Текст книги "Агата Кристи садится в Восточный экспресс. Серия «Загадки Агаты Кристи»"

Комфорт и приключения

Агата Кристи благополучно добралась до Стамбула, побывала в Дамаске и Багдаде, наконец, познакомилась со знаменитым археологом Леонардом Вулли и его женой Кэтрин. Условия жизни, как и предупреждали менеджеры из агентства Кука, были здесь малоподходящими для английской леди: еда была ужасной, а песок можно было обнаружить где угодно: в одежде, в еде, в постели. Но Агату не испугали ни местные арабы с небритыми рожами, ни туалет, точнее, дырка в досках над вонючей ямой с экскрементами. Зато никто из археологов не интересовался светскими сплетнями, не читал английских газет, сюда изредка привозили лишь американские, а потому никто из пестрой семьи археологов не знал о скандале, прогремевшем на всю Британию.

Кэтрин была эксцентричной особой, с множеством странностей и причуд. Но для нее Агата Кристи была не просто очередной посетительницей. Перед отправлением она по многочисленным восторженным рекомендациям подруг взяла с собой роман «Убийство Роджера Экройда», а потому, когда узнала, что к ним на раскопки, почти на край земли, приедет не просто одна из английских писательниц, а настоящая звезда, она пришла в восторг. Кэтрин пыталась представить жизнь археологов в самых ярких красках, максимально обустроить быт звездной гостьи. Она даже заставила всех европейских членов экспедиции прочитать роман Кристи, чтобы они понимали «масштаб» экскурсантки. Словом, Агату принимали весьма радушно.

В соответствии с устоявшейся традицией Леонард Вулли лично проводил очередную экскурсию, он был великолепным рассказчиком и экскурсоводом. Как никто другой, Вулли умел не просто погрузить собеседника в реалии древней жизни, которая, словно в сказке, появлялась из песка под его неспешный и обстоятельный рассказ. Его умение увлекательно рассказывать истории о прошлом, в полной мере проявилось и в его книгах, которые до сих пор читаются с большим интересом.

Казалось, Агата была зачарована археологами и их работой, а потому получила приглашение посетить их в следующем году. Домой она возвращалась на «Восточном экспрессе».

После очередного посещения раскопок в Уре Агата Кристи в обществе Вулли, его жены и их молодого помощника Макса Мэллоуна, который пропустил прошлый сезон из-за операции, добралась до Афин. Супружеская чета планировала вместе с Агатой посетить Дельфы, где был отличный музей, и познакомить писательницу с лучшими археологическими открытиями.

Вот как она рассказывает об этой поездке в своей «Автобиографии»: «Я предвкушала поездку в Дельфы в обществе Вулли, рассказывавших об этом городе с таким поэтическим восторгом! Они настояли, чтобы там я считалась их гостьей – чрезвычайно любезно с их стороны. По прибытии в Афины я была счастлива и полна ожидания.

Но беда всегда приходит негаданно. Как сейчас помню: я у стойки администратора, получаю свою накопившуюся корреспонденцию, сверху – стопка телеграмм. Как только я их увидела, мучительная тревога охватила меня: семь телеграмм – это наверняка дурные вести. Я вскрыла первую – она оказалась последней по времени. Я сложила их по порядку. В телеграммах сообщалось, что у Розалинды тяжелая пневмония99
  В те годы, когда еще не было лекарств на основе пенициллина, подобные болезни могли привести к смертельному исходу.


[Закрыть]. Моя сестра взяла на себя ответственность забрать ее из школы и отвезти к себе в Чешир. В следующих меня ставили в известность, что положение серьезное. В последней, которую я вскрыла первой, было написано, что состояние Розалинды несколько улучшилось.

Теперь, конечно, можно попасть домой менее чем за двенадцать часов, поскольку из Пирея ежедневно летает самолет, но тогда, в 1930 году, таких средств сообщения не было. При условии, что удастся достать билет на ближайший «Восточный экспресс», я могла оказаться в Лондоне не раньше, чем через четыре дня.

Трое друзей горячо откликнулись на мою беду. Лен, отложив все дела, отправился в транспортное агентство, чтобы забронировать для меня место на ближайший поезд. Кэтрин искренне старалась утешить меня – Макс был молчалив по обыкновению, но поехал вместе с Леном за билетом.

В оцепенении бредя по улице, я неосторожно попала ногой в одну из квадратных ям, приготовленных для высадки деревьев, – такие ямы вечно зияют на афинских улицах – и растянула связки. Ходить после этого мне стало трудно. Сидя в отеле и выслушивая сочувственные речи Лена и Кэтрин, я удивлялась – где же Макс? Наконец он явился и принес два плотных и один эластичный бинт. Затем спокойно сказал, что будет сопровождать меня домой, чтобы помочь с больной ногой.

– Но вы же собирались побывать еще где-то в Греции! – воскликнула я. – Разве вам не нужно там с кем-то встретиться?

– Я изменил свои планы, – ответил он. – Пожалуй, мне лучше вернуться домой, поэтому я могу ехать вместе с вами. Буду водить вас в вагон-ресторан или приносить еду в купе и делать все, что нужно.

Это казалось чересчур прекрасным, чтобы быть правдой. Я подумала тогда – и с тех пор всегда так считала, – что Макс замечательный человек. Он молчалив, скуп на выражение сочувствия, но делает то, что нужно, что нужно именно вам, и это помогает лучше всяких слов. Макс не горевал вместе со мной по поводу розалиндиной болезни, не убеждал, что моя дочь скоро поправится, не призывал не волноваться. Он просто понимал, что у меня большая беда. Тогда еще не было сульфамидов, и пневмония представляла реальную опасность.

Мы с Максом отбыли следующим вечером. В пути он много рассказывал мне о своей семье, братьях, матери-француженке, женщине артистического склада, весьма способной художнице, об отце, который, видимо, был похож на моего брата Монти, но, к счастью, его финансовое положение отличалось большей надежностью.

В Милане случилось приключение. Поезд опаздывал. Мы вышли из вагона – теперь, с эластичной повязкой на щиколотке, я кое-как могла ковылять – и спросили проводника своего wagon lit, сколько длится стоянка. «Двадцать минут», – ответил он. Макс предложил купить апельсинов. Мы зашли во фруктовую лавку и вернулись на перрон. Думаю, прошло не более пяти минут, но поезда уже не было. Нам сообщили, что он ушел.

– Ушел?! Но нам сказали, что он стоит здесь двадцать минут! – воскликнула я.

– Обычно – да, сеньора, но сегодня он сильно опаздывал и сократил стоянку.

Мы испуганно переглянулись. На помощь пришел один из старших станционных служащих. Он предложил нанять скоростную машину и догнать поезд, считая, что у нас есть реальная возможность сделать это на ближайшей станции Домодоссола.

И началась погоня, как в кино. То мы обгоняли поезд, то он обгонял нас. Мы мчались по горной дороге, а поезд нырял в тоннели и выныривал из них то впереди, то позади – соответственно мы то впадали в отчаяние, то ощущали собственное превосходство. В Домодоссолу мы прилетели через три минуты после прибытия поезда. Казалось, все пассажиры – уж нашего-то wagon lit наверняка – высунулись из окон, чтобы посмотреть, успеем ли мы.

– О, мадам, – сказал пожилой француз, помогая мне подняться в вагон, – que vous avez eprouv é des émotions!1010
  Сколько эмоций вы испытали! (пер. с фр.) – Прим. автора.


[Закрыть]

Французы умеют удивительно точно выразить чувство словами. Так как у нас не было времени поторговаться с водителем, он содрал с нас безбожно много, и мы с Максом остались почти без денег. В Париже Макса должна была встречать мать, и он с надеждой предположил, что у нее можно будет взять в долг. Я часто спрашиваю, что должна была подумать моя будущая свекровь о молодой женщине, которая выскакивает из поезда вместе с ее сыном и, едва познакомившись, отнимает все, что у нее было при себе, до последнего sou. Времени пускаться в объяснения не оставалось, мне нужно было немедленно возвращаться в вагон, поэтому, схватив деньги и неловко извинившись, я исчезла. Не думаю, что заслужила этим ее расположение.