитающие. Именно они сотворили нас, а не творящее направо и налево изначальное слово. Так что мы хоть и не венцы природы (надо же было придумать подобный бред), но и не собачье дерьмо. Человек – это программируемый биологический объект, выполняющий одновременно роль универсального робота и передвижного дома со всеми удобствами. Не правда ли гениально?

А знаешь, почему большинство из нас о них даже не догадывается? Не поверишь! Когда-то давно, когда они только-только стояли на пороге создания искусственного, то есть нашего, мозга, у них был такой же массовый психоз на тему восстания машин. Хотя, какое восстание могут устроить клинические идиоты? Так вот, решение муравьёв было более чем гениальным. Какие там, нахрен, законы робототехники Азимова! Они нашли более простой и совершенно удивительный вариант решения проблемы. Они создали нас так, чтобы мы в принципе не могли их осознавать. Поэтому для нас они попросту не существуют, и максимум, что до нас может дойти, так это инстинктивный и совершенно, на первый взгляд, неоправданный ужас перед насекомыми.

Ты только представь, например, искусственный интеллект, в реальности которого нет никаких людей, но каждая команда оператора воспринимается как обязательный для исполнения собственный импульс? Представила? Вот так мы и функционируем.

Перехожу к финальной части своего письма. Мое гулливерство в стране муравьёв закончилось также внезапно, как и началось. Я собирался переходить дорогу, когда передо мной, визжа тормозами, остановился чёрный, абсолютно чёрный автомобиль, больше, наверно, похожий на летающую тарелку, чем на творение рук человеческих. Мало того, что он был обтекаемой формы и чернее чёрной дыры, он выглядел как монолит – ни одной щели или царапины.

Из машины вышли двое людей подстать своему транспортному средству. Они тоже были абсолютно черны. Нет, они не были людьми в чёрном или неграми, они выглядели так, будто их вырезали из самой черноты.

– Садитесь, мы подвезём, – сказал мне один из них, открывая заднюю дверь машины.

Куда-либо рыпаться было бесполезно, поэтому я покорно забрался в машину. Внутри она всё же была похожа на автомобиль, правда, на автомобиль баснословной цены.

Тот, кто открыл мне дверь, сел рядом со мной.

– Насколько я понимаю, вы не сильно удивились нашему появлению? – спросил он.

– Если честно, я ещё не успел, – ответил я. – Надеюсь, вы не демоны из преисподней?

– О нет, – рассмеялся он. – Наш внешний вид – это, своего рода, технология «Стеллс», и когда всё работает нормально, мы не видимы. Мы – смотрители, и наша задача следить за тем, чтобы сбои в работе систем не приводили к ощутимым последствиям. Как вы уже, наверно, поняли, мы следим за вами с того самого дня, как вы заметили свою команду.

– И? – спросил я.

– Вы были достаточно разумны, чтобы мы могли позволить себе не предпринимать неотложные меры… В общем, вы нас не разочаровали. Дело в том, что, наблюдая за вами, мы обнаружили в вас некий аналог собственного сознания. Надеюсь, наша терминология не слишком оскорбительна для вас?

– Всё в порядке, – заверил его я.

– Это очень хорошо, что вы нас правильно понимаете. Хорошо ещё и потому, что между собой мы говорим на другом языке, а с испортившимися устройствами вроде вас обычно не разговариваем вообще. Так вот, благодаря этому осознанию, вы и смогли заметить то, что вам замечать не полагалось, и в любом другом случае мы бы попросту дезактивировали бы ваше сознание. Но в данной ситуации… Не примите это как комплимент, но вы – уникальный случай, поэтому мы и хотим предложить вам сотрудничество, которое с вашей стороны должно быть полностью осознанным и добровольным. Поэтому подумайте хорошо, и если надумаете, приходите завтра по этому адресу, – он дал мне визитку какой-то ремонтной мастерской.

Эта отсрочка и позволила мне отправить тебе письмо. Скорее всего, ты не поверила ни единому моему слову, и правильно, наверно, сделала. Правда, теперь, когда на тебя будет обрушиваться ужас при виде какой-нибудь букашки, случайно оказавшейся на твоем теле, ты нет-нет, да и вспомнишь мою историю, и как знать…

В любом случае, удачи! Будь счастлива и прощай.

Твой покойный Гена.

Твори молитву

– Алло! Алло! Колечка! Это я, баба Женя. Узнал? Вот и хорошо, что узнал. Мама дома? Нету? Ну, я после перезвоню. Как вы? Ничего? Ну, храни вас господь, Колечка. Ты извини, что я позвонила. Как за что? Ты что-то делал, чем-то занимался, а я звоню, отрываю тебя… Не отрываю? Вот и хорошо.

Как я? Да ничего. Газ провели, отопление паровое. Думала, дом развалят, но ничего, с божьей помощью обошлось, а я уже думала, не доживу. Теперь котёл мне житья не даёт. Пыхает, твори молитву. Ничего-ничего. А потом как пыхнет! Жутко делается. Днём ещё не так, а вот ночем (говорят они так: ночем, в церкву, для себе.) пыхнет, и проснуться не успею, твори молитву.

Что я только с ним ни делала. И молилась ему, и уговаривала, и святой водой брызгала. После святой воды вроде тише стал, а потом опять. Пошла я в церкву, чтобы значит, свечку ему поставить, да чтоб батюшка за него помолился, а он говорит, что котлам свечи не ставят и за здравие им не служат. Нету у них души, твори молитву. А как нету, чего он пыхает, чего ему надо?

Я уже с ним и по-хорошему пыталась, говорила с ним, просила, свет ему оставляла, а он хоть бы что. Приходил газовщик, а что ему, котёл-то не его. Ничего, говорит, он не пыхает, а работает как надо. Где же, как надо, когда горит-горит, потом затухает совсем, а потом как пыхнет! Ярко-ярко и шумит. Я в первый раз, когда увидела, что он затух, думаю, посмотрю, что он там, так он дождался, когда я голову в поддувало засунула, и прямо в лицо мне как пыхнет! Назло ведь. Сын приезжал. Это, говорит, автоматика. Я понимаю, автоматика, когда работает и работает, а он пыхает.

Может порча у него или сглаз? Сказали мне, что есть бабка хорошая, чудеса творит. Может сходить, пусть почитает? Что? Не надо бабку? У него не порча? Ага, пусть пыхает. Говоришь, если бы не пыхал, то хату бы спалил. Тогда конечно пусть пыхает, так ему и скажу, твори молитву. Спасибо тебе Колечка пребольшое. Успокоил ты меня, храни тебя господи. А то я уже не знала, что и делать.

Интересная она. Смотрит, как птица. Наклонит по-птичьи голову и смотрит одним глазом, а глаза хитрые. Раньше была она бойкой, гоняла мужа для порядка и материлась, как сапожник. Грамоты она не знала. Читать-писать не умела, а вот деньги считать умела, и очень даже хорошо умела. Смерть мужа стала для неё настоящей трагедией. Жила она за ним, как за каменной стеной. Работал он начальником сельпо, что в те времена было очень даже не плохо, но был он труслив страшно, поэтому жили они не богато.

После смерти мужа она переменилась. Стала в церковь ходить, перестала материться. Вместо мата у неё теперь «твори молитву».

Так и представляю себе, как она поднимает культ котла: пляшет вокруг него ритуальные танцы, поднося дары и приговаривая:

– Ты пыхай, пыхай, твори молитву, а то, правда, хату спалишь, что я тогда делать буду?

Ну а он в зависимости от настроения одобрительно или гневно попыхивает ей в ответ.

Пресса не врёт

Шеф занял под плавно переходящие в офис апартаменты почти всё крыло больницы. Несмотря на все максимально возможные в таких условиях понты, в переоборудованной в приемную палате пахло уткой.

– Подождите, – бросила, даже не посмотрев на меня, секретутка – тощая жердь в белом халате. Шеф вдруг решил, что раз он лежит в больнице, значит, и всё вокруг должно выглядеть по больничному.

Для секретутки я был никем. Обычный исполнитель, каких тьма. И если на каждого обращать внимание… Сев на кушетку для посетителей, я погрузился в транс ожидания. В качестве развлечения мне предлагалось смотреть, как тупая жердь что-то рассматривает в мониторе компьютера, периодически издавая серию экзотических звуков, означающих, должно быть, смех. Альтернативой был телевизор, настроенный на официальный канал, по которому показывали исключительно тошнотворную муть.

Я уже собирался запустить чем-нибудь в экран, когда из палаты шефа вырулила медсестра.

– Можете войти, – разрешила она.

Секретарша снисходительно мне кивнула, подтверждая вердикт медсестры. Чувствуя себя китайской проституткой, я вошёл.

– Ты уже ознакомился с криминальной хроникой завтрашней газеты? – спросил шеф, даже не предложив мне сесть.

На кушетке в пижаме он был похож на Великого Нехочуху – был такой мультфильм.

– Мне сказали, что вы вызываете срочно, так что я не стал заходить в отдел информации, – приняв виноватую позу, ответил я. – А получить эти сведения по сети я не мог из-за передислокации отдела.

С моей стороны это было непростительным проявлением халатности, но из-за бардака по случаю переезда всей нашей конторы в больницу с меня были взятки гладки.

– Прочти и постарайся не опоздать. – Шеф взял с тумбочки и протянул мне мятый лист бумаги.

«Убийство в кафе «Путь Керуака». Вчера в половине пятого вечера в кафе «Путь Керуака» произошло очередное убийство. Жертвой преступника оказался незадачливый торговец подержанными спичками по имени Герострат. Едва он вошёл в кафе, как неизвестный убийца встретил его огнём из пистолета. Он выстрелил трижды. Одна пуля попала жертве в живот, другая в голову. Третья прошла мимо…»

– Флаг на ветру! – выругался я. – Я же никогда не мажу.

– Раз написано «мимо», значит, мимо! – отрезал шеф. – Или ты забыл?

Всё верно, пресса никогда не врёт.

– А кто автор статьи? – спросил я.

– Какая тебе разница?

– Интересно. К тому же завтра я всё равно узнаю.

– Карен Филимонов.

– Я так и думал.

Этот козёл Филимонов просто обожал подставлять всех, кого только можно, когда писал репортажи. Конечно, полную отсебятину он нести не мог – для этого в прессе существовали редакторы, корректоры, консультанты, и так далее. Целая армия кретинов, единственная задача которых заключалась в слежении за тем, чтобы особо рьяные репортёры не записались вконец в поисках сенсаций. Но и в таких условиях эта скотина Филимонов умудрялся пороть косяк за косяком.

И мне ещё повезло. Не далее как месяц назад Филимонов умудрился в своём репортаже об убийстве какого-то маклера ревнивым мужем как бы между прочим указать, что был ранен случайный прохожий – рикша, возвращающийся с работы. И бедному Григорьеву пришлось перетряхивать весь город в поисках это долбанного рикши, – пресса не врёт, – а позже, рискуя собственной жизнью, держать его за шкирку на линии огня…

Я посмотрел на часы. Было чуть больше трёх – самое время поторопиться, чтобы попасть в кафе, но я решил подстраховаться.

– Мне нужен спецавтомобиль, – как бы извиняясь, сообщил я шефу.

У нас специально для таких вот экстренных случаев существовал транспортный отдел с пятью скоростными машинами и профессиональными гонщиками-стритрэйсерами в качестве водителей.

– Ладно, – благословил меня шеф.

Не прошло и пяти минут, как я уже сидел на заднем сиденье немного битой, но вполне резвой «Бэхи». Кирюха, бывший чемпион подпольных гонок, нёсся вперед, не обращая внимания на сигналы светофоров, а я с восхищением наблюдал, с какой лёгкостью он лавирует между толпами охотников, носящихся по городу в поисках Будды (его шкура в этом сезоне снова входила в моду), попутно отстреливая политиков, банкиров и журналюг.

В четыре я уже пил кофе за зарезервированным для меня столиком и слушал трёп посетителей.

Справа от меня пожилой китаец с обречённым выражением лица ковырялся в тарелке с лапшёй тридцатисантиметровым куском черенка от лопаты и жаловался самому себе на судьбу:

– Какому только уроду, – причитал он, – пришло в голову, что мы едим какими-то палками, словно мы дикари или выродки какие. Зачем нам есть палками, если вот уже более трёх тысяч лет существуют прекрасные удобные куайцзы. Что мы дикари, что ли? На себя лучше бы посмотрел, урод. Наш народ был процветающим и культурным уже в те времена, когда предки таких вот писак прыгали с ветки на ветку, помогая себе хвостом. Взять бы его за шкирку и затолкать, куда следует, этот кол… дерьмо! – очередная порция лапши сорвалась с орудия еды и плюхнулась китайцу на брюки, оставив жирный след на самом интересном месте.

Выругавшись на всё кафе, китаец отбросил палку и принялся есть руками.

Через несколько минут появился патрульный.

– Вы арестованы за попытку дискредитации прессы, – сообщил он, надевая на китайца наручники.

Всё правильно, пресса не врёт.

В это же время слева от меня пара упившихся вдрызг потомственных пролетариев обсуждала жён.

– Твоя ведь тоже умерла? – спрашивал один из них своего приятеля, положив ему руку на плечо.

– Месяцев шесть уже как… – с пьяной грустью в голосе отвечал тот.

– А моя уже два года…

– Давай помянем… не чокаясь…

– Ну и как она приходит? – доверительным шёпотом спросил первый.

– Как положено, каждую ночь… Знаешь, она у меня какая… была…

– Моя тоже, реже немного, но приходит… А как твоя, ссыт?

– Обижаешь, зачем ей ссать?

– А моя ссыт. Придет, сядет посреди коридора, и ссыт. С…а. Я у неё спрашиваю: «Зачем ты это делаешь?», а она придёт, молча нассыт и уходит. Даже словом не обмолвится…

Ровно в полседьмого, хоть сверяй часы, на пороге кафе появился Герострат в сопровождении двух малолетних шлюх. Он был весел и заметно навеселе. Мне даже стало его жаль. Чёртова служба – убивать человека ни за что, ни про что, только потому, что какой-то хренов писака написал об этом в газету. А пресса, она ведь не врёт.

Я выстрелил три раза. Труднее всего было стрелять мимо. Надо было не только выстрелить рядом с жертвой, но ещё и ни в кого не попасть – про случайные жертвы в репортаже не было ни слова, а любую неточность в исполнении после которой им пришлось бы редактировать текст, писаки воспринимают как личное оскорбление. И потом от них столько неприятностей.

Выполнив задание, я убрал пистолет в кобуру и вышел из кафе. У входа уже поджидал знакомый таксист. Где он брал информацию, для меня было загадкой, которой я не хотел забивать мозги. В любом случае это было удобно, а то, что где-то там существует постоянная утечка информации, меня уже не касалось.

– Домой, – сказал я, садясь в машину.

Дело сделано, и теперь можно снять форму и пойти куда-нибудь выпить или устроиться на диване, уткнувшись носом в экран – ещё вчера я купил парочку новых фильмов.

Выбравшись из ванны, я налил себе коньяка, включил Бетховена и забрался с ногами в кресло, надеясь поразмышлять о чем-нибудь приятном, красивом и бесполезном.

Устав от тяжких дум, я решил пройтись. Прогулка быстрым шагом пока ещё остаётся лучшим средством от самобичевания и мозгового траха.

За те несколько часов, что я провёл дома, погода резко испортилась. Город буквально утонул в тумане, таком густом, что уже в двух шагах ничего не было видно. Похолодало, и несильный, но достаточно противный ветерок так и норовил выдуть из-под одежды последнее тепло.

Тем лучше, – решил я, – тем лучше. Представляя, что туман разъедает назойливые мысли, я пошёл, куда глядели глаза. Людей на улицах почти не было, и это радовало меня особенно. Мне нравилось быть наедине с туманом, который после нескольких минут ходьбы не казался уже таким холодным.

На каком-то из перекрестков я чуть было не столкнулся с ещё одним ночным гулякой (была ночь). Он что-то увлечённо надиктовывал на диктофон.

Сделав несколько шагов, я вдруг понял, что знаю этого парня, что это не кто иной, как тот самый Карен Филимонов собственной персоной. А когда буквально в следующее мгновение мой взгляд упал на примерно полуметровый кусок металлической трубы, какими-то судьбами оказавшийся на том тротуаре, я почувствовал, что бог есть.

Схватив трубу, я быстро пошёл туда, где скрылся в тумане Филимонов. Я шёл неслышным профессиональным шагом, так что когда я догнал его на мосту над железнодорожными путями, он меня даже не заметил.

Труба с радующим сердце хрустом обрушилась на голову Филимонова. Я уже знал, что этого удара достаточно.

Завтра утром его найдут на рельсах. В газетах подадут это, как несчастный случай и обвинят во всём муниципалитет. Всё верно, обычный несчастный случай. Пресса не врёт.