Текст книги "Мировые религии о преступлении и наказании"

Раздел II
Христианское учение о преступлении и наказании

Глава 1
Уголовно-правовая характеристика Нового Завета

Более двух тысячелетий назад в маленьком городке Вифлееме, что в семи километрах от Иерусалима, родился от Девы Марии и Духа Святого Богочеловек – Иисус Христос, который через 33 года после рождения был распят на кресте, приняв мученическую смерть, и на третий день воскрес. В образе Иисуса Христа явился, жил, любил и страдал сам Господь Бог. Он оставил христианское учение, быстро овладевшее душами и сердцами миллиардов людей, послужившее началом новых отношений, культуры, мировоззрения, новой эры – любви и милосердия. Человеческий мир, в том числе христианский, так и не осуществил основные идеи нового вероучения. Но и нереализованные, они действуют; словно магнитные силовые линии, определяют вектор развития человечества, у которого два пути: с Богом – в жизнь или без Бога – в смерть, третьего не дано.

Как относиться в третьем тысячелетии к христианству много раз обманутым россиянам, пережившим в нескольких поколениях государственный атеистический гнет, прислушивающимся к обнадеживающим обещаниям западных и восточных проповедников, не знающим толком своей истории и не ведающим своего будущего; россиянам, примерно треть из которых проживает за чертой бедности, имеет неизлечимые болезни, страдает от своей распущенности?

Усопший Патриарх Московский и Всея Руси Алексий II в свое время, еще при советской власти, сказал: «Наш народ, несмотря на коммунизм, – это народ верующий». То, что страна отметила историческую дату – 2000-летие Рождества Христова – как национальное событие, подтверждает истинность сказанных слов и содержит ответ на поставленный вопрос.

Перед каждым из нас рано или поздно встает вопрос об истинности христианского вероучения, об исторической реальности личности Иисуса Христа, от рождества которого мы ведем современное летоисчисление. Пораженные мирской гордыней, мы боимся в очередной раз обмануться и унизиться. В каждом из нас живет Фома, который, будучи учеником Иисуса Христа, не хотел верить на слово своим товарищам о воскрешении Учителя. Видя эти сомнения, Иисус Христос предложил ему: «Подай перст твой сюда и посмотри руки Мои; подай руку твою и вложи в ребра Мои». Только тогда Фома поверил в Бога живого; кстати, он, неверующий, первым из учеников признал: «Господь мой и Бог мой». У нас, сомневающихся, тоже есть основания прозреть, как Фома, поверить в Иисуса Христа и его учение, опираясь на факты.

Во-первых, это Священное Писание: Ветхий и Новый Заветы, содержание и стиль которых не оставляют сомнений в подлинности изложенных в них исторических событий; во-вторых, реальность авторов четырех Евангелий, составляющих Новый Завет: Матфея, Марка, Луки и Иоанна; в-третьих, подтверждаемое ими их ученичество у Иисуса Христа; в-четвертых, наличие соответствующих корреспондирующих светских исторических документов. Среди них бесспорный внебиблейский источник – «Анналы» римского философа Тацита, который родился в 56 г. после Рождества Xристова и потому мог общаться с представителями поколения, видевшего Иисуса. Описывая гонения на христиан при императоре Нероне (54–68 гг.), он упоминает имя Иисуса Христа: «Виновник этого имени (христианство) Христос был подвергнут смертной казни при управлении Тиверия прокуратором Понтием Пилатом»[114]114
  Цит. по: Поcтнов М. Э. История христианской церкви. Ч. 1. М., 1990. С. 49.


[Закрыть]. Здесь история полностью сходится со Священным Писанием, а значит, подтверждает его.

Но главный фактор, привязывающий нас к христианству, внутренний, духовный, – это потребность человека в вере, в религии. Русский философ А. Ф. Лосев в трудах по мифологии блестяще раскрыл место религии в жизни россиянина. Религия – это самоутверждение личности, самоутверждение принципиальное, в «последней основе», «в исконных бытийственных корнях», «в вечности»; она есть «спасение человека», «определенного рода жизнь»[115]115
  См.: Лосев А. Ф. Философия, Мифология. Культура. М., 1991. С. 92.


[Закрыть].

Как относиться к христианству? Христианство есть жизнь, и относиться к нему можно только как к жизни: жить им, в нем и изучать его как жизнь. Жить во Христе – дело сугубо индивидуальное, и не нам звать кого-либо в христианское духовное пространство. Единственное, что хотелось бы сказать по этому вопросу, – это напомнить слова из Священного Писания: Иисус Христос ждет всех. «Нет уже Иудея, ни язычника; нет раба, ни свободного; нет мужеского пола, ни женского: ибо все вы одно – во Христе Иисусе» – так обращался святой апостол Павел к Галатам (Гал. 3, 28), а значит, и к нам. Мы хотели бы привлечь внимание к проблеме изучения христианства, что позволит нам лучше понять его, усвоить его идеи и по возможности претворять их в жизнь.

Христианство, безусловно, предмет науки, как и всякое иное явление объективной действительности. Как вероучение и мировоззрение, оно нуждается в глубоком исследовании. Его нельзя рассматривать как инструкцию, в которой собраны правила на все случаи жизни. Это динамичное, обновляющееся, реагирующее на изменения жизни учение. Известный русский богослов А. Карташов писал: «Неисчерпаемое содержание учения откровения есть предмет бесконечного постижения для тварных умов. Лишь глупцам кажется, что все ясно… Лишь невежды думают, что учение церкви раскрыто до конца…»[116]116
  Карташов А. Свобода научно-богословских исследований и церковный авторитет // Живое предание. Православие в современности. М., 1997. С. 29.


[Закрыть]. Как вероучение и религиозный догмат оно изучается наукой богословия. Однако и другие светские отрасли знания все активнее включаются в исследование христианского вероучения. Поднимаются вопросы христианской философии, этики, психологии и даже психиатрии.

Огромный пласт вероучения ожидал и продолжает ждать юридическую науку. Христианство следует рассматривать не только как религиозную, но и как нормативную систему. Оно само есть система норм и правил, является регулятором поведения, фактически действуя через тот же механизм, что и право. Христианство вобрало в себя один из древнейших юридических кодексов – Ветхий Завет, нормы которого, преодолев века, вошли в законы практически всех государств. Христианство может быть рассмотрено как метаправо, поскольку является прародителем многих современных правовых систем. Мы почти не видим тех связей, которые соединяют современное право с христианством. Не видим, потому что не осознаем, а не осознаем во многом потому, что толком не знаем ни истории своего права, ни своей религии.

Между тем право и христианство имеют множество точек соприкосновения. Одни из них касаются внешней связи, другие – внутренней. Основная внешняя взаимосвязь проявляется в нормативности; и право, и христианство определяют нормы поведения, обязательные для соблюдения. Христианские нормы обязательны для тех, кто добровольно принял вероучение, правовые – для всех, кто оказался в сфере действия юриспруденции. Нормативность предполагает возможность нарушения, которое в христианстве именуется грехом, а в светском обществе – правонарушением. Нарушения всегда влекут определенные последствия в виде обязанности искупить вину: в христианстве – это раскаяние и покаяние, в праве – ответственность. И то и другое есть форма примирения сообщества с нарушителем. Правда, христианство и право расходятся в ситуации, когда нарушитель отказывается от искупления своей вины. По христианству, сокрытый грех грозит судом и Божьей карой если не в этой жизни, то в ином – посмертном – мире. Светская юриспруденция такого последствия не предусматривает, более того, она допускает полное прощение вины в институте давности совершения большинства видов правонарушений. Это противоречие устраняется там, где религиозная ответственность совпадает с юридической, т. е. где правонарушение совершается христианином и представляет собой грех.

Сходной является и процедура искупления вины. И там и здесь действует суд: суд Божий – в христианстве, и суд светский – в праве, с идентичным судебным порядком «взвешивания» на весах правосудия всех обстоятельств, отягчающих и смягчающих наказание. Конечно, суд Божий не аналог суда мирского, хотя бы потому, что он суд истины, он, по словам М. Ю. Лермонтова, «не доступен звону злата» и всеведущ, поскольку «и мысли и дела он знает наперед». Но структурное сходство обязывает суд права тянуться за судом правды. Неправедный светский суд сам может быть оценен как грех, ибо сказано в Евангелии: «…каким судом судите, таким будете судимы; и какою мерою мерите, такою и вам будут мерить» (Мф. 7,1); «твоими устами буду судить тебя» (Лк. 19, 22).

Рассматривая внутреннюю взаимосвязь христианства и права, нельзя обойти вниманием факт единства охраняемых ими интересов. Анализ Ветхого и особенно Нового Завета свидетельствует о том, что христианство пришло на землю в виде творения человека (Богочеловека – Иисуса Христа) и для человека, в связи с ним и во имя его спасения. Эта идея заключена во второй заповеди любви: «Возлюби ближнего своего как самого себя» (Мф. 22, 37). Ее значение особенно впечатляет, если учесть, что первая заповедь наибольшая: «Возлюби Господа Бога твоего».

Российское право только в 1993 г. в действующей Конституции (ст. 2) признало человека, его права и свободы главной социальной ценностью. Жизнь свидетельствует, что и это установление во многом декларативно, однако сам факт поворота права от интересов государства к интересам личности указывает на возникшую точку сближения светского российского права с христианским вероучением. Отныне все должно измеряться интересами человека, как это происходит в христианстве. Все, что делается вопреки человеку, должно признаваться нелегитимным – или, по-христиански, греховным.

Единство предмета права и христианства проявляется в конкретных задачах различных отраслей российского права. Особенно наглядно оно выражено в уголовном праве, среди объектов охраны которого на первом месте стоят жизнь, права, свободы, здоровье и безопасность человека, собственность, т. е. все, что входит и в предмет христианства.

Право совпадает с христианством в главном – в отношении к человеку. Так, основным требованием вероучения, как отмечалось, является любовь к ближнему. Понятие любви не романтическое, лирическое и не сексуальное, а этическое. Любовь ничто, если она не содержит в себе элемент долженствования, ответственности за другого человека. Суть заповеди «возлюби ближнего своего» в том, чтобы отвечать за него, помогать ему, нести бремя, спасать. На юридическом языке это означает ответственность человека за оставление кого-либо в опасном состоянии, т. е. за бездействие не только в случае, когда виновный сам поставил потерпевшего в опасное состояние, но и в случае, когда такое угрозосоздающее состояние возникло по иным причинам.

В этой связи стоит обратить внимание на ряд отступлений современного уголовного законодательства России от советского, которое в рассматриваемом аспекте было ближе к христианству. Статья 127 УК РСФСР предусматривала ответственность за оставление в опасности: в соответствии с ней всякое лицо обязано было оказывать помощь другому лицу, оказавшемуся в опасном для жизни состоянии, вне зависимости от того, чем это состояние вызвано. Нынешний УК РФ, к сожалению, в большей мере ориентирован на прагматизм. Оставление лица в опасности (ст. 125 УК РФ) влечет ответственность лишь в случае, если виновный «был обязан иметь о нем заботу либо сам поставил его в опасное для жизни или здоровья состояние».

Российское законодательство охраняет и другие освященные христианством ценности: семью, детство, собственность, половую свободу, оплачиваемый труд, равенство людей и т. д.

Существует и еще один немаловажный аспект связи христианства с правом: христианство, как религия, выступает в качестве предмета правовой охраны. Статья 148 УК РФ предусматривает ответственность за воспрепятствование осуществлению права на свободу совести и вероисповедания, а ст. 239 УК РФ – за организацию объединения (а оно может быть и религиозным), посягающего на личность и права граждан. Кроме того, христианские, как и иные религиозные организации, находятся под защитой государства и права как юридические лица[117]117
  См., например: Русская православная церковь и право: комментарии. М., 1999.


[Закрыть].

Отмеченные связи права с христианством указывают на более глубокие, исторические корни, соединяющие эти явления; более того, характер рассмотренных точек соприкосновения является свидетельством формирования российского права под влиянием христианства. К сожалению, отечественная источниковая база по данному вопросу достаточно бедна, а исследования на эту тему практически не ведутся. Более активно работают в этом направлении зарубежные авторы. Учитывая, что российское право, в частности уголовное, базируется на западноевропейском, эти исследования возможно перенести на российскую почву.

Правда, по нашему мнению, православному юристу следует подходить к имеющимся публикациям с определенной долей осторожности, соотнося предлагаемые выводы с постулатами православия. К примеру, одно из фундаментальных теоретических исследований направлено на поиск путей примирения права и религии. Но вот что настораживает: автор пытается доказать крайне сомнительный тезис о приоритете права над моралью и политикой. Право, по его мнению, нечто большее, «…чем мораль и политика, вместе взятые»[118]118
  Берман Г.-Дж. Вера и закон: примирение права и религии. М., 1999. С. 349.


[Закрыть]. Если учесть, что мораль может быть и христианской, а какой-либо оговорки на этот счет не делается, то следует признать, что, по мнению автора, право доминирует и над христианством как моралью, а значит, и вероучением. С этим можно было бы и не спорить, рассматривая тезис как сугубо авторскую позицию. Однако далее следует далекоидущий и в конечном счете не согласующийся с догматами православия вывод о необходимости создания «всемирного права», которое бы способствовало «установлению мира между народами», сохранению окружающей среды, снижению межрасовых конфликтов, устранению голода и т. д.[119]119
  См.: Берман Г.-Дж. Указ. соч. С. 362.


[Закрыть]. Если сопоставить эту идею с тем, что всемирное право будет обслуживать всемирное правительство, что право и религия должны поддерживать «вновь возникающий единый мировой порядок»[120]120
  Там же. С. 336.


[Закрыть], то легко заключить, что единое право предполагает единую религию, причем подчиненную праву и выполняющую идеологическую функцию (поскольку единый мировой порядок – категория политическая и, следовательно, идеологическая).

Русская православная церковь (далее – РПЦ) осуждает как одно из злых начал экуменизма лжеучение «о неизбежности грядущего объединения человечества в единое сверхгосударство с общим Мировым правительством во главе – мондиализмом»[121]121
  Последнее искушение («Тайное знание» в свете православия). М., 1999. С. 220.


[Закрыть]. Это означало бы отказ от православия.

Как видно, вопрос о соотношении христианства и права сложный; при его освещении следует знать и постоянно придерживаться подлинных христианских православных канонов. Конечно, при таком ответственном подходе исследование предполагает основательное богословское образование, которое наши юристы, к сожалению, даже в усеченном виде не получают. Следовало бы ввести преподавание курса «Основы христианского учения о праве» или хотя бы «Основы духовной безопасности», что помогло бы ориентироваться в религиозных вопросах. Тем не менее ждать изменений в учебных планах не приходится, и в меру возможностей мы должны попытаться проникнуть в христианство как своеобразную метатеорию российского права. Здесь уместно вспомнить слова великого проповедника Екклесиаста, который завещал потомкам «исследовать и испытать мудростью все, что делается под небом; это тяжелое занятие дал Бог сынам человеческим, чтобы они упражнялись в нем» (Еккл. 1, 13).

Христианская религия, являясь нравственно-нормативной системой, оказывает влияние на формирование и реализацию светских правовых норм[122]122
  В отличие от христианства ислам представляет собой свод норм не только нравственного, но и правового характера. Он включает в себя законодательство – шариат (правила и обычаи поведения, обязательные для каждого мусульманина). В странах, где ислам господствующая или официальная государственная религия, действуют шариат и шариатский суд, как правило, параллельно со светской правовой системой. Здесь речь идет не о влиянии религии на право, а ее прямом действии.


[Закрыть]. Происходит своеобразная имплементация ее в право, в результате чего мы, применяя право, по сути прибегаем к помощи христианства.

Первая и основная форма влияния – идейно-нравственная. Право – это не только правило поведения, закрепленное в законе, но и сама жизнь, претворение правила в повседневную реальность. И здесь многое зависит от нравственных устоев человека: соответствуют ли они праву и готов ли он отстоять свои убеждения. Религия имеет свой, на первый взгляд отличный от права предмет регулирования: это отношение верующего к Богу и Церкви. В этой части религия, если она не государственная, не пересекается с правом.

Например, из 10 заповедей Моисея первые четыре – сугубо внутрирелигиозные: «Я Господь, Бог твой…», «Не делай себе кумира…», «Не произноси имени Господа, Бога твоего, напрасно», «Помни день субботний…».

Римский прокуратор Понтий Пилат, к которому еврейские первосвященники доставили Иисуса Христа для осуждения на смертную казнь, «умыл руки», заявив, что не видит вины приведенного к нему человека. «Что мне (светской власти), – сказал он, – до того?» (т. е. до того, что Иисус Христос именовал себя царем иудейским). Прокуратор понял, что речь идет не об императорской должности, но о духовном царстве. «Не виновен я в крови праведника сего; смотрите вы», – добавил он (Мф. 27, 24).

В государстве, где религия является официальной, отдельные религиозные нормы приобретают статус правовых. Так, до 1917 г. РПЦ была государственной церковью, во главе ее стоял царь. В пределах государства только православная церковь согласно закону о веротерпимости имела право «убеждать последователей иных христианских исповеданий и иноверцев к принятию ее учения о вере». Если это делали иные лица, то виновные должны были подвергаться «взысканиям, в уголовных законах определенным»[123]123
  Свод законов Российской Империи. Т. 41. 1896. Ст. 4.


[Закрыть].

Полностью оторвать вроде бы сугубо религиозные нормы от светских нельзя; при всей кажущейся отвлеченности от мирских проблем они в действительности играют существенную роль в формировании правопослушного поведения человека, вырабатывая устойчивую систему ценностей, небезразличную для права. Эти ценности способны выступать в качестве мотивов социально-позитивного поведения. Вспомним события в Чечне, когда бандиты, захватив солдата федеральных войск в плен, потребовали от него отказаться от православной веры и обратиться в мусульманство, гарантировав при этом жизнь. Русский парень отказался от измены, приняв мученическую смерть.

Вторая форма реализации религиозных норм в праве – регулирование отношений верующих между собой и к светской власти. Здесь возможны ситуации, когда религиозные нормы попадают в правовое поле; это происходит в случае совпадения предмета религиозных и правовых отношений. Интересы религии совпадают с правовыми. Христианство всегда проявляло лояльность по отношению к интересам государства и права. Здесь действует жесткий императив Иисуса Христа: «Кесарево кесарю, Божие Богу».

Такие заповеди Моисея, как «Не убивай», «Не кради», «Не произноси ложного свидетельства», вошли в фундамент всех правовых систем. Религиозно-правовая гармония основывается не на приспособлении религии к государству и праву, а, наоборот, на строительстве государства и права по религиозным нормам. Действует так называемое Божественное право[124]124
  См.: Гроций Г. О праве войны и мира. М., 1956.


[Закрыть], т. е. исходящее от Бога.

Конечно, государство иногда отходит от религиозной первоосновы настолько далеко, что возникает противоречие между правом и религиозными догмами. Перед религиозным руководством в этом случае возникает вопрос, как ему относиться к государству и его законам. В таком положении оказывалась неоднократно и РПЦ, в частности в период царствования Петра I, значительно ограничившего поле деятельности православных монастырей и церквей[125]125
  См.: Христианство и Русь. М., 1988. С. 82–92.


[Закрыть], и коммунистического строительства, когда власть оказалась в прямом противостоянии религии (и не только христианской), взяв курс на ее уничтожение.

В последнем случае РПЦ оказалась перед выбором: либо уйти в подполье, но тем самым лишить себя возможности окормлять верующих, утратить роль общественной силы, либо сохранить такую возможность, отступив от некоторых догматов, пойдя на сотрудничество с богоборческой властью. Церковь пошла по второму пути. Патриарх Московский и всея Руси Алексий II еще в 1989 г. (в то время митрополит Ленинградский) соглашался с обвинениями в грехе сотрудничества с коммунистами: «Да, мы грешили. Но грешили ради предотвращения миллионов смертей… Иерархи Русской церкви брали грех на свою душу, грех молчания, грех неправды. Но мы всегда каялись перед Господом за эти прегрешения»[126]126
  Цит. по: Берман Г.-Дж. Указ. соч. С. 419.


[Закрыть].

Противоречия между религиозными и правовыми нормами могут приобрести антагонистические свойства, делающие несовместимым сосуществование данной религии и права. В этом противостоянии одерживает верх та сторона, которая имеет материальную силу, т. е., как правило, государство. В качестве таких антиподов праву можно назвать множество расплодившихся по России тоталитарных христианских и нехристианских сект: «Церковь объединения» южнокорейского христианского лжеучителя Муна; известное «Белое братство», возглавлявшееся комсомольской активисткой Мариной Цигун; «Последний Завет» краснодарского художника Виссариона, внезапно осознавшего себя Иисусом Христом; «Богородичный центр», возглавляемый Иоанном Береславским, возомнившим себя пророком; «Свидетели Иеговы»; «Церковь сайентологии» Р. Хаббарда; «Общество сознания Кришны»; «Аум Синрикё» и другие, в большинстве своем запрещенные в России как непосредственно угрожающие жизни, здоровью, благополучию людей, интересам безопасности государства.

Однако некоторые религиозные объединения спекулируют не столько на религиозных, сколько на националистических чувствах населения, опираясь на грубую силу, пытаются подчинить себе государственные структуры.

Третья форма реализации религиозных норм в праве – нравственно-аналоговая, при которой христианские нормы не воплощаются в правовые, но влияют на их формирование. Эта форма наиболее сложная, поскольку она не явная, но тем не менее значимая для права, учитываемая в процессе правотворчества и правоприменения.

Право – явление, по крайней мере, двузначное: политическое и нравственное. В своем первом значении оно выступает в качестве инструмента осуществления государственной политики, средства управления обществом, способа достижения политических целей. Государство может функционировать только в правовой среде, с помощью законов, устанавливая в них нормы поведения, в максимальной степени благоприятствующие его укреплению и развитию. Это в первую очередь правовые системы, регламентирующие государственное устройство, права и обязанности отдельных государственных структур, должностных лиц, порядок осуществления конкретных видов государственной службы, например военной, правоохранительной и т. п., взаимоотношения государства с другими странами, права и обязанности граждан и т. д.

Нельзя полагать, что эти нормы работают исключительно на государство, они, в конечном счете, опосредованно, через интересы государства должны благоприятно сказываться и на гражданах страны. Однако государственное опосредование, защита человека через благодеяние чиновника всегда содержит угрозу отклонения от должного результата.

На это отклонение может влиять, во-первых, интерес самого государства, которое в ряде случаев необоснованно жертвует интересами граждан, как это происходит, например, при нерациональном налогообложении, непродуманном ведении военных действий и т. д., и, во-вторых, зачастую личный интерес чиновника, злоупотребляющего предоставленным ему правом. Поэтому между населением и государством по многим вопросам встает глухая стена непонимания, в конечном счете ослабляющая государство, парализующая право. Отсюда социальная пассивность населения, его криминализация, расслоение и разобщение общества по национальным, материальным, родственным и иным социальным признакам.

Государственно-политическое значение имеют не только нормы, «работающие» исключительно на государство, регламентирующие взаимоотношения государства с обществом и отдельными его членами. Государство устанавливает и гарантирует реализацию также норм, обеспечивающих интересы граждан, общественных и иных негосударственных организаций. Эти интересы закреплены в основном законе страны – Конституции РФ и в ряде отраслей права: гражданском, уголовном, жилищном, семейном и др.

По сути, всякую правоустанавливающую норму государство так или иначе увязывает с реализацией интересов своих граждан, чего требует сам статус государства. Согласно ст. 18 Конституции РФ права и свободы человека и гражданина определяют смысл, содержание и применение законов, деятельность законодательной и исполнительной власти. Защита интересов личности, таким образом, также возведена в ранг политической задачи. Но в одних нормах они представлены непосредственно, в других – опосредованно, через интересы государства.

Нравственная значимость правовых норм заключается в том, что они отражают и закрепляют общепринятые и необходимые для существования общества правила поведения, выражают представление общества о том, какими должны быть социальные отношения. Это господствующее в обществе понимание должного поведения физических и юридических лиц в различных жизненных ситуациях. В зависимости от того, соответствуют ли фактически существующие правовые установки и конкретные действия указанным представлениям, они оцениваются в качестве справедливых или несправедливых.

Идея справедливости играет существенную роль в действии правового механизма. Государство старается всеми возможными способами представить свои правовые решения как справедливые, отражающие нравственные ожидания общества. Если этого удается достичь, то такие решения приобретают не только государственную, но и общественную силу, что повышает их активность. Например, так называемый феномен Путина (в начале нового века. – Авт.) явился результатом усиления социальной направленности деятельности государственных органов, поворота к человеку и обществу. Даже в целом противные народу акции, вроде войны в Чечне, получили поддержку в обществе (готовность солдат воевать, а родителей – отдать детей на войну, готовность общества ограничить свои потребности), поскольку они представлены в качестве такого высоконравственного проявления государственной воли, как патриотизм, защита чести российского народа. Конечно, здесь всегда существует угроза популизма, псевдогуманности политических акций; обнаружение таковых всегда умножает их безнравственность и еще сильнее размежевывает общество и власть.

Без социальной поддержки государство не способно успешно решать и задачи противодействия преступности. С помощью одного только уголовного закона решать эту задачу невозможно, необходима работа всего общества, включение в это противодействие общественного интереса. Это интерес и рядовых граждан, и работников правоохранительных органов. Только при такой единой социальной позиции возможно добиться успеха. А это значит как минимум, что общество должно относиться к уголовному закону не как к политикоправовой, а как к нравственной ценности, видеть в нем не только государственный, но и нравственный смысл, воспринимать его как средство обеспечения безопасности в первую очередь не государства, но самого общества, конкретных лиц; видеть в каждом преступлении нарушение не только государственно-правового запрета, но и запрета нравственного.

К сожалению, современная российская правовая практика все больше отходит от нравственных критериев оценки преступлений и правонарушений, используя главным образом материальные критерии. Нравственности, по сути, нет места в характеристике преступления. Признак общественной опасности представляется исключительно как прагматическая категория, связанная с причинением либо с угрозой причинения конкретного вреда (физического, материального, организационного, политического). Деяния при этом представляются преступными потому только, что они запрещены законом, т. е. государством, под угрозой уголовного наказания.

При таком подходе, исключающем нравственный критерий, определившаяся тенденция криминализации общества вполне объяснима. Конечно, такие посягательства, как убийство, хищение, изнасилование и т. п., встречают негативную общественную реакцию. Эти деяния однозначно несовместимы с существованием общества. Что касается других преступлений, то они воспринимаются населением как бы со стороны, как явления сугубо политические, имеющие отношение только к государству. Такое отношение населения особенно усиливается из-за неспособности либо нежелания государственных органов власти обеспечить неотвратимость уголовной ответственности. Принцип неотвратимости не включен в число принципов УК РФ, его упоминают далеко не во всех учебниках уголовного права.

Нравственные начала уголовного законодательства могут размываться также безнравственностью отдельных положений других правовых норм, образующих содержание диспозиции ряда так называемых бланкетных норм уголовного права. За нравственностью стоит религия, в России – это православное христианство как доминирующая, но не противодействующая другим традиционным вероучениям (исламу, буддизму, иудаизму) духовная сила. Право в своей основе, как бы в историческом подсознании народа, содержит проверенные временем обычаи, традиции, религиозные установления, которые связывают людей в единое общество, придают ему устойчивость, оправдывают или отвергают политические решения и законодательные акты, осуждают или, напротив, одобряют поступки людей порой независимо от того, соответствуют ли они правовой форме.

В качестве наглядного примера религиозной первоосновы права можно назвать трансформацию такого важного юридического документа, как завещание. Его первоначальное название – «духовная», в которой «древнерусский человек подводил материальный итог своей жизни» и готовил себе «переход к загробному существованию», последними распоряжениями стараясь поправить в ней то, что, по его верованиям, могло помешать ему в будущей жизни. Но затем, как писал известный русский историк А. И. Заозерский, «благодаря толку, полученному от Петра в этой области быта, как и в других, происходит перемена: отражая в себе новые взгляды, „духовная“ начинает утрачивать религиозную оболочку и под конец становится по форме тем, чем является по существу, – гражданским документом»[127]127
  Заозерский Л. И. Фельдмаршал Б. П. Шереметев. М., 1989. С. 25.


[Закрыть].

Принимая федеральные законы, депутаты Государственной думы должны не брать их, что называется, «с потолка», а пытаться соотнести с коренными интересами представляемого ими народа, с его исходным пониманием нравственности. К сожалению, религиозный характер этих представлений осознается все меньше, что мешает целенаправленному и полному их использованию; религиозные чувства народа правовой наукой практически не изучаются, в результате чего право все больше становится волеизъявлением не народа (хотя это декларируется), а государства. Тот факт, что именно Президент страны подписывает одобренный Советом Федерации закон «на выход в свет», еще более усиливает сугубо политический смысл права.