Текст книги "Архив сельца Прилепы. Описание рысистых заводов России"

Купленная вместе с ней Волторна ничего не оставила у меня в заводе, так как в 1904 году прохолостела от знаменитого Подарка, а в следующем, в 22 года, и сама пала, но об этой замечательной кобыле надо сказать хотя бы несколько слов.

Волторна (Ворон – Выгодная), темно-гнедая кобыла, р. 1883 г., завода М. С. Синицына. Мать победителя Императорского приза Мурзича, Вежливого и др. По себе Волторна, несмотря на весьма почтенные годы, была очень хороша: длинная, крупная, густая и очень глубокая кобыла, на прекрасных ногах, с хорошей длинной шеей и того типа, который в старину особенно ценили и называли тулиновским. Когда я купил эту кобылу, мне хреновские старожилы говорили: «Глядите, Яков Иванович, это настоящая тулиновская кобыла. Хотя она и завода Синицына, но в прежнем, тулиновском, сорте: какая нога, длина, глубина, завесистая челка, выразительная голова и особенно верхняя линия идеально правильного размаха!» Я смотрел, запоминал и считал, что старики правы, так как, судя по некоторым старым фотографиям и потомству Удалого, прежние тулиновские лошади должны были быть именно такими. Волторна была дочерью Ворона, сына Велизария, а ее мать Выгодная происходила от Янтарного завода В. Я. Тулинова. Здесь была такая же родословная, как и у большинства лошадей 1870–80-х годов, происходивших из заводов Синицына, Смирнова, Дронникова, Козополянского, Сталя и других воронежских коннозаводчиков, имевших своим главным источником, а иногда и первоисточником тулиновских жеребцов или кобыл. Много позднее, когда я уже переехал в Тульскую губернию, как-то посетив под Тулой завод К. И. Платонова и увидев рекордистку Бурливую, я был удивлен ее сходством с Волторной. У Бурливой была спина подлиннее, но во всем остальном, даже в масти особенного тона и оттенка, это была Волторна! Меня настолько заинтересовало такое сходство, что, приехав в Прилепы, я сейчас же взял заводские книги и посмотрел породу обеих кобыл. То, что я там увидел, произвело на меня тогда столь сильное впечатление, что я хочу поделиться этим с читателями.

Волторна – дочь Выгодной, что от Янтарного завода В. Я. Тулинова, сына Янтарной от Степенного 1-го и Вострухи. А Бурливая – дочь Босой, что от Пряхи, дочери той же тулиновской Янтарной от Степенного 1-го и Вострухи. Таким образом, Янтарный и Янтарная, которые вошли в родословную Волторны и Бурливой, были в близком родстве. Этим и объясняется сходство двух кобыл. Как же хороши были прежние тулиновские лошади, если они могли оказывать такое решающее воздействие на формы и тип даже своих отдаленных потомков, и нельзя не удивляться, как умудрились погубить когда-то знаменитый завод после смерти самого Тулинова.

Мне не раз приходилось слышать, что не следует верить старожилам, и по поводу всевозможных рассказов стариков о прежних лошадях граф Н. В. Стенбок-Фермор не без остроумия заметил, что старожилы-то больше всего и путают и меньше всего помнят. Это, конечно, не так, и из вышеприведенного рассказа видно, что старики в Хреновой были совершенно правы, указывая мне на Волторну и утверждая, что она олицетворяет тип тулиновской лошади.

Блестящую покупку я сделал в заводе Н. С. Шибаева, где побывал летом 1903 года. Я тогда купил трех заводских маток, которых уступил мне С. А. Сахновский, главноуправляющий Аргамаковским заводом, специально для этого из Москвы ездивший со мной в Пензенскую губернию. Мы сговорились с ним еще в Москве, что я возьму двух кобыл из числа тех, что назначены в продажу, а третью он разрешит мне выбрать из табуна. «Что делать, уж погрешу перед Николашей (Шибаевым), уступлю вам, молодому охотнику, кобылу и сделаю это во имя старой дружбы с Михаилом Ивановичем Бутовичем, а если ошибетесь выбором – сам укажу, кого надо взять».

Поездку в Аргамаково я буду описывать, когда наступит черед говорить о заводе Шибаева, а теперь перейду к тем трем кобылам, которых я тогда купил. О Гичке и Струе я скажу всего несколько слов, а на Каше должен буду остановиться со всей обстоятельностью, к которой обязывает меня имя этой знаменитой кобылы.

Из числа продажных кобыл я быстро выбрал Гичку и Струю и купил их по 900 рублей. Гичка была вороная, правильная трехвершковая кобыла, ничем не бросавшаяся в глаза, но, конечно, выше того материала, который был у меня в заводе. Мне особенно симпатично было то, что она являлась дочерью Бедуина-Пылкого, родившегося от старого Бедуина, то есть Бедуина-Парижанина, и Пилки, матери Полотёра. И старого Бедуина, и Полотёра я любил и ценил. Со стороны матери Гичка происходила от жихаревских лошадей, которыми я никогда не увлекался и происхождение которых считал недостаточно фешенебельным. Гичка имела рекорд 5.31,6 и регулярно жеребилась в заводе Шибаева. У меня она дала четырех жеребят и год не была случена. Я ее продал в 1909 году на Дон И. М. Грекову. Лучшими ее детьми были Губернатор 4.50 и Галилея 1.39, потом заводская матка у А. Н. Синельникова.

Другая кобыла, Струя, пришлась совсем не ко двору. Она была хороша по себе, и я ее взял как внучку Гранита графа К. К. Толя по отцу и Сметанки К. В. Колюбакиной по матери. У меня в заводе она скинула, после чего так рассыпалась, что я поспешил ее продать.

Теперь перейду к покупке Каши. Вместе с Сахновским мы посмотрели всех заводских маток на выводке, и больше всех мне понравилась Каша. Вечером мы поехали в табун, я еще раз хотел посмотреть маток на свободе. Шибаевский табун ходил довольно далеко, верстах в пятнадцати от усадьбы, и мы с Сахновским поехали туда в линейке. Среди холмов, ложбин и оврагов, промеж золотистых полей и местами поросших кудрявым кустарником пригорков ходил табун рысистых маток. Над сонной речонкой, по пологому склону бугра, были устроены пригоны, и там все лето укрывался от жары табун маток, который остальное время и днем, и ночью ходил на пастбище. Долго вместе с Сахновским бродили мы по табуну, и здесь Каша мне еще больше понравилась. Куда ни посмотришь, а перед глазами все она, и я не мог ею налюбоваться.

«Ну, Яков Иванович, кого выбираете?» – спросил меня Сахновский. Я ответил, что Кашу. Сахновский одобрил мой выбор, сказал, что это одна из лучших кобыл у них в заводе, и добавил: «Нечего делать, дал слово уступить кобылу на выбор – и уступлю!» После этого он снял шапку, перекрестился, обнял меня и тут же поздравил с покупкой замечательной кобылы, добавив, чтобы я ее берег всячески и что от нее я отведу знаменитых лошадей. Цена кобыле оказалась 900 рублей, то есть та же, что Гичке и Струе! Это была исключительная любезность со стороны Сахновского, ибо я думал, что за Кашу он спросит тысячи три или четыре.

С. Ворошилов. «Каша» (Литой – Комета), р. 1894 г., вор. коб. зав. П. Г. Миндовского

Каша (Литой – Комета), вороная кобыла, р. 1894 г., завода П. Г. Миндовского. Не бежала, но, по словам Сахновского, готовилась на Дерби, ехала очень резво, но сломалась. Сахновский утверждал, что Каша была резвейшей кобылой и кандидаткой на выигрыш Дерби. Лишь несчастный случай якобы помешал этому. По себе Каша была исключительно хороша и правильна. Я считаю ее одной из наиболее совершенных кобыл, мною когда-либо и где-либо виденных. Росту в ней было четыре или четыре с половиной вершка. Масти она была вороной, лысая и имела три ноги белых: обе передние – выше половины пясти, а левая задняя по скакательный сустав была неровно бела. Голова у Каши была сухая, прямо скульптурная, с широким лбом и умным, добрым глазом; шея превосходная по выходу и рисунку и с небольшим гребнем; спина короткая, прямая, связка богатая. Ноги были сухи, и она исключительно правильно стояла, особенно при этом бросались в глаза короткая, но правильная бабка и короткая пясть. Кобыла была достаточно глубока, но не так низка на ногах, как некоторые другие рысистые матки. Каша была не только хороша по себе и породна, но и чрезвычайно изящна. Она очень напоминала Красу, свою бабку со стороны отца.

Краса 5.12 (Закрас – Ходистая), р. 1866 г., зав. М. С. Мазурина

Если сравнить ту фотографию Красы, где она изображена в «американке» с высокими колесами, с фотографией Каши, воспроизведенной в альбоме Максимовича, видно, что у обеих кобыл общая и крайне характерная линия верха и какая-то особая, им одним присущая округлость форм. Это не те неприятные закругленные формы, которые многими знатоками совершенно справедливо ставятся в укор лошадям, а, наоборот, какая-то особая компактность и упругость, выдержанная в мягких, закругленных линиях, скорее, даже контурах. Каша была крупнее Красы. Несомненно, что и наклонность к передаче рыжей масти сыновьями Каши Котом и Кронпринцем идет из того же источника. Интересно, что в Прилепском заводе кобыла Природа (Кронпринц – Приятельница) в миниатюре точно повторяет Кашу, а стало быть, и Красу.

Каша очень интересного происхождения: она дочь Литого и Кометы. Сам Литой показал недурную резвость и затем состоял производителем в тулиновском заводе времени его упадка, где дал хороших лошадей. После революции, часто бывая у П. Г. Миндовского, я видел у него пастельный портрет Литого работы Грекова. Так как изображение Литого нигде и никогда не было напечатано, то я могу сказать, что это была крупная, сухая, дельная и очень красивая лошадь. Литой был исключительно высокого происхождения: он сын Любезного и Красы. О породе Любезного и его значении в рысистом коннозаводстве я распространяться не стану, ибо эта лошадь имеет историческое имя. Когда Кронпринцу было четыре года и Синегубкин впервые увидал его в Прилепах на езде, то нашел в нем сходство с Любезным и рассказал мне, что Любезный давал много лопоухих лошадей, что в свое время приводило в ужас хреновское начальство. Много позднее, когда Кронпринц был оставлен производителем в моем заводе и от него стали появляться дети, то известный процент его приплода имел слабые уши.

Любезный 5.12 (от Любезного), р. 1872 г., зав. В. И. Ознобишина, линия Лебедя 4-го

Мать Литого, знаменитая своими бегами и победами рыжая мазуринская Краса, выигравшая в свое время и Императорский, и затем Международный приз в Вене, и массу других призов, была кобылой исключительного происхождения. Ее отец, призовой Закрас завода Иевлева, был сыном известнейшего серого Кролика из линии Горностая. Матерью Закраса была хреновская кобыла Непобедимая, дочь Непобедимого 2-го. Таким образом, Закрас состоял из чистейших элементов орловской породы и, как передавал мне П. Г. Миндовский, а еще ранее Н. С. Тихомиров, был необыкновенно хорош и породен. Я этому охотно верю, ибо имел портрет Кролика, отца Закраса, и, судя по этому портрету, Кролик был удивительной лошадью. Соединение чистейшего по кровям Закраса с кругом голохвастовской кобылой Ходистой и дало Красу. В породу Ходистой вошли лучшие имена старого голохвастовского завода, а именно Мужик и шишкинский Бычок.

Н. Сверчков. «Непобедимый 2-й» (Чистяк 3-й – Кривая)

В третьем поколении эта родословная упирается в кобылу Наследницу, одну из немногих дочерей Заступника (он же Наследник). О самом Заступнике и его немногочисленных, но выдающихся дочерях я уже писал и как-то даже посвятил этой лошади отдельный этюд. Словом, отец Каши Литой как со стороны отца, так и со стороны матери был лошадью выдающегося и весьма интересного происхождения.

Матерью Каши была гнедо-пегая кобыла Комета, родившаяся в заводе А. А. Соловцова. Она была в свое время очень резва и выигрывала. Попытаемся объяснить ее гнедо-пегую масть, столь необычную для рысистых лошадей в наше время. Фотографии Кометы не сохранилось, но я видел у Миндовского фотографию его табуна, и там на первом плане пасется Комета. Пегой в полном смысле этого слова ее назвать нельзя: она была гнедая и на брюхе у нее имелось большое белое пятно. За время своей заводской деятельности Комета не дала ни одной пегой лошади, хотя и перебывала в нескольких заводах и крылась разными жеребцами. Мать Кометы, рыжая кобыла Искра, не давала не только пегих, но даже отметистых лошадей, о чем мне говорил Юрлов, в чьем заводе Искра одно время состояла заводской маткой. Я считаю, что пежину она получила через своего отца Кролика, который был лошадью посредственного происхождения и по материнской линии едва ли принадлежал к рысистым лошадям. Мать Кролика Хапушка была дочерью Чистой от Чернички, произошедшей от кобылы без имени. А со стороны отца Черничка была внучкой Хапуги Н. Д. Домогацкого, которая едва ли была рысистой лошадью.

Происхождение Кометы не может быть признано выдающимся. Она дочь филипповского Кролика, которого принято называть теглеровским и который был классной лошадью и даже выиграл Императорский приз. Однако Кролик был вполне посредственного происхождения и к тому же чрезвычайно зол: его называли людоедом, потому что он действительно бросался на людей. По себе он не был хорош. Мать Кометы Искра, по-видимому, была замечательной кобылой, ибо, помимо Кометы, она дала еще Индиану, от которой родилась Дружба, одна из лучших заводских маток, мать Деларея, Дельной, Дрока, Хвального, Ходока и др. Словом, Искру надо считать основательницей хорошего маточного гнезда. Об Искре можно сказать, что она происходит от хороших рысистых лошадей, и только. Фешенебельных имен в ее родословной мало. Лично я придаю особое значение тому, что Искра, будучи дочерью Катка, несет по Ловкому-Кролику драгоценную кровь старого ознобишинского Кролика, а со стороны матери – кровь Чистяка, сыгравшего положительную роль при создании некоторых знаменитых лошадей завода графа Соллогуба. Родоначальницей того рода, к которому принадлежала Искра, была хреновская кобыла Колдунья, дочь Мужика 2-го.

У Шибаева Каша принесла трех дочерей, двух от Нежданного и одну от его сына Несносного. Все три дочери Каши – Клеопатра 1.37,2, Креолка 2.21 и Кира 1.45 – выиграли. Особенно хороша была Клеопатра, которая пала в трехлетнем возрасте. Придя ко мне жеребой от Призрака, Каша скинула, после чего я послал ее на случку к Вулкану (Бережливый – Тень) в завод фон Мекка. От этой случки в 1905 году родился вороной жеребец Кесарь – замечательная лошадь, которую наездник погубил еще в двухлетнем возрасте. Позднее я продал Кесаря в Одессу г-ну Яншеку. Тот с ним долго возился, но Кесарь безнадежно хромал и, хотя ехал четверти очень резво, всю дистанцию выдержать не мог, а потому показал жалкий рекорд.

Кот 2.18,6 (Недотрог – Каша), р. 1906 г., зав. Я. И. Бутовича

В 1906 году Каша дала Кота 1.35,6 и 2.18,6; в 1907-м – Кронпринца 1.36,4, 2.21, 4.42 и 6.31,2; в 1908-м – Калифорнию 5.02. Все три лошади происходили от Недотрога.

В 1908 году я послал Кашу в завод Якунина для случки с Петушком, оттуда она вернулась с подозрительным истечением из носа и вскоре пала. Трагическая смерть Каши была огромной потерей для моего молодого завода, и я скорбел всей душой. Дочь Каши Калифорния напоминала мать, но была хуже ее, не жеребилась, почему я ее и продал. Таким образом пресекся у меня в заводе род Каши, и этим несчастьем я был обязан Петушку, пристрастие к которому погубило у меня двух таких кобыл, как Злодейка и Каша. Сыновья Каши Кот и Кронпринц сыграли в моем заводе очень большую роль, на них я здесь подробно и остановлюсь.

Кот (Недотрог – Каша), белый жеребец. Он, как и Кронпринц, родился золотисто-рыжим, лысым и имел все четыре ноги по колено белые. К году оба жеребца переменили масть на светло-серую, а в два года были уже совершенно белыми. Кронпринц затем весьма часто давал рыжих при рождении лошадей, которые потом становились либо красно-серыми, либо светло-серыми. Кот имел три вершка росту, был чрезвычайно хорош по себе и породен. У него были костистые, сухие, прямо стальные ноги, на что обращали внимание все охотники и знатоки. Спина у него была удовлетворительная, но все же он был чересчур длинен. Призовая карьера Кота прошла в цветах моего брата и исключительно на южных ипподромах. Лучшим его бегом я считаю езду на Сухомлиновский приз в Киеве. Дистанция была одна верста, и четырехлетки ехали вместе с другими возрастами. Кот в 1.30 пришел первым, но галопом в столб. В побитом поле были такие лошади, как Урна 2.16 и Хохол-Удалой 2.16. Этот бег отразился на Коте: он потерял сердце и класс и впоследствии ничего показать уже не мог. Карьера Кота начиналась блестяще, юг кричал, что это второй Крепыш. Курский охотник Сапунов, владелец Хохла-Удалого и других резвых лошадей, уверял меня, что Кот не тише Крепыша!

Кот был строптивого характера и очень строг. Наездник Петров его боялся и, прежде чем выехать на приз, гонял в манеже, потом делал большую проездку и только после этого выводил к старту. Кот был силы неимоверной, и можно лишь удивляться, как при такой работе он не поломался раньше. Когда он перестал бежать, я взял его в завод, намереваясь продать, так как я критически относился к южным секундам, а кроме того, справедливо полагал, что Кот, лошадь без столичного имени, не будет популярен среди московских охотников и за его детей будут платить недорого. Кот стоял у меня без дела и ждал покупателя. На год или на два я отдал Кота в аренду в завод Лодыженского, где были преимущественно полукровные или посредственные рысистые кобылы. Затем покупатель нашелся – г-н Понизовкин, и я продал ему Кота за 5 или 8 тысяч рублей. Понизовкин Кота тоже не оценил, вскоре приобрел знаменитого Телемака и дал ему всех своих кобыл. А Кота продал в Государственное коннозаводство за 5 тысяч рублей. Оттуда его взял Н. А. Арапов на пункт в Пензенскую губернию, где вскоре Кот стал очень популярен и получал лучших кобыл. Приплоды его оказались таковы, что начали поговаривать, не взять ли Кота в Хреновое. Однако это не осуществилось из-за революции. Мы не узнали, каковы были те дети Кота, которых он дал в Пензенской губернии, – им негде было бежать. Я у себя в заводе дал Коту трех-четырех кобыл и в первой же ставке получил жеребца Сановника 1.33 и кобылу Арфу 1.37. Кот был замечательным производителем, и его продажу я считаю большой ошибкой: от него, вне всякого сомнения, можно было отвести лошадей рекордной резвости.

Кот состоит производителем все в той же Пензенской губернии, но используется так же, как и все жеребцы республики, то есть безобразно. Недавно я получил письмо от Н. Н. Шнейдера, где он сообщает кое-что о Коте. Выдержкой из этого письма я и закончу свои воспоминания об этой лошади: «14 июля 1926 года… Только что провел пять дней в местности, полной Котом и Низамом. Видел и самого Кота. Он находится в селе Троицком, на хуторе, где был завод Г. О. Немировского, где стоял Пройда и родился Павлин! А в двадцати верстах Аргамаково Шибаева, где родилась Каша! И по чудесному велению судеб Кот из Херсонской губернии попал под конец жизни на родину своей матери. От Кота я в восторге. Правда, он чересчур длинен, спина провалилась, но перед, зад, а главное, нога так хороши и богаты, и именно по-орловски, что я не мог удержаться и трачу четыре копейки на открытку!»

Кронпринц (Недотрог – Каша), родной брат Кота, но на год моложе его. О призовой карьере Кронпринца я не считаю нужным распространяться, так как она, вероятно, еще у всех в памяти. Кронпринц был не менее строптив, чем его брат, и более сбоист, то есть менее стоек на ходу, чем Кот. Кронпринц, конечно, классная лошадь, но теперь я думаю, что правы были мой брат, Сапунов и все другие южане-спортсмены, когда говорили мне, что Кронпринц тише Кота и что у него нет и пятой доли того класса, каким обладал Кот. Кронпринц на езде был поразительно хорош и красив! Всей своей резвости он, конечно, не показал и был несколько резвее своих официальных секунд. Строптивый характер, которым обладал Кронпринц, не позволял Синегубкину ехать на нем в компании, и он всегда вел Кронпринца далеко полем, ехал «по заборам», как говорили москвичи, и потому немало терял в резвости. Броски у жеребца во время езды были изумительные, и по ним можно было отчасти судить о его настоящем классе. Кронпринц был лошадью исключительно дистанционной и обладал железным здоровьем и огромной силой. У этой маленькой лошади было поистине львиное сердце!

Если спросить любого охотника, каков был по себе Кронпринц, то обязательно услышишь ответ: маленький белый жеребец, узкий и жидкий. Это совершенно неверно. По себе Кронпринц была редкой и весьма интересной лошадью. Почему мое мнение так резко расходится с мнением других охотников? Все судят о формах Кронпринца по тем его фотографиям, которые были напечатаны. А изображение Кронпринца было напечатано лишь однажды, после розыгрыша Императорского приза. Бег этот, как известно, был совершен по грязи и в тяжелых условиях. Стоит ли удивляться, что на этих фотографиях Кронпринц подтянут и имеет утомленный вид. По этим фотографиям нельзя судить даже о типе жеребца, не говоря уже о его формах. В действительности Кронпринц был лошадью высокой породности и превосходного, чисто орловского типа. Он, как и брат его Кот и отец Недотрог, был невелик, ибо в нем было только три вершка росту. Масти он был исключительно белой, с красивым темным обводом вокруг глаз. Кожа у него была тонкая, а шерсть короткая, необыкновенно нежная и шелковистая, на солнце она красиво переливалась и отсвечивала голубыми и розовыми бликами. Грива и челка были умеренной длины, а хвост очень богат волосом и распадался на красивые пряди. Все это было крайне эффектно, и в этом отношении Кронпринц был недосягаемо выше Кота. В этой лошади был свой особый и крайне приятный эрфикс[2]2
  Эрфикс (от фр. air – естественная склонность и fix – постоянно). Здесь: притягательность.


[Закрыть]. Мимо этого жеребца, в особенности когда он был в заводском теле, ни один охотник пройти не мог без того, чтобы не залюбоваться. Голова у Кронпринца была небольшая, очень кровная, с широким лбом и хорошим агатовым глазом; шея – почти лебединая, круто поставленная и эффектная; спина неважная, с явным уклоном к холке, но при превосходной связке. Зад и окорока у жеребца были замечательные, ребра много; он был низок на ноге и глубок. Ноги, превосходные по форме, отличались образцовой сухостью, о размете не было и помину, как, впрочем, и у всех остальных детей Недотрога. Кронпринц был широк и широко стоял задом. Вот объективное описание экстерьера этой лошади. Я считаю Кронпринца типичным Лебедем 4-м и ближе именно к этому жеребцу, чем к Лебедю 5-му и его потомству. В заключение скажу, что Кронпринца, когда он был уже в заводе, почти никто из знаменитых коннозаводчиков не видел, а потому и не мог оценить. Лошадь эта, несомненно, вошла бы в большую славу и была бы высоко оценена всеми на выставке, но осуществиться всему этому не дала российская революция.

Заводская карьера Кронпринца, к несчастью для этого жеребца, развернулась уже после революции, а стало быть, складывалась ненормально и сопровождалась всякими бедами и лишениями. От бескормицы, а подчас и настоящего голода пали многие дети Кронпринца, и я имел несчастье наблюдать гибель лучших из них. К бескормице прибавились еще болезни, небрежный уход, грубое обращение и все прочие прелести революционного режима, а потому Кронпринц в заводе не мог быть использован так, как он был бы использован в нормальных условиях.

Лучшего жеребенка Кронпринц дал от Безнадёжной-Ласки, но тот погиб под матерью. Это был выдающийся во всех отношениях экземпляр. Не хуже, если не лучше, была светло-серая кобыла Венера от Ветрогонки.

Седая (Кронпринц – Самка), р. 1915 г., зав. Я. И. Бутовича

Отчаянный-Малый 2.18,6; 4.36,5 (Кронпринц – Радуга), р. 1916 г., зав. Э. Ф. Ратомского

Более замечательной кобылки никогда у меня в заводе не рождалось, да и не родится, может быть. Кроме Венеры, погибли еще три дочери Ветрогонки, которые были одна лучше другой! Венера пала в возрасте двух лет, и мы с Л. Ф. Ратомским оплакивали ее гибель. Она по праву носила свое имя и была красоты, сухости и правильности необыкновенной. Рыжий сын Кронпринца от Ненависти обещал многое и тоже погиб. О других и говорить не стоит – сколько их было и сколько погибло!..

Дар (Могучий – Добрыня), р. 1865 г., зав. Г. Ф. Петрово-Соловово

Ловчий 2.13,1 (Кронпринц – Леда), р. 1921 г., Прилепского зав.

Норма, дочь Дара

Накат 5.01½ (Дар – Нота), р. 1877 г., зав. Г. Ф. Петрово-Соловово

Несмотря на все это, несколько детей Кронпринца уцелело и появилось на ипподроме. Не побежали лишь две-три лошади, погубленные воспитанием в самые тяжелые годы разрухи и затем выбракованные из завода. Кронпринц – отец ряда безминутных лошадей, и многие из них показали резвость, близкую к 2.20. Он давал очень высокий процент лошадей хорошего класса. Резвейшими его детьми были Отчаянный-Малый 4.36 (на три версты), ныне производитель в Хреновском заводе, и Ловчий. Созданием Ловчего Кронпринц достойно увенчал свою заводскую карьеру и подарил родному коннозаводству лошадь исключительного класса и выдающихся форм. Главным образом благодаря Ловчему имя Кронпринца не умрет и со временем займет одно из видных мест среди корифеев рысистого коннозаводства. Кронпринц пал в восемь часов вечера 18 ноября 1924 года от колик, став жертвой невежества и халатности администрации Прилепского завода.

Остается еще сказать о семи кобылах, которые были мною приобретены тогда, когда мой завод находился в Касперовке. Это было в 1904 году. Вот имена купленных кобыл: Амазонка, Дузе, Золовка, Маруся, Ненаглядная, Огневая и? Офелия. Двух из?них, Марусю и? Ненаглядную, я?купил в? Одессе, где?часто тогда бывал, посещая беговой ипподром. Если не?ошибаюсь, обе?кобылы были куплены у? Г.?П.?Яншека. Маруся была превосходного происхождения и?в свое время недурно бежала. Однако она поступила ко?мне в?завод уже изувеченной плохим содержанием в?заводе Сахарова и?неразумной, чисто эксплуататорской трепкой во?время беговой карьеры. Вскоре я убедился, что?от?нее как?матки толку не?будет: все?соки из?нее были уже выжаты. Она?у?меня в?заводе дала одного плохого жеребенка, после чего я взял ее в?езду. В?1908?году Маруся пала.

Телемак 4.35,4 (Лихач – Темнота), р. 1901 г., внук Дара

Купленная вместе с ней вороная кобыла Ненаглядная пришла к Сахарову в брюхе своей матери Волшебницы, которая родилась в заводе Козловского. Волшебница была одной из тех кобыл этого завода, которых Новосельский привел в Одессу и здесь распродавал, до того как уступил весь состав завода моему отцу. Ненаглядная была хорошего происхождения, в особенности как дочь хреновского Бархатного, давшего у герцога Лейхтенбергского много превосходных кобыл. В заводе Сахарова она дала бежавший приплод, а двое ее сыновей, Ненаглядный 2.21,3 и Кошут 2.20, показали даже известный класс. Таким образом, покупка этой кобылы оказалась находкой для моего завода, но, к сожалению, Ненаглядная по тем же причинам, что и Маруся, была истощена, к тому же ей было 16 лет, так что лучшие ее дни остались в прошлом. Я получил от Ненаглядной двух безминутных вороных кобыл – Надпись и Невесту, а в 1906 году продал ее великому князю Петру Николаевичу, который формировал тогда рысистый завод.

По себе Ненаглядная была хороша и заслужила, чтобы я сказал два слова об ее экстерьере. Она была невелика, но чрезвычайно низка на ногах, ширококостна, глубока и дельна. Имела большой фриз на ногах и была сыровата. По типу это была превосходная кобыла – как в старину говорили, настоящая матка-жеребятница.

К 1904 году относится одна из моих поездок в завод Н. П. Малютина и покупка там трех маток: Амазонки, Золовки и Огневой. Эту покупку, насколько помню, я сделал в два приема: весной 1904 года я купил Золовку и Огневую, а осенью того же года – Амазонку. В Быках у Малютина я бывал так же часто, как и в Дубровке. Позднее я не раз обращался туда за материалом, и не без успеха, ибо от купленных в этом заводе кобыл Золовки и Летуньи родились две резвейшие лошади моего завода – Зов 2.14 (с дробью) и Ловчий 2.15,7. Из названных кобыл я прежде всего скажу об Амазонке.

Летунья (Непобедимый – Ласка), р. 1896 г., зав. М. Г. Петрово-Соловово

Амазонка (Бережливый – Темза), р. 1884 г., завода Ф. А. Терещенко. Амазонка была кровна и суха, как чистокровная лошадь, красива и породна, как араб, притом это была рысистая лошадь! Масти она была белой, а ее шерсточка так тонка, что из-под нее ясно просвечивала кожа. Голова, шея, глаз, линии у этой кобылы были совершенство, и ее следует считать абсолютно типичной дочерью Бережливого. Сейчас, например, в Прилепском заводе имеется воронцовская кобыла Зурна, дочь Сударыни от Бережливого, и эта Зурна очень напоминает Амазонку. По типу это, конечно, кобылы не только одной породы, но даже одной семьи, так велико их фамильное сходство. Масть Зурны в точности повторяет масть Амазонки: та же белая тонкая шерсточка, из-под которой проглядывает такая же тонкая, синевато-темного тона кожа, по белой масти – гречишка; обводы глаз того же синевато-темного и очень теплого тона. Следует, конечно, оговориться, что описанный тип не является единственным для детей Бережливого и весьма значительный процент его детей отклонялся от этого типа. Бережливый также давал крупных, до пяти вершков, лошадей, более массивных и густых, чем Амазонка, но и они были всегда породны, сухи и кровны.

Амазонка была очень интересного происхождения и со стороны своей матери Темзы, которая приходилась родной внучкой знаменитой толевской Волне, лучшей дочери Лебедя 4-го. Рассматривая портрет Волны и мысленно сравнивая его с тем, что представляла собой Амазонка, я вижу большое сходство между этими кобылами. Темза у Терещенко дала, между прочим, жеребца Маркиза, от которого родилась Нирвана, одна из лучших терещенковских маток и заводская матка у меня. Несмотря на разную масть, между Нирваной и Волной есть очень много общего, особенно в строении ноги, сухости и кровности.

Амазонка была куплена мною в 1904 году, прохолостела и уже в 1905-м пала, так что я потерял те 500 рублей, которые за нее заплатил.

Огневая, которую я купил у Малютина, также была не его завода, а родилась у герцога Лейхтенбергского. Она была дочерью старого Кряжа и очень хороша по себе. На низких ногах, с превосходным верхом, это была весьма приятная и типичная кобыла, как, впрочем, почти все, что выходило из завода герцога Лейхтенбергского, где экстерьеру всегда придавали большое значение. У Малютина Огневая дала хороших лошадей, а мне принесла в брюхе от Леля каракового жеребца, которого я назвал Орлеаном. Орлеан выигрывал, был хорош по себе и потом стал одним из самых популярных жеребцов херсонского земства. После Орлеана Огневая три года кряду прохолостела, затем дала от Молодца неудачного жеребенка, и в 1909 году я подарил ее Опасову.

Всем известно, как трудно было купить у Малютина кобылу его завода, да еще и лучших кровей. Все мои попытки купить именно такую кобылу оказались тщетными, и я должен был удовольствоваться тем, что получил возможность приобрести четырехлетнюю Золовку (Лель – Золушка). Ее Малютин продал только потому, что она была нехороша по себе: при крупном росте неуклюжа, косолапа, грузна и проста, голова большая, уши плохие и в скакательных суставах большие наливы. Я ее взял из-за породы, как дочь Леля и знаменитой Золушки, и не ошибся. От нее у меня были резвые лошади, и я удачно их продавал. Лучшими были Зазноба 1.37, Зулус 2.19,6, Забастовка 2.26, Земщина. Очень хорош был ее сын Занзибар (от Молодца), проданный мною в Тульскую заводскую конюшню, где он погиб после революции. Почти все дети Золовки были нехороши по себе и сыры. Лель, будучи сам во всех отношениях из ряда вон выходящей лошадью, давал известный процент таких детей, как Золовка. Я спрашивал Якова Николаевича Сергеева, управляющего заводом Малютина, так же ли обстояло дело в отношении Удалого, и получил ответ, что Удалой давал только хороших лошадей и брака среди его приплода совсем не было. Сергеев объяснял неудачных детей Леля тем, что через свою мать Ларочку тот имел дополнительные, по сравнению с Удалым, течения крови сырых лошадей, и это, конечно, верно.