Текст книги "Во имя отца"

Версано, подумав, кивнул.

– Питер, я знаю, что ты считаешь меня дилетантом, но я серьезно отношусь к твоим предостережениям. Как я объясню это Цибану или даже самому папе?

– Да очень просто. В течение нескольких дней ты получишь по почте и по телефону несколько анонимок с угрозами убить тебя. Ты будто бы будешь подозревать, что они исходят от «Красных бригад». Это и будет значительным поводом для предоставления тебе охраны и других средств безопасности.

Версано изобразил улыбку и сказал:

– На самом деле они, я полагаю, будут исходить от тебя?

– Конечно. Но ты не должен показывать виду. Иначе КГБ пронюхает об этом и поймет, что ты тоже принадлежишь к нашей Троице.

Версано грустно заметил:

– По-моему, мы должны теперь называться нашей Двоицей.

Священник печально покачал головой:

– Нет, давай считать, что кардинал, упокой Господь его душу, духом все еще с нами.

Глава 8

– Но ведь он сказал мне, что я больше никогда его не увижу.

– А вы его и не увидите.

Мирек повернулся, чтобы взглянуть на отца Хайсла. Они сидели в той же машине, направляясь по тому же маршруту через доки триестского порта, что и месяц назад, когда Мирек отправлялся отсюда в свое путешествие в Ливию. Было два часа утра. Ночь была совсем безлунной, и Хайсл аккуратно вел машину, все время поглядывая в зеркало заднего вида.

Мирек еще раз потянулся, разминая затекшие конечности. Он только что вылез из транспортного ящика, на этот раз, правда, просидев там всего около пяти часов.

– Но ведь вы сказали, что он будет ждать меня в каком-то доме.

Хайсл кивнул:

– Да, он хочет поговорить с вами, но вы при этом не будете его видеть.

Мирек глотнул из бутылочки с холодным пивом, которую Хайсл предусмотрительно захватил с собой. Маленькая нейлоновая сумка стояла в ногах у Мирека. Там лежали именно те вещи, которые он брал с собой в поездку. Единственное, что к ним прибавилось, – это ручка «Дэнби», прощальный подарок Фрэнка. Он вручил ее, пока они стояли у грузовика, на котором Мирек должен был попасть обратно в Триполи. Мирек поблагодарил его и сказал:

– Я знаю, что здесь табу на подобные вопросы, но я ведь уже закончил курс подготовки и теперь хочу спросить у вас одну вещь.

Фрэнк ничего не ответил, но его глаза сузились. Мирек продолжил:

– Ну что, главный инструктор, какую отметку вы можете мне поставить по результатам подготовки?

Но тут взревел двигатель грузовика, и араб откинул брезентовый полог кузова. Фрэнк указал Миреку на него. Мирек взобрался в кузов, решив, что не получит ответа. Фрэнк молча закрепил полог, и затем Мирек услышал его ответ сквозь брезент.

– Вернер, этот лагерь готовит убийц. Я не знаю, кто будет твоей жертвой, да меня, собственно говоря, это и не волнует, но все же я чертовски рад, что твоя жертва – не я.

Грузовик двинулся в путь с удовлетворенным Миреком в кузове.

Теперь, сидя в машине с Хайслом, проезжая по темным улицам, Мирек осознавал себя не просто человеком, а, скорее, смертельным орудием. Его обучили многим надежным способам убийства. Он был прекрасно физически подготовлен. Его сексуальный голод был утолен общением с Лейлой и филиппинкой. Короче говоря, он чувствовал себя настоящим мужчиной. Как лев, покидающий свой гарем и выходящий на охоту. Мирек потрогал усы, которые отращивал две недели. Отец Хайсл заметил в нем что-то необычное. Боковым зрением он видел, что его пассажир сидел тихо и сосредоточенно, лишь изредка прикладывая к губам бутылку с пивом. Мирек теперь был более спокойным и более уверенным.

Они подъехали к дому и вошли в него. Затем прошли в столовую. Мирек огляделся. В комнате никого не было. Он был немного разочарован, так как ожидал сразу увидеть Беконного Священника. Скибор повернулся к Хайслу.

– Где же он?

Священник указал большим пальцем куда-то вверх и сказал:

– Спит. Я пойду разбужу его, а вы пока поешьте.

Он вышел, и буквально через несколько минут в столовую вошла та же, что и раньше, пожилая женщина с тарелкой спагетти и бутылкой вина. Мирек поприветствовал ее, но она не ответила и, поставив тарелку с бутылкой на стол, чинно удалилась. Сейчас собственный желудок волновал Мирека куда сильнее, чем эта неразговорчивая старуха. Меню на «Лидии» за те тридцать дней, пока он был в лагере, нисколько не улучшилось, так что он чертовски проголодался.

Скибор уже почти доел спагетти, когда в дверях появился Хайсл. Молча понаблюдав за тем, как Мирек вытер тарелку кусочком хлеба, он поманил его вслед за собой.

Мирек последовал за ним по лестнице, дожевывая на ходу. В комнате, в которую они вошли, от одной стены к другой была протянута веревка, на которой висела простыня. Перед этой простыней стояли два стула. Комната была тускло освещена слабой лампой, стоявшей в углу. Хайсл взял один стул и указал Миреку на другой. Как только Мирек сел, из-за простыни раздался голос Беконного Священника. Мирек понял, что лампа была расположена таким образом, что свет падал на него и на Хайсла, а Беконный Священник оставался в тени.

– Рад снова тебя видеть, Мирек. Как прошла подготовка?

– Очень удачно. А что это за фокусы с простыней?

– Это избавляет меня от необходимости лишний раз гримироваться. У тебя не возникло никаких проблем?

– Абсолютно никаких.

– Ну и отлично. А теперь слушай меня внимательно. Отец Хайсл – отличный художник. В течение следующих двух дней, пока ты будешь приходить в себя после этой поездки, ты должен описать ему каждого, виденного тобой в том лагере. Он будет делать наброски, а ты по необходимости корректировать. Ты хорошо знаком с этим методом. Ты должен также рассказать Хайслу все, что помнишь об их личных качествах, привычках.

– Зачем?

Ван Бурх вздохнул. Он привык к беспрекословному повиновению подчиненных, но, понимая, что этот человек чем-то от них отличается, терпеливо разъяснил.

– Мирек, нам иногда приходится сотрудничать с отдельными секретными службами Запада. В некоторых областях мы им можем помочь. Одновременно мы получаем помощь от них. Мы поставляем им кое-какую информацию, в большинстве своем сведения общего характера. Например, состояние сельского хозяйства на Украине, виды на урожай, моральный настрой определенных слоев населения. Эти сведения исходят от наших священников, которые в ходе исполнения своих обязанностей естественным образом получают данные, нужные западным секретным службам. Взамен те предоставляют нам кое-какую оперативную информацию, иногда помогают в материальном плане или снабжают техническими средствами, которые сами мы приобрести не можем. Ты меня понимаешь?

Мирек знал об этом. Он вспомнил, как однажды со своими людьми обыскивал церковь в Кракове. Они перевернули все вверх дном, но ничего не нашли. Подозреваемый священник был полон такого праведного негодования, что Мирек догадался, что тот что-то скрывает, и предпринял повторный обыск. Через четыре часа в большой емкости с освященным хлебом он нашел крошечный, но мощный передатчик. Передатчик был ультрасовременным, и никто из сослуживцев и начальников Мирека никогда ранее не встречался с подобной системой. Передатчик послали в Москву, и через неделю из КГБ пришло сообщение, что устройство было изготовлено в Германии и только что поступило на вооружение немецкой разведки БНД.

Ван Бурх увидел, что тень от головы Скибора утвердительно кивнула.

– Хорошо, Мирек. Тебе известно, что сейчас наших друзей на Западе больше всего волнует терроризм, и они очень высоко оценят нашу информацию по этому вопросу.

Теперь Мирек понял, откуда Беконный Священник достает материальные средства для поддержания своих людей за «железным занавесом». Он сказал:

– Лучше бы вы предупредили меня об этом до того, как я отправился в лагерь. Я был бы там более внимательным.

Ван Бурх усмехнулся.

– Знаешь, люди, проявляющие излишнее внимание к окружающим, сразу же вызывают подозрение. Я хотел, чтобы в лагере ты вел себя естественно. Ведь там уже были убиты несколько человек.

Мирек коротко заметил:

– Я в курсе. Между прочим, вы должны были бы сказать мне об этих случаях заранее.

Беконный Священник промолчал. Мирек спросил:

– А как идет подготовка операции с вашей стороны?

– Нормально, но не без проблем.

– Каких проблем?

Ван Бурх достаточно подробно рассказал Миреку о том, что произошло. Ему пришлось прерваться, когда по ходу сообщения Мирек вскочил и заметался по комнате, изливая свой гнев в крепких ругательствах. Два священника терпеливо ждали, пока он успокоится. Они не впервые сталкивались с подобными вещами. Напряжение подготовки к операции. Победа над естественным страхом. Затем неожиданно – срыв планов по какой-то причине. Наконец Мирек сел на стул и спросил:

– Что теперь?

Ван Бурх решительно ответил:

– Это зависит только от тебя.

Голос Мирека изменился:

– Зачем вы мне об этом рассказали? Вы сделали это, не подумав. Я ведь мог бы обо всем этом никогда и не узнать.

Беконный Священник вздохнул:

– Мирек, я выбрал тебя для осуществления этой операции, основываясь на определенных обстоятельствах. Эти обстоятельства коренным образом изменились, и мы решили, что должны поставить тебя об этом в известность. Это был единственный честный выход из положения.

Мирек фыркнул:

– Вы затеваете подобную операцию и говорите о какой-то честности.

Он задумался.

– Кто еще знает о ваших планах, кроме нас троих?

– Еще один человек.

– Кто он?

Ван Бурх не колеблясь ответил:

– Архиепископ Версано.

Он с любопытством ожидал реакции Мирека. Тот разбирался в иерархии церкви и должен был знать, кто такой Версано.

Мирек просто ответил:

– Это меня устраивает.

Хайсл первый раз решился вставить слово. Он сказал Миреку:

– Теперь операция стала очень рискованной. И, наверное, вы знаете это ничуть не хуже нас.

Мирек задумчиво поглаживал щеточку своих усов. Их покалывание ему о чем-то напомнило. Он спросил, обращаясь к простыне:

– Вы посылали мне записку?

– Да.

– А что означало ее содержание?

– То, что там и было написано.

– Ну и зачем мне нужно было отращивать усы?

– Отец, покажите ему фотографию.

Хайсл поднялся, подошел к столу, стоящему под лампой и хорошо освещенному, и подозвал к себе Мирека. Мирек приблизился и следил за тем, как Хайсл достал толстую папку из конверта и открыл ее. К обложке папки была прикреплена скрепкой черно-белая фотография размером восемь на десять. На ней было запечатлено лицо мужчины. Хайсл положил фотографию на свет. Человеку на снимке было лет тридцать пять. Лицо у него было довольно красивым, с резкими мужскими чертами. Темные, достаточно длинные волосы и черные усы. Мирек отметил про себя, что человек был поразительно похож на него самого. Он спросил:

– Кто это?

Ответ последовал из-за простыни:

– Доктор Стефан Шафер из университета города Кракова. Его семья эмигрировала на Запад, когда ему было четырнадцать лет. Человек необыкновенного ума. Изучал медицину в Эдинбургском университете, а затем в Гайской больнице в Лондоне. Звание магистра получил в университете Джона Гопкинса в Соединенных Штатах. Всегда был идеалистом. Два года назад вернулся в Польшу в возрасте тридцати четырех лет.

Мирек внимательно изучал фотографию:

– Он является составной частью нашего плана?

– Он является составной частью одного из трех планов, которые сейчас находятся в стадии проработки. Наверное, самого перспективного плана.

– Расскажите мне об этом поподробнее.

– Нет.

Мирек молча повернулся и направился к своему прежнему месту. Священник продолжил свою мысль:

– Если ты решишь не ехать, а я никоим образом не могу тебя за это порицать, то мы все равно найдем кого-нибудь еще. Так что лучше, если у тебя не будет лишней информации.

После короткой паузы Мирек твердо произнес:

– Я согласен ехать.

В ответной фразе ван Бурха Скибор почувствовал нотки удовлетворенности.

– Отлично. Так вот, доктор Стефан Шафер, несмотря на свою молодость, является одним из крупнейших в мире специалистов в области почечной медицины.

– И что?

– У Андропова помимо других заболеваний имеется также почечная недостаточность.

Мирек быстро проработал эту информацию в голове:

– Ага! И он посещал Андропова?

– Пока еще нет. Но вполне возможно, что это случится в ближайшее время.

Мирек посмотрел на улыбающегося Хайсла. Он был изумлен смелостью их идей и планов.

– Хорошо, ну а как вы собираетесь провернуть подмену Шафера?

Ван Бурх тихим голосом ответил:

– Это прорабатывалось нашими лучшими умами. В настоящее время существует еще два запасных варианта. Тебе не надо знать о них до того момента, пока ты не доберешься до Москвы. Маршрут твоего следования уже практически подготовлен. Также у нас в Москве уже есть безопасный дом и пара надежных людей. Правда, они ничего не знают о цели твоей поездки в Москву.

Мирек одновременно почувствовал и страх и азарт:

– А когда я должен отправиться в путь?

– Точная дата окончательно еще не установлена. Я планировал еще послать тебя на недельку в Рим в церковный госпиталь, где ты узнал бы немного о почечных заболеваниях и вообще научился бы кое-чему, чтобы выдавать себя за медика-специалиста. Правда, сейчас это уже представляется мне невозможным. КГБ в считанные дни перероет весь Рим, поэтому вместо Рима ты поедешь во Флоренцию. Я думаю, что этот город не особо волнует их. Там один специалист просветит тебя в достаточной мере в области нефрологии. Да, между прочим, на этой неделе тебе предстоит познакомиться со своей женой.

– С кем?

Ван Бурх усмехнулся.

– Ну, скажем… с мнимой женой. Это очень симпатичная полька. Она поедет вместе с тобой в Москву.

Мирек подался вперед и зашипел:

– Вы что, сумасшедший? Нет, если я поеду, то поеду один, без всяких там жен.

Ван Бурх сказал уже тверже:

– Ты специалист по охоте за людьми, но сам никогда не был в шкуре тех, за кем ты охотился. А вот я бегал от вас сорок лет, и вы меня ни разу не поймали. В тот день, когда я стоял на платформе вокзала во Вроцлаве рядом с тобой, недалеко от меня была моя «жена», не очень симпатичная дама. Мирек, мужчина, путешествующий в тех краях со своей женой, не вызывает никаких подозрений. Так что подумай об этом.

Мирек едко ответил:

– Вы мне сказали, что только Версано и вы знаете о моей миссии. Значит, вы мне лгали?

– Нет! Задача этой женщины только в том, чтобы сопровождать тебя до Москвы, и затем она вернется. Она ничего и не подозревает о твоем задании, а ты ей ничего о нем не скажешь.

Мирека это не успокоило.

– Женщина будет слабым звеном в подобной операции. Мне все это не нравится.

Из-за простыни прозвучали слова:

– Либо эта женщина поедет с тобой, Мирек Скибор, либо ты вообще не поедешь. Сейчас ты должен очень четко уяснить, что я – руководитель операции. Я решаю, а ты исполняешь. Ты должен мне всецело подчиняться. Или ты сейчас это уяснишь, или я откажусь от твоих услуг.

Отец Хайсл перевел взгляд на Мирека и внимательно смотрел на него. Ван Бурх рассказал ему, что Мирек готов отдать что угодно за то, чтобы уничтожить Андропова. Прошла минута, еще одна. Мирек уставился в пол перед собой. Наконец он поднял голову и перевел тяжелый взгляд на простыню. Хайслу показалось, что Скибор буквально готов испепелить ее своим взором. Наконец Мирек ответил:

– Я все понимаю, Беконный Священник. Вы руководитель. Я буду подчиняться вам ради того, чтобы моя миссия состоялась. А теперь скажите мне, кто эта женщина?

– Ее зовут Аня Крол. И если что-нибудь случится, она будет сильнейшим звеном в цепи, связывающей нас с тобой.

– Что она за человек?

Хайсл отметил, что ван Бурх выдержал паузу перед тем, как ответить на этот вопрос.

– Она – монахиня.

Мирек громко рассмеялся. Он откинул голову и хохотал; потом он встал, подошел к стенке, оперся о нее руками и все продолжал хохотать. Наконец, успокоившись, он достал из кармана носовой платок и вытер навернувшиеся на глаза слезы. Его голос звучал скептически.

– Вы посылаете в подобное путешествие вместе со мной монахиню? В качестве моей жены? На ней, скорее всего, будут монашеские одеяния, а на груди крест. Она наверняка и молиться будет под самым носом у СБ?

Ван Бурх усталым голосом проговорил:

– Сядь, Мирек, успокойся. В течение последнего месяца ты проходил специальную подготовку, она тоже. Никто сейчас и не подумает, что она – монахиня.

Мирек сел на свое место и усмехнулся:

– Значит, она поедет со мной в качестве моей жены. Она действительно будет мне женой? А как у нее с внешностью?

Прежде чем ван Бурх успел раскрыть рот, отец Хайсл заговорил холодным как лед голосом:

– Она красива и телом и душой, а главное любовью к Господу. Вы будете путешествовать вдвоем. Она будет относиться к вам на людях как преданная и любящая жена. Но только на людях. Будет очень много моментов, когда вы будете с ней один на один. Вы будете спать в одной комнате. Но запомните, Мирек Скибор, если вы нанесете ей моральный или физический ущерб, я сам вами займусь.

Мирек хотел запротестовать, но, увидев выражение лица священника, тут же оставил эту мысль. Ван Бурх сказал из-за простыни:

– Ты, наверное, устал, Мирек. Теперь спать. Когда ты проснешься, меня здесь уже не будет. Я еще, наверное, побеседую с тобой после твоей поездки во Флоренцию. Отец Хайсл поедет с тобой и все устроит. Прислушивайся ко всем его советам. Ко всем!

Мирек шел вниз по лестнице вслед за Хайслом. На полпути он внезапно остановился. Хайсл недоуменно повернулся к нему. Мирек воскликнул:

– Он обманывает меня! Он сказал, что над операцией работают «наши лучшие умы». Значит, есть еще достаточно много людей, посвященных в детали операции?

Хайсл улыбнулся и, отвернувшись от Мирека, продолжил свой путь. Через плечо он бросил:

– Успокойся, Мирек. Наш Беконный Священник многолик. Он и есть «наши лучшие умы».

Глава 9

Виктор Чебриков держал в руке огромный кейс, подаренный ему резидентом КГБ в Зимбабве. Пока он шел по коридору, то время от времени задевал кейсом за брюки. На расстоянии трех шагов вслед за ним шел полковник Олег Замятин. Вдоль всего коридора через равные интервалы стояли охранники. Все они издалека узнавали высокую сухощавую фигуру председателя КГБ, и каждый раз, когда Чебриков и Замятин проходили мимо, вставали по стойке «смирно» и отдавали честь. Но Чебриков не обращал на это ни малейшего внимания. Он был полностью занят своими мыслями.

Наконец они подошли к огромным дверям. По обе стороны стояли по стойке «вольно» два офицера управления охраны с автоматами в руках. Они будто бы не заметили появления Чебрикова и Замятина, но их руки крепко сжимали автоматы, готовые в любую секунду выпустить из смертоносного жерла свинцовый дождь.

Чебриков и Замятин достали из карманов маленькие пластмассовые желтые карточки с нанесенными на них черными линиями и протянули их одному из офицеров. Тот внимательно их изучил и только потом сказал:

– Проходите, товарищ Чебриков и товарищ полковник.

Они вошли в огромную комнату, освещенную двумя люстрами. У одной стены были расположены три стола, у другой маленький диванчик и несколько стульев вокруг журнального столика. Полковник и председатель КГБ увидели на другой стороне комнаты огромные двери, ведущие в кабинет Андропова. За первым столом сидела пожилая женщина. Она была занята изучением какого-то листа и быстро делала пометки. Оторвавшись на секунду от своей работы, чтобы посмотреть на вошедших, она опять занялась своими записями. За следующим столом сидел мужчина средних лет, также занятый работой с какими-то бумагами. Увидев их, он улыбнулся и кивнул в знак приветствия. Наконец, третий стол занимал молодой капитан КГБ. Он мгновенно поднялся и отдал им честь. У Андропова, в отличие от его предшественников, был пунктик, связанный с военными порядками. Капитан посмотрел на настенные часы. Они показывали без пяти три.

– Пожалуйста, присаживайтесь, товарищи. Не хотите чаю?

Чебриков отрицательно покачал головой, Замятин тоже отказался. Они присели. Чебриков открыл кейс, достав оттуда небольшую папку, затем закрыл его и передал Замятину, который поставил кейс к своим ногам. Потом Чебриков раскрыл папку и стал внимательно перечитывать единственный листок бумаги, имевшийся внутри. Ровно в три капитан поднял трубку одного из трех телефонов, расположенных у него на столе, нашел кнопку и после небольшой паузы что-то вежливо сказал. Положив трубку, он поднялся и произнес:

– Товарищ Генеральный секретарь ЦК КПСС ждет вас, товарищ Чебриков.

Капитан вышел из-за стола и направился к дверям.

Чебриков также быстро пошел за ним, Замятин вслед за начальником. Капитан открыл двери и пропустил их внутрь. Чебриков уже много раз здесь бывал, но все никак не мог налюбоваться этим великолепным зрелищем: пушистый бухарский ковер, шелковые гобелены, позолоченные люстры. Обстановка была продумана до мелочей. В самом центре комнаты стоял рабочий стол Андропова. В углу в большом шезлонге лежал мужчина. Казалось, он спит; в изголовье у него лежала большая черная подушка, глаза были закрыты. Он приоткрыл их, услышав звук закрывшейся двери. Лидер советской империи тяжело вздохнул, поставил ноги на пол и медленно встал.

Виктор Чебриков внимательно смотрел на своего руководителя. Этот человек, встав во главе КГБ, затем смог превратиться в хозяина всей страны.

Правда, его внешность мало соответствовала той роли, которую он играл. На нем были темно-синие брюки с отворотами, домашние тапочки, желтая рубашка и старый серый джемпер. Седые волосы взъерошены, лицо восковой бледности. Он казался добродушным старцем до тех пор, пока в глубине глаз не зажигался холодный расчет. Они тепло поприветствовали друг друга. Чебриков явно нравился Андропову После обычных вопросов о семье Чебриков извинился за то, что потревожил генсека. Он знал, что обычно по средам, если только не происходило что-то сверхважное, генсек любил после обеда отдохнуть и поразмышлять. Андропов указал на стул перед своим рабочим столом, затем сам сел за стол. Чебриков хотел было задать вопрос о здоровье руководителя, но передумал. Он знал, что в последнее время Андропова стали раздражать подобные вопросы. Да вообще они оба, оставшись наедине, никогда не придерживались формальностей.

Андропов пустил по столу серебряный портсигар. Чебриков с благодарностью взял сигарету «Кэмел». Когда он закурил, Андропов наконец спросил, что это за важное сообщение, которое нельзя обсудить по телефону и ради которого он, Чебриков, примчался сюда. Чебриков положил на стол папку и похлопал по ней:

– Юрий, мы раскрыли попытку покушения на тебя.

Андропов немедленно отреагировал:

– За границей или здесь?

– За границей. По моим данным, покушение готовилось в Ватикане.

Андропов, известный своей невозмутимостью, не смог скрыть удивления:

– В Ватикане! Что, папа хочет меня убить?

Чебриков покачал головой и раскрыл папку:

– Нет, не папа. По моим данным, он вообще об этом ничего не знает. Видимо, это кто-то из курии. У нас пока немного информации, но я надеюсь, что скоро ее будет предостаточно. Без сомнения, Евченко проболтался итальянцам про нашу операцию «Горностай». У него не было сведений о деталях, но итальянцы, видимо, все равно доложили об этом в Ватикан. И вот реакция налицо.

Последовала реакция самого Андропова:

– Сволочи!

Затем он опять уселся в кресло, весь пылая от ярости.

– Что вам точно известно?

Чебриков раскрыл папку и подтолкнул ее к Андропову:

– Только это.

Андропов прочел документ, откинулся в кресле и злобно усмехнулся:

– Ага, так этот чертов кардинал умер несколько дней назад. Чтоб он сгнил в аду!.. А где сейчас священник Панровский?

– На пути в Москву. Прибудет ближе к ночи. Мы его выжмем, как лимон, до последней капли, но я боюсь, что он уже сказал нам все, что знает.

Андропов задумчиво произнес:

– И то хлеб. Все-таки нам везет. Как известно, «хочешь мира – готовься к войне». А вообще-то, это серьезно.

Наступило молчание, оба размышляли над ситуацией. Андропов в течение пятнадцати лет возглавлял КГБ, и последние пять лет Чебриков был его заместителем. Оба они знали, что Ватикан способен на что угодно.

– Нам надо было быть пожестче в Польше. Давно, еще в пятидесятых, сокрушить там церковь, как мы сделали это в Чехословакии. Дураки эти Сталин и Хрущев, проклятые дураки!

Чебриков молчал. Он знал из прошлого опыта, что Андропов сначала должен как бы подступиться к вопросу, порассуждать вслух. Генсек еще раз взглянул на бумагу, затем хмыкнул:

– Наша Троица. Звучит как нечто мафиозное. Но ведь сие означает, что в этой компании три человека. После того как умер Менини, осталось два. Ну, они последуют за своим дружком… и Посланник папы римского… Какая непристойность! Ну и наглецы!

Он глубоко вздохнул и посмотрел на Чебрикова:

– Ну ладно, ближе к делу. Что ты можешь предложить па данный момент?

Чебриков был готов к подобному вопросу.

– Естественно, первым моим побуждением было бросить все дела и лично заняться сокрушением этого плана покушения на твою жизнь, Юрий. Но я представил твою реакцию на подобные действия с моей стороны: ты обязательно напомнил бы о других моих обязанностях.

С удовольствием отметив, как Андропов кивает головой, он продолжил:

– Тем не менее я решил заняться этим делом очень серьезно, поручив вести его самому ответственному моему работнику… но не генералу.

Юрий Андропов заметил, улыбнувшись:

– А зачем мне генерал? Большинство твоих генералов занимают свои места только благодаря тому, что старательно лизали задницу Брежневу. Ладно, опять я пустился в лирические отступления. Так кого же ты мне можешь порекомендовать?

– Полковника Олега Замятина.

– А, Замятин! У него отличная голова, и он очень усерден в работе. Он мыслит как Шерлок Холмс.

Чебриков и сам знал, что его выбор пал на отличного сотрудника. Ведь сам Андропов представил Замятина к званию полковника после того, как тот осуществил очень удачную операцию в Западном Берлине. Председатель КГБ сказал:

– Эта информация поступила к нам только сегодня утром, и с самого утра мы продумывали ответные меры. А Замятин ждет в приемной.

– Отлично.

Андропов снял трубку и нажал кнопку на аппарате:

– Попросите полковника Замятина зайти.

Как только за ним закрылась дверь, Замятин поставил кейс на ковер и отдал Андропову честь. Тот в ответ приветливо указал ему на стул:

– Присаживайтесь, полковник. Я очень рад, что вам поручено заниматься этим делом.

Замятин осторожно присел, выпрямившись. Ему было около сорока. Узкое бледное лицо и едва заметное подергивание левого века. Он твердо и четко проговорил:

– Товарищ Генеральный секретарь ЦК КПСС, я заверяю вас, что этот грязный план покушения на вашу жизнь, неслыханный по своей дерзости, будет разрушен. Мы не пощадим этих гадов. Я обещаю выполнить свой долг перед вами и перед Родиной.

Андропов признательно кивнул ему:

– Полковник, к этой угрозе надо отнестись как можно серьезнее. Что вы можете нам посоветовать в данный момент?

Вся напыщенность моментально исчезла из голоса и внешнего облика Замятина. Теперь он мог расслабиться, ведь он отлично разбирался в оперативных вопросах. Ему не требовались какие-либо бумаги или заметки – вся необходимая информация была у него в голове. Он объяснил, что ответная операция должна включать в себя четыре звена. Первое должно быть направлено на сам Ватикан с целью выяснения, кто непосредственно составлял план покушения. Было известно, что этих людей всего двое. Замятин считал, что одним из них вполне может быть Беконный Священник, а исходя из этого он предполагал, что заговорщики должны использовать его агентурную сеть в Восточной Европе. Хотя, конечно, главные действия будут разворачиваться в Риме. К работе должна будет подключиться вся резидентура КГБ, в Рим засланы специальные агенты-нелегалы. Сам полковник должен срочно выехать в Италию для личного руководства операцией. Как только будут установлены наиболее вероятные члены Троицы, сразу же надо будет организовать за ними массированное наблюдение. Кроме того, должны быть предприняты попытки установить подслушивающие устройства в самом Ватикане. После выявления лиц, связанных с планом покушения, их надо будет похитить и допросить.

Тут Чебриков многозначительно посмотрел на Андропова, и тот сделал то же самое.

Замятин это заметил, но спокойно продолжил:

– Вторым звеном будет установление личности исполнителя. Скорее всего, для подобной миссии Ватикан нанял самого отъявленного террориста-профессионала. Учитывая их финансовые возможности, это было, видимо, нетрудно. Тактическое обеспечение операции должно быть очень серьезным: все службы КГБ, спецслужбы стран соцблока, компьютерная сеть должны быть поставлены на ноги. Все железнодорожные станции в Европе должны быть взяты под контроль. Должно быть установлено наблюдение за всеми известными КГБ террористами.

Третье звено: повышение безопасности на границах, и не только на советских, но и на границах таких стран, как Польша, Венгрия, Чехословакия. Конечно, турагентства будут протестовать, но этого можно не замечать.

Андропов и Чебриков опять переглянулись; Чебриков понимающе кивнул. Замятин также объяснил, что следует взять под постоянное наблюдение сеть Беконного Священника. Все подозреваемые ее связные должны быть очень строго допрошены. Полковник замолчал: все трое знали, что значит «очень строго допрашивать». Ну и, наконец, четвертое звено, продолжил Замятин, – усиление личной охраны Андропова. Хотя, скорее всего, охрана Андропова была самой мощной и самой бдительной в мире и без дополнительных мероприятий, все равно ее надо ужесточить до максимума, потому что, несмотря на все предосторожности, исполнитель акции все же может проникнуть в Москву.

Закончив свой доклад, Замятин торжественно выпрямился. Наступило молчание. Андропов почесал левую руку. Чебриков подался вперед и затушил свою сигарету о пепельницу. Он смахнул пепел с пиджака и сказал:

– Товарищ Генеральный секретарь, все наши лучшие люди привлечены для работы под руководством полковника Замятина. В ходе этой операции они будут работать независимо от всего КГБ. Их запросы будут рассматриваться немедленно.

Андропов кивнул. Казалось, что мысли его витают где-то далеко отсюда, но Чебриков-то знал, что генсек может и слушать говорящего, и думать одновременно. Он знал, что, как только закончится эта консультация, будут разосланы инструкции всем наиболее высокопоставленным лицам в советской иерархии. Ему, Чебрикову, а также полковнику Замятину будет оказана необходимая и безоговорочная поддержка. Андропов пригладил волосы и сказал Замятину:

– Полковник, я одобряю ваш план операции. Мне понадобятся отчеты о ее ходе каждые сорок восемь часов. Оригинал – мне, копию – товарищу Чебрикову. Больше копий не должно быть. Я согласен с вами, что в этом деле наверняка замешан Беконный Священник. Найдите его и, если сможете, уничтожьте. Я знаю, что это будет сложно. Я занимался этим все то время, что руководил КГБ, но вы должны уделить этому еще большее внимание. Создайте специальную группу для его поимки. Если мы уничтожим Беконного Священника, мы уничтожим одним махом всю его организацию. Сконцентрируйте ваше внимание на деятельности ордена Менини в Польше. Нет ничего удивительного в том, что сам Менини был членом этой Троицы, потому что члены его департамента – самые организованные, умные и преданные служители церкви.