Текст книги "Архив сельца Прилепы. Описание рысистых заводов России"

Я всегда вел очень большую коннозаводскую переписку с охотниками и вообще лошадниками, и однажды мне пришло письмо из Саратова, где сообщалось, что у них в городе имеется замечательный белый жеребец кожинских кровей, которого по старости можно купить недорого. Я просил прислать мне копию его аттестата. Это был Лондон завода Жедринского, сын кожинского Полканчика, внук Лондона, состоявшего производителем в заводе Кожина, правнук знаменитого казаковского Полканчика. Со стороны матери жеребец также был очень интересен: он происходил от зотовского жеребца и старой подовской кобылы. Так как мой корреспондент продолжал мне писать и расхваливать жеребца, я решил его купить.

Лондон, как я уже сообщал, родился в заводе Жедринского. От старых охотников я кое-что знал об этом загадочном коннозаводчике, страстном любителе лошади. Рысистый завод Жедринского в свое время находился в Саратовской губернии и был, между прочим, известен тем, что его владелец весьма неохотно продавал своих лошадей. Многих молодых кобыл он не случал, так как иначе его завод разросся бы до чересчур больших размеров. Жедринский решительно никого в свой завод не пускал и лошадей своих никому не показывал. Все это вместе взятое и, конечно же, хороший состав завода привели к тому, что о заводе Жедринского стали рассказывать разные чудеса, а некоторые саратовцы держали даже пари, кому удастся купить у Жедринского лошадь. Это стало своего рода спортом. Когда Жедринский умер, в его завод хлынули любопытные покупатели, а наследники Жедринского начали сейчас же этот завод распродавать. Слухи подтвердились: в заводе ко дню смерти Жедринского насчитывалось 96 маток! Среди них многие были кожинских и ершовских кровей. Лошади оказались очень хороши по себе, кровны и типичны. Граф И. И. Воронцов-Дашков заинтересовался ими и командировал в Саратовскую губернию В. С. Толстого и еще одного человека, чтобы они осмотрели завод и, если лошади действительно так хороши, как говорили, купили бы там для Хреновского завода кобыл. Толстой сообщил графу, что состав завода редкостный по кровям и матки замечательно хороши по себе. Воронцов-Дашков распорядился купить лучших кобыл, и Толстой выбрал у наследников Жедринского пять жеребцов для случных конюшен и восемь маток для Хренового. В то время когда мне писал мой саратовский корреспондент, я все это знал, потому и заинтересовался Лондоном. Жеребца мне уступили за 50 рублей и вместе с ним кобылу Мечту за 100 рублей. Это была самая низкая цена, которую я когда-либо платил за рысистых лошадей. Когда Лондон был приведен на Конский хутор, я убедился, что это совершенно посредственная рысистая лошадь. Он не стоил даже тех затрат, которые были связаны с его доставкой из Саратова в Херсонскую губернию. В начале 1908 года Лондон пал.

В 1907 году я прикупил для завода семь заводских маток: Кроткую, трех кобыл, которые носили одно и то же имя – Мечта, Панночку, Секунду и Ундину. О Кроткой я уже говорил, а потому перейду к трем кобылам по имени Мечта. Первая из них была известная призовая кобыла (1.37,2) завода Бловского от Озарника и Мерцеды. Она принадлежала Неандеру. В свое время ее заподозрили в американском происхождении, но доказано это не было. Неандер ее не продавал, а сдал мне в аренду на два года, после чего она должна была к нему вернуться. Я арендовал Мечту с той же целью, с какой ранее купил американскую кобылу Амелию, а позднее покупал метисных кобыл: я хотел отвести от Мечты классную лошадь и таким образом материально поддержать завод. Благодаря хорошим отношениям с А. А. Щёкиным я в 1907 году покрыл эту кобылу со знаменитым Леском, но рожденный от этой случки жеребец Медовый-Месяц оказался посредственностью. Так же плох был и следующий ее жеребенок Миф, после чего я вернул Мечту Неандеру.

Пришедшая из Саратова вместе с Лондоном серая Мечта завода Шерстобитова, внучка знаменитого болдаревского Чародея, во всех смыслах была посредственной кобылой, и после первого же жеребенка (она пришла жеребой от Лондона) я ее продал. Наконец, третья Мечта была когда-то выдающейся призовой кобылой, и на ней я остановлюсь несколько подробнее.

Мечта (Бережливый – Маруся), белая кобыла, р. 1890 г., завода Ф. А. Терещенко. Рекорд 5.14,4. Заводская матка в заводах князя Л. Д. Вяземского и Е. Ф. Беклемишевой. Мечта была одной из лучших призовых кобыл своего времени, и вся ее беговая карьера протекла в руках Гирни, которого вывели в люди, прославили и сделали богатым человеком лошади завода Терещенко. Известно, что Гирня был лихачом в Киеве и по недорогой цене покупал лошадей у Терещенко. Он попробовал ездить на них на киевском бегу и добился успеха: лошади оказались резвыми. Удачная покупка Питомца завершила карьеру Гирни, позволила ему переехать в Москву и сделала его имя весьма популярным в беговых кругах. Мечта была одной из его первых лошадей. Гирня говорил мне, что она была необыкновенно резва накоротке, но длинную дистанцию не проходила.

Мечта – дочь Бережливого, а ее мать – внучка Защиты от Лебедя 5-го, то есть в Мечте опять-таки было повторено скрещивание Лебедь 4-й – Полкан 3-й и получен выдающийся результат. Соединение Бережливый – Крутой, то есть соединение линии Полкана 3-го с линией Лебедя 4-го, давшее у Терещенко столь блестящие результаты, стало затем классическим и для других заводов. Правда, многие объясняли успешность соединения тем, что дочери Крутого особенно подошли к Бережливому, а Полкан 3-й и Лебедь 4-й здесь ни при чем. Но Мечта из того же завода Терещенко не имела крови Крутого, зато ее мать имела кровь Лебедя 5-го, от которого по прямой мужской линии происходил Крутой, и соединение Бережливый – Маруся, заключающее все те же элементы, что и соединение Бережливый – Крутой, оказалось столь удачным, что дало классную призовую лошадь. Однажды, беседуя со мной по вопросам генеалогии, Карузо разговорился о Мечте, которая тогда мне еще не принадлежала, и очень хвалил эту кобылу, а после заметил, что, по его мнению, в ее породе не все гладко: ему кажется, что у Маруси, матери Мечты, пропущено одно поколение. «У меня нет этому доказательств, – сказал Карузо, – но я чувствую, что это так». Когда я купил Мечту и получил на нее подлинный аттестат, то сейчас же увидел, что Карузо был совершенно прав. Действительно, в ее породе со стороны матери было пропущено одно поколение, а именно Забавная от Непобедимого. Это произошло, очевидно, когда составлялась опись завода Терещенко, из-за ошибки писца. В подлинном аттестате, подписанном самим Терещенко, порода Мечты изложена верно. Рассказав этот случай, я хочу обратить внимание читателя на то, каким знатоком генеалогии был С. Г. Карузо и каким нюхом он обладал. Когда я поздравил Карузо с тем, что его предположения оказались верны, он был очень рад и затем опубликовал небольшую заметку в «Журнале коннозаводства». Выдержку из нее я приведу, ибо намереваюсь показать, кто был таинственный жеребец Непобедимый, который вошел в породу Мечты и происхождение которого не объяснено в заводских книгах.

Вот что писал Карузо в 1909 году: «Светло-серая Мечта родилась у Ф. А. Терещенко в 1890 от Бережливого (Зав. кн. рус. рыс., XXIII, с. 27) зав. М. И. Кожина и Маруси (Зав. кн. рус. рыс., VII, с. 273) зав. С. А. Терещенко.

Мечта в свое время справедливо произвела сенсацию тою резвостью, которую она выказывала, и я подробно разбираю ее генеалогию, стараясь получить те комбинации кровей, которые произвели нам такого рысака.

В родословной матери Мечты, Маруси, я не мог, конечно, не обратить внимания на какого-то Непобедимого, происхождение которого покрыто мраком неизвестности.

Этот Непобедимый произвел от высокопородной Защиты А. Б. Казакова кобылу Забавную, приходящуюся Мечте прабабкой.

Я предполагаю, что Защита была случена с Непобедимым в заводе А. Б. Казакова и приплодила в 1859 году Забавную, купленную сосуном Л. И. Сенявиным. В заводе Сенявина (Кн. рыс. л., I, с. 233) приплод Защиты показан лишь с 1860 года, причем первый ее жеребенок был от Барса, сына Чистяка 4-го, то есть от производителя А. Б. Казакова.

В Дубровском заводе великого князя Дмитрия Константиновича хранится подлинный аттестат Защиты, подаренный И. К. Дараганом. На этом аттестате есть надпись, свидетельствующая, что Защита действительно была продана из завода А. Б. Казакова покрытою, но только не Непобедимым, а другим жеребцом. Следовательно, Забавная произошла не от этой случки.

Мне представилась возможность иметь в своем распоряжении также и другой подлинный аттестат вышеупомянутой Мечты. Хотя этот аттестат подписан самим Ф. А. Терещенко, но также никакого света на происхождение Непобедимого не проливает; в нем интересно лишь то обстоятельство, что Ф. А. Терещенко свидетельствует лично, что Непобедимый действительно входит в генеалогию матери Мечты. Таким образом, вопрос о происхождении Непобедимого остается, к сожалению, открытым, и я был бы весьма благодарен за всякое сделанное в этом отношении указание или разъяснение».

Мне кажется, что теперь я могу пролить свет на истинное происхождение этого таинственного Непобедимого. С ним произошел невероятный казус: изображение этой лошади почти 50 лет коннозаводчики принимали за изображение Лебедя 4-го! О том, как это случилось, я подробно рассказал в своей работе о коннозаводских портретах Н. Сверчкова. Во время революции из Тамбовского губернского музея в Прилепы были присланы три сверчковских портрета, написанные в 1866 году и изображавшие трех производителей С. М. Лиона. Все три жеребца – Ловкий, Ворон и Непобедимый – родились в заводе А. Б. Казакова. Происхождение первых двух я точно установил, а что касается Непобедимого, то на подрамке портрета имелась лишь лаконическая карандашная надпись: «Непобедимый от Чистяка 4-го». Разыскать этого жеребца по заводским книгам я не смог. Тогда же, сопоставив некоторые данные, я пришел к убеждению, что Непобедимый С. М. Лиона и Барс (Зав. кн. 1854) от Чистяка 4-го и Подъёмной, состоявший производителем в заводе А. Б. Казакова, – одна и та же лошадь. Лион, купив жеребца, переименовал его в Непобедимого. Я высказал это предположение в своей работе, и ныне я убежден: этот самый Непобедимый и входит в породу Мечты.

Опись завода С. М. Лиона, к сожалению, никогда не была напечатана, но я знаю, что в его заводе было много казаковских лошадей. Мог ли Лион иметь в числе своих производителей жеребца такой высокой ценности, как, например, Барс, который состоял производителем у Казакова? Не только мог, но имел, ибо Ворон до поступления к Лиону был производителем у Казакова (Зав. кн. 1854), а потому весьма вероятно, что Лион, купив у Казакова многих маток и молодняка, купил также и двух производителей – Барса и Ворона.

Теперь посмотрим, существовала ли какая-либо связь между заводами Лиона и Сенявина. Защита (Лебедь 5-й – Забавная), мать интересующей нас Забавной от Непобедимого, состояла заводской маткой у Сенявина. Интересно узнать, как и откуда она туда попала. Прежде всего приходится сказать, что оба завода, сенявинский и Лиона, находились в Тамбовской губернии, причем недалеко друг от друга. Сенявин не только покупал у Лиона кобыл, но и посылал своих маток для случки с лионовским жеребцом. В свою очередь Лион покупал лошадей у Сенявина, как то видно по заводским книгам. Например, он купил у Сенявина производителя Закраса-Молодого, который потом состоял у него заводским жеребцом. Я считаю, что своих казаковских кобыл – Защиту, Полканшу и Шумную – Сенявин купил у Лиона, так как первый приплод Защиты (1860) – Барс от Барса, первый приплод Полканши – серый жеребец от Лебедя, сына Лебедя 5-го, первый приплод Шумной – серый жеребец от Полкана завода Казакова. Все эти жеребцы никогда не состояли производителями у Сенявина, но были заводскими жеребцами у Лиона. Установив связь между этими двумя заводами и доказав, что интересующая нас Защита была куплена Сенявиным у Лиона, посмотрим теперь, какие можно привести доказательства того, что отцом ее дочери Забавной был именно Непобедимый, он же Барс.

Карузо думал, что Защита была случена с Непобедимым в заводе Казакова, но затем, познакомившись в Дубровском заводе с подлинным аттестатом Защиты, прочел запись, свидетельствовавшую, что Защита была покрыта перед продажей из завода Казакова другим жеребцом. В 1860 году Защита дала свой первый приплод уже у Сенявина от производителя Лиона Барса, он же Непобедимый. Где была Защита между временем ее продажи из завода Казакова и годом (1860) поступления в завод Сенявина, я уже установил: она была в заводе Лиона. Стало быть, Сенявин купил у Лиона не только Защиту, жеребую от Барса, но и молодую кобылку от нее и Непобедимого. Это и есть Задорная, прабабка Мечты. Допустить, что Защита в заводе Лиона была покрыта еще каким-нибудь жеребцом, также носившим имя Непобедимый, совершенно невероятно. Потому я и считаю вполне доказанным, что Непобедимый и Барс – одна и та же лошадь и что именно от этого Непобедимого произошла прабабка Мечты. Если бы С. Г. Карузо имел в своем распоряжении все те данные и портреты лионовских лошадей, которыми располагаю я, он пришел бы к тем же выводам.

Мечту купил князь Л. Д. Вяземский, и я хорошо помню, что поступление этой знаменитой кобылы в Лотарёвский завод вызвало радостное чувство у всех любителей орловского рысака. Думали, что Мечта в этом заводе даст выдающийся приплод, но она не произвела там ничего интересного. Мечта поступила в Лотарёво в 1896 году, дала своего первого жеребенка в 1897 году и была продана Беклемишевой в 1904-м. В Лотарёво она дала пять жеребят и три года была холоста. Дважды она была случена с американским жеребцом Флешем, по одному разу с хреновским Визирем, малютинским Буруном и лотарёвским Мастером. Бурун и Визирь как производители оказались полными бездарностями и не только от Мечты, но и от других лотарёвских кобыл ничего не дали. Почти то же самое надо сказать и про Мастера. Наконец, Флеш хотя и дал бежавших лошадей, но далеко не оправдал возлагавшихся на него надежд. Классной лошадью оказался лишь его внук Тиран. Таким образом, в заводе князя Леонида Дмитриевича Вяземского Мечту случали с посредственными жеребцами. К Мечте не делалось никакого подбора, а потому не ее вина, что она ничего достойного не дала.

Мне не раз приходилось слышать от охотников, что подбор к детям Бережливого очень труден. Это совершенно неверно. Именно к Бережливому в то время был прямо-таки рецепт подбора – повторение классического соединения Полкан 3-й – Лебедь 4-й с теми или иными вариациями, и результат, как у Кожина, Терещенко и других, получился бы блестящий. К сожалению, наши коннозаводчики мало интересовались генеалогической стороной работы, и это принесло и лично им, и породе большой вред.

Зенит 2.15,6 (Паша – Злючка), р. 1895 г., зав. Л. Д. Вяземского

Ключ подбора к Мечте лежал в самом происхождении этой кобылы. В заводе Вяземского был жеребец, который идеально подходил к Мечте. Я имею в виду знаменитого Зенита. Он начал свою заводскую деятельность в 1902 году, и в 1903-м от него уже родились первые дети: Бред, Жатва, Ласка, Метель, Плевна, Рать, Швырок. Но вместо того, чтобы покрыть Мечту в 1902-м Зенитом, ее покрыли Буруном! Соединение Зенит – Мечта, усиливая элементы Полкановой крови, давало классический инбридинг на великого Потешного, и хороший, а может, и выдающийся результат от такого скрещивания был бы обеспечен. Вяземский упустил эту возможность, о чем нельзя не сожалеть. Я не только много раз писал об инбридинге в рысистом коннозаводстве, но и первый в спортивной печати обратил на него внимание коннозаводчиков и охотников. Мое мнение о значении инбридинга не изменилось, я по-прежнему остаюсь сторонником этой теории. Теперь, когда я пишу эти строки, после долголетнего изучения рысистой породы и пройденного практического пути, я считаю, что инбридинг в орловской рысистой породе неуклонно давал удачные результаты, если делался разумно, то есть на выдающуюся или просто хорошую лошадь. Причем вся разница между инбридингами в американском и орловском коннозаводстве заключается в том, что в Америке, где инбридинги тоже дали положительные результаты, они практиковались как система, как теория, которая проверялась на практике, а у нас это делалось бессознательно, чисто случайно, а потому иногда повторялись имена посредственных лошадей (в таких случаях в приплоде не только не закреплялись какие-либо положительные качества, а напротив, нередко усиливались отрицательные).

Эльборус (Зенит – Эсмеральда), р. 1911 г., зав. Л. Д. Вяземского

Канитель 2.25,2; 1.34,3 (на версту) (Зенит – Первынька), р. 1914 г.

В том, что в заводе Вяземского не сделали надлежащего подбора к Мечте, в значительной степени виноваты генеалоги того времени, Карузо в первую очередь. Ошибка старых генеалогов состояла в том, что они, по выражению Телегина, раскапывали редких библейских Андромах, и потому их работы не имели никакого значения. Это, конечно, крайний взгляд, и я его разделяю лишь отчасти. Раскопки Андромах, Непобедимых и Кроликов, конечно, были необходимы, изучать историю породы также было необходимо, но не следовало терять из виду другие перспективы и горизонты. Генеалоги того времени погрязли в мелочах, в архивных раскопках, стали чересчур односторонни. Они не улавливали сути родословных, не видели в них главного и не делали никаких выводов из своих работ. Это хорошо видно хотя бы из той же заметки Карузо о Мечте. Он пишет, что подробно занимается ее генеалогией, потому что старается изучить те комбинации кровей, которые произвели такого рысака. А затем переходит на Непобедимого и ни слова не говорит, в чем же заключаются те комбинации, которые создали Мечту, и какие выводы вытекают из родословной этой кобылы. Вот если бы Карузо печатно указал на то, что Мечта является результатом соединения Полкан 3-й – Лебедь 4-й, затем привел бы ряд аналогичных примеров, добавил бы, что значение Полкана 3-го в родословной Мечты усилено инбридингом, ибо ее отец Бережливый идет от Полкана 3-го в прямом мужском потомстве, а ее мать Маруся происходит от Забавной, дочери Полкана 5-го, и что всегда, везде и неизменно повторение имени Полкана 3-го давало только положительные результаты, то стало бы ясно, как должен коннозаводчик подбирать производителя к своей кобыле, в данном случае к Мечте.

Сербия 2.27,2 (Бред – Свирель), р. 1915 г., зав. Вяземских

Вяземский усердно читал спортивные журналы, но этот государственный человек не был генеалогом. Так что если бы он прочел такую работу, да еще за подписью Карузо, я ручаюсь, что Мечта была бы случена с Зенитом. Не один Вяземский, а многие другие коннозаводчики пошли бы по тому же пути, ведь тогда еще была полнейшая возможность делать интереснейшие инбридинги и на Потешного, и на Лебедя 4-го, и на других корифеев орловской рысистой породы. Результатом такой идейной работы было бы не случайное создание той или иной выдающейся лошади, а создание, возможно, многих великих орловских рысаков. Отсутствие выводов, нежелание дать указания, как вести подбор, и оторванность от жизни составляют главный недостаток Карузо как генеалога.

Пора, однако, вернуться к Мечте. Беклемишевы были в свойстве с Вя земскими. Князь, разочаровавшись, как он сам мне об этом говорил, в Мечте, уступил ее в 1904 году Е. Ф. Беклемишевой. У той был завод упряжных лошадей, и здесь несчастная Мечта крылась с каким-то Закатом, жеребцом завода Шкарина, самой обыкновенной городской лошадью, да еще и весьма посредственного происхождения. Здесь я ее и купил в 1907 году, желая осуществить через Недотрога классическое соединение Полкан 3-й – Лебедь 4-й. У меня Мечта прожила год, придя жеребой от Заката, и дала в 1908 году серого Мустафу, который был сыр и уродлив, как и его отец. Мечте было тогда 18 лет. В том же году она пала. Можно подумать, что какой-то злой рок тяготел над Мечтой: ее имя хотя и осталось в анналах спорта, но навсегда ушло со страниц коннозаводских летописей.

Следует сказать несколько слов об экстерьере Мечты. Она была очень хороша по себе: породна, густа и правильна. При росте в три с небольшим вершка Мечта была глубока. Это обычное явление для орловской лошади.

В молодых годах и тренинге она кажется высокой на ногах, иногда легкой и несвязной, а в заводском виде такая лошадь преображается и делается и глубока, и дельна, и хороша. В таких случаях диву даешься, откуда что берется, и это необходимо иметь в виду, делая оценку молодой орловской лошади. Метис, наоборот, в тренированном виде бывает лучше – суше, как-то породнее, чем в заводском, когда он быстро грубеет и делается прост. Позднее созревание орловской лошади нередко становится для людей недостаточно опытных камнем преткновения, и они сплошь и рядом бракуют ее. Мечта была не только дельна, но и удивительно правильна. Единственное, что ей можно было поставить в упрек, это недостаточную для дочери Бережливого сухость. В ней не было также конфетной, дешевой красоты и блеска, но чувствовалась настоящая породность орловской лошади. Это не была кисейная барышня, какая-нибудь финтифлюшка, это была настоящая матрона!

Я имел обыкновение ежегодно осенью проводить несколько дней у А. Н. Терещенко в Шпитках, и тогда мы вместе смотрели его завод. В первый раз, как я уже писал, я купил у Терещенко четырех кобыл, причем со стороны владельца это была не столько продажа, сколько уступка и желание сделать мне любезность. В Шпитках в 1907 году я купил еще двух маток – Секунду и Ундину. Терещенко имел обыкновение ездить на прохолостевших кобылах, и, как сейчас помню, к линии святошинского трамвая мне была подана пара кобыл, причем Ундина ходила с левой стороны. Она мне очень понравилась, и Терещенко, не желая отпустить меня с пустыми руками, уступил мне ее и Секунду. Тогда же он меня сильно журил за гибель Услады.

Секунда и Ундина были очень хороши по себе. Секунда мне понравилась тем, что несколько напоминала Ларочку, мать Леля. Секунда была внучкой сенявинского Графинчика и, как и Ларочка, прямо невероятна по своим обмерам, костяку и массе. Кобыл подобного типа и веса мне доводилось встречать нечасто, так стоит ли удивляться, что я увлекся этой кобылой. У меня в заводе она два года прохолостела, после чего дала хорошую кобылку от Недотрога. Ундина была внучкой Бережливого со стороны матери. Она давала превосходных по себе лошадей.

Осенью 1907 года в Москве по совету Д. А. Расторгуева я купил у его брата Петра Алексеевича светло-серую Панночку (Усан-Любушкин – Пава) завода братьев Плотицыных. Панночка оказалась хорошей призовой кобылой, выиграла свыше 13 тысяч рублей и показала резвость 1.40; 2.24,2; 4.57,2. Это была выдающаяся по своему происхождению кобыла, дочь Усана-Любушкина, сына знаменитой Любушки, одной из лучших маток рысистого коннозаводства. Я особенно ценил эту сторону ее родословной, так как вообще был поклонником циммермановских лошадей. Мать Панночки Пава родилась в Лотарёвском заводе от Павлина и Лебеды 2-й. Родословная Панночки, казалось, гарантировала, что она станет выдающейся заводской маткой. Но с Панночкой случилось, к сожалению, иное. Родословная этой кобылы была сведена на нет ее неумеренной эксплуатацией на ипподроме и в езде. Панночка, как Ночка 2-я, Баядерка и многие другие кобылы, очень долго моталась на ипподроме, а затем года два была еще в городской езде у Расторгуева. Словом, когда она пришла в завод, это была совершенно вымотанная кобыла, которую надо было лечить и приводить в порядок. В случке она была очень трудна и нервна. Не удивительно поэтому, что, пробыв у меня в заводе четыре года, она три раза прохолостела и дала всего лишь одного жеребенка, да и тот был мелок и нехорош.

Ундина (Паша – Улыбка), зав. С. А. Терещенко

По себе Панночка была недурна, но несколько кониста и, пожалуй, приподнята на ногах. Обладай я тогда бо́льшим опытом, я бы никогда ее не купил. Подобная ненормальная эксплуатация была возможна только в России с орловской рысистой породой, ибо англичане редко пускают в завод своих лучших ипподромных кобыл позднее четырех лет. Удивительно, что орловская порода при такой эксплуатации все же сохранила свою жизнеспособность и не выродилась до степени заурядного сорта упряжных лошадей.

В 1908 году я купил целую серию кобыл, в том числе полный состав завода М. Ф. Семиградова. Кроме кобыл я купил двух заводских жеребцов и таким образом значительно расширил и обогатил завод. Поговорим сначала о жеребцах.

Кошут (Удалой 2-й – Ненаглядная), гнедой жеребец, р. 1898 г., завода Г. П. Яншека. Рекорд 2.20,4. Сумма выигрыша 9879 рублей 50 копеек. Подвизался и выигрывал главным образом на провинциальных ипподромах. Я купил этого жеребца под влиянием южных охотников, которые считали Кошута весьма резвой лошадью. Он бежал как сын Пегаса и Ненаглядной, а в действительности был сыном Удалого 2-го. Об этом открыто говорили в спортивных кругах Одессы, и я купил жеребца именно как сына Уда лого 2-го, желая обогатить свой завод кровью телегинского Могучего. Покупая лошадь, я прямо спросил Яншека об этом, и он мне откровенно сознался, что Кошут – сын не Пегаса, а Удалого 2-го и что ошибка была допущена в пользу Сахарова и с целью прославления Пегаса. Об этом, от имени Яншека, я сообщил в Государственное коннозаводство, сделав поправку в родословной Кошута. Удалой 2-й, как и знаменитый Зверобой, принадлежал когда-то П. С. Ралли и бежал в Одессе. Это была лошадь завода Телегина. О матери Кошута Ненаглядной я уже говорил.

Кошут был пяти вершков, густой, дельный, несколько простой, фризистый, с длинной гривой и очень богатым волосом хвостом. У него был размет передних ног. Это был идеальный пунктовый жеребец, но, конечно, не производитель для рысистого завода, тем более моего, где уже тогда появились выдающиеся заводские матки. Продержав Кошута год, я продал его К. А. Реммиху, и у него он дал много превосходных полукровных лошадей для езды. У меня Кошут покрыл самое ограниченное число кобыл, и резвейшей лошадью от него, если память мне не изменяет, был жеребец Меридиан 2.26.

Молодец (Лесок – Ментичка), серый в яблоках жеребец, р. 1900 г., завода Щёкиных. Рекорд 2.17,4. Сумма выигрыша 22 519 рублей. Первоначально я арендовал Молодца на год, однако с тем, что через год я могу его не возвращать, а внести определенную сумму Щёкину и оставить Молодца за собой. Я так и сделал, и Молодец перешел в полную мою собственность. Покупка Молодца отнюдь не была случайна, а явилась результатом долгих поисков производителя для завода взамен Недотрога. В 1908 году я уже хорошо понимал, что после Недотрога надо брать в завод лошадь не хуже, если не лучше, чем этот жеребец. Купить классного орловского жеребца было очень трудно, я подыскивал его года два. Я пересмотрел не одну сотню жеребцов в Москве, когда жил там, издавая журнал «Рысак и скакун». В конце концов я решил взять Молодца. Выбор был чрезвычайно удачен, и если бы я продержал жеребца в заводе не два случных сезона, а дольше, то он, вне всякого сомнения, создал бы рекордиста. Выбрать из громадной массы жеребцов такого, который стал бы отличным производителем, задача не из легких, и здесь, помимо знаний, нужно немалое везение. При покупке Молодца счастье мне улыбнулось, но я не сумел его удержать, не сумел его оценить, проявил большую самонадеянность и был жестоко наказан. Продажа Молодца стала величайшей ошибкой! Я знал качества Молодца, верил в него как в производителя и выбросил его только потому, что он был груб и порода матери Леска меня совсем не удовлетворяла. Таким образом, я поддался аристократически-генеалогическим и эстетическим капризам и отказался от лошади, которая могла обогатить мой завод.

Молодец в то время, когда я его покупал, был вторым по резвости сыном Леска. Резвее его был лишь Вожак – лучший сын своего отца. Я хотя и знал об этом, но, к сожалению, недостаточно это оценил. Имея рекорд 2.17,4, Молодец фактически был много резвее: у него был такой страшный прием, что взять его на первой полуверсте не могла ни одна лошадь. К сожалению, у Молодца было тяжелое дыхание, а потому он не доходил дистанцию. Только по этой причине Щёкин его продал. Незадолго до того, как я Молодца арендовал, его купил Шапшал, но затем вернул из-за тяжелого дыхания. Этот тонкий и большой знаток призового дела говорил мне, что Молодца он считал никак не тише 2.10 и, если бы не дыхание, тот показал бы эту резвость.

По себе Молодец был очень хорош, но груб. В нем было пять вершков росту, он имел неприятную большую голову, маленький злой глаз и широкий ганаш, то есть был щекаст, что было очень некрасиво. Такое строение ганаша отчасти предопределило скверное и нечистое дыхание жеребца. Шея у него была прямая, высоко поставленная и без кадыка. Спина, как у всех Лесков, великолепная – короткая, прямая, с превосходной связкой. Окорока замечательны, равно как и строение и постанов всех четырех ног. Следует особенно отметить, что Молодец не был косолап, как большинство детей Леска. Ноги его были костисты, правильны, и все суставы хорошо развиты, а сухожилия превосходно отбиты. Молодец был невероятно глубок и имел замечательно богатое плечо. Масти он был серой в яблоках, весьма типичной для Лесков, с черной гривой и таким же хвостом.

Среди детей Леска, в особенности среди жеребцов, было два типа: одни мелкие, до трех вершков, сухие и очень породные, другие крупные, тяжелые, простоватые, но весьма дельные. Резвостью отличались те и другие. Молодец принадлежал ко второму типу и был лучшим в своей группе. Высоко ценя Молодца, я ставил ему в упрек грубость. Я всегда любил более легких, более породных и более кровных рысаков, но должен сказать, что если бы Молодец отличался еще и этими качествами, то это во всех отношениях была бы замечательная лошадь. Молодец был невероятно строг и зол в конюшне, но на ходу спокоен, очень стоек и верен.

Ментик 4.53,6 (Лесок – Ментичка), р. 1897 г., зав. Щёкиных

Молодец был интересного происхождения. Он сын Леска. Мать Молодца Ментичка имела замечательную родословную: она дочь воронцовского Ментика и охотниковской Весёлой, дочери Волшебника. Имена двух таких корифеев коннозаводства, как Ментик и Волшебник (князя Б. А. Черкасского), отразились на высоких качествах Ментички. В прямой женской линии Весёлая происходила от знаменитой охотниковской Битвы 2-й, матери победителя Императорского приза Гордого, а также заводских жеребцов Богатыря 2-го и Грозного 1-го и таких кобыл, как Битва 3-я, Хвальная и Верная. Родоначальницей той женской семьи, к которой принадлежала Битва 2-я, является все та же Самка, дочь Хвального 1-го и Крестьянки, та великая основательница рода, о которой я уже писал. Таким образом, мать Молодца была кобылой совершенно исключительного происхождения, которое могло удовлетворить самого строгого и придирчивого генеалога. Покупая Молодца, я особенно высоко оценивал происхождение его матери и ставил ее очень высоко, так как, кроме Молодца, она дала еще весьма резвого и превосходного по себе Ментика.