Текст книги "Обитатели миража"

– Мы добрались до Сирка… два дня назад… перебрались через реку с Шри и двадцатью пигмеями… было легко… слишком легко… волки не выли, хотя я знал, что они следят за нами… выслеживают нас… и не только они… Мы ждали… потом началось нападение… и я понял, что мы в ловушке… Как вы перебрались через гейзеры?.. неважно… но… Эвали считает, что ты послал сообщение… что ты… предатель…

Глаза его закрылись. Руки были холодны, холодны.

– Тсантаву, брат, не верь! Тсантаву, вернись, поговори со мной…

Его глаза открылись, я с трудом расслышал…

– Ты не Двайану… Лейф? Не будешь им… никогда?

– Нет, Тсантаву… не покидай меня!

– Наклони… голову… ближе, Лейф… спаси Эвали…

Голос его звучал все слабее.

– Прощай… Дегатага… не вини себя…

Тень прежней сардонической улыбки пробежала по его бледному лицу.

– Ты не выбирал… своих проклятых… предков!.. Не повезло… Нам было хорошо… вместе… Спаси… Эвали…

Из его рта полилась кровь.

Джим умер… умер!

Тсантаву больше нет!

КНИГА ЛЕЙФА

21. ВОЗВРАЩЕНИЕ В КАРАК

Я склонился к Джиму и поцеловал его в лоб. Встал. Я онемел от горя. Но под немотой кипел мучительный гнев, мучительный ужас. Смертоносный гнев против ведьмы и Кузнеца – ужас перед самим собой, ужас перед… Двайану!

Нужно найти Тибура и ведьму – но сначала нужно сделать кое-что еще. Они и Эвали могут подождать.

– Дара, пусть его поднимут. Отнесите его в один из домов.

Я пошел вслед за солдатами, уносившими тело Джима. Сражение продолжалось, но далеко от нас. А вокруг нас только мертвые. Я решил, что последние очаги сопротивления Сирка находятся в конце долины.

Дара, Нарал, я и с полдюжины солдат прошли в сломанные двери того, что еще вчера было уютным домом. В центре его находился небольшой зал с колоннами. Остальные солдаты остались снаружи, охраняя вход. Я приказал снести в зал стулья, кровати и все, что может гореть, и сложить все это в погребальный костер. Дара сказала:

– Господин, позволь перевязать твои раны.

Я сел и размышлял, пока она омывала рану у меня на голове жгучим вином. Мозг мой по-прежнему странно застыл, но работал четко. Я Лейф Ленгдон. Двайану больше не хозяин моего мозга – и никогда не будет. Но он жив. Он живет, как часть меня. Шок от появления Джима растворил Двайану в Лейфе Ленгдоне. Как будто два противоположных течения слились; как будто соединились две капли; как будто сплавились два металла.

Кристально ясно помнил я все, что видел и слышал и думал с того момента, как был сброшен с моста Нансур. И кристально ясно, болезненно ясно помнил все, что происходило до того. Двайану не умер, нет! Он часть меня, и теперь я несравненно сильнее. Я могу использовать его, его силу, его мудрость – но он не может использовать меня. Я во главе. Я хозяин.

И я думал, сидя здесь, что если хочу спасти Эвали, если хочу совершить и другой поступок, который обязан совершить, даже если придется умереть, внешне я должен оставаться Двайану. В этом моя власть. Нелегко объяснить происшедшее со мной превращение моим солдатам. Они верили в Двайану и следовали за мной как за Двайану. Если даже Эвали, знавшая меня как Лейфа, любившая меня как Лейфа, слышавшая объяснения Джима, – даже если она не смогла понять, как могут понять остальные? Нет, они не должны заметить перемены.

Я ощупал голову. Порез глубокий и длинный; очевидно, только крепкий череп спас меня.

– Дара, кто нанес эту рану?

– Тибур, господин.

– Он пытался убить меня… Почему он не закончил?

– Левая рука Тибура всегда приносила смерть. Он считал, что не может промахнуться. Он увидел, что ты упал, и решил, что ты мертв.

– А смерть прошла на расстоянии волоса. И если бы кто-то не оттолкнул меня… Это была ты, Дара?

– Я, Двайану. Я видела, как он поднял руку, поняла, что последует. Бросилась тебе в ноги, чтобы он меня не видел.

– Ты боишься Тибура?

– Нет, я не хотела, чтобы он знал, что промахнулся.

– Почему?

– Чтобы у тебя было больше возможности убить Тибура, господин. Твоя сила уменьшилась со смертью твоего друга.

Я пристально посмотрел на своего смелого офицера. Что она знает? Узнаю позже. Я посмотрел на костер. Он был почти готов.

– А что он метнул, Дара?

Она достала из-за пояса любопытное орудие, подобного которому я никогда не видел. Конец его был заострен, как кинжал, с четырьмя острыми, как бритва, ребрами. Металлическая рукоять, круглая, похожая на древко маленького копья. Весило оружие около пяти фунтов. Металл, из которого оно изготовлено, я не узнал: плотнее, тяжелее, чем лучшая сталь. В сущности это метательный нож. Ни одна кольчуга не выдержала бы удара этого острия, да еще брошенного с силой Кузнеца. Дара взяла его у меня и потянула за короткое древко. Немедленно острые ребра растопырились, как ножи. На конце каждого ребра острая колючка. Дьявольское оружие! Его невозможно извлечь, только вырезать, а если потянешь, высвобождаются эти ребра и еще глубже впиваются в тело. Я взял оружие у Дары и спрятал его за пояс. Если раньше у меня и были сомнения, как поступить с Тибуром, теперь никаких сомнений не было.

Погребальный костер был закончен. Я взял Джима и положил его наверх. Поцеловал его глаза, вложил в мертвую руку меч. Снял висевшие на стенах богатые ковры и накрыл его. Ударил по огниву и поднес огонь к костру. Сухое смолистое дерево быстро занялось. Я смотрел, как пламя и дым сомкнулись над Джимом.

Потом с сухими глазами, но со смертью в сердце вышел из дома.

Сирк пал, и грабеж был в полном разгаре. Повсюду из разграбленных домов поднимался дым. Прошел отряд солдат, подгоняя пленных – около четырех десятков, все женщины и дети, некоторые ранены. Потом я понял, что те, кого я принял за детей, на самом деле золотые пигмеи. Увидев меня, солдаты остановились, изумленно застыли.

Неожиданно один из них крикнул: «Двайану! Двайану жив!» Все подняли мечи в приветствии, послышался крик: «Двайану!»

Я подозвал командира.

– Вы считали, что Двайану умер?

– Так нам сказали, господин.

– А сказали ли, кто меня убил?

Женщина заколебалась.

– Говорят, Тибур… случайно… он метнул оружие в предводителя Сирка, который угрожал тебе… и попал в тебя… и что твое тело унесли защитники Сирка… не знаю…

– Довольно. Иди с пленными в Карак. Не мешкай и никому не рассказывай, что встретила меня. Это приказ. Я хочу, чтобы пока меня считали умершим.

Солдаты странно переглянулись, отсалютовали и ушли. Желтые глаза пигмеев, полные ядовитой ненависти, не отрывались от меня, пока они не скрылись из виду. Значит, так все им представили! Хай! Они меня боятся, иначе бы не стали рассказывать о случайной смерти. Я неожиданно принял решение. Нет смысла отыскивать Тибура в Сирке. Меня увидят, и Тибур и ведьма узнают, что я жив. Они должны прийти ко мне, ни о чем не подозревая. Из Сирка ведет только один выход – через мост. Здесь я буду ждать их. Я повернулся к Даре.

– Мы идем к мосту, но не по этой дороге. Пойдем боковыми тропами, пока не доберемся до утесов.

Они повернули лошадей, и я впервые осознал, что весь мой маленький отряд – всадники. Это моя стража, многие их них были пешими, но теперь все на лошадях, а на многих седлах цвета дворян, сопровождавших меня, Тибура и ведьму в походе на Сирк. Нара, видя мое замешательство и поняв его причину, сказала, как всегда вызывающе:

– Это наиболее преданные, Двайану. Лошади были свободны, а некоторых мы сделали такими. Сторонники Тибура – не допускай больше ошибок в их оценке.

Я ничего не отвечал, пока мы не отъехали от горящего дома и не углубились в боковую улицу. Потом попросил:

– Дара, Нарал, отъедем на минуту.

Когда мы отъехали от остальных, я сказал:

– Я вам обязан жизнью, особенно тебе, Дара. Все, что могу вам дать, ваше. А от вас прошу только одного – правды.

– Двайану, ты ее услышишь.

– Почему Тибур захотел убить меня?

Нарал сухо ответила:

– Не только Кузнец хотел тебя убить, Двайану.

– Кто еще, Нарал?

– Люр… и большинство дворян.

– Но почему? Разве я не взял для них Сирк?

– Ты стал слишком силен, Двайану. Люр и Тибур никогда не согласятся на второе место… или третье… или ни на какое вообще.

– Но у них была возможность и раньше.

– Но тогда ты бы не взял для них Сирк, – сказала Дара.

Нарал негодующе заявила:

– Двайану, ты играешь с нами. Ты знаешь, как и мы… лучше нас… их мотивы. Ты пришел сюда с другом, которого мы оставили на погребальном костре. Все это знают. И если должен был умереть ты, то и он тоже. Он не должен был жить, не должен был уйти и, может, вернуться с другими сюда… потому что я знаю, да и другие тоже, что жизнь существует не только здесь… что Калкру не принадлежит верховная власть над миром, как говорят нам дворяне. И вот в Сирке ты и твой друг. И не только вы, но и смуглая девушка. А ее пленение или смерть могли подорвать дух малого народа и привести его под владычество Карака. Вы все втроем – вместе! Двайану, именно тут они и должны были ударить. И Люр и Тибур так и сделали: убили твоего друга, думают, что убили тебя, и захватили смуглую девушку.

– А если я убью Тибура, Нарал?

– Тогда начнется война. И ты должен хорошо охранять себя, потому что большинство дворян тебя ненавидит, Двайану. Им сказали, что ты против старых обычаев, что ты хочешь унизить их и поднять народ. Даже собираешься положить конец жертвоприношениям…

Она украдкой взглянула на меня.

– А если это правда?

– Большинство солдат с тобой, Двайану. Если это правда, с тобой будет весь народ. Но у Тибура есть друзья, даже среди солдат. И Люр тоже не сбрасывай со счета.

Она злобно дернула повод лошади.

– Лучше убей и Люр, пока намерен мстить, Двайану.

Я не ответил на это. Мы молча ехали по улице. Всюду мертвецы, взломанные дома. Мы выехали из города и направились по узкой равнине к щели между утесами. На дороге никого не было, поэтому мы въехали в щель незамеченными. Из нее выехали на площадь перед крепостью. Тут было множество солдат – а также пленники. Я ехал в середине своего отряда, пригнувшись к спине лошади. Дара грубо перевязала мою голову. Повязка и шлем скрывали мои светлые волосы. Всюду была сумятица, и я проехал незамеченным. Подъехал прямо к входу в башню, в которой мы скрывались, когда Карак штурмовал мост. Соскочил с лошади, полуприкрыл дверь. Мои женщины собрались снаружи у двери. Вряд ли им помешают. Я сел в ожидании Тибура.

Ждать было трудно. Лицо Джима над лагерным костром, лицо Джима, улыбающееся мне из траншеи. Лицо Джима над моим, когда я лежал во мху на пороге миража… лицо Джима под моим на улице Сирка…

Тсантаву! Ай, Тсантаву! И ты считал, что из леса может прийти только красота!

Эвали? Что мне Эвали в этом аду изо льда и раскаленного гнева?

«Спаси Эвали!» – просил Джим. Что ж, я спасу Эвали! Но помимо этого она для меня не больше… чем ведьма… ну, может, немного больше… но сначала нужно свести счет с ведьмой… Пока мне не до Эвали…

Лицо Джима… всегда лицо Джима… плывет передо мной…

Я услышал шепот:

– Двайану, Тибур приближается!

– Люр с ним, Дара?

– Нет… только группа дворян. Он смеется. Везет в седле смуглую девушку.

– Далеко ли он, Дара?

– На расстоянии полета стрелы. Он едет медленно.

– Когда я выеду, сомкнитесь за мной. Схватка будет между мною и Тибуром. Не думаю, чтобы его сопровождающие вмешались. Но если они вмешаются…

Нарал рассмеялась.

– Если они вмешаются, мы вцепимся им в глотки, Двайану. Я бы хотела свести счеты с одним-двумя друзьями Тибура. Просим только об одном: не трать ни слов, ни времени на Тибура. Убей его быстро. Клянусь богами, если он убьет тебя, то нас, всех, кого он захватит, ждет кипящий котел или нож.

– Я убью его, Нарал.

Я медленно открыл большую дверь. Теперь я видел Тибура, его лошадь вступала на конец моста. На луке его седла была Эвали. Тело ее свисает, черно-синие волосы распущены и скрывают лицо, как вуалью. Руки связаны за спиной, их держит Тибур одной рукой. Вокруг и за ним два десятка приближенных – дворяне, большинство из них мужчины. Я заметил, что среди охраны и гарнизона ведьмы мало мужчин, Кузнец предпочитал их в качестве друзей и личной охраны. Его голова и плечи повернуты к ним, я ясно различал его торжествующий голос и смех. Площадь почти опустела. Интересно, где теперь ведьма.

Тибур приближался.

– Готовы, Дара… Нарал?

– Готовы, господин!

Я распахнул дверь. Поскакал к Тибуру, склонив голову, мое маленькое войско за мной. Прямо перед ним я поднял голову, лицо мое оказалось рядом с его лицом.

Все тело Тибура напряглось, глаза глядели в мои, челюсть отвисла. Я знал, что его сопровождающие в таком же оцепенении. Прежде чем Кузнец смог очнуться от паралича, я выхватил из его рук Эвали и передал ее Даре.

Поднес меч к горлу Тибура. Я не предупреждал его. Не время для рыцарства. Дважды он предательски пытался убить меня. Нужно кончать быстро.

И хоть мой удар был быстр, Кузнец оказался быстрее. Он отпрянул назад, упал с лошади, но приземлился, как кошка, на ноги. Я был на земле, прежде чем он смог поднять свой большой молот. Я снова попытался ударить его по горлу. Он отразил удар молотом. И тут безумный гнев овладел им. Молот со звоном упал на камень. Тибур с воем бросился на меня. Он обхватил меня руками, прижал мои руки к бокам, как живыми стальными лентами. Ногами он пытался свалить меня. Зубы его были оскалены, как у бешеного волка, он пытался добраться зубами до моего горла.

Ребра мои трещали под усиливающейся хваткой Тибура. Легкие работали с напряжением, зрение затуманилось. Я дергался и извивался в попытках освободиться, отодвинуться от горячего рта и ищущих зубов.

Вокруг я слышал крики, слышал и смутно видел топчущихся лошадей. Скорченные пальцы моей левой руки коснулись пояса… нащупали там что-то… что-то похожее на древко копья…

Дьявольское орудие Тибура!

Неожиданно я обвис в объятиях Тибура. Взревел его смех, хриплый от торжества. И на мгновение он разжал руки.

Этой доли секунды мне хватило. Я собрал все силы и вырвался. Прежде чем он смог схватить меня снова, моя рука метнулась за пояс и схватила рукоятку.

Я выхватил оружие и всадил его в горло Тибура, как раз под челюстью. И дернул за рукоять. Открывшиеся острые ребра разрезали артерии и мышцы. Ревущий хохот Тибура сменился отвратительным бульканьем. Руки его ухватились за рукоять, дернули ее… вырвали…

Кровь хлынула из разрубленного горла. Колени Тибура подогнулись, он покачнулся и упал у моих ног… задыхаясь… руки его слабо дергались…

Я стоял, хватая воздух, кровь шумела в ушах.

– Выпей, господин!

Я посмотрел на Дару. Она протягивала мне мех с вином. Я взял его дрожащими руками и отпил. Хорошее вино меня подстегнуло. Неожиданно я отвел мех от губ.

– Смуглая девушка рррллия… Эвали. Она не с тобой.

– Она здесь. Я посадила ее на другую лошадь. Была схватка, господин.

Я посмотрел в лицо Эвали. Она смотрела на меня холодным, непримиримым взглядом.

– Вымой лицо остатками вина, господин. Ты не подходящее зрелище для нежной девушки.

Я провел рукой по лицу, она стала красной от крови.

– Кровь Тибура, Двайану, слава богам!

Дара подвела мою лошадь. В седле я почувствовал себя лучше. Взглянул на Тибура. Пальцы его еще слабо дергались. осмотрелся. На краю моста группа лучников Карака. Они подняли в приветствии луки.

– Двайану! Да здравствует Двайану!

Мое войско казалось странно маленьким. Я позвал: «Нарал!»

– Погибла, Двайану. Я говорила, была схватка.

– Кто ее убил?

– Неважно. Я его убила. А остатки эскорта Тибура бежали. Что теперь, господин?

– Подождем Люр.

– Нам ждать недолго: вон она едет.

Послышались звуки рога. Я повернулся и увидел скачущую по площади ведьму. Ее рыжие пряди развевались, меч покраснел, она была почти так же вымазана кровью, как я. С ней ехало несколько ее женщин и половина ее дворян.

Я ждал ее. Она остановила лошадь, осмотрела меня блестящими глазами.

Мне следовало убить ее, как Тибура. Я должен был ненавидеть ее. Но я обнаружил, что не могу ее ненавидеть. Всю ненависть я истратил на Тибура. Нет, я не ненавидел ее.

Она слегка улыбнулась.

– Тебя трудно убить, Желтоволосый!

– Двайану, ведьма.

Она полупрезрительно взглянула на меня.

– Ты больше не Двайану!

– Попробуй в этом убедить солдат, Люр.

– О, я знаю, – сказала она и взглянула на Тибура. – Значит, ты убил Кузнеца. Что ж, по крайней мере ты все еще мужчина.

– Убил для тебя, Люр, – насмехался я. – Разве я не обещал тебе?

Она не ответила, только спросила, как перед этим Дара:

– А что теперь?

– Подождем, пока не опустошим Сирк. Потом поедем в Карак, ты рядом со мной. Мне не нравится, когда ты у меня за спиной, ведьма.

Она спокойно поговорила со своими женщинами, потом сидела, склонив голову, думая, ни слова не говоря мне.

Я прошептал Даре:

– Можно доверять лучникам?

Она кивнула.

– Попроси их подождать и идти с нами. Пусть оттащат куда-нибудь тело Тибура.

С полчаса шли солдаты, с пленниками, со скотом, лошадьми и другой добычей. Проскакал небольшой отряд дворян. Они остановились, заговорили, но по моему слову и кивку Люр проехали по мосту. Большинство дворян при виде меня казались встревоженными; солдаты приветствовали меня радостно.

Последний небольшой отряд выехал их расщелины, ведущей в Сирк. Я искал Шри, но его не было, и я решил, что его отвели в Карак с пленными раньше. А может, он убит.

– Идем, – сказал я ведьме. – Пусть твои женщины едут перед нами.

Я подъехал к Эвали, снял ее с седла и посадил перед собой. Она не сопротивлялась, но я почувствовал, как она отстраняется. Я понимал, о чем она думает: она сменила Тибура на другого хозяина, она всего лишь военная добыча. Если бы я не так устал, вероятно, мне было бы больно. Но мой мозг слишком устал, чтобы реагировать на это.

Мы проехали по мосту над вьющимися парами рва. Мы находились на полпути к лесу, когда ведьма откинула голову и послала долгий воющий зов. Из папоротников выскочили белые волки. Я приказал лучникам приготовить луки. Люр покачала головой.

– Незачем стрелять в них. Они идут в Сирк. Они заслужили награду.

Белые волки устремились к мосту, пробежали по нему, исчезли.

– Я тоже выполняю свои обещания, – сказала ведьма.

Мы поехали через лес в Карак.

22. ВОРОТА КАЛКРУ

Мы были близко к Караку, когда начали бить барабаны малого народа.

На мне все более нависала свинцовая усталость. Я старался не уснуть. Какое-то отношение к этому имел удар Тибура, но я испытал и другие удары, к тому же я ничего не ел с утра. Я не в состоянии был думать, тем более планировать, что нужно сделать по прибытии в Карак.

Барабаны малого народа разогнали мою усталость, я пришел в себя. Вначале они ударили, как гром над белой рекой. После этого они забили в медленном, постоянном ритме, полном непримиримой угрозы. Как будто смерть встала у пустых могил и наступила на них, прежде чем подойти ближе к нам.

При первых же звуках Эвали выпрямилась, напряженно слушала каждым нервом. Я сдержал лошадь и заметил, что ведьма тоже остановилась и прислушивается с напряжением, не меньшим, чем у Эвали. Что-то невыразимо тревожное было в этом монотонном бое. Что-то в нем было выходящее за пределы человеческого опыта, более древнее, чем человек. Как будто в унисон бились тысячи сердец, единым неизменным ритмом… безжалостным, неумолимым… он захватывал все новые и новые пространства… распространялся, расширялся… и вот они уже бьют повсюду вдоль белой Нанбу Я обратился к Люр.

– Я думаю, это последнее мое обещание, ведьма. Я убил Йодина, отдал тебе Сирк, убил Тибура – и вот твоя война с рррллия.

Я не подумал о том, как это прозвучит для Эвали. Она повернулась и бросила на меня долгий презрительный взгляд. А Люр она сказала холодно на ломаном уйгурском:

– Это война. Разве ты не ожидала этого, когда захватила меня? Война, пока мой народ не освободит меня. Лучше обращайтесь со мной осторожнее.

Люр потеряла контроль над собой, вырвался долго сдерживаемый гнев.

– Отлично! Мы сотрем твоих желтых псов с лица земли раз и навсегда. Я с тебя сдерут кожу или выкупают в котле – или отдадут Калкру. Выиграют твои псы или проиграют, от тебя мало что останется. С тобой поступят, как я захочу.

– Нет, – сказал я, – как я захочу, Люр.

Голубые глаза сверкнули. А карие глаза смотрели на меня все с тем же презрением.

– Дай мне лошадь. Мне не нравится твое прикосновение… Двайану.

– Тем не менее ты поедешь со мной, Эвали.

Мы въехали в Карак. Барабаны били то громко, то тихо. Но все с тем же неизменным безжалостным ритмом. Он поднимался и падал, поднимался и падал. Как смерть, шагающая по пустым могилам – то тяжело, то легко.

На улицах было много народу. Все смотрели на Эвали и перешептывались. Не было ни приветственных криков, ни веселья. Все казались подавленными, испуганными. Я понял, что они так напряженно вслушиваются в бой барабанов, что едва воспринимают наш проезд. Теперь барабаны звучали ближе. Я слышал их звуки прямо с противоположного берега реки. И язык говорящих барабанов покрывал все остальные звуки. Он повторял и повторял:

– Э-ва-ли! Э-ва-ли!

Мы въехали на площадь перед черной крепостью. Тут я остановился.

– Мир, Люр.

Она бросила насмешливый взгляд на Эвали.

– Мир! А зачем тебе теперь мир между нами, Двайану?

Я спокойно ответил:

– Я устал от кровопролития. Среди пленных есть рррллия. Прикажем привести их сюда, чтобы они могли поговорить с Эвали и с нами двумя. Потом часть их отпустим и отправим через Нанбу с посланием, что мы не причиним вреда Эвали. Попросим рррллия прислать на утро посольство для переговоров о постоянном мире. Если договоримся, они смогут забрать с собой Эвали целой и невредимой.

Она, улыбаясь, ответила:

– Значит, Двайану боится карликов?

Я повторил:

– Я устал от кровопролития.

– Боже мой! – вздохнула она. – А не единожды слышала, как Двайану хвастает, что всегда выполняет обещания – и поэтому он получил плату авансом. Боже мой, как изменился Двайану!

Она ужалила меня, но я сумел сдержать гнев; я сказал:

– Если ты не согласна, Люр, я сам отдам приказ. Но тогда наш город будет осажден и станет легкой добычей врага.

Она обдумала мои слова.

– Значит, ты не хочешь войны с маленькими желтыми псами? И считаешь, что если мы вернем им девушку, войны не будет? Тогда зачем ждать? Почему не отправить обратно всех пленников? Отведи их на Нансур, начни переговоры с карликами. Барабанный разговор быстро решит дело – если ты прав. И тогда в эту ночь барабаны не будут нарушать твой сон.

Верно. Но я ощутил в ее словах угрозу. Правда заключалась в том, что я не хотел отправлять Эвали назад. Если она уйдет, я знал, что у меня никогда не будет шанса оправдаться в ее глазах, сломать ее недоверие, вернуть веру в то, что я Лейф, которого она любит. Если выиграю время, смогу добиться этого. И ведьма тоже знает это.

– Не следует торопиться, Люр, – вежливо сказал я. – Они подумают, что мы их боимся; ведь ты тоже так решила. Для заключения такого договора нужно что-то большее, чем торопливые сообщения барабанов. Нет, задержим девушку как заложника, пока не договоримся об условиях.

Она склонила голову, думая, потом посмотрела на меня ясными глазами и улыбнулась.

– Ты прав, Двайану. Я пошлю за пленниками, как только смою с себя грязь Сирка. Их приведут к тебе. Тем временем я сделаю больше. Я пошлю сообщение карликам на Нансуре, что скоро их товарищи прибудут туда с посланием. Это по крайней мере даст нам время. А время нам необходимо – нам обоим.

Я пристально взглянул на нее. Она рассмеялась и пришпорила свою лошадь. Я проехал за ней через ворота на большую огражденную площадь. Она была заполнена солдатами и пленниками. Здесь барабаны звучали громче. Казалось, барабаны, невидимые, бьют в самом городе. Солдаты были явно обеспокоены, пленники возбуждены и вели себя вызывающе.

Пройдя в крепость, я собрал офицеров, не принимавших участия в нападении на Сирк, и приказал усилить охрану стен, выходящих на мост Нансур. Приказал отдать сигнал тревоги, который приведет к нам солдат с внешних постов и окружающих ферм. Приказал усилить охрану городских ворот и передать всем желающим укрыться в городе, что они могут это сделать, но только до наступления сумерек. Оставался час до наступления ночи. Так что они успеют. Все это я сделал на случай, если наше предложение будет отвергнуто. Если его отвергнут, я не желаю участвовать в кровопролитии в Караке, которое будет сопровождать осаду, пока мне не удастся убедить малый народ в своей доброй воле. Или убедить Эвали, что я стремлюсь к миру.

Сделав все это, я отвел Эвали в свои комнаты – не в помещения верховного жреца с черным осьминогом на стене, а в анфиладу удобных комнат в другой части крепости. Меня сопровождал небольшой отряд, с которым я был в Сирке. Здесь я передал Эвали Даре. Вымылся, переоделся, мои раны промыли и перевязали. Окна мои выходили на реку, и в них раздражающе звучали барабаны. Я приказал принести еды и вина и привести Эвали. Дара привела ее. О ней позаботились, но она отказалась поесть со мной. Она сказала мне:

– Боюсь, мои люди не поверят твоим посланиям, Двайану.

– Поговорим об этом позже, Эвали. А что касается того первого послания, я не посылал его. И Тсантаву, умирая у меня на руках, верил, что я не посылал его.

– Я слышала, как ты сказал Люр, что пообещал ей взять Сирк. Ты не солгал ей, Двайану: Сирк уничтожен. Как я могу тебе поверить?

Я ответил:

– Ты получишь доказательство, что я говорю правду. А теперь, поскольку не хочешь есть со мной, иди с Дарой.

С Дарой ей не будет плохо. Дара солдат, а не лживый предатель, и сражение в Сирке, как и любое другое сражение, часть ее профессии. Эвали ушла с Дарой.

Ел я мало, а выпил много. Вино придало мне бодрости, усталость покинула меня. Я решительно отставил на время печаль о Джиме, думая о том, что предстоит сделать и как сделать это лучше. Послышался стук в дверь, и вошла ведьма.

Ее рыжие волосы были причесаны в форме короны, в них сверкали сапфиры. Ни следа сегодняшнего сражения, ни следа усталости. Глаза чистые и ясные, красные губы улыбаются. Голос негромкий и сладкий. Прикосновение к руке вызвало у меня воспоминания, которые я считал ушедшими с Двайану.

Она позвала, и за ней вошло несколько солдат и два десятка пигмеев, не связанных; при виде меня в их глазах вспыхнула ненависть, но и любопытство тоже. Я спокойно заговорил с ними. Послал за Эвали. Она вошла, и золотые пигмеи бросились к ней, окружили, как толпа детей, щебеча и напевая, гладя ее волосы, касаясь ее рук и ног.

Она рассмеялась, одного за другим назвала их по имени, потом быстро заговорила. Я мало понял из сказанного ею; по потемневшему лицу Люр я догадался, что она вообще ничего не поняла. Я повторил Эвали точно то же, что сказал Люр и что, хотя бы отчасти, она уже знала: она выдала себя, что знает язык уйгуров или, вернее, айжиров лучше, чем признавала это. Потом перевел то, что понял, с языка карликов для Люр.

Договор был заключен быстро. Половина пигмеев должна была немедленно отправиться через Нанбу в гарнизон на том конце моста. При помощи барабанов оттуда наше послание перешлют в крепость малого народа. Если условия будут приняты, боевые барабаны немедленно замолчат. Я сказал Эвали:

– Когда они будут передавать сообщение, пусть добавят, что от них не потребуется ничего, кроме того, что было в прежнем договоре. И что смерть больше не будет ожидать тех, кто пересечет реку.

Ведьма сказала:

– Что это значит, Двайану?

– Сирка теперь нет и нет необходимости в наказании, Люр. Пусть собирают травы и металлы, где хотят; вот и все.

– Ты задумал что-то еще… – Глаза ее сузились.

– Они меня понимают, Эвали, но повтори им это сама.

Пигмеи защебетали друг с другом; затем десять выступили вперед: они понесут сообщение. Когда они уже собрались уходить, я остановил их.

– Если Шри бежал, пусть придет с посольством. Еще лучше – пусть придет раньше. Пошлите при помощи барабанов сообщение, чтобы он приходил как можно скорее. Я даю ему охранную грамоту. Он останется с Эвали, пока не договоримся обо всем.

Они обсудили мои слова, согласились. Ведьма ничего не сказала. Впервые я заметил, как смягчился обращенный ко мне взгляд Эвали.

Когда пигмеи ушли, Люр позвала кого-то из коридора. Вошла Овадра.

– Овадра!

Мне она нравилась. Хорошо, что она жива. Я пошел к ней с протянутыми руками. Она взяла их.

– Это были два наших солдата, господин. У них сестры в Сирке. Они перерезали лестницу, прежде чем мы смогли остановить их. Они убиты, – сказала она.

Почему они не перерезали ее до того, как кто-нибудь смог последовать за мной?

Прежде чем я заговорил, послышался стук в дверь и вошел один из моих офицеров.

– Сумерки наступили, господин, и ворота заперты. Все, кто хотел, вошли.

– И много вошло?

– Нет, господин… не более сотни. Остальные отказались.

– Почему?

– Ты приказываешь отвечать, господин?

– Приказываю.

– Они сказали, что они в безопасности вне крепости. Что у них нет причин ссориться с рррллия, что они всего лишь мясо для Калкру.

– Довольно, солдат! – голов Люр прозвучал резко. – Иди! Уведи с собой рррллия!

Офицер отсалютовал, энергично повернулся и ушел вместе с карликами. Я рассмеялся.

– Солдаты перерезали лестницу из сочувствия защитникам Сирка. Люди меньше боятся врагов Калкру, чем соплеменников, мясников Калкру. Мы правильно поступаем, заключив мир с рррллия, Люр.

Ее лицо вначале побледнело, потом покраснело, она так сжала кулаки, что побелели костяшки пальцев. Улыбнулась, налила себе вина и недрогнувшей рукой подняла кубок.

– Пью за твою мудрость, Двайану!

Сильная личность, эта ведьма! У нее сердце воина. Правда, не хватает женской мягкости. Но неудивительно, что Двайану любил ее – по-своему и настолько, насколько он вообще мог любить женщину.

В комнате повисла тишина, странно подчеркнутая боем барабанов. Не знаю, как долго мы сидели молча. Неожиданно бой барабанов стал слабее.

И затем совсем прекратился. Тишина казалась чем-то нереальным. Я почувствовал, как расслабляются напряженные нервы. От неожиданной тишины заболело в ушах, медленнее забилось сердце.

– Послание получено. Они приняли условия, – сказала Эвали.

Ведьма встала.

– Ты оставишь себе девушку на ночь, Двайану?

– Она будет спать в одной из этих комнат. Ее будут охранять. Никто не сможет пройти к ней, миновав эту мою комнату. – Я со значением посмотрел на нее. – А я сплю некрепко. Так что не бойся, что она сбежит.

– Я рада, что барабаны не потревожат твой сон, Двайану.

Она насмешливо отсалютовала мне и вышла вместе с Овадрой.

Неожиданно на меня снова обрушилась усталость. Я повернулся к Звали, которая смотрела на меня с выражением сомнения. В ее глазах определенно не было ни презрения, ни отвращения. Что ж, вот я и добился того, чего добивался всеми этими маневрами. Она наедине со мной. И я понял, что после всего, что она видела, после всего, что испытала из-за меня, слова бесполезны. Да и не мог я сказать всего, что хотел. Нет, впереди много времени… может быть, утром, когда я высплюсь… или после того, как сделаю то, что задумал… тогда она поверит…