Текст книги "Контейнер"

15

Хартикайнен чувствовал себя как дома много где, но только не в морге. Даже сейчас, когда здесь хоть ненадолго можно было укрыться от жары.

Пожилой судмедэксперт бормотал что-то себе под нос, склонившись над покойной. Он поприветствовал Хартикайнена по форме, хотя они были знакомы как минимум лет двадцать. Хартикайнен знал, что спрашивать о каких-либо предположениях бесполезно.

Врач уже подтвердил предположение об утоплении. Лёгкие жертвы были полны солёной воды, признаки насильственной смерти отсутствовали. Сломанные ногти и другие травмы рук явно были связаны с попытками открыть дверь.

От образца ДНК и слепка зубов толку мало до тех пор, пока их не с чем сравнивать. Конечно, ДНК и отпечатки пальцев нужно будет проверить по всем возможным базам, но вряд ли женщина попадала в них ранее. Этого Хартикайнен эксперту не сказал – тот ответил бы, что догадка требует подтверждений, а их как раз не было.

Он стоял и смотрел, как врач накрывает обнажённое тело простынёй.

– Постой!

Судмедэксперт выпустил простыню из рук и неодобрительно глянул на Хартикайнена – он всегда считал, что при покойниках следует вести себя подобающе.

– Прости, – сказал Хартикайнен. – Приспусти, пожалуйста, простыню.

– Насколько?

– До бёдер.

Врач посмотрел на него ещё раз – с таким видом, будто Хартикайнен попросил его обнажить женщину ради любопытства.

– Внизу живота была какая-то отметина, – пояснил тот.

Врач отодвинул простыню, и Хартикайнен вместе с ним склонился над телом.

– Ты про хирургический шрам? Это след от кесарева сечения – я бы сказал, как минимум десятилетней давности. Я упомянул это в отчёте. К её смерти шрам отношения не имеет.

– Возможно, – Хартикайнен не мог скрыть, что придерживается иного мнения.

Врач отступил от тела на шаг и наморщил лоб.

– Хотя, пожалуй, он может кое-что сказать о её происхождении. Это всё, конечно, весьма голословно, однако…

– Говори же!

Эксперт полностью укрыл тело и на некоторое время почтительно замер.

– Скажу сразу: это лишь частное предположение. Но принимая во внимание цвет кожи и хирургический шрам, можно сделать один вполне вероятный вывод.

– Так… – Хартикайнен был нетерпелив.

– Жертва может быть родом из ЮАР. Там частенько делают кесарево сечение.

Хартикайнен взглянул на укрытую покойницу с широкой улыбкой, но вновь заметил неприязненный взгляд доктора. Поблагодарив и напустив на себя серьёзный вид, полицейский вышел из секционной.

Следовало раздобыть как можно больше данных о работе Лехмусоя в Африке. Хартикайнен не сомневался в том, кому теперь стоит позвонить.

16

Похоже, для вдохновения архитектору выдали пригоршню лего. Офисные здания здесь было не отличить от заводских цехов. Стены не то чтобы сверкали на солнце, но выглядели абсолютно гладкими. Между гигантскими деталями блестело море, ветер поднимал волны с барашками.

Ренко прильнул к лобовому стеклу, пытаясь разобрать номера строений. Увидев нужное здание, он показал на него пальцем, и Паула остановила машину у огромной серой лего-детали.

В больших воротах была дверь. Даже не пытаясь постучать, Ренко потянул за ручку – не заперто.

Помещение оказалось прямо-таки полигоном для сенсорного восприятия: зрительные и слуховые впечатления обрушивались со всех сторон. Звуки чётким эхом отражались в просторном зале. Лучше всего было слышно прерывистое гудение люминесцентных ламп, некоторые из них гасли и зажигались с голубоватой вспышкой. Возникало ощущение, что здесь проходит вечеринка каких-то гигантских жужжащих насекомых.

Посреди зала молча стоял художник Паавали Кассинен – казалось, он ждал полицейских.

Выглядел Кассинен впечатляюще: грушевидное тело – широкий таз и узкие плечи, пухлые руки, ладони с ракетку для пинг-понга.

У дальней стены на прицепе стояла большая ржавая лодка. «Что это: произведение искусства или просто символ вечности?» – подумала Паула. Кассинен поглядывал на них, но не подходил и не спрашивал, зачем пожаловали. Затем он повернулся к платформе погрузчика, на которой была установлена конструкция, напоминавшая гигантское сверло.

Будучи человеком крупным, Кассинен всё-таки умудрился отыскать рубашку, которая была ему велика.

– Выключатель у двери! – наконец прокричал он сквозь жужжание ламп.

Ренко выключил свет, и помещение погрузилось в тишину. Темноту прорезал лишь направленный на платформу свет от спота.

Здание принадлежало «Лехмусу». Конкретно этим помещением распоряжался фонд, и сейчас оно служило студией Паавали Кассинену.

Когда Ренко, обутый в сандалии, направился к Кассинену вслед за Паулой, в зале раздалось эхо его шагов.

– Копы, – произнёс Кассинен, не отрывая взгляда от сверла, которое при ближайшем рассмотрении оказалось пластиковым.

Паулу позабавило, что после долгих раздумий художник избрал именно такое приветствие.

– Детектив Пихлая, – представилась она.

– Ренко.

– A y вас что, нет звания?

– Старший констебль Аки Ренко, – официальным тоном добавил напарник Паулы.

Кассинен пожал им руки своей ракеткой и вздохнул, словно давая понять, как грустно ему возвращаться к окружающей действительности.

– Пройдёмте в кабинет, там удобнее разговаривать, – сказал Кассинен и кивнул на стеклянный бокс, еле различимый в сумраке. – Я всё прошу поменять лампы. Но Аро не спешит с этим делом, а без его указаний персонал не пошевелится, – добавил он, включив свет: в кабинете с потолка свисала лишь голая лампочка.

– Лаури Аро? – уточнил Ренко.

– Ага, юрист. За эти помещения почему-то отвечает он.

Кассинен предложил полицейским кофе, который приготовил, как только ему позвонила Май Ринне. Взглянув на замызганный стеклянный кофейник, Паула вежливо отказалась. Художник налил напиток себе и Ренко в бумажные стаканчики.

– Молока, увы, нет, – сказал он, выкладывая на стол сахар в пакетиках, явно прихваченный с автозаправки. – Вас интересует тот самый контейнер?

– Его зарезервировали для вас, верно? – спросила Паула.

– Да. А что, действительно в моём контейнере был труп? Тот самый, про который писали в газетах? Вы расследуете это убийство, – заключил Кассинен и шумно отхлебнул кофе.

Паула вздохнула – Май Ринне всё-таки успела разболтать Кассинену кое-какие детали. Оставалось надеяться, что не все.

– Для чего предназначался контейнер? – Паула проигнорировала вопросы художника.

Кассинен поставил стакан и опёрся локтями на стол, поставив ладони домиком.

– Для заполнения морской водой.

– Именно морской? – спросил Ренко.

– Да. И ещё мне пообещали мощный насос для быстрой закачки. В контейнере сделали специальный клапан и всё загерметизировали, чтобы ни капли не вылилось.

– А зачем вам понадобилось наполнять контейнер морской водой? – поинтересовалась Паула.

– Это инсталляция, – со значением произнёс Кассинен. – Часть проекта «Сострадание», который я делаю при поддержке «Лехмуса». Наполненный морской водой контейнер в галерее на пристани.

– Это типа критика глобализации? – предположил Ренко.

Кассинен посмотрел на него, не скрывая усмешки.

– В том числе, но это всё-таки больше, чем метафора глобализации. Собственно, контейнер и сделал это явление возможным. Именно он стал изобретением, которое дало толчок всей этой истории.

– Какой истории? – спросил Ренко.

– Какой? – повторил Кассинен. – Всей. Вот почему вы заказываете по интернету дешёвое дерьмо из Китая вместо того, чтобы пройти километр до магазина. Вот почему мир сегодня такой, какой есть, – глобальный. Всё дело в логистике. Товары оптовыми партиями преодолевают огромные расстояния, – объяснял Кассинен, помогая себе огромными руками.

Он встал, налил себе ещё кофе, но не притронулся к стаканчику и продолжил говорить так, как будто читал лекцию.

– Глобализация в современном понимании зародилась ещё в пятидесятые. Думаете, она началась с интернета? – вопрошал Кассинен, ожидая ответа от аудитории. – Вовсе нет. Глобализация началась с одного дальнобойщика, – Кассинен взглянул на полицейских, чтобы увидеть, какое впечатление произвели его слова. – Его звали Малком Маклин, и он первым купил корабль вместо грузовика. Маклин понял, что можно не стоять в очереди в порту, ожидая, пока грузовики разгрузят вручную.

– Интересно, – искренне сказал Ренко и сделал заметку в телефоне.

– Так всё и началось. Многие думают про интернет, но на самом деле это контейнер превратил мир в одну большую деревню – и пока не ясно, к лучшему это или к худшему. По морю в контейнерах перевозят всё, что только можно вообразить. Абсолютно всё, – после пафосной тирады Кассинен выдержал театральную паузу. – Кроме морской воды.

– Кто знает об этом проекте? – спросила Паула.

– Да половина Финляндии. С нового года все только об этом и говорят.

Паула засомневалась, что творчество Кассинена так хорошо известно, но оставила это при себе.

– Я имею в виду инсталляцию с контейнером, – уточнила она.

– Я понял. Но мы ещё не раскрыли всех подробностей выставки.

– В таком случае кто мог знать, что контейнер герметичен и его можно относительно быстро заполнить водой? Или хотя бы что он вообще существует?

– Май – куратор, так что она в курсе. Ещё Элла Лехмусоя, мой ассистент. И этот юрист Аро. Потом Ритва – кажется, она директор по логистике, главная по контейнерам. Именно ей я объяснял, какой именно мне нужен. А Май подробно проинструктировала рабочих.

– Директор по логистике Каакко? – уточнила Паула.

– Да, Ритва Каакко. Ещё Юхана Лехмусоя. Вот эти как минимум знали. И, конечно, покойный Ханнес Лехмусоя – он был первым, кому я изложил идею. Именно Ханнес дал добро. И название «Сострадание» тоже предложил он. Я поначалу думал о чём-то более броском, но Ханнес хотел, чтобы оно было простым и говорящим. Я ещё думал снять документальное видео об этом контейнере – после выставки он с водой отправится в Уолфиш-Бей.

– Город в Намибии, – заметил Ренко. – Я знаю это из настольной игры «Звезда Африки».

Кассинен взглянул на Паулу и закатил глаза. Паула улыбнулась – в том числе и потому, что за сегодняшний день Намибия всплывала уже дважды.

Это могло быть совпадением, но с другой стороны выглядело зацепкой.

– Именно там Лехмусоя начали свой бизнес в области развития, – отметил Кассинен. – Они до сих пор владеют участком в Уолфиш-Бей – в своё время там было представительство фирмы. Я бывал там пару раз. Волшебное место, прямо на краю пустыни.

– Так документалка будет? – спросил Ренко.

– Ханнес заинтересовался этим, но, как вы наверняка знаете, в прошлом январе он скончался. Теперь все зависит от Юханы. И я бы не сказал, что сын пошёл в отца.

– Насколько хорошо вы знаете семейство Лехмусоя?

– Не сказал бы, что хорошо. Ханнес Лехмусоя был прекрасным человеком. Был в нём дух старого доброго покровителя. Меценат и настоящий филантроп. Зарабатывал деньги не для себя, а для других, – звучит почти невероятно, правда? Ханнес коллекционировал мои работы. Вон та спираль – модель его надгробия, – сказал Кассинен.

Он вернулся в зал и пригласил Паулу с Ренко следовать за собой.

– Оно, конечно, не будет таким огромным, на кладбище установят версию поменьше, а большая станет частью проекта «Сострадание». Надеюсь, потом концерн её выкупит и установит в холле новой штаб-квартиры, как мне обещали. Правда, не уверен, что они сдержат слово, если вмешается Юхана. Но хотелось бы думать, что он почтит дело жизни отца хотя бы так.

– Вы считаете, Юхане Лехмусоя нельзя доверять? – спросила Паула.

Кассинен фыркнул.

– Типичный либертарианец, – заметил Ренко.

Паула с удивлением взглянула на него, но тут же вспомнила, что он учился не только в высшей школе полиции, но и в университете. Возможно, изучал философию.

– Скорее типичный инженер, – возразил Кассинен. – По образованию экономист, но мышление у него всё-таки инженерное.

– Вы знали, где хранится контейнер? Вы могли им распоряжаться – в смысле попросить привезти его сюда или в другое место? – спросила Паула.

Кассинен обиженно посмотрел на Паулу. Он выглядел так, как выглядят все, кто считает, что его в чём-то подозревают, но потом всё же осознал, что вопрос вполне уместен.

– Он хранился на каком-то складе. Не знаю где. Если бы я захотел его куда-то перевезти, то пришлось бы звонить Ринне. Та позвонила бы ещё кому-то и так далее.

– Значит, вы не видели контейнер?

– Видел. Я выбрал его из многих других. На вид они все одинаковые, и я хотел проверить, исходит ли от какого-нибудь особая энергия.

– И как, исходит? – поинтересовался Ренко и снова сделал заметку в телефоне.

Кассинена передёрнуло.

– Мне ведь вернут контейнер? А то придётся искать новый. Это главный элемент выставки.

Телефон Паулы звякнул – пришло сообщение от Ренко. Он спрашивал, не стоит ли показать фото жертвы и Кассинену. Паула поймала его взгляд и едва заметно кивнула, после чего открыла фотографию на смартфоне. Тем временем Ренко начал снимать видео.

– Не припомните, встречались ли вы когда-либо с этим человеком? – Паула протянула телефон Кассинену и тот достал из кармана просторной рубашки простенькие очки.

Он едва взглянул на изображение и тут же дёрнулся.

– Узнаёте?

– Нет. Но это же африканка.

– И что с того? Почему она не может быть финкой? От потрясения, которое произвело фото, Кассинен, похоже, оправился очень быстро. Он всё ещё выглядел обескураженным – но теперь скорее потому, что с трудом сдерживал эмоции.

– Да, конечно, я ничего такого не имел в виду. Но она темнокожая… тело темнокожей женщины в контейнере. Первое, что приходит на ум: она из Африки, – оправдывался он.

Кассинен взволнованно посмотрел сперва на Паулу, затем на Ренко, убрал очки и потёр пальцами виски.

– Если на секунду представить себе, что это не убийство, а инсталляция… произведение искусства… В таком случае личность жертвы не имеет большого значения.

Гораздо важнее символический посыл, который до нас хотели донести, и тем более важно то, как мы его интерпретировали. Чёрная женщина в грузовом контейнере… Какое недвусмысленное высказывание, на грани банальности… если бы только речь не шла о покойнике.

Некоторое время Кассинен молчал, опустив голову и задумчиво почёсывая затылок. Затем поднял указательный палец в направлении Паулы.

– У неё мокрые волосы! – вскричал он. – Она утонула?

Паула чуть ли не с восхищением наблюдала за Кассиненом, который стоял у надгробия. Плавно, словно в замедленной съёмке, с видом артиста перформанса он повернулся к споту и посмотрел на него так, будто тот зажёгся только что.

– Её утопили в контейнере!

Кассинен перевёл взгляд на Паулу, ища подтверждения своей догадке. В его глазах загорелась зависть.

– Это так?

Паула развела руками, давая понять, что не в праве больше ничего рассказывать.

– Мне нужен этот контейнер. Именно этот, – взволнованно произнёс Кассинен.

– Это место преступления, – возразила Паула.

– Но ведь когда следствие закончится, он вам больше не понадобится.

– Зачем он вам? Фонд наверняка подыщет другой – в котором никто не умер.

– Мне нужен именно этот. И именно поэтому. Контейнер, в котором погибла африканская женщина.

– Как я уже сказала, у вас нет причин полагать, что она из Африки. Она вполне могла родиться в Финляндии.

Кассинен снова взглянул на неё. Он выглядел уязвлённым. В ответ Паула посмотрела так, что никому и в голову бы не пришло спорить с ней дальше.

На улице Паула протянула Ренко визитку Кассинена. Она не пошла сразу к машине, а вышла из тени здания, как будто после этой встречи ей нужен был свет. Между лего-зданий дул тёплый морской ветер.

– Грёбаный расхититель гробниц, – вырвалось у неё. Некоторое время Паула стояла, глядя на залив.

– Как ни странно, в его словах есть логика, – заметил Ренко. – И её больше, чем было до сих пор в этом деле.

17

Бывший мидовский чиновник Пертти Карвонен сидел на палубе десятиметровой яхты у причала Мустиккамаа. Завидев Хартикайнена, он поднялся и радостно помахал рукой.

– Ворота открыты!

Хартикайнен вошёл через сетчатые ворота на пирс, и его тут же кольнула зависть. Арья не хотела лодку, а после развода у Хартикайнена уже не хватало на неё денег.

Карвонен был пенсионером, старше него лет на десять. Они дружили семьями уже пятнадцать лет, с тех времён, когда дети были поменьше, а жёны – поласковее.

Потом Арья охладела к Хартикайнену, а как протекала семейная жизнь у Карвоненов, он не интересовался. По мере взросления детей они общались всё меньше, а с тех пор, как Арья ушла с госслужбы в бизнес, перестали видеться вовсе.

– Погодка хороша! – заметил Карвонен, в то время как Хартикайнен со знанием дела рассматривал яхту.

– Для морской прогулки в самый раз. Когда приобрёл?

– Прошлым летом. Мужику на пенсии тоже нужны игрушки.

– Жена довольна?

– У жены сад, у меня лодка. Так и живём. Виски?

– Нет, спасибо, – ответил Хартикайнен и поднялся по трапу на палубу.

Карвонен спустился в каюту и вернулся с банкой колы, в то время как Хартикайнен осторожно пробирался на корму.

– Здорово, что позвонил, пусть и по рабочему вопросу, – сказал Карвонен. – Как поживает Арья?

– Мы развелись. Не знал?

– Нет. Сочувствую.

– Да не переживай.

Карвонен смущённо отпил из своего стакана. Солнце обжигало Хартикайнену лысеющую макушку. На палубе не чувствовалось ни малейшего дуновения ветерка, но упоминание о разводе, казалось, несколько охладило атмосферу.

– Ну так вот, я по поводу Лехмусоя, – перешёл к делу Хартикайнен.

– Так, – по лицу Карвонена стало ясно: он рад, что Хартикайнен не стал вдаваться в подробности об Арье. – В 1998-м на «Лехмус» подали заявление в связи с нецелевым расходованием средств. Я сейчас проверил – расследование даже толком не началось. Заявление подал я, собственной персоной, – не без гордости добавил Карвонен. – Но Лехмусоя выкрутился.

– Выкрутился?

– Настоял на том, что это была ошибка в бухгалтерии, и такое объяснение устроило всех наверху. Но если бы спросили меня, то я бы ответил: ферма куплена на деньги финского государства. И наверняка не только она.

– Что за ферма?

– Точно, ты же не знаешь предысторию. Стоит начать издалека. Разумеется, тебе известно, что Ханнес Лехмусоя занимался бизнесом ещё в восьмидесятые. Земляные работы, аренда контейнеров, строительство…

– И пара сомнительных делишек…

– Совершенно верно, пара сомнительных делишек. Но не прошло и десяти лет, как мелкий предприниматель возглавил большой концерн. Возникает вопрос: что произошло?

– И что же?

– Война.

– Какая война? Восьмидесятые… Афганистан?

Карвонен загадочно улыбнулся и снова принял самодовольный вид – предположение Хартикайнена показалось ему наивным.

– Нет, Намибия. Затяжная гражданская война, которая завершилась лишь в 1988-м, с выводом южноафриканских войск. А что происходит всякий раз, когда войны заканчиваются? – вопрос явно был риторическим, так что Хартикайнен даже не пытался ответить.

– Начинается восстановление. К тому же Намибия ещё пару лет после этого шла к независимости. А такая обстановка открывает простор для всяческих балаболов.

– Таких, как Ханнес Лехмусоя?

– Бинго! – воскликнул Карвонен.

Сначала «Лехмус» включился в портовое строительство в Уолфиш-Бей, потом в проекты по развитию. Один коллега Карвонена как-то летал в Намибию, чтобы ознакомиться с деятельностью финских компаний, и Лехмусоя принял его на своей ферме. Вернувшись в Финляндию, коллега навёл справки и выяснил, что участок имеет отношение к какому-то проекту с государственным финансированием.

– И проект этот совершенно не подразумевал, что новоявленный патрон будет использовать участок как собственные угодья, – сказал Карвонен.

– И при этом Ханнесу удалось отвертеться?

– Да. У него был отличный юрист.

– Это совершенно не вяжется с образом Ханнеса Лехмусоя из некролога, – заметил Хартикайнен.

– Просто он увёз свою жадность в другую страну. А что – весьма ходовой экспортный продукт!

– Неплохо подсуетился, – заметил Хартикайнен и зажмурился – солнце било в глаза, отражаясь от иллюминатора соседней яхты.

Он полез за тёмными очками, но карман оказался пуст – очки Ray-Ban в чехле лежали на столе.

– Финн никогда не заметит подвоха от соотечественника, – произнёс Карвонен. – Я не устану это повторять.

18

Паула заглушила машину и теперь тишину нарушал лишь нескончаемый монолог Ренко – на сей раз посвященный концептуальному искусству. За короткую поездку он успел провести параллель между контейнером Паавали Кассинена и писсуаром Марселя Дюшана[14]14
  Художник Марсель Дюшан в 1917 году представил для выставки Общества независимых художников экспонат под названием «Фонтан». На деле это был обыкновенный писсуар с подписью R. Mutt (P. Дурак). Так как художник заплатил взнос наравне с остальными, комитет выставки не мог официально не принять работу, но всё же она не была выставлена вместе с другими. Сегодня оригинал считается утерянным, но копии «Фонтана» хранятся в нескольких музеях. Работа Дюшана считается важной вехой развития искусства XX века. – Прим. ред.


[Закрыть].

– А ты какое искусство предпочитаешь? У тебя есть любимое произведение? – полюбопытствовал Ренко, выходя из машины.

Паула вспомнила «Звёздную ночь» Ван Гога, которую видела в Музее современного искусства в Нью-Йорке. На тот момент она не знала о художнике ничего, кроме имени, но, увидев знакомую картину, чуть не расплакалась, сама не понимая отчего. Полотно словно вышло из рамы или, точнее, на какой-то момент проникло в её естество.

Сейчас репродукция «Звёздной ночи» висела у неё на стене, но уже так не будоражила. Максимум – вызывала грустное воспоминание о переживании, которое больше не повторилось.

Паула попыталась взглянуть на окружающий пейзаж глазами Ван Гога. Увидела следы кисти в высокой траве, иссохшей и пожелтевшей уже в разгар лета. Вверху полотна широкими мазками – палящее солнце. Здесь к жёлтому примешивались тонкие оранжевые линии. За сетчатым забором синели штабеля контейнеров, придавая пейзажу оттенок нереальности.

– Ну, не каждый обязан быть ценителем искусства, – голос Ренко, как показалось Пауле, прозвучал снисходительно.

Ивовые ветви прорастали через рабицу. К забору был прикреплён синий баннер, который наверняка надувался на сильном ветру. На баннере большими белыми буквами было написано: Basswood[15]15
  Липа (англ.). – Прим. пер.


[Закрыть]. To же слово красовалось и на многих контейнерах.

Вдали за складской территорией виднелась стройплощадка с подъёмным краном, похожим на аиста, который несёт младенца в бетонной люльке в светлое будущее.

– Смотри-ка, и здесь люди работают, – пробормотал Ренко, тоже заметивший стройку.

Ворота были открыты. Возле будки охранника курил Лаури Аро. Рядом стояла миниатюрная женщина – они о чём-то беседовали в облаке табачного дыма. Потом женщина кивнула в направлении полицейских, и Аро бросил недокуренную сигарету в траву. Шагнув было в направлении Паулы и Ренко, он вернулся и затушил окурок ботинком. Паула с напарником стояли, одинаково прикрыв глаза от солнца.

– Что здесь делает Аро? – удивился Ренко.

– Хочет услышать наши вопросы. И особенно – ответы на них.

– Зачем?

– Он же юрист.

Аро подошёл и протянул руку, но вспомнил, что знакомство состоялось ещё вчера. Теперь он смотрел на свою ладонь так, словно она повинна в неуместном жесте.

– Надеюсь, моё присутствие никому не помешает. Я обязан быть в курсе всего, что имеет отношение к концерну, – пояснил Аро. – Скажите сразу, если хотите переговорить с госпожой Каакко наедине.

– Вряд ли это необходимо, – ответила Паула.

Женщина протянула Пауле руку и представилась.

Голос у Ритвы Каакко оказался низкий и хриплый, а маленькая ладошка – грубоватой. Женщина походила одновременно на дальнобойщика и на леди. Духи у неё были первоклассные, но надушилась она слишком сильно. Бежевый костюм с шортами выглядел дорого, однако ноги, обутые в модные туфли, были небритые.

– Госпожа Каакко – директор по логистике, – пояснил Аро.

– Это официальное название должности. Хански называл меня королевой контейнеров, – с гордостью сказала Каакко.

– Хански? – удивился Ренко.

– То есть Ханне с.

– Ханнес Лехмусоя, – строго добавил Аро.

Ему явно не понравилась такая фамильярность в отношении покойного главы концерна.

– Значит, его называли Хански? – спросил Ренко.

Паула не могла понять, Ренко намеренно заострил на этом внимание или просто не заметил реакции Аро.

– Нет, Ханнесу такое было не по нраву, – сказал тот.

– Для меня он всегда был Хански. Ему нравилось это имя, хотя, возможно, считалось, что это не так. У него было чувство юмора, – настаивала Каакко.

Она повернулась к контейнерам и жестом пригласила остальных следовать за собой.

Лёгкий бриз доносил с моря запах подгнившего камыша. По пути ветерок становился совершенно сухим, а в лабиринте контейнеров к нему примешивался запах ржавчины и высохшей травы. Дышать этим было тяжеловато.

На пустыре между контейнерами и стройплощадкой вовсю рос настырный подорожник.

– В каком-то смысле это святая земля – именно здесь всё и начиналось, – произнесла Каакко.

– Всё? – переспросила Паула.

– Карьера Хански… дело его жизни. Разумеется, это началось не прямо отсюда, но тем не менее с контейнеров, – пояснила Каакко свою мысль.

Лаури Аро хотел было что-то возразить, но передумал и просто предложил зайти в офис, прочь с жары. Капли пота выступили у него на висках.

– Я думала сперва провести небольшую экскурсию, раз уж у вас есть вопросы. Так вы лучше узнаете мир контейнеров.

– Отлично, очень интересно, – согласился Ренко.

Каакко с довольным видом повела их внутрь лабиринта, но почти тут же остановилась.

– Чуть не забыла… обратите внимание: контейнеры с раздвижными окнами!

Паула, Ренко и Аро обернулись и увидели контейнеры, в которых и правда были раздвижные окна.

– Они ведь не для грузоперевозок, – с вежливым любопытством заметил Ренко.

– Разумеется. Их арендуют для мероприятий – фестивалей и всего такого прочего. Вот рядом несколько контейнеров-туалетов. А там – офисные блок-контейнеры, – живо рассказывала Каакко, обращаясь в основном к Ренко.

Паула поглядывала на Аро, пытаясь понять, не жалеет ли он, что навязался составить им компанию. Экскурсия казалась бесполезной тратой времени, её можно было прервать и сразу перейти к делу. Но всё же Паула позволила Каакко продолжить – чтобы составить о ней разностороннее впечатление.

Ренко остановился и застучал пальцем по экрану телефона. Поймав удивлённый взгляд Каакко, он пояснил, что делает записи. Та с нетерпением ждала возможности продолжить.

Пройдя ряд специальных контейнеров, они очутились в узком проходе, по обе стороны которого стояли в два этажа контейнеры для морских перевозок. В конце прохода нещадно светило солнце, и Паула попыталась нащупать на лбу очки – но те остались в машине.

Каакко объясняла значение букв и цифр на стенках контейнеров – по её словам, в этих обозначениях скрывалась история путешествий по всему миру.

Ренко вбивал в телефон ряды цифр и аббревиатур, смысл которых он едва ли сможет вспомнить уже через час. Паула поняла, что Каакко не просто разбирается в маркировке. Она действительно знала об этих контейнерах всё – вплоть до того, что, куда и когда в них перевозили.

Аро промокнул платком вспотевший лоб, к которому прилипли волосы. Он снова предложил переместиться в офис, но эту инициативу заглушили вопросы Ренко.

– Стало быть, НС – это High Cube?

– Да, то есть высокая модель, a PW – Pallet Wide, что означает широкая модель, – ответила Каакко и прикоснулась к металлической стенке с таким видом, словно это был священный камень, излучающий мудрость.

– А что такое IU? – поинтересовался Ренко.

– Insulated Unit. Изотермический контейнер. В таких сохраняется определённая температура, но они не имеют своего источника тепла. Это контейнеры-термосы. Применяются для морских перевозок. Но если использовать их для хранения, то можно установить внутри небольшой масляный радиатор.

Наконец Ренко задал первый по-настоящему толковый вопрос: как контейнеры покидают склад и кто знает, куда они направляются? Каакко объяснила, что все данные хранятся в системе, которую контролирует она сама. Тот, кто принимает заказ, вносит данные, а водители, увозя и привозя контейнеры, всякий раз ставят свою подпись.

– Я в курсе всего. Можете называть это микроменеджментом, если угодно. Но я стремлюсь знать обо всём, что происходит в моём королевстве.

Аро развёл руками за спиной Каакко. Паула улыбнулась: пусть он считает её своей союзницей.

– То есть вы знаете, кто и когда создал заказ? – продолжал расспросы Ренко.

– Теоретически да – у каждого сотрудника есть собственный код.

– Это касается и контейнера Кассинена?

– Заказ на него создан под кодом стажёра – такие используют, к примеру, сезонные работники. Но дело в том, что сейчас у нас нет ни стажёров, ни сезонников.

– Значит, код продолжал действовать с тех пор, как они работали, – заметила Паула. – Все ли сезонные рабочие обычно его знают?

– В принципе да.

В конце прохода перед ними предстал большой ангар из гофрированного железа. Каакко рассказала, что там обслуживают контейнеры.

– Контейнер для Кассинена тоже тюнинговали здесь. Я сперва предложила цистерну, но он хотел именно морской контейнер с богатой историей, – сказала Каакко и добавила, что они с Кассиненом долго ходили по складу в поисках подходящего.

Аро заявил, что, если они наконец не пойдут в офис, его хватит тепловой удар – солнце продолжало светить так, что контейнеры не отбрасывали тени.

– Значит, контейнер Кассинена находился в этом ангаре? – спросил Ренко, не обращая внимания на Аро.

– Он уже ждал в зоне погрузки. По моим данным, доставка предполагалась только на следующей неделе.

– То есть вы не знаете, кто мог изменить данные о дате и адресе доставки, – подытожила Паула.

– Нет.

Паула вынула фотографию жертвы и протянула Каакко. Та, едва взглянув на фото, помотала головой и сказала, что не знает, кто это. По просьбе Паулы она посмотрела ещё раз, повнимательнее, но повторила, что женщина ей незнакома.

– Не помню, чтобы здесь бывал кто-то похожий, и не думаю, что могла видеть её где-либо ещё. Я бы вспомнила. По крайней мере, если бы встретила её в Финляндии.

– Как это понимать?

– Я работала с Хански в Намибии – правда, дело было пятнадцать лет назад.

Укрывшийся в узкой полоске тени между контейнерами Аро спросил, есть ли какие-то указания на личность жертвы. Паула покачала головой и добавила:

– Если мы не сможем идентифицировать её своими силами, придётся опубликовать фото.

Она умышленно акцентировала на этом внимание – и с удовлетворением отметила, что Аро помрачнел, услышав её слова. Паула не сомневалась: кто-то уже узнал женщину, но не признаётся. Это можно было объяснить довольно просто – вряд ли кто-то из концерна хотел огласки.

Со стороны ворот раздался шорох шин, водитель посигналил, после чего зелёный «Фольксваген-жук» медленно подполз к офисным дверям. Со стороны пассажира вышла Май Ринне, а из водительской двери плавно, словно Барбапапа[16]16
  Барбапапа – герой детских книг авторства Аннет Тисон и Талуса Тейлора, а также одноимённого мультфильма. Как и всё его семейство, Барбапапа может принимать самые разные формы, но в своём обычном состоянии он большой и округлый. – Прим. ред.


[Закрыть], выплыла массивная фигура Паавали Кас-синена. Странно, как он вообще поместился в такую крошечную машину.

Паула с удивлением наблюдала за тем, как грациозно движется Кассинен, несмотря на свои габариты. Ринне обошла машину и засеменила за ним – вдвоём они были похожи на карикатурных персонажей.

Каакко помахала им рукой, покачав головой в такт этому движению.