Текст книги "Саладин. Победитель крестоносцев"

Саладин решил устроить крестоносцам ловушку. Он за один день взял Тибериаду, сжег много домов и приступил к осаде цитадели, где находилась графиня, супруга Раймонда, с немногочисленным гарнизоном.

«Когда франки узнали, что Салахеддин захватил и сжег Тибериаду, – рассказывал Ибн аль-Асир, – они собрались на совет. Некоторые предлагали выступить против мусульман, сразиться с ними и помешать им овладеть цитаделью. Но вмешался Раймон: “Тибериада принадлежит мне, – сказал он, – и в осаде находится моя собственная жена. Но я готов допустить, что крепость будет взята и что моя жена попадет в плен, если только наступление Саладина на этом остановится. Ибо, клянусь Богом, я видел прежде немало мусульманских армий, и ни одна из них не была столь многочисленной и столь сильной, как та, коей сегодня располагает Саладин. Так что лучше нам уклониться от схватки с ним. Мы всегда сможем потом снова забрать Тибериаду и заплатить выкуп за освобождение наших близких”. Но князь Арнаут, сеньор Крака, сказал ему: “Ты хочешь внушить нам страх, говоря о силе мусульман, потому что ты их любишь и предпочитаешь их дружбу, иначе бы ты не произносил таких слов. И если ты говоришь мне, что они многочисленны, я отвечаю тебе: огню все равно, сколько дерева ему придется сжечь”. Тогда граф сказал: “Я – один из вас, я сделаю, как вы захотите, я буду сражаться на вашей стороне, но вы увидите, что из этого получится”».

Армия Саладина была развернута на плодородной равнине, покрытой фруктовыми деревьями, а за ней находились пресные воды Тивериадского озера Тибериада.

3 июля 12-тысячная армия крестоносцев выступила в поход. Расстояние от Саффурии до Тибериады она должна была пройти за четыре часа. Летом эта местность совершенно безводна. На всем пути бедуинские всадники засыпали крестоносцев тучами стрел, которые, правда, практически не причиняли крестоносцам вреда. Но этот обстрел замедлил движение войска короля Иерусалимского.

Незадолго до исхода дня крестоносцы достигли холма, у подножия которого лежала маленькая деревня Гиттин. А рядом на зеленой равнине, протянувшейся вдоль Иордана, стояла армия Саладина.

На следующий день, 4 июля 1187 года, с первыми отблесками зари, обессиленные жаждой крестоносцы сделали отчаянную попытку спуститься с холма и достигнуть озера, но пехота наткнулась на стену сабель и копий и в беспорядке отхлынула на холм. Ошибкой было то, что король первыми пустил в бой пехотинцев, которые были особенно утомлены и не имели шансов одолеть тюркско-мамлюкскую конницу. Единственный шанс на успех давала бы только первоначальная атака рыцарской конницы, причем немедленно, вечером 3 июля, когда лошади еще не были окончательно обессилены жаждой.

Оборона крестоносцев была сломлена повсюду. Но они продолжали сражаться с мужеством отчаяния. Граф Раймонд с горсткой своих воинов прорвался через боевые порядки мусульман и ушел в Триполи, но за ним стена мусульманских воинов вновь сомкнулась.

«После его ухода франки едва не сдались, – утверждает Ибн аль-Асир. – Мусульмане подожгли сухую траву, и ветер понес дым в глаза рыцарей. Обуреваемые жаждой, огнем, дымом, летним зноем и пылом битвы, франки были совершенно обессилены. Но они сказали себе, что умрут только в бою. Они бросались в столь яростные атаки, что мусульмане были вынуждены отступать. Но после каждой атаки франки несли потери, и их число уменьшалось. Мусульмане овладели Истинным Крестом. Для франков это была самая тяжкая утрата, ибо на этом кресте, как они утверждали, был распят мессия, да снизойдет на него мир!»

Но после этого последние уцелевшие франки, около пятисот рыцарей, продолжали сражаться, укрепившись на холме за Гиттином, где им удалось поставить шатры и организовать оборону. Но мусульмане наступали со всех сторон, и только шатер короля продолжал стоять. Финал битвы описал старший сын Саладина аль-Маликом-аль-Афдаль, которому тогда было семнадцать лет: «В битве при Гиттине, первой битве, в которой я участвовал, я находился рядом с моим отцом. Король франков, находившийся на холме, бросил своих людей в отчаянную атаку, которая заставила наши отряды откатиться до того места, где был мой отец. В этот момент я увидел короля. Он был жалкий, съежившийся и нервно теребил свою бороду. Он шел вперед крича: “Сатана не должен победить!” Мусульмане снова пошли на штурм холма. Когда я увидел, что франки откатились под натиском наших войск, я радостно закричал: “Мы их побили!” Но франки снова атаковали, и наши опять оказались около моего отца. Он еще раз послал их на приступ, и они заставили врага вернуться на холм. Я опять закричал: “Мы их побили!” Но отец повернулся ко мне и сказал: “Молчи! Мы разобьем их только тогда, когда упадет этот шатер наверху!” Не успел он закончить свою фразу, как шатер короля рухнул. Тогда султан спешился, простерся ниц и возблагодарил Аллаха, плача от радости».

Мусульмане ликовали. Султан сел на коня и направился к шатру. К нему привели знатных пленников – короля Ги де Лузиньяна и князя Рено де Шатийона. О дальнейшем рассказал советник султана Имад ад-Дин аль-Асфагани: «Салах ад-Дин предложил королю сесть рядом с ним и, когда следующим подошел Арнаут, он поставил его около короля и напомнил последнему о его злодеяниях: “Сколько раз ты клялся и нарушал свои обеты, сколько раз ты подписывал договора, которые не соблюдал!” Арнаут ответил от его имени: “Все короли всегда так поступали. Я не делал ничего более”. В это время Ги задыхался от жажды, он качал головой как пьяный, а его лицо выдавало большой страх. Салах ад-Дин обратился к нему с одобряющими словами и велел принести холодной воды, которую он и предложил ему. Король напился и передал остаток Арнату, который также утолил жажду. Тогда султан сказал Ги: “Ты не попросил у меня разрешения, прежде чем дать ему напиться. Поэтому я не обязан проявить к нему милость”».

По мусульманскому обычаю пленник, которому дали воду и пищу, вправе рассчитывать на пощаду. Но Саладин не хотел оставлять в живых человека, которого поклялся собственноручно убить.

Имад ад-Дин продолжал: «Сказав эти слова, султан вышел, сел на коня и удалился, оставив пленников, терзаемых страхом. Он наблюдал за уходом войск и потом вернулся в свой шатер. Там он велел привести Арнаута, подошел к нему с саблей и ударил ему между шеей и плечом. Когда Арнаут упал на землю, ему отрубили голову и потом протащили труп за ноги перед королем, который начал дрожать. Видя его столь потрясенным, султан сказал ему, успокаивая: “Этот человек убит исключительно из-за его злодейства и вероломства!”».

Строго говоря, Саладин мстил Рено де Шатийону не столько за его набеги, которые были обычным делом с обеих сторон во взаимоотношениях латинских государств с соседними эмирами. Он мстил «принцу Арнауту» прежде всего за ту видную роль, которую тот сыграл во время разгрома мусульманской армии в битве при Рамле, когда во многом выполнял роль главнокомандующего. И насчет того, что привилегией тогдашних монархов было нарушение клятв, Рено де Шатийон был абсолютно прав. Сам Саладин вскоре это продемонстрировал, нарушив условия капитуляции Акры, чем обрек на гибель основную часть мусульманского гарнизона города.

Короля и большую часть пленных пощадили, но уничтожили всех тамплиеров и госпитальеров как очень искусных воинов. Саладин собрал своих главных эмиров и поздравил их с победой, которая, как он сказал, восстановила честь мусульман, слишком долго подвергавшуюся надругательствам захватчиков. Теперь у крестоносцев больше нет армии, и этим нужно незамедлительно воспользоваться.

На следующий день, в воскресенье, Саладин атаковал цитадель Тибериады, которая тотчас сдалась. Саладин позволил защитникам уйти со всем их имуществом. На следующей неделе без боя была взята Акра. Султан пробовал уговорить многочисленных итальянских купцов остаться в Акре, обещая им защиту и покровительство. Но они предпочли уйти в соседний Тир.

Армия крестоносцев, в которой было 1200 рыцарей, 4000 всадников в доспехах и 18 000 пехотинцев, направилась к Тивериаде и была встречена Саладином между двух холмов, называемых Рогами Гаттина. По другим данным, в армии Ги де Лузиньяна было всего 12 тыс. человек. Но учитывая то, что, по сравнению с битвой при Рамле, число рыцарей в армии Иерусалимского королевства увеличилось вдвое, можно предполоэить, что и численность других воинов возросла примерно в такой же пропорции. Учитывая, что при Рамле крестоносцы располагали армией численностью до 8600 человек, десять лет спустя у Ги де Лузиньяна могла быть армия до 20 тыс. человек.

На военном совете, собранном королем Ги, было принято решение немедленно атаковать войска Саладина, и брат Ги де Лузиньяна – Амори – стал организовывать рыцарей для нападения. Раймунд Триполийский стал со своим отрядом в авангарде. Согласно бывшей в те времена традиции граф Триполийский, как сеньор Тивериадских земель, на которых происходила битва, принял на себя командование войсками первой линии. Балиан д’Ибелин и Жослен Эдесский со своими рыцарями прикрывали тылы, создав арьергард.

Однако, как только армия короля была выведена на позицию и построена в боевой порядке, шесть рыцарей из войска графа Триполийского по имени Балдуин де Фортью, Раймонд Бак и Лаодиций де Тибериас с тремя своим товарищами, «охваченные дьявольским духом сбежали к Саладину и, внезапно перейдя к сарацинам, донесли им обо всех особенностях текущего положения, намерениях и ресурсах христиан», призывая султана напасть на крестоносцев быстро и неожиданно. Саладин приказал своим войскам выстроиться в боевой порядок и двинуться вперед на рыцарей.

Пехота королевского войска, увидев наступление мусульман, поднялась на вершину горы и отказалась сражаться, несмотря на команду короля, мольбы епископов и требования баронов.

В битве, длившейся семь часов, в которой, по некоторым оценкам, со стороны крестоносцев погибло и попало в плен около 17 тыс. человек. Среди пленных оказались король Ги Лузиньян, его брат Амори (коннетабль королевства), магистр тамплиеров Жерар де Ридфор, Рено де Шатильон, Онфруа Торонский и многие другие попали в плен. В этой битве также был потерян Святой Животворящий Крест Господень. Спаслись десятка два рыцарей и несколько сот всадников (по другим данным – 2–3 тыс. человек, по большей части ушедших в Тир). Реванш за Рамлу состоялся.

Убив Рено де Шатильона, Саладин по курдскому обычаю смочил кровью врага палец и провел им по лицу в знак того, что месть свершилась. Других пленников отправили в Дамаск, где решалась их судьба. Саладин велел казнить всех тамплиеров и иоаннитов (230 человек), считая их заклятыми врагами ислама. Казнены были и мусульманские союзники крестоносцев как пособники врага. Остальных рыцарей, включая короля Гвидо, освободили, взяв с них клятву никогда не воевать с султаном. Простых воинов продали в рабство.

Бернард Казначей, служивший при Фридрихе II Гогенштауэне, так описал события, предшествовавшие битве при Хиттине, и саму битву, в которой 50-тысячной армии Саладина противостояла 20-тысячная армия крестоносцев: «Когда король Гвидо Лузиньян узнал о том (то есть о готовности Раймунда примириться с ним), он был весьма обрадован таким известием. Выйдя из Иерусалима, он пошел навстречу графу Триполи (Раймунду). Они встретились у замка св. Иова; и едва король завидел графа, как сошел с лошади и пошел пешком. Граф, видя, что король сошел, также оставил лошадь и пошел к нему. Приблизившись к королю, граф стал перед ним на колени. Король поднял его, поцеловал, и они вместе возвратились в Неаполь (Наплуза). Там король совещался с графом Триполи и баронами о том, как действовать. Граф советовал ему созвать армию и соединить ее у источника Сафории (на месте древнего города Диоцезареи, в Галилее; ныне деревня Сафоре), ибо ему было хорошо известно, что Саладин приготовил армию, чтобы вступить в его владения. Он советовал также просить о помощи князя Антиохии. Король последовал совету графа, отправился к Сафорию и созвал свои войска. Князь Антиохии прислал ему туда своего сына с 50 рыцарями. Патриарх (Ираклий) отправил в армию истинный крест и извещал короля, что дела не позволяют ему явиться лично. При этом исполнилось предсказание архиепископа Тирского (Вильгельма), когда избирали Ираклия в патриархи: «Ираклий (византийский император VII в.) завоевал истинный крест и принес его в Иерусалим; и Ираклий же вынесет его, и крест будет с того времени потерян». Действительно, Ираклий вынес крест из Иерусалима и с того времени крест не возвращался и был потерян в битве, как вы то увидите ниже.

Когда св. крест был принесен в армию, магистр тамплиеров советовал королю обнародовать повсюду, что кто желает иметь деньги (sous), пусть явится к нему; король даст всякому хорошее жалованье и предоставит сокровища, которые принадлежат королю Англии и хранятся в доме тамплиеров. Но я вам расскажу об этих сокровищах, которые король Генрих II (Плантагенет) имел в Тампле и Госпитале. Когда король Англии предал мученической смерти св. Фому Кентерберийского (кардинала Бекета), он подумал после, что он поступил дурно и что ему следует примириться с Господом как за этот поступок, так и за другие; вследствие того после мученической смерти св. Фомы он отправлял ежегодно огромные суммы в Тампль и Госпиталь в Иерусалиме, желая по своем прибытии в Палестину иметь все наготове, чтобы подать помощь этой стране. Эти-то сокровища, которые хранились у магистра Тампля, магистр вручил королю Гвидо (Guion) и выразил ему при этом свое желание, чтобы он собрал как можно более войска для борьбы с сарацинами и для отмщения им за причиненный ими стыд и убыток. Тогда король взял сокровища Тампля и, раздав их рыцарям и простым воинам (serjans), приказал начальникам их иметь на своих знаменах герб английского короля, ибо они будут содержаться на его счет. Между тем как король оставался пять недель в том месте со своими людьми, Саладин переправился через реку и осадил Тивериаду (Tabarie). Когда Саладин начал осаду, в городе находилась жена графа Триполи; у нее не было в распоряжении ни одного рыцаря; все удалились в армию короля и ее четырех сыновей-рыцарей, которых она имела от владетеля замка Сент-Омера (во Франции). Старший из сыновей назывался Гуго Тивериадский, другой Вильгельм, третий Рауль и четвертый Одо. Когда графиня увидела, что турки осадили ее и что она не может устоять против стольких сарацин, она отправила посольство к королю Гвидо и графу, своему господину, и объявила им, что, если они не подадут ей немедленно помощи, она лишится города, не имея достаточно людей, чтобы сопротивляться огромной армии сарацин. Посол графини явился к королю, и король, выслушав его, пригласил к себе магистра тамплиеров и баронов. Когда они собрались, он возвестил им, что Саладин осадил Тивериаду, что графиня просит скорейшей помощи, или она потеряет город, и что о том нужно подумать. «Государь, – заметил граф Триполи, – я дал бы вам совет, если бы мне поверили, но я знаю, что мне не поверят». – «Во всяком случае, – сказал король, – говорите, что вы желаете сказать». – «Государь, я советую лишиться Тивериады, и скажу вам почему: Тивериада моя, и там моя жена, следовательно, никто столько не потеряет, как я. Но я знаю, что если сарацины овладеют городом, они не разрушат его, но только займут и не пойдут искать нас; они захватят мою жену и моих людей, поместятся в моем городе, но я все это возвращу, когда мне представится к тому возможность. Притом я предпочитаю, чтобы был взят один мой город, нежели погибла вся страна. Наконец, я вполне уверен, что Тивериада погибла бы даже и в том случае, если вы пойдете к ней на помощь; я вам должен сказать, что отсюда до Тивериады нет совсем воды, кроме небольшого источника, а именно: Криссона, его мало для всей армии. Лишь только вы выступите в поход, сарацины станут перед вами и будут беспокоить вас до самой Тивериады, пока не заставят остановиться против воли; сражаться вы будете не в состоянии по причине жары, и людям нечего будет пить; если же вы захотите вступить в битву, сарацины рассеются и убегут в горы, а вам нельзя будет идти вперед без пехоты; наконец, если они вас заставят остановиться, что будут пить ваши люди и ваши лошади? Они умрут от жажды. Затем сарацины возьмут вас всех в плен, ибо у них есть и вода, и съестные припасы, и они не будут утомлены, а мы будем погибать от жажды и жары. Таким образом, нас всех убьют или полонят. На основании всего того, я советую вам лучше потерять Тивериаду, нежели погубить всю страну».

На все это магистр тамплиеров заметил, что «тут есть несколько волчьей шерсти». Но граф не обратил внимания на эти слова и продолжал говорить королю: «Государь, если вы пойдете туда, я даю вам голову на отсечение, что все мною сказанное сбудется».

Король спросил у баронов, что они думают относительно совета, поданного графом; они отвечали, что граф говорит правду и что они все с ним согласны. Король и госпитальеры согласились так же, как и все другие, кроме магистра тамплиеров. Несмотря на то, король обещал всем баронам последовать совету графа. Тогда все разошлись по палаткам, ибо было около полуночи. Король отправился ужинать. После ужина к нему пришел магистр тамплиеров и сказал ему: «Государь, неужели вы верите совету, который дает вам этот изменник? Он желает покрыть вас стыдом. Вы еще правите недавно, и никогда король этой страны не имел в такое короткое время столь огромное войско. Для вас будет великий стыд, если вы допустите в 5 милях от себя потерять город, в то время как вам предоставляется первый случай показать себя. Знайте, что тамплиеры сбросят с себя белые мантии и продадут все, что имеют, нежели пропустят возможность отомстить за стыд, который мне причинили сарацины. Государь, возвести всему лагерю, чтобы брались за оружие и шли по местам; пусть явится и Святой Крест». Король не осмелился противоречить ему, так как он сделал его королем и выдал ему сокровища короля Англии. Король велел объявить свой приказ (crier son bon), чтобы все вооружились и чтобы каждый строился в своем отряде. Когда бароны услышали королевский приказ, они изумились и спрашивали друг друга, по чьему совету король так действует. Все отправились к палатке короля, чтобы отвратить его от похода. Но король не хотел и слушать и говорил одно, чтобы все шли вооружаться и следовали за ним. Они с неудовольствием взялись за оружие, как люди уверенные, что в будущем не случится ничего хорошего. В этот день Балиан Ибелин (Bellen Dibelin, один из главнейших баронов Палестины) командовал арьергардом и потерял много рыцарей. Прежде, нежели король тронулся с места, турки сделали все, что предсказывал граф Триполи, и начали нападать на него в большом числе…

Теперь я опять расскажу вам о короле Гвидо и его армии, которая прибыла к источнику Сафорию для помощи городу Тивериаде. Когда они только тронулись в дорогу, сарацины начали беспокоить их с фронта, как то предсказал граф Триполи; так что был уже девятый час дня, а они сделали только половину дороги до Тивериады и источников. Тогда король спросил графа Триполи, какой он даст ему совет и что тут делать. Граф дал на этот раз худой совет, а именно, чтобы войско разбило палатки и остановилось. Многие говорили в то время, что если бы прямо напасть на сарацин, то они были бы разбиты. Тут король Гвидо принял и дурной совет, а прежде не хотел верить хорошему. Когда сарацины увидели, что христиане остановились на месте, они весьма обрадовались и расположились так близко от них, что могли переговариться; даже кошка не могла бы выйти из лагеря христиан незамеченной сарацинами. Эта ночь была весьма тяжела для наших, ибо ни человек, ни животное не могли достать себе питья. Они вышли из Рамлы в пятницу; на следующий день приходился праздник летнего Св. Мартина перед августом. Христиане провели эту ночь при оружии, и муки жажды еще более увеличились. На следующий день они тронулись вперед, вооружившись и вполне изготовившись к битве, а сарацины, со своей стороны, отступили, не желая начать бой прежде, нежели наступит самый жаркий час дня. Место, где находились христиане, было покрыто вереском.

Сарацины подожгли его, чтобы увеличить страдания наших как от огня, так и от солнца, и продержали их в этом положении до третьего часу дня (по-нашему, до девяти часов утра). Тогда пять рыцарей из отряда графа Триполи отправились к Саладину и сказали ему: «Государь, чего вы ждете? Нападите на них, они беспомощны и все падут». Действительно, пехота открыто бросала оружие и без боя сдавалась сарацинам вследствие мук жажды. Когда король увидел отчаяние наших людей, сдававшихся сарацинам, он приказал графу Триполи напасть первому, так как битва происходила на его земле и ему принадлежало право первого нападения. Граф и напал на сарацин, спускаясь по покатости холма; как только сарацины увидели то, они раздвинулись и дали ему пройти; таким образом граф удалился. После того сарацины сомкнулись и, бросившись на короля, взяли его в плен со всеми баронами, кроме одного арьергарда, который успел уйти. Когда граф Триполи, прошедший сквозь ряды сарацин, услышал, что король в плену, он убежал в Тир. Хотя Тивериада была всего в двух милях от того места, но он не осмелился зайти из страха быть взятым в плен: с ним убежали сын князя Антиохии, рыцари, сопровождавшие его, и четыре пасынка графа. Балиан Ибелин, находившийся в арьергарде, ушел и спасся в Тире, куда скрылся и Райнольд, владетель Сидона (Sajettes).

В этом сражении был потерян Св. Крест, и долгое время не знали, что с ним сделалось. В то время, когда граф Генрих Шампанский сделался государем королевства Иерусалимского, один из братии тамплиеров, участвовавший в сражении, объявил ему: «Государь, если бы можно было найти кого-нибудь в этой стране, кто мог бы меня проводить на место той битвы, то я, наверное, нашел бы Святой Крест, ибо я зарыл его своими руками во время сражения». Граф Генрих призвал одного из своих пеших людей, тамошнего уроженца, и спросил его, может ли он указать место битвы; он отвечал утвердительно и говорил, что может узнать то место, где был взят король. Тогда Генрих приказал ему вести туда тамплиера, зарывшего крест. Последний утверждал, что идти можно только ночью или иначе они попадутся в плен. Они и отправились ночью, рылись целых три ночи, но ничего не нашли.

Когда Саладин разбил и полонил наших христиан, он расположился на отдых, возблагодарил нашего Господа за честь, полученную им, и потом приказал привести в свою палатку всех пленных рыцарей, так и сделали. Привели короля и с ним князя Райнольда, владетеля Крака (Шатильонского), Гумфрида Торонского (мужа Изабеллы, сестры королевы Сибиллы), магистра тамплиеров, маркиза Бонифация Монферратского, графа Иосцелина и коннетабля Эмери, королевского маршала. Все эти вельможи были взяты вместе с королем во время битвы. Происходило же это в субботу, в день Св. Мартина летнего. Христиане были поражены в год от воплощения Господня 1187-й, июля пятого дня.

Когда Саладин увидел перед собой короля и баронов, находившихся в его власти, он пришел в великую радость. Он видел, что королю жарко, и знал, что он охотно напился бы чего-нибудь. Тогда он приказал подать полную чашу сиропа, чтобы утолить его жажду. Король, отпив, подал чашу Райнольду, чтобы и он выпил. Когда Саладин увидел, что король дал напиться Райнольду (который еще прежде ограбил его мать в мирное время), человеку самому ненавистному для него, он пришел в гнев и заметил королю, что он весьма недоволен тем, но уже если это случилось, то пусть он пьет, только с тем условием, что это будет в последний раз в его жизни. Затем он спросил меч и собственноручно отрубил голову князю Райнольду, потому что он никогда не соблюдал клятву во время перемирий; по приказанию Саладина его голова была провезена по всем городам и замкам, что и было исполнено. После того Саладин повелел взять короля и всех пленных и отвести их в темницу в Дамаск, а сам расположился под Тивериадой».

После разгрома иерусалимских крестоносцев под Хиттином участь латинских государств в Палестине, как и падение Святого Города, казалось, были предрешены.