Текст книги "Идеальная форма (сборник)"

Наконец, падение замедлилось, и лифт остановился.

Они вновь были в полусферическом помещении. На этот раз в центре был символ Атлантиды: все те же рвущие друг друга зубами «рыбки» и ярко-золотой каменный меч высотой чуть больше двух метров. К лезвию меча была привязана девчушка лет шестнадцати. Её рот был зашит ярко-красными нитками. По обе стороны от неё стояли мужчины в балахонах, делавших их похожими на ку-клус-клановцев. Скорее всего, будущую жертву накачали наркотиками, потому что она никак не реагировала на происходящее.

Ивана бросило в холодный пот. Добродушный от природы, он воспринимал насилие только на экране или в книгах, здесь же… От одной только мысли о предстоящем ему стало плохо. Он не мог ЭТОГО сделать, как не мог и отказаться от ритуала, а патовой ситуации здесь быть не могло по определению.

– Ничего не поделаешь, – услышал он голос королевы. Ты должен разрушить рабство, такова плата за вход. Перед тобой только образ, жалкая попытка Идола обмануть тебя маской. Она даже не человек, она – твой социум, твоя зависимость, твоя связь с Идолом. Убей или умри. Ты ведь знал.

Он действительно знал, знал, но всё равно не мог это сделать. Тело отказывалось подчиняться. Его трясло, как в лихорадке. Перед глазами запрыгали чёрные «мухи». Стало трудно дышать. Ещё мгновение…

Кто-то огромный и могучий вошёл в тело Ивана. Стало легко и спокойно. Он наблюдал за происходящим как бы со стороны. Его рука взяла меч. Один умелый взмах…

Кровь потекла совсем не так как в кино. Это было грязно, отвратительно и совсем не зрелищно. У Ивана подкосились ноги, и он рухнул на пол, потеряв сознание, словно меч был вонзён в него, а не в жертву.

* * *

Весь год для Ивана прошёл под знаком депрессии и потерь. Он так и не смог позабыть то убийство – оно уничтожило нечто значительное в нём самом. Он был, словно авиалайнер с разгерметизировавшимся салоном на хрен знает какой огромной высоте. Он потерял работу, потерял Ольгу, перестал за собой следить. Ему было настолько пусто, что он даже не хотел покончить с собой. Он был живым трупом, из которого разом выкачали всю жизнь.

Работу свою он, правда, ненавидел с самого начала. Он был шестёркой в администрации: никакого собственного мнения, никакой частной жизни, всё решается через пьянку или не решается никак, круглосуточный рабочий день, тоска и никаких перспектив. Потеря работы, пожалуй, для него была бы праздником, останься он живым.

Ольга так и сказала ему на прощанье:

– Извини, – сказала она, – не могу и не желаю быть некрофилом. Помощь тебе не нужна, как не нужно вообще ничего. Оттаешь – звони, а пока…

Не договорив, она вышла из дома. За калиткой ждало такси. На Ольгин уход Иван не отреагировал никак. Он был мёртв, по-настоящему мёртв.

Целыми днями он тупо пялился в книгу или в телеэкран, совершенно не обращая внимания на текст или изображение. Из дома он выбирался только, когда надо было платить за жильё и закупать пищу…

Он возвращался с базара. Небритый, худой, нестриженый. На нём была заношенная футболка, старые спортивные штаны и алкашеские тапочки на босу ногу. Он шёл, глядя под ноги, по направлению к дому. Делать ничего не хотелось, а пешая прогулка была хоть каким-то развлечением. Вдруг он увидел на женской ноге знакомый символ: разделительное «s» со стрелочкой вверх из средины. Он поднял голову и буквально ослеп от рыжего великолепия.

– Королева! – воскликнул Иван.

Она остановилась и внимательно посмотрела ему в глаза.

– Как ты меня назвал?

– Извините.

– Это важней, чем ты думаешь, – Её взгляд выжигал его изнутри.

– Я сказал, Королева.

– Ты знаешь, что это? – она показала на татуировку.

– Это знак Атлантиды.

– Где ты его видел?

– В своих Видениях.

– Позвони. Обязательно позвони, – она дала ему визитку: символ Атлантиды и телефонный номер. – Только не затягивай. Хорошо?

Он кивнул.

Позвонил он вечером в тот же день. Они приехали часа через два. Королева и мужчина в огромных очках с зеркальными стёклами.

– Я – это ты, – сказал он.

– Я знаю, – ответил Иван.

Мужчина окинул Ивана взглядом гробовщика.

– Как он? – спросила королева.

– Бывало, лошадей и в лучшем состоянии пристреливали.

– Что, так плохо?

– Практически полное истощение.

– На Атлантиду это не похоже.

– Сейчас не те времена. Собирайся, поехали.

«Собирайся» и «Поехали» были адресованы уже Ивану.

– Куда? – спросил он.

– Возвращать тебя к жизни.

– Не бойся, убивать никого не придётся, – добавила королева.

– Твоя беда в том, – поясняла она в машине, – что ты зашёл слишком далеко без всякого понимания происходящего, что сейчас, в эпоху войны, делать нельзя совершенно. Когда-то давно, очень дано был мир. На земле жили атланты и драконы. Они были совершенно разными, и практически не пересекались в своих интересах. Драконы самые древние. Они были ещё задолго до всего. Они не отсюда.

– Инопланетяне? – иронично спросил Иван.

– Забудь это. Инопланетяне такие же, как и мы. Они из той же плоскости, тогда как Атлантида и драконы… Они настолько другие, что мы…

– Это я понимаю.

Королева недовольно зыркнула на Ивана и продолжила.

– Человек рождается как личинка. Он может вырасти в дракона, в атланта, а может стать рабом Идола. Последнее – это участь подавляющего большинства людей. Практически с самого рождения нас начинают превращать в существо социальное, в личность. С самого рождения на нас надевают «Священные Маски Идола», которые превращают человека в раба. Быть рабом очень удобно. Идол создает амбиции, питает эго, объясняет, как надо жить… он строит рельсы, по которым тебе предстоит идти, как трамваю. У него даже есть место для бунта. Социальный протест – такая же часть Идола, как и социальный конформизм. Идол вездесущ. Он сражается за каждого. Даже для тех, кто пытается вырваться из его лап, он создает все условия. Ты можешь посвятить себя богу или дьяволу, поиску истины, духовного совершенства… Достаточно подсесть на какую-нибудь философскую систему, и ты снова в руках многоликого Идола… Поэтому только единицы способны прийти к драконам или к Атлантиде, найти путь. Для этого надо уничтожить связь с Идолом, разрушить личность, остановить ум. Но делать это надо правильно, иначе… Идол не только управляет, но и питает. Ты разрушил питающую связь, но так и не научился питаться сам. И сейчас ты как наркоман в состоянии ломки. Тебе нужна помощь.

Машина остановилась перед большими железными воротами. Они открывались при помощи дистанционного пульта, похожего на брелок. Двор был большим, где надо выложенным плиткой. Поражало обилие зелени и цветов.

Дом тоже был достаточно большим, но не неуклюжим, как большинство из новостроек частного сектора. Внутри было царство роскоши и хорошего вкуса.

Они прошли через несколько комнат, спустились в подвал. Там была кабинка лифта.

– Лифт в Атлантиду? – немного разочарованно спросил Иван.

– Только в одно из представительств. Настоящая Атлантида живёт в несколько других пространственно-временных границах, как и драконы, – пояснил мужчина.

– Параллельные миры?

– Ты всё равно не поймёшь. Человеческая психика в обычном состоянии сознания на это не способна.

– Я видел её в видениях.

– В видениях ты видел адаптированную версию. Так в Европе снимают кино для тех, кто въезжает, а потом адаптированную версию для Америки.

Конечно, лабиринт был далеко не хрустальным, да и освещался он электрическими лампами. Не весь. Боковые ходы оставались тёмными. Но всё равно, Ивану он понравился. Чисто, сухо, выложено плиткой…

– Он большой? – спросил Иван.

– Опутывает всю Землю, – ответил мужчина. – Можешь войти здесь, а выйти где-то в Америке.

– И что, военные?..

– Атлантида умеет защищать свои владения.

Это вряд ли можно было назвать ответом, но Иван решил не настаивать.

В помещении, куда они пришли (обычная комната 4 на 6) стоял стол, и несколько кресел. На столе был необычной формы древний сосуд, дешёвая чайная чашка и термос. Освещение было тусклым, почти как в кинозале во время сеанса.

Королева наполнила чашку водой, затем отсчитала из сосуда несколько капель тёмной жидкости с резким запахом.

– Валерианка? – усмехнулся Иван.

– Древняя Кровь Атлантиды, – ответила она.

– Кровь?

– Сок одного растения.

– Мескалино?

– Я бы на твоём месте проявил уважение, – предупредил его мужчина.

– Идола породили профаны, – рассказывала королева. – Утечка информации. В результате исковерканные, обрывочные знания оказались у тех, кто вообще не должен был ничего знать. Самое опасное оружие – образованный полуидиот. Пытаясь копировать ритуалы Атлантиды, они начали использовать кровь себе подобных. Так появился Идол – самое ужасное порождение человека.

– Фактически, Прометей или Люцифер – это не бог, подаривший людям огонь знаний, а мелкий воришка, выпустивший джина из бутылки, – добавил мужчина.

* * *

Рыцарь был давно уже не молод. Его коротко стриженые волосы были густо сдобрены сединой. Он медленно ехал на своём коне, тоже немолодом и уставшем по дороге длинной в целую вечность. Конь немного прихрамывал. Ему требовался отдых и услуги кузнеца. Чуть поодаль от рыцаря ехал слуга-оруженосец. Он тоже был уставшим. Хотелось есть и спать, но до ночлега было ещё очень много километров пыльной дороги в степи под палящими лучами солнца.

Впереди были километры зноя, короткий отдых и битва с драконом – одним из тех прекраснейших существ, на которых охотились доблестные рыцари или посланцы бога. Оруженосец любил драконов. Ему нравился их мир, их мудрость, их совершенно непохожая на человеческую судьба, которую они выбрали себе сами. Оруженосец отчасти и сам был драконом. Где-то в глубине его души существовал некий мост, связывающий его с драконами. Иногда он просто не понимал, что делает рядом с человеком, которого смело мог назвать врагом всего того, ради чего он живёт на этом свете…

Рыцарю нужна была кровь. Подобно многим другим рыцарям, он дал обет питаться только кровью врага. Врагом были драконы. Их крови хватало надолго. Она была сытной, возвращала молодость и давала долголетие. Иногда, когда рыцарь слишком долго не мог обнаружить дракона, он посылал в мир специально обученных охотников, и те приносили ему кровь людей. Когда тот или иной охотник становился не нужен, рыцарь отдавал его на растерзание толпе, как единственного виновника ужасающих «серийных» преступлений…

* * *

Глаза долго не хотели открываться. Так часто бывает утром, когда ты уже вроде бы и не спишь, но открыть глаза, проснуться, подняться с постели просто не в состоянии. Наконец, собрав всю свою волю, он вырвался из мира видения.

Он лежал совершенно голый на огромном мраморном столе. Как в морге, – почему-то решил Иван. Он попытался сесть, но не смог. Тело было чужим и совершенно непослушным, словно между ним и телом полностью исчезла связь.

Паралич!

От ужаса Иван закричал.

В комнату вошли Королева и человек в очках. Они выглядели уставшими.

– С возвращением, – сказала королева.

– Я не чувствую тело!

– Это от долгого неподвижного лежания. Сейчас тебя приведут в норму.

Она хлопнула в ладоши. В комнату вошли двое крепких мужчин.

– Сколько я пролежал?

– Десять дней, – ответила королева.

– Сколько?!

– Десять дней.

Его аккуратно взяли под руки и перенесли в другую комнату. Там была ванна, наполненная терпким травяным отваром. Примерно через час он пришёл в себя.

* * *

Иван вновь вернулся к жизни. Нельзя сказать, что он стал прежним. Это не дано никому из нас. Прежнего Ивана больше не было. Почти всё своё время он уделял делам Атлантиды, которой принадлежало приличное состояние, причём не только на территории бывшего Советского Союза. Он числился менеджером по чему-то там, а на деле пытался разобраться в видениях, которыми его щедро одаривала Атлантида. Он практически не выбирался «на территорию врага». Убив в себе Идола, он начал видеть его повсюду. Вокруг был мир марионеток, управляемый одной незримой рукой, и эта рука была для него врагом.

С Ольгой он больше не встречался. Освободить он её не мог, а видеть в когда-то любимом человеке заводную куклу…

Однажды он увидел её в видении.

Они были словно на дне молочной бутылки. Белый мох под ногами, белый туман вокруг, белое свечение повсюду. Мох был мягким и пушистым, как толстый дорогой ковёр. Было тепло.

Ольга была рядом. Она лежала на спине, совершенно обнажённая. Над ней в метре от земли парила на одном месте книга с нечётным количеством страниц – нечто, что наше сознание совершенно не в состоянии представить в своём обычном состоянии.

– Возьми меня, – приказала книга Ольгиным голосом.

Иван осторожно взял её в руки. В следующее мгновение книга выпустила сотни игл, которые глубоко вонзились в руку. Вместо боли Иван ощутил необыкновенный кайф. Книга вливалась в него. Она растворялась в нём, становилась с ним одним целым.

– Возьми меня, – прошептала Ольга.

Они занимались любовью целую вечность, занимались страстно, исступленно, словно это был их первый и последний раз. Иван почувствовал, как книга превратилась в семя, в маленькое растительное семя. Теперь оно было в Ольге. Семя проклюнулось. Иван чувствовал, как в чреве Ольги развивается новая жизнь, жизнь воплощённой Атлантиды. Атлантида требовала Ольгу всю, без остатка, и та с радостью приняла свою участь. Её полностью поглотило дерево, странное, невиданное раньше дерево, которое оплетало своими корнями всю Землю…

– Таковы уста Атлантиды, – поведал Ивану голос.

* * *

Ольга умерла от рака матки. Она отказалась от операции.

– Атлантида здесь не причём, – сказала королева.

Иван ей не поверил.

* * *

Нельзя сказать, чтобы Михаилу нравилась его роль в Атлантиде. Он никогда не был кровожадным человеком, и, несмотря на то, что лично ему убивать никого не приходилось, каждое убийство надолго выбивало его из колеи. Конечно, у него была альтернатива: смерть. На это довольно понятно намекнул Иван Петрович.

Умирать Михаил не хотел даже за деньги. Денег, кстати, в Атлантиде хватало. Платили ему щедро, очень щедро. Денег было столько, что можно было о них не думать.

За это ему предстояло отыскать дракона, и не просто дракона, а женщину, молодую и привлекательную. И это с учётом того, что драконов среди нас единицы. Настоящих драконов.

Практически каждый из нас – личинка или зародыш. Более того, мы сами выбираем свой путь. В каждом из нас есть благословение драконов, позволяющее превратиться в это великолепное существо. Также мы можем стать рыцарями или примкнуть к Атлантиде… Выбор огромен, но большинство из нас предпочитают оставаться никем, плебсом, исторической пылью, в лучшем случае перегноем. Человек в своём нынешнем состоянии никакой не венец природы, всё это – утешение для черни, сладкая пилюля для неудачников, позволяющая сознанию продолжать крепко спать до самой смерти.

Человек – это шанс, не больше, но и не меньше.

Свой шанс Михаил упускать не хотел. Ему и так повезло: он нашёл Атлантиду, или Атлантида нашла его.

* * *

Он был в просторной гостиной шикарного холостяцкого дома, в удобном, словно специально для него спроектированном кресле, перед камином. В камине горел огонь. В кресле рядом сидела, закинув ногу за ногу, корова – обыкновенная, лишь немного очеловеченная. Их разделял только маленький, но стоивший целое состояние столик, с натюрмортом, который составляли: бутылка коньяка выдержки лет пятьсот, коробка с сигарами и почему-то три бокала. В «руке» она держала бокал с покоящимся на дне коньяком. Она вдохнула аромат напитка, сделала маленький глоток и блаженно прикрыла глаза.

– Сигару? – предложила она после минутной паузы, посмотрев на Михаила хитрыми, с ленинским прищуром, глазами (совершенно нехарактерный для коров взгляд).

– Не откажусь, ответил Михаил, беря из коробки настоящее произведение искусства.

Сигара застыла у него в руке. Михаил понятия не имел, что с ней дальше делать. Сигар он не то, что никогда не курил, а никогда раньше не видел. Конечно, он пробовал внебрачное дитя ширпотреба с аналогичным названием, но к сигарам это не имело ни малейшего отношения.

– Курение сигар, – заговорила корова после очередной паузы, – это танго на минном поле. Это как делать нитроглицерин в домашних условиях: малейшая ошибка, и всё отправляется к хренам собачьим. Сигары – это культ, требующий точности, традиционности и любви к гедонизму. Сигары – увлечение избранных.

Она принялась подробно рассказывать о сигарах.

Корова была драконом, точнее, посредником между драконами и людьми, принявшим несколько комичный образ.

– Я часть твоего сознания, – представилась она Михаилу, когда он «пришёл» на встречу, – так мне нравится выглядеть. К сожалению, моё истинное лицо тебе недоступно, да у меня его и нет, но это не мешает мне получать удовольствие от прекрасной еды, так что не будем заставлять повара ждать. Еду нельзя ни торопить, ни заставлять ждать. Всё остальное – чушь.

Закончив рассказ, корова перевернула лишний бокал, налила на дно немного коньяка и подожгла специальной сигарной спичкой. Они прикурили сигары.

– В знак нашего союза отныне ты будешь так делать всегда, – сказала она Михаилу.

Он не возражал.

– Пойдём, я что-то тебе покажу, – сказала она, когда они закончили курить.

Корова отвела его в одну из бесчисленных комнат, где в детской кроватке лежала ОНА – совсем ещё маленькая самочка дракона.

– Она ждёт тебя, – сказала корова.

– Они её убьют.

– Смерть – такая же чушь, как и жизнь, если у тебя есть душа. С её душой всё в порядке, а вот есть ли душа у тебя?

– Сейчас я как раз над этим работаю, – ответил он.

– А ты знаешь, что Иисуса вполне можно назвать сатанистом-демонопоклонником в самом, что ни на есть христианском значении этого термина? – спросила корова, потягивая коньяк.

Они вновь сидели в гостиной.

– Что ты имеешь в виду?

– Ты слышал о чёрной магии?

– Совсем немного.

– А о человеческих жертвоприношениях?

– Разумеется, – ответил Михаил, выпуская дым.

– Так вот, ставшая известной история про Иисуса Христа – это шоу, за которым вполне можно разглядеть ритуал с человеческим жертвоприношением. Причём сам участник приносит в жертву самого себя, приносит в жертву как бога. Принесение в жертву бога, сына в жертву отцу. Фактически, история с Авраамом была маленькой репетицией этого спектакля, создавшего одну из сильнейших организаций и один из наиболее мощных эгрегоров Идола. Это жертвоприношение стало основанием христианского храма, стены которого возводились исключительно на крови. Сначала это была кровь первых христиан, затем еретиков, затем кровь жертв религиозных конфликтов… Да и исламские террористы, убивающие для того, чтобы убивать, приносят свои кровавые жертвы Аллаху, который есть никто иной, как Иегова, ветхозаветный бог и отец Иисуса. Боги питаются кровью.

– Как и мы.

– Согласна. Таковы правила этой игры.

– Игры?

– Создатели христианства, – продолжила корова после небольшой паузы, – великие люди. Никто до них ещё не додумался создать жёсткую, деспотическую чёрно-магическую организацию с фасадом в виде наидобрейшего боженьки, суть которого есть любовь. Милый рай домохозяек с геранью на каждом окне. А дуракам, коими является подавляющее большинство двуногих, больше ничего и не надо. Что людям надо-то? сладкую сказку и крепкий сон. Дайте им сладкую соску, мягкий матрас, и они ваши. Охотнее всего люди превращаются в слепцов. Мне кажется, это всё из-за вашей сущности рабов. Вы и других угнетаете только из-за того, что сами созданы быть рабами. Ни один вид больше так себя не ведёт. Угнетение ради угнетения, уничтожение ради уничтожения, и всё только ради того, чтобы возомнить себя пупом земли. Посмотри, как вы изуродовали планету. Ну да вы не можете поступать иначе: такова ваша сущность.

Михаил поморщился.

– Природа – это природа. Молоток – это молоток. Им можно забивать гвозди, а можно бить по пальцам. Иногда нужно и второе. Природа подобна корове. Её можно завалить и сожрать, а можно кормить, ухаживать, получать молоко, телят. Так получилось, что второй вариант вам всё ещё не пришёл в голову… Ладно, – корова посмотрела на дорогие часы, – пора переходить к делу. Я чего собственно пришла. Она уже готова к встрече, и скоро ты её найдёшь. Она сама тебя найдёт, тебе надо будет только суметь её узнать, а для этого…

– Она знает, на что идёт?

– Нет.

– Тогда чем вы отличаетесь от нас?

– В этой игре ничем. Каждая игра содержит правила, нарушение которых приводит к изменению самой игры. Нам же надлежит сыграть именно в эту. Нравится тебе это, или нет.

– Ты отправляешь её на смерть, и называешь это игрой?

– Смерть – такая же чушь, как и жизнь. Или ты забыл?

Он усмехнулся.

– Рада, что ты не ударяешься в полемику. У нас мало времени. Надо ещё кое-что сделать… Надеюсь, у тебя нет гастрономических предрассудков.

– Что ты имеешь в виду? – насторожился Михаил.

– Кровь и плоть дракона. Без этого ты не сможешь её найти.

– Что?

Корова хлопнула «в ладоши». В одно мгновение обстановка вокруг них изменилась. Теперь они находились в маленькой комнате, застеленной коврами. Посреди на подносе стоял кальян.

– Три затяжки, – предупредила корова.

– Ты же говорила…

– Мы не христиане, чтобы заниматься богоедством. Они так и не смогли до сих пор разобраться во всех тех ритуалах, которые украли у нас. Три затяжки.

Михаил сделал осторожную затяжку. Дым мог быть каким угодно, но не таким. Легкие Михаила заполнила сама свежесть и чистота. Это была благодать в своём чистом виде. Такое жалко было выдыхать. Он хотел курить её ещё и ещё, так что после третьей затяжки корове пришлось отнимать у него трубку.

– Достаточно. Ты же не хочешь…

Михаил не слышал её слов. Он был далеко в звёздном небе, среди звёзд. Он был чистым сознанием, путешествующим по звёздному лабиринту, по другую сторону которого жили драконы…

* * *

– Она прошла лабиринт, – устало сказал Иван.

Михаил облегчённо вздохнул. Корова сказала правду.

– Ты молодец, – Иван был доволен, – задание выполнено блестяще.

– И что теперь?

– Теперь… Это будет решать Атлантида.

Прежде, чем Михаил успел что-либо сообразить, Иван выстрелил в него из странного маленького пистолета, похожего на детскую игрушку…

* * *

Музыка лилась отовсюду. Она была приторно-бездарной. Передавали запись детского хора. Детишки пищали противными, тоненькими голосами что-то про любовь к богу, любовь бога, и прочую любовь. Качество «фанеры» было отвратительным.

Михаил открыл глаза. Он лежал на огромном фанерном облаке, одетый в длинную, до пят, белую ночную рубашку. Рядом лежала фанерная арфа.

– ………..! – выматерился Михаил.

– Здесь принято говорить аллилуйя или осанна, – услышал он приторный, злорадный голосок.

– Аллилуйя?! за то, что я должен буду торчать в этом фанерном дерьме целую вечность?! Да иди ты на!..

– Осанна, – елейно пропел приторный голосок, – осанна или аллилуйя. Господь настолько милостив к нам, что позволяет произносить эти слова с любой интонацией.

– Так что, если я захочу послать тебя на…

– Осанна, – перебил его голос.

– На осанна…

– Всё правильно, важны не сами слова, а тот смысл, который ты в них вкладываешь.

– Если так… Осанна, – завопил Михаил, словно его резали, – аллилуйя, и маме вашей аллилуйя!!!

– Чего глотку дерёшь? – услышал он знакомый голос.

Рядом с сигарой в одной руке и рюмкой коньяка в другой сидела корова. К её рогам был приделан проволочный нимб, а к спине привязаны розовые, похожие на стрекозиные, крылышки, на одном из которых было написано: «made in China».

– Ты?! – радостно воскликнул Михаил.

– Я бы не стала на твоем месте так кричать.

– Ты не представляешь, как я рад тебя видеть!

– А я тебя нет.

– Почему?

– Потому что ты, скотина, всё ещё не избавился от этой фанерных «осанна» и «аллилуйя», мать твою! – рявкнула корова во всю свою глотку, – Я что, зря на тебя тратила своё время! Отвечай, сволочь!

– Я…

– Ты почему сидишь в присутствии инспектора, гнида?! Встать!

Михаил был буквально оглушён поведением коровы. Он вскочил на ноги и замер по стойке смирно.

– Кругом!

– Он повернулся.

– Неблагодарная скотина!

Сильный удар копытом под зад сбил его с ног.

Очнувшись, Михаил сразу понял, что имел в виду Иван, говоря о том, что его дальнейшую судьбу будет решать Атлантида. Его отключили, а затем отправили в лабиринт. Михаил сразу узнал его, несмотря на то, что ни разу раньше здесь не был. Лабиринт, он обладал своим духом, своей волей, своим настроением… Он безошибочно проникал в сущность каждого человека, предоставляя для него один из практически бесконечного множества путей. Раньше Михаилу он напоминал саму жизнь: тьма, неизвестность, бесконечное число развилок…

Поняв, куда забросила его судьба или Атлантида, он ощутил панический ужас и отчаяние: голодная смерть среди бесконечных тёмных закоулков, где среди миллиона путей только один мог быть верным, а остальные…

Единственно на что он мог надеяться, так это на то, что спасительное безумие не заставит себя долго ждать. Михаил знал, что случалось с теми женщинами, которых он приводил сюда в тщетной надежде на то, что эта уж точно окажется драконом, и вереница жестоких убийств…

Большинство из них умирали здесь, в лабиринте. Сходили с ума и умирали в темноте, которая, казалось, была пропитана их предсмертным ужасом и безумием. Другие, таких были единицы, находили спасительный выход, но они не были драконами, и…

Михаила окружили тени тех, к чьей смерти он имел непосредственное отношение.

Отчаяние, ужас, бессилие, желание покончить с собой… Он схватился руками за голову и закричал. Он проклинал Атлантиду, Ивана, себя, королеву, которую никогда не видел, бога, жизнь… Он кричал, пока не потерял голос, и даже после этого продолжал жалко сипеть проклятия опухшей от крика глоткой. Усталость помогла ему немного прийти в себя. У него оставался шанс, и если Атлантида просто хотела от него избавиться…

Шанс! Михаил поднялся на ноги и пошёл, куда глядели глаза. Здесь могло помочь только везение, только полностью отдав себя в руки Атлантиды, он сможет найти правильный выход. Иначе…

Он пытался думать о тех, кто, попав в подобную ситуацию, сумел найти выход, выжить, выбраться, найти в себе силы… Он пытался думать о Мересьеве, о том парне из Джека Лондона, который буквально заставил себя не умереть от голода, но на ум всё чаще приходил герой Стивена Кинга или Эдгара По, он не помнил точно, который, оказавшись на острове, сожрал себя чуть ли не целиком.

Временами он натыкался на кучки человеческих костей. Это были останки тех, кто не справился с поставленной перед ними задачей.

Появились галлюцинации.

– Природа имеет избыточный характер, – умничал лысый толстяк. Он был с друзьями в купальне, где очаровательные рабыни были готовы выполнить любой их каприз, – жизнь устроена так, что из многих должны выживать лишь единицы, и только самые-самые имеют право оставить после себя потомство. Бесспорно, этот закон должен распространяться и на людей. Иначе… Да зачем что-либо говорить. Достаточно посмотреть вокруг. Вопиющее беззаконие гуманизма привело к вырождению человеческого рода. Мы продолжаем строить так называемые больницы для дегенератов, содержим их за государственный счёт, причём даже не думаем об их стерилизации, тогда как крепкие, здоровые люди силком отправляются в армию, где либо гибнут в бесконечных войнах, либо становятся инвалидами, как физически, так и психологически. Вот и получается, что гуманизм – это забота об ущербных людях ценой жизни крепких и здоровых, тех, о ком действительно надо заботиться…

Камень, алтарь был сделан из серого камня, был идеально отполирован телами тех, кого на протяжении тысяч лет приносили здесь в жертву. На тех местах, где привязывали руки и ноги жертв, появились углубления.

Михаил лежал на алтаре. Без одежды. Волосы по всему телу были сбриты. Ногти на руках и ногах обрезаны и окрашены. Вокруг него суетились слуги жрицы. Они заканчивали покрывать его тело письменами.

К нему подошла жрица. Её лицо было скрыто чёрной маской, с которой сильно контрастировали огненно-рыжие волосы.

– Когда-то Атлантиду почитали как царство мёртвых, – сказала она, – и знаешь почему? Мы первые открыли истину смерти, которую тебе сейчас предстоит познать. Для того чтобы войти в Атлантиду, тебе придётся согласиться с собственной смертью. Ты совершенно напрасно считаешь себя живым. На самом деле ты давно уже мёртв. Само рождение говорит нам о смерти. На самом деле они неразлучны, а жизнь… То, что ты считал и считаешь жизнью – всего лишь агония. Ты уже умер. Твое рождение создало на линии времени твою смерть. Это уже свершилось. Ты мёртв, как и все остальные. Ты мёртв, и твоя жизнь – не более чем попытка осознания этого факта. Только осознав собственную смерть, ты сможешь пройти через первые врата. Ты должен быть мне благодарен за то, что я помогаю тебе в этом. У многих на это уходят целые жизни, а у тебя столько времени нет.

Говоря это, она ловко перерезала вены ритуальным кинжалом у него на руках и ногах. Полилась кровь. Стало холодно. Он перестал чувствовать тело, перестал чувствовать, думать, существовать… Он погружался в смерть, которая…

– Я умер, умер, умер… – повторял Михаил.

Тоска, отчаяние, жажда жизни… Слёзы текли по щекам, но он их не замечал.

– …умер, умер, умер…

Он распадался на части. Сознание медленно затухало…

– …умер, умер, умер…

Ещё совсем недавно он говорил, что самоубийцей может быть только конченый оптимист, считающий, что там будет по крайней мере не хуже, что далеко не факт.

НЕ ФАКТ! Практически любимые слова Михаила.

И вот теперь его смерть стала фактом. ОН УМЕР! Смерть пришла как откровение, как избавление от жизни. Он умер, стал свободным, освободился от рабства жизни. Атлантида дала ему первый урок: Жизнь – это рабство, а жажда жизни – иллюзия, позволяющая идолу осуществлять над тобой полный контроль.

Михаила накрыла волна экстаза. Он был свободен!

Внезапно он понял это. Это пришло как откровение. ОН МЁРТВ, ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ЭТО ТАК! ОН МЁРТВ!

Тело продолжало страдать. Оно хотело есть, пить… тело жаждало вырваться на свободу, но Михаил теперь был далёк от всего этого. Он был мёртв, мёртв задолго до того, как его плоть будет списана за ненадобностью и сдана в утиль.

Смерть придала ему силы подняться на четвереньки (он был здесь уже целую вечность). Голова не соображала. Язык распух. Лицо было разбито в кровь (во время очередного падения). Михаил совершенно не понимал, что и куда заставляло его двигаться. Он полз на четвереньках, даже не чувствуя боли: колени и кисти рук были содраны чуть ли не до кости. Он был на грани безумия.

Поскользнувшись, он рухнул лицом в грязь. Грязь! Значит, где-то рядом вода. Он почувствовал её запах.

Вода текла по стене. Самая вкусная вода в его жизни! В грязи он нашёл каких-то скользких тварей, не-то червей, не-то пиявок. Он жадно глотал их, даже не пережёвывая, а потом снова пил воду…