Текст книги "Пандемия"

Глава 29

Когда вертолеты сели, солдаты полковника Магоро отступили к палаточному городку и окружили защитным кольцом Пейтон, Йонаса и остальных медиков. Магоро выскочил из палатки, на ходу выкрикивая по рации короткие команды.

Сквозь оседающую пыль Пейтон различила на борту вертолетов опознавательные знаки ВВС Кении.

– Что случилось? – спросила она у полковника.

– Новые очаги. Вас обоих срочно вызывают.

Пейтон побежала в палатку собирать вещи.

– Возьмите с собой воду и еду. Лететь придется долго.

* * *

В кромешной темноте вертолеты пересекли малонаселенную полосу восточной Кении вдоль сомалийской границы. Изредка свет фар грузовика или легковой машины выхватывал участки сухой каменистой местности и покатые холмы.

Пейтон смертельно устала, но ей не терпелось завести разговор о том, что случилось или почти случилось в палатке между ней и Йонасом. Она не могла решить, с чего начать. В конце концов она убедила себя, что слишком устала, что шум вертолета слишком сильный, а надевать наушники и говорить при пилотах было неудобно. Однако подлинная причина была в другом.

Легкая вибрация корпуса вертолета действовала умиротворяюще. Пейтон откинула голову на спинку сиденья и через несколько минут провалилась в сон.

* * *

Проснувшись, Пейтон обнаружила, что ее голова лежит на плече Йонаса. Губы были влажные от слюны. Она приподнялась, чтобы их вытереть.

– Извини.

– Ничего.

Голос Йонаса был едва различим за грохотом винтов.

Они снижались, внизу мерцали огни большого города. На земле горели десятки костров.

Пейтон взглянула на циферблат. Полет занял несколько часов. Если болезнь перекинулась на крупный населенный пункт, все планы придется менять.

Улицы города были проложены, как по линейке. На них почти не было машин – одни военные грузовики, однако на улицах за барьерами толпились и кричали люди.

Пилот обернулся и показал на наушники.

Пейтон и Йонас надели свои пары.

– Куда мы прилетели? – спросила Пейтон.

– В Дадааб. Лагерь беженцев, – ответил второй пилот.

О лагере беженцев Дадааб упоминал госдеповец на инструктаже. Лагерь находился в глубине кенийской территории, близ границы с Сомали, и был крупнейшим в мире – предоставлял кров тремстам тысячам человек, большинство из которых едва сводили концы с концами. Более восьмидесяти процентов обитателей составляли женщины и дети, почти все бежали из Сомали от засухи и многолетних войн. Недавно кенийское правительство пригрозило закрыть лагерь в ответ на террористические акты «Аш-Шабаб», которые предположительно совершали лица, завербованные в лагерях беженцев. В итоге за последний год обратно в Сомали были высланы более ста тысяч беженцев.

– Сколько инфицированных? – поинтересовалась Пейтон.

Ответил женский голос. Пейтон немедленно узнала говорящую: Ния Океке, сотрудница кенийского Минздрава, с которой она встретилась в Мандере. Очевидно, она прилетела на втором вертолете.

– Больны не менее двух тысяч беженцев. Около сотни уже умерли. Случаи есть даже в лагере гуманитарных организаций, в том числе среди работников Красного Креста и ООН.

Ния объяснила планировку комплекса: он состоял из четырех лагерей – «Ифо-2», «Дагахали», «Хагадера» и лагеря гуманитарных организаций.

В отдалении на одиночную посадочную полосу заходил транспортный самолет.

– Что вы везете?

– Солдат и припасы. Мы вводим карантин на всем комплексе.

– Чем мы можем помочь? – спросил Йонас.

– Нам нужен ваш совет. Как бы вы поступили в такой ситуации?

Пейтон с Йонасом задали еще несколько вопросов, переговорили наедине, перекрикивая шум вертолетных винтов, и наконец пришли к единому мнению насчет рекомендаций. Они предложили поделить комплекс на четыре части – карантин для подозреваемых на болезнь, изолятор для подтвержденных случаев и два вспомогательных лагеря. В первом вспомогательном лагере должны жить те, кто вступал в контакт с потенциальными носителями инфекции. Второй выделялся для сотрудников, не контактировавших с патогеном. Работникам из второго лагеря предстояло разгружать транспорт и поддерживать связи с внешним миром.

За годы борьбы с эпидемиями ни Пейтон, ни Йонас не сталкивались с таким положением, какое сложилось в Дадаабе. Приходилось на ходу импровизировать. Они предложили ввести карантин в ближайшем городе, Гариссе, и перекрыть А3 и дорогу между Хабасвейном и Дадаабом – две основные магистрали, соединявшие комплекс с внешним миром.

Обсудив подробности, Пейтон и Йонас сели в вертолет и полетели обратно в деревню, в свой лагерь.

Йонас стащил с головы гарнитуру и наклонился к напарнице.

– Плохо дело. Беженцы хлынут, как после резни в Руанде.

– Верно говоришь. – Пейтон выглянула из иллюминатора. – Никак не возьму в толк. Дадааб слишком далеко от Мандеры и той деревни. Американцы сюда не приезжали. По крайней мере, об этом ни слова на их веб-сайте и в заметках доктора Кибета.

– Что ты имеешь в виду?

– Что-то здесь не так.

– Что именно?

– Не знаю. Надо взять передышку, не торопиться с выводами.

Догадка вертелась где-то рядом, однако измученный нехваткой сна и вертолетной тряской мозг не мог ее нащупать. Отчего-то Пейтон во второй раз за ночь вспомнила брата. Он погиб на восточной границе Уганды, в нескольких сотнях миль отсюда, в одну из ночей ноября 1991 года.

* * *

Вертолеты кенийских ВВС доставили Пейтон и Йонаса в деревню на восходе солнца. Белые палатки мерцали на солнце, ветер от винтов взлетающих вертолетов трепал волосы прибывших.

Пейтон, невзирая на усталость, позвонила Эллиоту, в ЦКПЗ и ЦЧО. Эпидемия распространилась намного шире, чем она ожидала.

День четвертый

1 200 000 инфицированных

500 умерших

Глава 30

Снова придя в себя, Десмонд обнаружил, что лежит на боку на плотно утоптанном полу крохотного помещения без крыши. С трех сторон его окружали деревянные стены, с четвертой – металлическая решетка. Сначала ему показалось, что он в убогой тюремной камере. Присмотревшись, понял, что это стойло внутри обычного сарая.

Руки и ноги были накрепко связаны. Все тело болело – даже больше, чем в то утро в Берлине. С ним не церемонились.

Приложив усилие, он передвинулся вперед. Сквозь решетку был виден центральный проход. Стояла ночь. Сколько времени провел он без сознания?

Тот, кто превратил сарай в тюрьму, постарался на славу: деревянные стены укрепили врытыми в землю арматурными прутьями. Можно попробовать их выкопать, но столько времени ему не дадут.

Физическая боль и ощущение замкнутого пространства вызвали воспоминание, которое начало воспроизводиться в уме как наяву.

* * *

Утро. Десмонду пять лет. Он рано проснулся, натянул перепачканную одежду и пулей вылетел с подворья. Когда мальчишка подбежал к первым воротам, на пороге появилась мать.

– Чтобы был обратно к обеду, Дез, или я выдублю твою шкуру!

Он выскочил за ворота, сделав вид, что не услышал. Мальчишка бежал по бурой стерне, за ним по пятам – собака. Нос келпи[13]13
  Австралийская овчарка.


[Закрыть] частенько бывал красным от крови мелкой дичи, поэтому Десмонд прозвал пса Рудольфом[14]14
  Имя оленя-вожака в упряжке Санта-Клауса; традиционно изображается с красным носом.


[Закрыть].

Десмонд был уверен, что ни одна собака в Австралии не бегает быстрее и не загоняет стадо лучше Рудольфа. Хотя сравнивать всех собак Австралии у него не было возможности, он не допускал каких-либо сомнений. Рудольф был «правой рукой» отца Десмонда на овцеферме, однако сегодня тот уехал, оставив Рудольфа дома с сыном. Дез был очень рад. Отец и сам справится, а участвовать в приключениях мальчишки Рудольфу интереснее.

На вершине холма Десмонд остановился и оглянулся на подворье, сарай и опоясывающий их крашеный забор. В верхней точке гряды он заметил отца на лошади. Перед всадником грязным облаком перекатывалась отара овец. Отец снял шляпу и помахал ею, зовя присоединиться.

Делать вид, что не услышал мать, – это одно, но не заметить жест отца – совсем другое. Мама сыну многое прощала.

Десмонд без колебаний направился к фигуре на лошади, а когда остановился рядом, отец сказал:

– Не уходи далеко, Дез. Вернись и помоги матери приготовить обед.

– Хорошо, папа, – пробормотал Десмонд. Слова отца немедленно превратились в кандалы, сомкнувшиеся на ногах.

– Если Рудольф кого поймает, принеси домой. – Отец достал из седельной сумки мешок и бросил его сыну. – Не скучай.

Десмонд побрел прочь с мешком в руках и Рудольфом под ногами. Он оглянулся: отец с отарой почти скрылся из виду. Штат Южная Австралия охватила жесточайшая засуха. Отцу с каждой неделей приходилось гонять овец в поисках пастбищ и воды все дальше и дальше. Жгучее солнце и безоблачные небеса постепенно уничтожали семейную собственность.

Через полчаса Десмонд добрался до зарослей, где строил свой форт. Не теряя ни минуты, он принялся таскать камни из русла пересохшего ручья и складывать из них стены, заполняя промежутки вязкой грязью. Топорик и лопата были припрятаны в кустах. Если отец узнает, рассердится. Десмонд постарался запомнить, что инструменты нужно принести домой.

Часов у него не было, время от времени он поглядывал на небо, не наступил ли ненавистный полдень. Пока Десмонд клал камень на камень, Рудольф, как и положено, охранял его. К моменту, когда солнце напомнило о возвращении домой, Десмонд был перемазан грязью с головы до ног.

Воды в русле не осталось почти ни капли. Даже руки не вымыть. Ручей пересох еще две недели назад.

Десмонд отправился в обратный путь.

Выйдя из-за деревьев на открытое место, он немедленно почуял запах дыма.

На востоке собирались темные тучи. Степной пожар двигался из направления, в котором скрылся отец, прямо к их дому.

Десмонд бросил топор с лопатой и побежал.

Рудольф залаял, не отставая от мальчишки.

С каждым шагом порывы ветра становились сильнее, хлестали по лицу. Ветер перенес огонь через гребень справа от Десмонда и швырнул его в низину. Языки пламени плясали, словно дервиши, крутились, прыгали, обвивались вокруг деревьев, окутывая их дымом и сажей.

Десмонд остановился на вершине холма, с которого прежде наблюдал за отцом, и позвал на помощь. Его окружал дым, черная пелена подступала все ближе. Когда ветер на секунду раздвинул дымный занавес, у Десмонда все похолодело внутри от ужаса.

От его дома вверх поднимались языки пламени.

Он закричал, что было мочи. Рудольф заскулил.

Десмонд спустился в долину и побежал навстречу пожару. На линии раздела, где огонь пожирал высокую траву, он замешкался. Рудольф, тоже резко затормозив, завертел головой по сторонам. Сняв мешок с пояса, Десмонд быстро разорвал его надвое, обернул тканью руки и перевязал их веревкой. Чтобы не вдыхать дым, он натянул на лицо рубашку и, собравшись с силами, бросился со всех ног в огонь на спасение семьи.

Первые несколько шагов жар почти не ощущался. Мальчишку гнал вперед адреналин. Пламя опаляло волосы на ногах, подошвы взбивали черный пепел и красные искры, кусачие, словно комары.

Когда расплавился низ обуви, Десмонд почувствовал настоящую боль. Он завопил, чуть не упав. Огонь едва доставал ему до пояса. Сквозь дым Десмонд увидел, как обвалилась крыша родного дома и над руинами сомкнулось пламя. Внутри него тоже что-то обрушилось – стена надежды, которая толкала его вперед. Он издал душераздирающий крик – от боли в теле и в сердце.

Повернув назад, он побежал прочь, но уже не так быстро, как прежде. Теперь ноги его не слушались. Десмонд еще раз позвал на помощь, надеясь, что отец прискачет на лошади, забросит его поперек седла и вынесет из пылающего ада.

Но отец не появился.

Ноги отказывались служить. Он явно не успевал. Тут он услышал лай Рудольфа и повернул на звук. Мальчишка чуть не заблудился в дыму. Голова кружилась, как перед обмороком. Дым забивался в рот, душил. Десмонд закашлялся, согнулся пополам, но опаливший поясницу жар заставил его бежать дальше. Мысли путались, силы кончались.

Сквозь языки пламени Десмонд увидел Рудольфа, с лаем прыгавшего по опаленной земле. Мальчик пополз вперед, обмотанная вокруг рук мешковина предохранила их от участи, выпавшей на долю ног. Рудольф скулил, облизывал почерневшее от копоти лицо мальчишки, ободряя его не останавливаться.

Перед тем как потерять сознание, Десмонд успел подумать: «Я мог бы их спасти. Должен был спасти. Но не спас».

* * *

Десмонд пришел в себя, все еще ощущая запах дыма в носу. Он лежал в большом зале с толстыми одеялами на полу. С туго натянутой бечевы свисали белые простыни на прищепках, отделяя одно импровизированное больничное место от другого.

Стояла ночь, он почувствовал это по температуре воздуха. Электричество было отключено, зал освещали газовые фонари.

В конце ряда белых простыней Десмонд заметил школьную доску с закрепленными поверх нее буквами алфавита.

Школьный класс. В той самой школе, в которую он вскоре собирался поступить. Поступит ли теперь?

Из каждого угла доносились стоны и крики. Иногда они превращались в вой. А запах… Такого Десмонд прежде никогда не чувствовал. Чем-то похожий на жареное мясо. Он догадался: когда животных забивают, прежде чем жарить мясо, органы и жидкость удаляют, а здесь… огонь жег без разбора. Запахи древесного угля, слащавой парфюмерии, жженого жира, меди резали обоняние. А еще смрад гнили – как от падали, несколько дней пролежавшей в запертом сарае.

Закончив озираться, Десмонд увидел перед собой женщину, которая сказала:

– Ты будешь жить. Тебе крупно повезло.

Он так не считал.

– Где моя семья?

Женщина перестала улыбаться. Мальчик все понял прежде, чем та успела ответить, закрыл глаза и заплакал.

* * *

Женщина вернулась на следующий день перед обедом, сделала осмотр, как накануне вечером, поменяла повязки на ногах и других частях тела. Десмонд молча скрипел зубами от боли. Судя по выражению на лице медсестры, процедура доставляла ей больше страданий, чем ему самому.

Шарлотта работала в больнице безвозмездно, вступив в армию добровольцев, приехавших оказать помощь жертвам страшных пожаров в Южной Австралии.

– Что со мной теперь будет?

– Мы свяжемся с твоими родственниками. Они вскоре приедут и заберут тебя.

– У меня нет родственников.

Шарлотта запнулась.

– Не волнуйся. Что-нибудь придумаем.

Другие волонтеры, которые приходили в то утро, смотрели на него печальными глазами. Они видели перед собой сломленного, бездомного сироту. Некоторые, подавая пищу и воду, меняя покрывала и «утку», отводили взгляд, словно его вид ранил их самих. Возможно, так оно и было. Чем больше трагедий они наблюдали, тем больше страдали. Десмонд их не осуждал. И никогда не забывал поблагодарить. Мать успела привить ему хорошие манеры.

Шарлотта была не такая, как все. Она относилась к нему как к обычному мальчишке без особых проблем – точно так же к нему относились все остальные люди до катастрофы. Десмонду такое обхождение нравилось больше.

Когда Шарлотта ушла, Десмонд уставился в потолок и начал слушать программу новостей по радио – радиоприемник принадлежал старику, лежавшему по другую сторону прохода.

– Госслужащие подсчитывают число жертв пожаров, вспыхнувших в Пепельную среду в Южной Австралии. Установлены не менее семидесяти погибших и несколько тысяч человек, получивших ожоги и ранения. Потери собственности исчисляются несколькими сотнями миллионов долларов. Только в штате Виктория вчера выгорело более двухсот тысяч гектаров. За весь сезон от пожаров пострадают четыреста тысяч гектаров. Очень велики потери скота: погибли более трехсот тысяч овец и почти двадцать тысяч голов крупного рогатого скота. Впервые за всю свою историю штат Южная Австралия объявил чрезвычайное положение. Пожарные расчеты еще ведут борьбу с огнем. Им помогают все, кто может. В район бедствия устремились добровольцы. Около сотни тысяч человек поддержат работу местных служб, в том числе военные, спасатели и прочие.

Пока неизвестно, что вызвало пожары, но крайне сильная засуха, несомненно, сыграла свою роль. Сказались также порывистый ветер и пыльные бури. С мест сообщают о закипании дорожного покрытия, оплавлении песка до состояния стекла, хорошо прожаренных кусках мяса, обнаруживаемых в рефрижераторах…

* * *

После обеда Шарлотта принесла завернутый в газетную бумагу подарок.

– Извини, лучше ничего не нашлось.

Десмонд разорвал обертку. Обнаружив несколько книг, он принялся рассматривать заголовки, чтобы скрыть разочарование.

– В чем дело? – спросила Шарлотта.

– Я не умею читать.

Девушка на мгновение смутилась.

– Ой. Ну, конечно.

– Мне только пять лет.

– Вот как? – удивленно спросила Шарлотта. – Я думала, ты старше.

Десмонду это польстило.

– Что ж, придется читать вслух. – Она сделала паузу. – Если тебе, конечно, интересно.

Через несколько минут Десмонд с головой ушел в сказочный мир, забыв об окружавших его ужасах и вони. Даже стоны людей, деливших с ним помещение, вроде бы стихли. Так было, пока не вмешался высокий черноволосый мужчина примерно одного возраста с Шарлоттой. Стоя на пороге, он уставился на медсестру с таким выражением, что Десмонду захотелось прикрыть ее собой.

– Ты едешь? – спросил мужчина.

– Нет. Поезжай один.

– Твоя смена закончилась час назад, подруга.

Фамильярное «подруга» очень не понравилось Десмонду.

– Я знаю. Задержусь еще немного.

– Я тебя подожду.

– Не надо.

Мужчина шумно выдохнул, как всегда делал отец Десмонда, когда возился с упрямой лошадью.

Когда тот вышел, Шарлотта продолжила чтение как ни в чем не бывало.

– А теперь пора спать, Дез.

Шарлотта подоткнула одеяло, смахнула с лица мальчишки светлые волосы и погасила керосиновую лампу. Десмонд впервые после пожара крепко заснул.

* * *

Утром Десмонд ожидал продолжения чтения, но Шарлотта приготовила новый сюрприз. Она привезла кресло-каталку и спросила, не желает ли он подышать свежим воздухом.

Мальчишку не надо было долго упрашивать.

Шарлотта вывезла его из палаты в коридор, а оттуда – на улицу. Февральское солнце ласкало лицо. Лето выдалось жарким, Австралия надолго его запомнит. Мальчик подставил лицо шевелившему волосы ветру и полной грудью вдохнул воздух, не отравленный запахом смерти.

Он быстро научился управлять инвалидным креслом, радуясь обретенной свободе. Ноги пока еще не зажили. Доктора уверяли, что он полностью восстановится.

– Не успеешь оглянуться, как снова будешь бегать, – обещали ему.

Десмонд изнывал от нетерпения. Прежде он не подозревал, насколько бесценна обычная способность ходить.

* * *

Шарлотта еще раз пришла после обеда и читала, пока не потушили свет. Это стало правилом – вылазки на улицу по утрам, чтение до отхода ко сну.

Через неделю Десмонд еще раз спросил, что с ним будет.

– Мы ищем решение, Дез. Не беспокойся.

Текли дни, постепенно ноги вновь стали его слушаться. Теперь, гуляя по школе, он мог обходиться без инвалидного кресла. Десмонд заходил в кафе, другие классы, даже учительскую, которая представлялась ему загадочным местом. В ней, однако, не обнаружилось ничего сверхъестественного.

Мальчишка даже вызвался помогать на кухне. Толстый повар вручил ему железную поварешку и наградил прозвищем Кошмар-Кашевар. При этом повар отрывисто хохотал, неизменно сбиваясь на кашель. Тем не менее, Десмонду он нравился.

Однажды, возвращаясь к своей кровати, он услышал возмущенный голос Шарлотты, который доносился из временного кабинета, оборудованного в другом классном помещении.

– Вы должны!

Дальше тишина.

– Нет, сэр. Вы обязаны забрать его. Мы уже пытались…

Опять пауза.

– Да, верно. Вы – единственный родственник. Других у него нет.

Телефонная трубка легла на рычаг. Шарлотта заплакала. Десмонд решил идти дальше, как вдруг услышал голос черноволосого мужчины:

– Ты слишком к нему привязалась, Шарлотта.

Десмонд не расслышал приглушенный ответ, зато его услышал мужчина. И недовольно повысил голос:

– Я знаю, что у тебя на уме.

– Сомневаюсь.

– Ты собираешься усыновить его.

Пауза.

– Значит, угадал. Ты в своем уме?

– А что в этом плохого?

– Ну, даже не знаю, с чего начать. Ты откажешься от поступления в мединститут? На что ты его будешь содержать? Станешь клянчить деньги у родителей? Или прикажешь за него платить? Тебе не пришло в голову со мной посоветоваться?

Они еще долго спорили, бросая друг другу ужасные обвинения. Десмонду было нестерпимо это слушать, но и уйти не хватало сил. Слова жгли его душу подобно тому, как пожар жег его ноги.

* * *

Шарлотта в тот день пришла с новым выражением на лице – грусти, сдержанности.

Девушка читала книгу, словно отбывала повинность. Прежде она старалась подражать голосам героев, превращая сюжет в реальное действие.

Десмонд снова приуныл.

На следующее утро, проснувшись, он застал Шарлотту у своей постели.

– Мы разобрались, где тебе жить.

Девушка проглотила ком в горле, взяла себя в руки и сообщила мальчику сведения, которые он знал и без нее, – что его отец был родом из Англии и что родители отца, дед и бабка Десмонда, давно умерли.

А потом она сказала нечто, о чем он услышал впервые.

– У твоего отца есть брат Орвиль. Они были… в натянутых отношениях. В общем, брат твоего отца согласился стать твоим опекуном.

Десмонд не знал, что сказать, и попросту кивнул.

– А вы… – Он хотел спросить, увидит ли Шарлотту еще когда-нибудь.

Медсестра слегка покачала головой, в уголке глаза блеснула слеза.

– Через два дня я отвезу тебя в Мельбурн, в аэропорт. Ты полетишь в Оклахома-Сити, в Америку. – Девушка проглотила слезы, делано улыбнулась и продолжала непринужденным, как ей казалось, тоном: – Ты слышал об этой стране?

Десмонд покачал головой.

Он думал, что Шарлотта уйдет сразу, но она задержалась и вновь стала читать с былым задором. Девушка озвучивала героев книги так, как нравилось Десмонду, она спросила, чем, по его мнению, закончится история, и с расстановкой прочитала названия глав.

Шарлотта вернулась на следующее утро и не отходила от кровати мальчика до отбоя.

Черноволосый мужчина больше не показывался, Десмонд был вполне доволен.

Шарлотта отвезла мальчика в аэропорт, поцеловала в лоб и вручила сумку с одеждой. Одежда была новая. Видимо, Шарлотта выбрала ее сама.

– Кое-что тебе на дорожку, Дез.

Он хотел было что-то ответить, но Шарлотта успела пустить слезу.

– Спасибо, – сказал он.

– Нет, что ты… Ты был мне не в тягость.

Шарлотта с трудом сдерживалась, чтобы окончательно не разрыдаться. Она вытерла три ручейка на щеке и положила мальчику руку на плечо.

– Беги, Дез. А то на рейс опоздаешь.

Женщина в форме стюардессы, которую ввели в курс дела, взяла его за руку и повела к стойке службы безопасности аэропорта. Когда Десмонд обернулся, Шарлотта все еще стояла на месте, всхлипывая и махая рукой.

Человек, встретивший Десмонда в Оклахома-Сити, был полной противоположностью Шарлотты. От этого мальчик заскучал о ней еще больше.