Текст книги "Четверо детей и чудище"

– Только не это! По-моему, это та самая, которая стишковый народец видела. Вот бедолага, решит ведь, что у нее галлюцинации! – покачала я головой.

– Давайте еще поднимемся, чтобы нас с земли не видно было, – сказала Шлёпа. – Хочу предельную высоту узнать.

– Только не увлекайся, Шлёп! – сказала я – но она, конечно, меня не послушалась.

Глава 13

Шлёпа поднималась все выше и выше, пока не превратилась в маленькую черную точку. У меня сердце заколотилось, – что, если она совсем исчезнет? И вдруг она стала падать, как-то слишком уж быстро.

– Скорее, Робс! Надо ее поймать, – крикнула я и пулей отлетела в сторону.

Шлёпа со свистом неслась головой вперед, мне чудом удалось ее схватить. Робби держал за ноги, а я – под мышками. Она уронила голову мне на грудь, глаза у нее закатились. Я в панике начала ее трясти. Тут она забилась и задышала, хватая ртом воздух.

– Шлёпа, что случилось? Ты как? – забеспокоилась я. Мы спустились и положили ее на траву. Подлетела Моди и в волнении стала гладить Шлёпу по бледным щекам.

– Шлёп-Шлёпа? – сказала она. – Не болей!

Шлёпа открыла глаза и с трудом села. Она всё еще не могла перевести дух.

– Не буду! Я уже поправилась, Моди. Не бойся, – сказала она.

– Дыши глубоко, вдох – выдох, – посоветовала я. – Ты вся белая. Что случилось-то?

– Не знаю. Сначала все супер, мчу вверх ракетой, а потом вдруг затошнило и голова закружилась. Меня даже вырвало немножко. Надеюсь, на вас не попало. Потом я, похоже, вырубилась – хотя никогда в жизни в обморок не падала. Как думаете, я заболела?

– Может, укачало? Меня часто в машине укачивает, – предположил Робби.

– Ты у нас известный хлюпик, – сказала Шлёпа. – Со мной такого не бывает. Мне раньше никогда так плохо не было.

– Так ты и в космос раньше не улетала, дурында. Ты же выше самых высоченных гор поднялась. А, ну точно! Все понятно! Тебе кислорода не хватало. С альпинистами такое бывает – «горная болезнь» называется.

– Ты такая всезнайка, Розалинда, – уколола Шлёпа. – Иногда до жути раздражает. Небось на уроках вечно руку тянешь, а все такие: «Ну вот, опять эта Розалинда Хартлпул выпендривается!»

Я вспыхнула:

– Обязательно такой злыдней и врединой быть, Шлёп?

– Ути-пути. Да я просто дразнюсь.

– Ты иногда такая противная! Не понимаю, чего ты к нам с Робби цепляешься? Я думала, мы теперь друзья. – Я чуть не плакала.

– Конечно, друзья. Для этого друзья и нужны. Чтоб дразниться сколько влезет, – не унималась Шлёпа.

– Раз так – вряд ли у тебя много друзей, – сказала я.

Теперь Шлёпа залилась краской, и я поняла, что попала по больному месту. Мне вдруг стало ее жалко, хотя и сердилась я на нее тоже будь здоров. Я сделала над собой гигантское усилие:

– Ладно, хватит из-за пустяков ругаться, такое замечательное желание пропадает. Полетели дальше.

Мы встали, и на сей раз нам удалось взлететь всем вместе. Я хотела лететь пониже, над самой землей, но мы пока еще не выбрались из леса, а вилять между деревьями было непросто. То вправо, то влево – словно какой-то хитрый народный танец.

– Давайте чуть-чуть повыше, – крикнула я. И мы поднялись выше деревьев.

Моди засмеялась от удовольствия:

– Выше, выше, как Шлёп-Шлёпа. – Она откинула голову назад и расправила пушистые белые крылья.

– Нет-нет-нет, не надо, Моди! – испугалась Шлёпа и схватила ее. – Я глупая, вот так высоко и полетела. Видела, как я потом упала? Не будь такой же глупой, малютка Моди.

Шлёпа поймала мой взгляд и скорчила мне рожу. Вслух она не извинилась, но все и так было ясно. Я сжала ее руку:

– Ух! Полетаем!

Мы парили над Оскшоттским лесом, улетая все дальше и дальше, ловя потоки воздуха, соскальзывая вниз и снова взмывая вверх. Стайки птиц шарахались от нас, беспокойно галдя, – принимали нас за хищников.

Вышло солнце и согрело наши крылышки. Я чувствовала, как наливаются румянцем щеки, все тело приятно покалывало. Шлёпа пела во вес голос, Робби кричал «Смотрите на меня!», Моди смеялась – и если бы псаммиад отрастил пару мохнатых крыльев и полетел с нами, я бы пожелала, чтобы этот полет никогда не заканчивался.

Мы летели над лесами и пустошами, миновали огромный парк, потом какой-то городок.

– Папа здесь живет? – проорал Робби. – Где наш дом?

– Нет, мы уже очень далеко. Понятия не имею, где мы, – крикнула я в ответ – и впервые в жизни меня это ничуточки не волновало.

– Я знаю, где мы, смотрите! – крикнула Шлёпа и издала веселый клич.

От ветра у меня слезились глаза. Я смахнула слезы и увидела сверкающие на солнце странные спирали и кольца.

– Что за место? – спросила я.

– «Чессингтонский мир приключений»! – объяснила Шлёпа. – Пошли прокатимся зайцами на самых высоченных американских горках!

Мы подлетели поближе, чтобы рассмотреть аттракционы, где народ, визжа, взмывал вверх и ухал вниз. Мы зависли над огромной спиралью с множеством витков – и тут увидели в одном из громыхающих вагончиков свободные места.

– Туда! Быстрей! – крикнула Шлёпа, хватая Моди.

Я вцепилась в Робби, и мы вчетвером спикировали вниз и плюхнулись в вагончик. Два мальчика напротив завопили как резаные – но вокруг и так все орали, а мы мчались и кружились с такой скоростью, что никто бы не смог ничего сделать.

Под конец, когда вагончик заехал на самую крутую горку и начал клевать носом, мы подпрыгнули и взмыли в воздух. Парни завопили еще громче – но они так стремительно неслись вниз, что не могли отпустить поручни, ткнуть пальцем и привлечь к нам внимание.

– Там какие-то животные! Вроде зоопарк маленький. Полетели посмотрим, пожалуйста! – взмолился Робби, не успев перевести дух.

– Слушай, да на животных можно хоть каждый день ходить смотреть, – сказала Шлёпа. – А сейчас нельзя, ты же не можешь прямо в толпу спуститься. Все на тебя вылупятся: «Мальчик, а ты знаешь, что у тебя там сзади огромные пятнистые крылья?» – и тут же в цирк уродцев поволокут. Кстати, пора сматывать удочки, те парни вон в нас тычут. Погнали!

Она взлетела, не выпуская из рук Моди, и нам ничего не оставалось, как последовать за ней. Робби накуксился и стал жаловаться, что устал, и спина болит, и голова кружится. Я тоже притомилась, и у меня тоже ныла спина, а еще плечи и шея. Не привыкла еще носить свои чудесные голубые крылья.

– Шлёп, надо передохнуть, – крикнула я ей вслед.

– Ну что мне с вами делать! Посмотрите на Моди – она же не устала, правда, пуся? – спросила Шлёпа.

Моди все так же весело подскакивала в воздухе и махала белыми крылышками, точно парой платков.

Я растерялась. Нельзя спуститься вниз с Робсом и устроить десятиминутный перерыв. Шлёпа с Моди за это время улетят бог весть куда, и мы их потом в жизни не догоним. Но я видела, что Робби вымотался, – он становился все краснее, и лицо у него сморщилось от натуги.

– Шлёпа! – опять позвала я.

Она обернулась и увидела Робби.

– Ладно, ладно, – сказала она и, прищурившись, посмотрела вниз. – Под нами большой парк. Можем спуститься и где-нибудь за деревьями сныкаться. Ой! Смотрите! Робби, живность!

Внизу безмятежно паслось большое стадо ланей, они щипали траву, подергивая белыми хвостами.

– Пожалуйста! – гордо сказала Шлёпа, как будто сама их наколдовала.

Мы опустились на мягкую траву прямо перед ланями. Они ничуть не испугались и продолжали себе пастись как ни в чем не бывало, а вот девчушка, крутившая обруч в паре шагов, уставилась на нас разинув рот. Обруч брякнулся у нее с талии на лодыжки.

– У вас крылья! – закричала она, выпучив глаза.

Какой смысл отрицать очевидное? Мы все четверо бешено хлопали крыльями – не так-то уж легко сложить их аккуратно, перышко к перышко.

– Где твоя мама? – спросила я девочку.

– Там, под деревом сидит, – сказала девочка. – Я сюда вышла обруч покрутить.

– Ну так валяй крути, – разрешила Шлёпа.

– У вас всамделишные крылья? – Девочка, перешагнув через обруч, робко подошла ко мне. Дрожащим пальчиком она потрогала кончик моего крыла. – Настоящинские крылья, – повторила она. – Вы что же… феи?

Шлёпа фыркнула от смеха.

– Конечно! Мы феи, кто ж еще. Красотули, скажи? – Она приняла жеманную позу и захлопала глазами.

– Я всегда, всегда мечтала увидеть настоящую фею, – горячо сказала девочка. – У меня есть вся серия «Феи радуги», и «Феи цветов» тоже, с красивыми картинками.

– Лично я не фея! – возмутился Робби.

– Конечно, ты фея, – сказала я уверенно и повернулась к девочке. – Мы все феи, но только ты про нас никому не рассказывай, даже маме, а то мы исчезнем. Обещаешь?

– Обещаю, – энергично закивала девочка. – А почему вы такие большие?

– Вон та вот маленькая, – сказала Шлёпа, показывая на Моди.

– Нет, она очень большая, а вы просто гигантские, – бестактно сказала девочка.

– Это чтобы сподручнее было разных грубиянок колотить, – сказала Шлёпа и захлопала крыльями.

– Ух ты-ы! Какие красивые! – сказала девочка.

– Мы новая порода – гигантские феи, – подтвердила я.

– А вы желания исполняете? – спросила девочка.

– Смотря какие, – осторожно сказала я.

– А можете меня тоже в фею превратить?

– Нет, извини, в тебе для этого волшебства маловато, но я вот что скажу: если хочешь, можешь с нами немножко полетать, совсем низенько, над землей, – предложила я.

– Очень, очень хочу!

– Отлично! Шлёп, возьми ее за одну руку. Робби, Робби, иди сюда! – позвала я.

Робби на корточках сидел около ланей и нашептывал им что-то ободряющее.

– Не кричи так, ты их спугнешь, – зашипел он, но все-таки приплелся к нам.

– Давайте покатаем девочку – подхватываем все вместе и взлетаем, – сказала я.

– Я тоже помогаю, – сказала Моди.

– Да, все помогают, – сказала я.

– Я думал, мы отдыхать собирались, – сказал Робби, но все же вытянул руки.

Мы встали в круг, девчушка захихикала от восторга.

– Так. Раз, два, три – летим! – сказала я.

Расслабляться и воспарять мы уже научились, но тащить с собой бескрылую девицу оказалось куда тяжелее. Мы со Шлёпой, скособочившись, тянули что есть мочи, но с трудом оторвали ее от земли.

– Ух ты! Я правда лечу! – закричала она. – Мам, смотри!

– Тс-с! Это секрет! Ты обещала не рассказывать маме, помнишь? Она все равно не поверит, решит, что ты все выдумала, – пропыхтела я. – Скоро будем тебя опускать, у меня силы кончаются.

Мы покружили ее минутку-другую, а потом всей гурьбой рухнули на траву.

– А еще можно? – настырно спросила девочка.

– Нет, мы устали. Иди там поиграй где-нибудь, – тяжело дыша, сказала Шлёпа. Она хотела лечь на спину, но как бы компактно ни складывала крылья, они все равно мешали. Она со стоном перевернулась на пузо.

– Иди уже! – рявкнула она на девочку. Та все таращила глаза.

Наконец девочка убежала, захватив с собой обруч.

– Ну чего ты злыдничаешь? Представь, что ты пришла в парк – а там четыре феи-дылды, – сказала я.

– Хватит уже меня феей называть, – сказал Робби. – У меня все болит. Как птицы спят? Я знаю, что они голову под крыло прячут, но это же жуть как неудобно. – Он попытался улечься.

Из нас четверых одна Моди, похоже, ни капельки не устала. Она бегала, прыгала и скакала по траве, распевая свою любимую несуразную песенку:

 
Гей, кошка со скрипкой,
Идут на горку Джек и Джилл,
Апчхи, апчхи,
Ставь скорее чай!
 

– Я бы сейчас попила чайку, – сказала Шлёпа. – Вообще-то я бы даже пообедала. После завтрака-пикника уже часов сто прошло.

Мы вдруг поняли, что страшно проголодались, и пить тоже хотелось ужасно.

– В парке наверняка есть кафе. Я угощаю. – Шлёпа достала из кармана джинсов пухлый кошелек.

– Да, но как мы с крыльями в очередь встанем? – спросила я. – Ведь тут же толпа сбежится.

– М-м, – промычала Шлёпа. – Предоставь это мне.

Мы поворочались еще немного, а потом полетели искать кафе.

– Вон на парковке автокафе – сойдет, – сказала Шлёпа. – Спускаемся за теми деревьями и идем пешком. Ведем себя суперестественно, как будто крылья сейчас самый модный прибамбас.

Мы пытались – но это было не так-то просто. Люди выходили из машин и глазели на нас, дети показывали пальцем, а собаки лаяли как ненормальные. Очередь у фургона попятилась, словно испугавшись нас.

– Четыре больших рожка, пожалуйста, – сказала Шлёпа. – И четыре шоколадки, вон те, и еще четыре куска фруктового пирога – ух, вкуснятина! И четыре банки колы.

– Моди икать будет, – сказала я.

– Ладно, тогда четыре сока, – поправилась Шлёпа. – Мама будет довольна – сплошь фрукты, здоровая еда.

Шлёпа говорила так буднично, что люди вокруг слегка расслабились, хотя как загипнотизированные всё не отрывали глаз от наших крыльев. Мы поджимали их изо всех сил, но это требовало немалого труда, а Моди задача и вовсе была не по плечу – она скакала и хлопала своими милыми белыми крылышками, щеголяя их розовой изнанкой.

Продавец в передвижном кафе тоже завороженно пялился. Шлёпа нетерпеливо топталась на месте.

– Четыре мороженых, говорю, все с шоколадом, и четыре шоколадки «Гэлэкси», четыре фруктовых пирога и четыре сока. Пожалуйста, – повторила она.

– А это… деньги у вас есть? – шепотом спросил он.

– Есть, конечно. – Шлёпа помахала кошельком и вытащила из него двадцатку.

– Я ж не знаю. А вы кто вообще, по какому поводу крылья? Вы ж не эти… – Он наклонился вперед, высунулся из окошка и прошептал: – Ангелы?

Шлёпа прыснула со смеху.

– А я похожа на ангела? – сказала она. – Не, мы в кино снимаемся. Играем детей, у которых желания исполняются, сегодня вот сцена, где они пожелали летать научиться.

– А где съемочная группа, камеры там всякие? – спросил продавец, занявшись наконец нашим мороженым.

– Вон там, – Шлёпа махнула рукой в неопределенном направлении. – Там своя столовка есть, но нам мороженого захотелось, да, народ? – обратилась она к нам с Робби. Мы усиленно закивали, стараясь ей подыграть.

– А крылья у вас прямо как настоящие, – сказала одна женщина в очереди и потрогала Шлёпины алые перышки. – Ничего себе, да они теплые, – удивилась она. – Потрогайте!

– Эй, руки прочь! Сломаете реквизит – ребята по спецэффектам голову мне оторвут, – цыкнула Шлёпа. – А крутые крылышки, да? Вообще натуральные. Сейчас шмакодявка одна на полном серьезе решила, что мы феи. Шик!

– А из чего они? – восхищенно спросил кто-то.

Шлёпа пожала плечами, и перья на ее крыльях затрепетали.

– Из перьев! – сказала она. – Не видно, что ли?

– Ну а как… как они двигаются?

– Сложный механизм. У нас к лопаткам такие электронные устройства присобачены, очень чувствительные, чуть шевельнешься – крылья тоже сразу двигаются, – заливала Шлёпа.

– А летать-то на них можно? – спросил мороженщик.

Шлёпа закатила глаза:

– Да нет конечно. Это все на компьютере потом нарисуют.

– Ну да, а как еще, – кивнул он, заполнив мороженым последний рожок. Он посыпал его радужной крошкой, полил малиновым сиропом, вставил аж две шоколадки и вручил Моди, которая от радости чуть в обморок не грохнулась. – Чего только не придумают! Передайте киношникам своим, пусть приходят ко мне за мороженым и газировкой.

Он протянул нам мороженое, а шоколадки, пироги и сок услужливо сложил в пакет. Шлёпа расплатилась, мы сказали всем «до свиданья» и отошли.

– Ну конечно, летать они могут! Вот же ты дерево! – сказал кто-то у нас за спиной.

– Прикольнемся? – с ухмылкой сказала Шлёпа. – Раз, два, три – полетели!

Она махнула своими роскошными красно-золотыми крыльями и поднялась в воздух. Народ у фургона изумленно ахнул.

– После всего, что она им наплела! – сказала я Робби.

– Не может не выпендриваться, – отозвался он. – Давай, что ли, за ней.

Мы оглянулись на Моди.

– Летим! – крикнула я.

Моди никак не взлетала толком: не могла оторваться от мороженого. Она подскакивала над самой землей, волоча ноги по траве, уплетая шоколадку с выражением полного блаженства на лице. Элис ей такое мороженое обычно не покупала. За ней, протягивая руки, бежали люди, явно собираясь ее поймать.

– Скорее хватай Моди! – крикнула я.

Мы с Робби подхватили малышку и полетели. Ее мороженое при этом выпало из рожка и плюхнулось в траву. Моди стала брыкаться и вырываться – так ей хотелось спуститься и подобрать его.

– Нет, Моди! Вот, возьми мое, – сказала я – но в моем не было радужной крошки, сиропа и двух шоколадок, и Моди горько заревела.

Мы устроили такое представление, – люди носились туда-сюда, кричали, показывали на нас, фотографировали на телефоны. В парке, рассудили мы, обедать не стоит, пришлось есть в воздухе. Шлёпа летела между нами и раздавала еду и питье – но это было все равно как давиться первым, вторым и десертом на бегу. Нас всех одолела икота. Моди только лизнула шоколадку и чуть-чуть сока попила. Она все всхлипывала о своем мороженом. Потом она начала тереть глаза и сосать пальчик – малютка явно вымоталась, пора было укладывать ее спать.

Мы пролетали над каким-то городом, подходящих мест, чтобы сесть, было не видно, так что приходилось нам по очереди рулить спящей Моди. Мы все порядком устали – правда, немного оживились, когда полетели вдоль широкой реки. Подражая лебедям, мы сбивались тесной стайкой, а потом пикировали к самой воде и изо всех сил били крыльями, чтобы не плюхнуться в реку.

Но на реке было слишком людно. Люди что-то кричали, задирали головы. Шлёпа подразнила толпу: подлетела к большому круизному теплоходу и помахала пассажирам. Они ошалело помахали в ответ.

– Шлёп, хватит уже показушничать, – попросила я.

– А что такого? Весело же! – засмеялась она.

– А если кто-нибудь в полицию позвонит, или в газеты, или на телевидение?

– Классно будет! Им нас ни за что не поймать, – веселилась Шлёпа.

– Сомневаюсь.

– Думаешь, они такие раз – и достанут гигантские сачки?

– У полиции вертолеты есть. Они могут устроить облаву.

– И что они нам сделают? Спорим, нет закона, который летать запрещает! – сказала Шлёпа. – Не порть все веселье, Розалинда. Погнали!

– Куда теперь? Мы вроде и так уже далеко, – пропыхтел Робби. Была его очередь нести Моди, он, бедняга, еле справлялся.

– Отдай-ка мне Моди, – сказала Шлёпа. – Так. Моди, пора просыпаться. Ты же хочешь еще полетать, правда?

– Мороженка, – пробормотала Моди, потом потерла глаза, захлопала крыльями и полетела самостоятельно.

– Умничка, – похвалила ее Шлёпа. – Берем курс на Лондон. Полетим к Букингемскому дворцу и в окна заглянем – вдруг там королева сидит!

– Э, нет! До Лондона миль сто – и как мы туда дорогу-то найдем? – засопротивлялась я.

– Да запросто. Будем лететь вверх по реке, и все, – беспечно сказала Шлёпа. – Темза же течет через Лондон, так что не заблудимся.

– Но это ужасно далеко, а мы и так уже устали, – заныл Робби.

– Это ты устал. Лично я в норме. Мне никогда в жизни так весело не было, – не унималась Шлёпа. – Ну же, полетели.

– Шлёп, да послушай ты. Мы до Лондона будем весь день лететь, и то можем не добраться. А что будем делать, когда на закате крылья исчезнут? Папа с Элис с катушек слетят, если они очнутся – а нас опять как ветром сдуло.

– Ну и что? – упрямо сказала Шлёпа. – Я могу летать, больше со мной такое никогда в жизни не повторится, я собираюсь оттянуться по полной.

Она решительно полетела дальше, а мы зависли на месте, не зная, что делать.

– Я домой хочу, – заныл Робби.

– Я тоже, но мы же не можем ее бросить, – сказала я.

– Почему? Вообще это она нас бросила.

Шлёпа уже превратилась в крошечного воробышка вдалеке. Она кружила у многоэтажки, заглядывала в окна пентхаусов – и наверняка строила рожи, – а потом вдруг исчезла.

– Шлёпа? Шлёпа, что случилось? Ты где? – завопила я, хотя она все равно была так далеко, что не могла меня услышать.

– Ты видишь Шлёпу? – встревоженно спросила я.

– Там она где-то, – Робби неопределенно махнул рукой.

– Где именно?

– Сейчас уже не вижу.

– Моди, ты видишь Шлёп-Шлёпу?

– Шлёп-Шлёпа, – сказала Моди.

– Она вон там была, у тех больших квартир, в окна подглядывала. А потом как испарилась! – заволновалась я.

– Небось дальше полетела, – сказал Робби.

– Нет, я же смотрела. Она точно не улетала. Давай, надо ее найти. Держимся вместе, ладно?

Выстроившись клинышком, мы полетели к многоэтажке: я впереди, чуть сзади Робби, по левую руку от меня, и Моди по правую. Только бы я ошиблась, думала я. Может, я на секунду отвлеклась и Шлёпа уже улетела далеко вперед? Но как я ни вглядывалась в горизонт, Шлёпы было не видать. Я с беспокойством посмотрела вниз, вспомнив, как она рухнула, когда поднялась слишком высоко. Ее нигде не было, но, если она упала в реку, тяжелые крылья могли быстро утянуть ее на дно.

– Шлёпа, только бы все обошлось! – шептала я, летя на всех парах. Хоть сводная сестрица большую часть времени и выводила меня из себя, все-таки я ее уже полюбила. От одной мысли, что с ней что-то случилось…

Мы были уже рядом с многоэтажкой. Я направилась к пентхаусу. На крыше располагался небольшой садик: шезлонг, бокал вина на шикарном мраморном столике. Ни души. Но подлетев совсем близко, я увидела тут и там на бетонном полу красные перья.

– Шлёпа! Шлёпа, где ты? – крикнула я.

– Здесь! Только смотри осторожно. Этот псих меня связал! – прокричала Шлёпа откуда-то изнутри.

– Робби, что бы ни случилось – береги Моди, – сказала я.

– Нет-нет, это ты ее береги. Я пойду спасать Шлёпу. Я же мальчик, – попытался удержать меня Робби.

Моди, не обращая на нас никакого внимания, полетела вперед, легко приземлилась на мысочки и засеменила прямо в раздвинутые стеклянные двери. Мы бросились за ней, но, не успев толком сложить крылья, столкнулись и на мгновение переплелись между собой.

– Шлёп-Шлёпа! – позвала Моди.

Я припустила вперед в ворохе перьев. Шлёпа, привязанная к ножке стола поясом от халата, как раз собиралась зашвырнуть огромной стеклянной вазой в съежившегося в углу дядьку.

– Шлёпа! Стой! Ты его убьешь! – крикнула я. – И осколками тут все засыплешь, а Моди босиком.

– Да это он меня убить пытался! – возмутилась Шлёпа. – Я только заглянула – он сидит в шезлонге, в ноутбук тыкает, а потом вдруг голову поднимает, а там я – так он чуть в штаны не наделал, у него такое лицо стало – просто умора! А потом вдруг ка-ак замахнулся – и швырнул в меня ноутбуком своим паршивым. Смотри, у меня до сих пор кровь идет! – Шлёпа показала на свой лоб. – Оглушил меня – прям правда оглушил, – я грохнулась, а он меня хвать и притащил сюда и привязал этим своим жутким халатом, а потом – в жизни не догадаешься, что он после этого сделал, гад.

– Что?! Что он сделал?!

– Пошел и в газету позвонил! Собирается сдать меня за тысячу фунтов! – крикнула Шлёпа и снова замахнулась вазой.

– Нет! Не надо! Господи боже, это же «Лалик»[27]27
  «Лалик» (фр. Laliqie) – французская компания, славящаяся своим производством предметов интерьера из стекла и хрусталя.


[Закрыть]. Послушайте, я вас не трону – никого не трону. Невероятно! Вы кто вообще, типа пришельцы? Я хочу вас уберечь. Вы мои, я вас первый увидел.

– Никакие мы не ваши, еще не хватало! – Я бросилась к Шлёпе и попыталась развязать узел.

– Не трогай ее! Вы все останетесь тут. Вы – моя сенсация! – сказал дядька. Он схватил меня и попытался повалить на пол.

– Не смейте трогать мою сестру! – закричал Робби и ударил его кулаком в грудь. Он старался бить сильно, но кулачок-то у него был маленький – противнику хоть бы хны.

– Бей туда, где больней всего! – завопила Шлёпа.

Я попыталась оцарапать ему лицо, но он перехватил мою руку и заломил пальцы. Я вскрикнула от боли. И тогда Робби обернулся и засандалил ему между ног. Не знаю, целился ли он туда или просто повезло, но дядька со стоном «а-а-у-у-у-ы» согнулся пополам.

– Быстрее, быстрее! – Я снова завозилась с поясом. – Надо выбираться!

Я отчаянно дернула последний раз – и узел развязался. Шлёпа вскочила, добавила дядьке на орехи и сцапала Моди. Мы с Робби схватились за руки, а потом все вместе выбежали из комнаты на террасу.

– Не-е-ет! – провыл дядька нам вслед.

– Да! – крикнули мы, шагнули с крыши, расправили крылья и были таковы.

Мы полетели в обратную сторону. Даже Шлёпе не хотелось больше приключений. В схватке с тем ужасным типом она потеряла кучу перьев, остальные все помялись и торчали во все стороны. Моди устала, и нам снова пришлось по очереди ее нести. У меня болела рука, и все еще мутило от пережитых волнений. И только у Робби вдруг открылось второе дыхание:

– Видела, как я ему врезал – бац, хрясь, бумс! Он как подкошенный рухнул. Круто я его отделал, а он ведь здоровее меня раз в пять. Я спас тебя, Роз, и Шлёпу, и Моди. Я вас всех спас!

Пусть себе хвастается, думала я, – но на полдороге домой мы уже по горло были сыты историей про его выдающуюся победу. Вдобавок пошел дождь. Оказалось, в воздухе куда сильнее промокаешь, чем на земле. В мокрой одежде идти неприятно, но когда у тебя и перья выжимать можно – это в сто раз хуже. Под грузом отяжелевших крыльев мы повесили головы и опустили плечи, лететь стало ужасно тяжело. Из-за дождя так потемнело, что было непонятно, который час. Не может быть, чтобы скоро закат, подумала я, но все равно заволновалась. Что, если крылья исчезнут, когда мы будем высоко над землей? Вдруг мы в любую секунду можем рухнуть?

Мы попробовали лететь очень низко, на всякий случай, – дохлый номер. Кто-нибудь непременно задирал голову в небо и, увидев нас, принимался голосить.

Когда мы миновали густонаселенные кварталы и начался лес, стало полегче. Желающих гулять под проливным дождем находилось не много. Бесконечные леса, пустоши, луга. Найдем ли мы среди них свой Оксшоттский лес? Но у Шлёпы как будто спутниковый навигатор в голову встроен. Она вела нас все дальше, и дальше, и дальше, пока мы вдруг не увидели внизу желтое пятно песчаной ямы.

– Прилетели! – объявила она. Мы спустились и кучей-малой брякнулись на песок. Наши чудесные крылья все помялись и болтались на спине как мокрые занавески, при каждом движении из них сыпались перья.

Папа с Элис увидели нас и рассеянно, как во сне, нам помахали, но крыльев, судя по всему, так и не заметили. Дождь лил стеной, но они оба спокойно сидели под деревом, волосы у них прилипли к голове, с носа на подбородок стекала вода. Шлёпа устало поднялась, расправила драные крылья, подлетела к Элис и сделала вокруг нее несколько кругов. Элис даже бровью не повела.

Шлёпа вернулась обратно к нам и на корточках села в песке.

– Она меня как будто вообще не видит, – буркнула она.

– Да, она вроде как в трансе. Это все псаммиадово волшебство – сама знаешь, – сказала я.

– Она такая, даже когда не в трансе. Только если не пилит меня. И папа тоже. После того как он с этой паршивкой спутался, даже он все время в трансе. Письмо из одного вшивого предложения – нет, ну надо же. Небось целую минуту на него потратил.

– Ладно тебе. Не куксись. Зато благодаря твоему желанию у нас был совершенно невероятный день, – сказала я.

– Только что-то оно мне надоело, желание это. Пора будить спящих красавиц и двигать домой.

– Надо дождаться, пока крылья отвалятся, – сказал Робби. – Эти-то их не увидят, а вот другие люди… Кто-нибудь опять решит поймать нас и сдать газетчикам, как этот мерзкий тип в том доме.

– Закат, можно считать, состоялся. Такой ливень, что солнца все равно не видать. Псаммиад, ау! – Шлёпа плюхнулась подбородком в песок. – Вы там? Это я, Шлёпа, крикунья которая. Я вся промокла и еще по голове получила, а чая вообще не давали. Я домой хочу. Не могли бы вы в виде исключения вылезти и исполнить еще одно малюсенькое желаньице? Мы хотим только, чтобы дурацкие крылья отвалились.

– Он в такой дождь ни за что в жизни не вылезет. Псаммиад ненавидит воду. Наверняка зарылся глубоко-преглубоко, чтобы не промокнуть, – сказала я.

– Может, он сейчас исполняет желание какого-нибудь австралийского пацана, – предположил Робби. – Кстати, идея. Можно завтра пожелать, чтобы мы все в Австралии оказались. Мне бы ужасно хотелось увидеть коал и кенгуру.

– По-моему, они теперь все по заповедникам и паркам, – сказала я. – И завтра все равно моя очередь. Я постараюсь что-нибудь особенное пожелать, все-таки это наш последний раз. Пока еще не знаю, что именно. С крыльями трудно тягаться, – вежливо прибавила я, чтобы потрафить Шлёпе.

– Я их уже видеть не могу, – сообщила она. – Слушай, Розалинда, а дерни-ка меня посильней за крылья. Может, они оторвутся.

Я потянула изо всех сил. Шлёпа завопила от боли.

– Извини! Я не нарочно, – сказала я.

– Порядок. Тяни сильнее, – попросила она.

Все бесполезно. Крылья приросли к ней так же надежно, как руки и ноги.

– Может, нам теперь вечно их на себе таскать, – мрачно сказала Шлёпа, то расправляя, то складывая крылья и обдавая нас градом брызг. – На них же ни одна куртка не налезет. И в дверь не протиснуться, и на кровать толком не лечь. И из дома не выйти – сразу массовые беспорядки начнутся. Хотя это как раз, может, и прикольно.

– Что-то тебе не очень прикольно было связанной сидеть! Хорошо, что я такой молодец, пришел и спас тебя, – сказал Робби. – Видела, как я врезал этому дядьке: сначала кулаком, а потом ногой – кия-я, бац, хрясь!

– Хорош, Робби. Сто раз уже слышали, – отмахнулась я.

Но он все равно принялся рассказывать по новой. Тогда мы со Шлёпой повалили его на песок, чтобы замолчал уже. Мы устроили какую-то дурацкую, мокрую, неуклюжую возню, хихикая и с трудом ворочаясь, придавленные отсыревшими крыльями. Моди забралась на всех сверху и стала прыгать и скакать, как будто мы живой батут. И вдруг свалилась, и мы все попадали друг на друга. Внезапно к нам вернулась легкость и свобода. Крылья наконец-то пропали!

– Мам, Дэйв, пошли домой! – крикнула Шлёпа.

Папа с Элис уставились на нас. Они ощупали себя – всё мокрое! – и поспешно встали. Папа посмотрел на часы и покачал головой, не веря своим глазам. Они скорей повели нас домой. Моди несли по очереди, а на нас троих все время беспокойно оглядывались – переживали, что дети у них каким-то непонятным образом оказались мокрые и с утра некормленные.

Ну а дома была теплая ванна, горячий шоколад и печеная картошка. Хорошо и уютно. Когда мы уже собирались спать, папа включил новости по телевизору.

– С ума сойти, – сказал он, зайдя пожелать нам спокойной ночи. – По всему Суррею видели четверых, как они выражаются, «пришельцев» – детей с огромными крыльями. Вы в лесу ничего такого не заметили? Может, они прямо над нами пролетали.

– Да это наверняка просто каскадерский трюк, Дэйв, – сказала Шлёпа.

– Ну да, хотя как они его провернули – загадка. Самое, конечно, странное – одно это летучее дите засняли на камеру, хотя качество ужасное. Какой-то мужик сказал, что поймал его, но через пять минут оно сбежало. Оно вопило благим матом и плевалось как верблюд. Чем-то на тебя похоже! Умора. Ты бы небось хотела полетать, а, Шлёп?

– Да не особо, – сказала Шлёпа. – Вряд ли это прям так уж весело.