Текст книги "Классика, скандал, Булгарин… Статьи и материалы по социологии и истории русской литературы"

Стремление доминировать в современности и подвести итоги развития литературы в прошлом привело в 1820-х гг. к появлению литературного журнала с отделами критики и библиографии и, соответственно, к возникновению ролей литературного критика и рецензента. Именно такой журнал осуществлял соединение тех или иных общих эстетических представлений с новыми проблематичными литературными явлениями. Здесь, в свободном обмене мнениями о книгах и авторах перед публикой, вырабатывались (а потом усваивались публикой) оценки и интерпретации, и в итоге складывалась иерархия как писателей-современников, так и авторов предшествующих поколений.

С середины 1810-х гг. в журналах и альманахах печатались обзоры книг года4343
  Первым начал публиковать такие обозрения Н. Греч: Обозрение русской литературы 1814 года // Сын Отечества. 1815. № 1–4; Обозрение русской литературы 1815 и 1816 годов // Сын Отечества. 1817. № 1–2; О произведениях русской словесности в 1817 году // Сын Отечества. 1818. № 1.


[Закрыть], а в первой половине 1820-х гг. сложилась система оперативного рецензирования новых произведений. Но тогда рецензий было немного, место их в журнале четко не было определено, а по форме они представляли собой то литературно-критическую статью, то письмо читателя, то информацию о факте выхода и содержании книги. По-настоящему критика стала действовать с середины 1820-х гг., когда существенно выросли тиражи журналов (с 300–500 экз. до нескольких тысяч). Одновременно существовало несколько журналов с постоянными отделами рецензий и критики, что позволяло появиться различным оценкам и трактовкам книги, давало пространство для обсуждения соответствующей проблематики и борьбы. Сформировалась и группа держателей литературных мнений – профессиональные критики-журналисты (как правило, они же выступали и в роли писателей).

Становление журналистики и литературной критики, рост числа читателей (то есть формирование публики) и попытки создать классику были тесно взаимосвязаны и свидетельствовали о начавшемся процессе автономизации и профессионализации литературы.

Большинство ведущих критиков 1820–1830-х гг. (Н. А. и К. А. Полевые, Ф. В. Булгарин, Н. И. Надеждин, О. И. Сенковский, Н. И. Греч, О. М. Сомов, В. С. Межевич) являлись в ряде аспектов социальными маргиналами. Они были профессиональными литераторами и уже в силу этого имели в русском обществе невысокий статус. Кроме того, часть их не были дворянами, часть не были русскими, часть не имели чинов. В Англии XVIII в. критики повышали свой социальный статус за счет успеха в салонах4444
  См.: Kramer J. R. The Social Role of the Literary Critic // The Sociology of Art and Literature. L., 1970. P. 437–454.


[Закрыть], но в России в первой половине XIX в. статус самой литературы был невысок, можно было иногда продвинуться по службе с помощью литературных произведений (как, например, это было у М. Н. Загоскина и Н. В. Кукольника), но не за счет критики. Но критика позволяла повысить свой статус в рамках самой литературы – через контроль литературного поля. Умение внятно излагать свои мысли, знание старой отечественной литературы и возможность с опорой на нее оценивать современную составляли культурный капитал, благодаря которому критики могли не только заработать деньги, но и добиться уважения в литературной среде и у читательской публики. Поэтому они были заинтересованы в формировании отечественной классики, являвшейся для них важным ресурсом в борьбе за признание.

С возникновением критики старые авторитеты остаются в учебных пособиях, но большая их часть оказываются «отмененными» в современной журналистике. Более того, с распространением романтизма сама идея абсолютных авторитетов и необходимости следования правилам и ориентации на образцы становится архаичной – гений сам себе устанавливает правила. Ср. у Н. А. Полевого: «…не поэту же спрашивать у пиитиков: можно ли делать то или то! Его воображение летает, не спрашивая пиитик: падает он, тогда торжествуйте победу школьных правил; если же полет его изумляет, очаровывает сердца и души, дайте нам насладиться новым торжеством ума человеческого <…>»4545
  Полевой Н. А. «Евгений Онегин», роман в стихах. Сочинение Александра Пушкина [1825] // Полевой Н. А., Полевой Кс.А. Литературная критика. Л., 1990. С. 18.


[Закрыть].

Однако в то же время в литературу проникают идеи историзма и народности и возникает потребность выстроить генеалогию отечественной литературы. Появляются работы, в которых делается попытка дать подобный обзор. В 1822 г. печатается «Опыт краткой истории русской литературы» Николая Греча, представлявший собой четвертую часть его «Учебной книги российской словесности», но выпущенный и отдельным изданием. В нем преобладают биографические справки о писателях, и книга напоминает биографический словарь, но все же тут есть элементы обобщения: выделены периоды, намечена зависимость развития литературы от системы образования и т. д. В конце того же 1822 г. в альманахе «Полярная звезда на 1823 год» публикуется статья А. А. Бестужева «Взгляд на старую и новую словесность в России», в которой уже намечены тенденции развития литературы и есть элемент оценки писателей, а через десятилетие печатаются статьи Полевого о Державине, Жуковском и Пушкине (1832–1833), «Руководство к познанию истории литературы» В. Т. Плаксина (СПб., 1833), обширная статья «Литературные мечтания» (1834) В. Г. Белинского, в которых пересмотр литературной иерархии идет вовсю.

Литературные авторитеты журнальных рецензентов

Чтобы детально проследить процесс формирования классики, я использую далее материалы исследования, которое было осуществлено нами совместно с Б. В. Дубиным4646
  См.: Дубин Б., Рейтблат А. О структуре и динамике системы литературных ориентаций журнальных рецензентов (1820–1878 гг.) // Книга и чтение в зеркале социологии. М., 1990. С. 150–176; Они же. Литературные ориентиры современных журнальных рецензентов // Новое литературное обозрение. 2003. № 59. С. 557–570.


[Закрыть]. В нем ставилась задача проследить структуру и динамику литературных авторитетов рецензентов на основе упоминаний в журнальных рецензиях на новые литературные произведения, вышедшие отдельным изданием, имен тех авторов, с которыми так или иначе сравнивается рецензируемый писатель (учитывались все упоминания в рецензиях московских и петербургских (петроградских, ленинградских) литературных журналов (выходивших не чаще трех раз в месяц) за двухгодичный срок с двадцатилетним интервалом – с 1820–1821 гг. по 1997–1998 гг.).

Подобное сравнение представляет собой сопоставление двух компонентов. Оценивая новое произведение, рецензент называет важные для него имена, подкрепляя тем самым значимость собственного суждения. Однако общезначимым высказыванием оценка рецензента может быть лишь при потенциальном учете точек зрения других участников литературного взаимодействия. Ведь если называемые критиком в качестве авторитетных писатели неизвестны читателям либо они кардинально расходятся с ним в их оценке, ему нет смысла ссылаться на них. Следовательно, можно рассматривать отсылку к значимому имени как символ значимых для рецензента других – иных ролей (издатель, писатель, читатель) или иных групп участников литературного процесса (друзей, партнеров, конкурентов и т. п.). Границы значимости писателя можно определить в таком случае, измерив символический потенциал называемого имени – место в иерархии по количеству упоминаний.

Соотнесение с уже имевшими место явлениями образует устойчивую конструкцию литературных оценок и самооценок, групповых и индивидуальных творческих программ, то есть эффективную культурную форму, лежащую в основе практически любого взаимодействия в рамках социального института литературы. Соответственно, набор писателей-классиков должен быть не очень большим, сравнительно постоянным и четко отделенным от других литераторов, поскольку он должен позволять соотносить и объединять растущее многообразие значений и образцов, служить средством их перевода друг на друга, то есть способом поддержания границ социального института литературы.

Анализ данных по первому замеру (1820–1821) показал, что тогда необходимость обосновать литературную оценку ссылкой на авторитет была уже весьма сильна (насыщенность рецензий упоминаниями – самая высокая за все годы), но набор значимых имен достаточно однороден: упоминаются, и при этом с положительной оценкой, лишь представители «настоящей» литературы прошлого. Сверхавторитетов нет, как нет и дисквалификации того или иного образца (здесь и далее указывается число упоминаний отечественных авторов за два года замера у лидеров списка упоминаний): И. Дмитриев – 9, К. Батюшков – 7, В. Жуковский – 7, И. Крылов – 6, И. Богданович, Г. Державин, М. Ломоносов – по 3. Любопытно, что лидеры упоминаний этого периода никогда впоследствии не входили в ведущую группу. В дальнейшем структура литературных авторитетов рецензентов претерпела кардинальные изменения, что указывает на то, что в этот период классика еще не сложилась.

Но даже в этом списке число классицистов минимально и они не находятся на первых местах. Характерен следующий пассаж Н. А. Полевого 1829 г., демонстрирующий, что авторитеты эпохи классицизма для него ничего не значат: «Бывали примеры – в нашей литературе и у других народов – славы литературной, казалось, огромной, изумлявшей современников, но мгновенной, перелетной, делавшейся впоследствии, даже и не у позднего потомства, шуткою и притчею. Вспомним у французов Ронсара, у нас Сумарокова и Хераскова. Не писали ль о Сумарокове, что он русский Расин, что в баснях превзошел он Лафонтена? Хераскова не называли ль Омиром? И где наш Расин, наш Омир?»4747
  Полевой Н. А. Poezye Adama Mickiewicza (Стихотворения Адама Мицкевича) [1829] // Полевой Н. А., Полевой Кс.А. Литературная критика. Л., 1990. С. 27.


[Закрыть] Даже Карамзин у него имеет значение только для своего времени, он «уже не может быть образцом ни поэта, ни романиста, ни даже прозаика русского»4848
  Полевой Н. А. История государства Российского, сочинение Н. М. Карамзина [1829] // Там же. С. 36.


[Закрыть].

В 1830-х гг. в список литературных авторитетов входят лишь немногие авторы предшествующей эпохи, причем (за исключением Ломоносова и Державина) они не представляют ведущие жанры классицизма – оду и эпопею. У Плаксина в упоминавшейся выше его книге 1833 г. список ключевых фигур таков: Ломоносов, Державин, Богданович, Карамзин, Фонвизин, Княжнин, Хемницер, Крылов, Озеров, Жуковский, Батюшков, Грибоедов, Пушкин. И Белинский в следующем году, перечисляя наиболее ценимых современниками писателей, называет примерно тех же: Ломоносова, Державина, Богдановича, Хераскова, Петрова, Карамзина, Дмитриева, Хемницера, Крылова, Озерова, Батюшкова, Жуковского, Грибоедова, Пушкина, Баратынского и др.4949
  Белинский В. Г. Литературные мечтания [1834] // Белинский В. Г. Полн. собр. соч. М., 1953. Т. 1. С. 22, 24.


[Закрыть], причем, рассмотрев всех, он приходит к выводу, что по большому счету в русской литературе можно говорить только о четырех писателях: Державине, Пушкине, Крылове и Грибоедове5050
  Там же. С. 100.


[Закрыть]. В 1835 г. он пишет: «Сколько пало самых громких авторитетов с 1825 года по 1835? Теперь даже и боги этого десятилетия, один за другим, лишаются своих алтарей и погибают в Лете с постепенным распространением истинных понятий об изящном и знакомства с иностранными литературами. Тредьяковский, Поповский, Сумароков, Херасков, Петров, Богданович, Бобров, Капнист, г. Воейков, г. Катенин, г. Лобанов, Висковатов, Крюковской, С. Н. Глинка, Бунина, братья Измайловы, В. Пушкин, Майков, кн. Шаликов – все эти люди не только читались и приводили в восхищение, но даже почитались поэтами; этого мало, некоторые из них слыли гениями первой величины, как-то: Сумароков, Херасков, Петров и Богданович; другие были удостоены тогда почетного, но теперь потерявшего смысл титла образцовых писателей. Теперь, увы! имена одних из них известны только по преданиям о их существовании, других потому только, что они еще живы как люди, если не как поэты…»5151
  Белинский В. Г. Сочинения в прозе и стихах Константина Батюшкова [1835] // Белинский В. Г. Полн. собр. соч. М., 1953. Т. 1. С. 164–165.


[Закрыть]. Это мнение было широко распространено. Писатель и критик Н. А. Мельгунов, принципиальный противник критических взглядов Белинского, тоже писал об «упадке литературного авторитета» в России и о том, что «еще при жизни богов бедного литературного олимпа нашего горсть смельчаков (читай – современных критиков. – А. Р.) дерзко изгнала их из надоблачного жилища и заставила спуститься на землю»5252
  Мельгунов Н. А. Журнальные выдержки // Литературные прибавления к Русскому инвалиду. 1839. 6 мая. С. 415.


[Закрыть].

В анализе рецензий 1840–1841 гг. нами была зафиксирована принципиально иная (по сравнению с 1820-ми гг.) картина: полностью изменился набор наиболее часто упоминаемых писателей, причем на первое место вышел А. С. Пушкин: Пушкин – 28, Г. Державин, А. Орлов и А. Сумароков – по 8, Н. Карамзин и М. Комаров – по 7, А. Бестужев-Марлинский, Н. Гоголь и М. Ломоносов – по 6 упоминаний. Низовые литераторы А. Орлов и М. Комаров присутствуют в списке как антиавторитеты, негативные примеры для сравнения, но и Сумароков, и Державин нередко упоминались для иронической или отрицательной оценки.

Данный период – время значительного разнообразия литературных установок, широты сосуществующих вкусов и программ. Н. Полевой писал в 1842 г.: «…нынешнее время в литературе и знаниях грустно и безотрадно. Правда, мы совершенно уничтожили старую, ограниченную, неверную теорию изящного, разрушили прежний трибунал поддельной литературной критики, но учредили ль мы новый, более законный, утвердили ль новую теорию, более прежней верную? Нимало. Теперь у нас десять самовластных судилищ, одно другому противоречащих, учредилось вместо одного прежнего. Каждое пишет свои уложения, издает свои постановления, уничтожает их, публикует новые, которых не слушают другие. Если надобно обозначить настоящее состояние теории и критики литературной в наше время одним словом, то самое верное слово для того будет: безначалие»5353
  Полевой Н. А. Несколько слов о современной русской критике // Полевой Н. А., Полевой Кс.А. Литературная критика. Л., 1990. С. 328.


[Закрыть].

Создание классики должно было изменить ситуацию, внести структурирующее начало, дать опору для оценки новых литературных явлений. Наиболее важную роль для формирования классики сыграли статьи Белинского, который в 1840-х гг. подвел итог спорам 1820–1830-х гг. и выработал концептуальную трактовку истории русской литературы. Отбирая литераторов по критериям «народности» и «верности действительности», он выделил из литературы прошлого Ломоносова, Державина, Фонвизина, Крылова, Карамзина, Грибоедова, Батюшкова, Жуковского и Пушкина. Но в русской литературе для него было важно не ее прошлое, а будущее, поэтому основное внимание он уделил «ранжированию» современной литературы, подчеркнув роль в ней тех писателей, которые были (в значительной степени под его влиянием) позднее введены в корпус классиков: Лермонтова, Гоголя, Тургенева, Гончарова, Достоевского, Герцена. Отметим тут же, что влияние Белинского обусловило «блокирование» «нереалистических» тенденций при дальнейшей классикализации. Так, не отбирались в классику фантасты, например В. Ф. Одоевский, О. И. Сенковский, А. Ф. Вельтман или Н. Д. Ахшарумов, автор повести «Граждане леса» (1867), предвосхитившей и сюжет, и ценностный конфликт написанного через 80 лет «Скотного двора» Дж. Оруэлла.

Важную роль в формировании классического канона сыграло также «Полное собрание сочинений русских авторов», издаваемое А. Ф. Смирдиным. В эту серию (1846–1855), не имевшую в русском книгоиздании аналогов ни ранее, ни позднее, вошли сочинения более 30 писателей: А. О. Аблесимова, К. Н. Батюшкова, И. Ф. Богдановича, Д. В. Веневитинова, Н. И. Гнедича, Н. И. Греча, А. С. Грибоедова, Д. В. Давыдова, Г. Р. Державина, И. М. Долгорукова, Екатерины II, А. Е. Измайлова, А. Д. Кантемира, В. В. Капниста, Н. М. Карамзина, Я. Б. Княжнина, И. И. Козлова, Е. И. Кострова, М. В. Крюковского, Н. В. Кукольника, М. Ю. Лермонтова, М. В. Ломоносова, М. В. Милонова, М. Н. Муравьева, А. Н. Нахимова, В. А. Озерова, А. Погорельского (А. А. Перовского), В. Л. Пушкина, Н. Р. Судовщикова, В. К. Тредиаковского, Д. И. Фонвизина, И. И. Хемницера, причем при жизни включения в серию удостоились только давно ничего не писавший Батюшков, Греч и Кукольник. Серия, а также обсуждение ее в критике способствовали как усвоению публикой идеи русской классики, так и формированию корпуса классиков. Отметим, что книги ряда авторов (например, Пушкина, Лермонтова и Гоголя) Смирдин не смог выпустить в этой серии, поскольку не имел возможности приобрести авторские права на них.

Вскоре ситуация кардинально изменилась. По данным проведенного нами исследования, в 1860–1861 гг. представления об отечественных литературных авторитетах были уже в высокой степени согласованы: число их в целом было невелико, а средняя частота упоминаний каждого, напротив, гораздо выше, чем по всем другим замерам: И. Тургенев – 26, А. Пушкин – 25, Н. Гоголь – 23, И. Гончаров – 20, А. Писемский – 15, М. Лермонтов – 14, А. Кольцов – 13, Н. Некрасов – 11, А. Островский – 8, А. Майков, А. Фет и Н. Щедрин – по 7, А. Грибоедов и Л. Мей – по 6 упоминаний. Как видим, в отсылках преобладают современники, из писателей прошлого присутствуют только Пушкин, Грибоедов, Гоголь и Лермонтов. Но практически все названные авторы в будущем вошли в корпус русских классиков. Отметим также, что почти все из них удостоились в свое время одобрения Белинского.

С 1860-х гг. базовая структура ориентаций рецензентов остается постоянной. Среди отечественных авторов большинство составляют писатели «старших» возрастных групп: классики и «кандидаты» в классики. В дальнейшем лидеры упоминаний не выпадают из совокупной памяти рецензентов, не сменяются другими их современниками. Ретроспективного переструктирования системы авторитетов, как и иных представлений о прошлом, кроме как в форме подобной преемственности, сознание российских критиков, видимо, не знает.

Именно в этот период наиболее отчетливо проступили характеристики и тенденции, базовые для русской литературной культуры. В этом смысле сконструированный тогда образ отечественной литературы служил далее ценностным масштабом при оценке современной литературы.

В 1880–1881 гг. основная совокупность авторитетов – авторы, значимые и в предыдущем периоде: Н. Гоголь – 16, И. Тургенев – 14, Ф. Достоевский – 12, Л. Толстой – 11, Г. Успенский – 9, И. Гончаров – 8, Н. Щедрин – 6, Н. Некрасов, А. Островский, А. Писемский и А. Пушкин – по 5 упоминаний.

Период 1900–1901 гг. можно с определенной мерой условности считать временем наиболее выраженных классикалистских ориентаций в отношении к отечественной словесности. Для рецензентов этой эпохи вполне устанавливается нормативный состав высокозначимой русской литературы прошлого: Л. Толстой – 20, Ф. Достоевский и А. Пушкин – по 12, М. Лермонтов и Н. Некрасов – по 11, И. Тургенев – 10, Н. Гоголь и А. Фет по – 7, П. Боборыкин и А. К. Толстой по – 6, С. Надсон и Г. Успенский по – 5 упоминаний.

Как видим, корпус русской классики был сформирован к 1860-м гг. и с тех пор не претерпел принципиальных изменений.

Авторитеты составителей учебных хрестоматий

Анализ критики, позволяющий охарактеризовать изменения в составе корпуса авторитетов, дает представление о выработке набора классиков и идущей со временем его модификации. Но для создания классики важно и приобщение читателей (прежде всего молодого поколения) к выработанному экспертами-критиками корпусу классики. Некоторую возможность получить представление о механизме этого процесса и формируемого в результате образа классики дает другое эмпирическое исследование – анализ состава школьных хрестоматий, осуществленный группой тартуских исследователей в рамках проекта «Формирование русского литературного канона».

Русская словесность в начале XIX в. не преподавалась в гимназиях как отдельный предмет (там имелась лишь риторика), но входила в учебные планы некоторых учебных заведений5454
  См.: Толмачев Я. В. Русская поэзия в пользу юношества, обучающегося в Харьковском коллегиуме. М., 1805; Никольский А. С. Основания российской словесности: Изданы при Государственном Адмиралтейском департаменте для морских училищ: В 2 т. СПб., 1807; Борн И. М. Указ. соч. (Для учащихся Главного училища св. Петра.)


[Закрыть]. В 1810-х гг. ее начинают преподавать и в некоторых гимназиях (Петербургской (1811), коммерческих Одессы и Таганрога и др.). Только уставом гимназий 1828 г. было введено преподавание отечественной литературы, и лишь в 1832 г. был утвержден единый для всех гимназий учебный план, куда был включен «Курс российской словесности»5555
  См.: Беньковская Т. Е. «Классическое» и «реальное» направления в методике преподавания литературы XVIII–XIX веков (Историко-библиографический аспект) // Известия Российского гос. пед. ун-та им. А. И. Герцена. 2005. Т. 5. № 12. С. 266.


[Закрыть]. После этого стали в большом числе издаваться учебники истории русской литературы5656
  См.: Плаксин В. Т. Руководство к познанию истории литературы. СПб., 1833; Глаголев А. Г. Умозрительные и опытные основания словесности. СПб., 1834. Ч. 4. План истории русской литературы; Георгиевский П. Е. Руководство к изучению русской словесности, содержащее в себе: Общие понятия об изящных искусствах, Теорию красноречия, Пиитику и Краткую историю литературы: В 4 ч. СПб., 1836; Аскоченский В. И. Краткое начертание истории русской литературы. Киев, 1846; Милюков А. П. Очерк истории русской поэзии. СПб., 1847; Мизко Н. Д. Столетие русской словесности. Одесса, 1849, и др.


[Закрыть] и хрестоматии для учащихся, сыгравшие важную роль в унификации представлений о прошлом русской литературы и о ее классике.

С 1829 г. в течение 20 лет вышло 14 русскоязычных хрестоматий по русской литературе, причем некоторые были изданы не один раз, а самая популярная из них, «Русская хрестоматия для детей» А. Д. Галахова, впервые опубликованная в 1843 г., выдержала четыре издания. Это был мощный канал популяризации русской литературы и формирования представления о ее золотом фонде. Особо важную роль сыграла «Полная русская хрестоматия» Галахова5757
  См.: Галахов А. Д. Полная русская хрестоматия, или Образцы красноречия и поэзии, заимствованные из лучших отечественных писателей: В 2 ч. М., 1843.


[Закрыть], впервые вышедшая в том же 1843 г., которая впоследствии, до 1918 г., не раз перерабатывалась и переиздавалась; всего вышло 40 изданий. Доля текстов XVIII в. в ней была невелика, зато немало места занимали произведения современных писателей.

Анализ восьми самых распространенных хрестоматий первой половины XIX в. показал, что в них представлены произведения более чем 200 авторов, но есть писатели, к которым обращаются чаще других. Во всех восьми книгах присутствуют произведения К. Н. Батюшкова, П. А. Вяземского, Ф. Н. Глинки, А. А. Дельвига, Г. Р. Державина, И. И. Дмитриева, В. А. Жуковского, Н. М. Карамзина, И. А. Крылова, М. В. Ломоносова, А. Ф. Мерзлякова, А. С. Пушкина, а в семи – Е. А. Баратынского, А. Ф. Воейкова, Н. И. Гнедича, И. И. Хемницера, Н. М. Языкова. Показательно, что из этих самых популярных авторов только у троих (Ломоносов, Державин, Дмитриев) творчество получило признание еще в XVIII в. 5858
  Сенькина А. Изящная словесность как дидактический материал: к истории русской литературной хрестоматии (первая половина XIX в.) // Acta Slavica Estonica IV: Хрестоматийные тексты: русская педагогическая практика XIX в. и поэтический канон. С. 50.


[Закрыть]

Любопытно, что не нашлось ни одного текста, который встречался бы во всех обследованных хрестоматиях. Это показывает, что канон тогда еще не сложился. Об этом свидетельствует и тот факт, что «большая часть произведений, встречающихся в тех или иных хрестоматиях 20-х – 40-х гг. XIX в., во второй половине столетия уже не перепечатывалась, а имена их авторов (таких, например, как С. С. Бобров, Андр.И. Тургенев, Д. И. Хвостов, П. И. Шаликов, А. С. Шишков, С. А. Ширинский-Шихматов, В. Л. Пушкин и др., а также авторов многочисленных речей, похвальных слов, проповедей) навсегда выпали из поля хрестоматийного знания и были известны лишь литераторам и специалистам»5959
  Там же. С. 51.


[Закрыть].

Но к 1843 г. (когда вышло первое издание хрестоматии А. Д. Галахова) сформировался набор авторов, обязательно попадавших в каждую хрестоматию: К. Н. Батюшков, П. А. Вяземский, Ф. Н. Глинка, А. А. Дельвиг, Г. Р. Державин, И. И. Дмитриев, В. А. Жуковский, Н. М. Карамзин, И. А. Крылов, М. В. Ломоносов, А. Ф. Мерзляков, А. С. Пушкин. Чаще всего входили в хрестоматии в эти годы Ломоносов, Державин и Дмитриев, а во второй трети XIX в. их существенно потеснили Жуковский, Батюшков, Пушкин, Баратынский и Гнедич6060
  См.: Вдовин А., Лейбов Р. Хрестоматийные тексты: русская поэзия и школьная практика XIX столетия // Acta Slavica Estonica IV. Хрестоматийные тексты: русская педагогическая практика XIX в. и поэтический канон. С. 13.


[Закрыть].

Формирование достаточно устойчивого «ядерного» набора авторов и произведений, который, постепенно дополняясь, переходил из хрестоматии в хрестоматию, по-настоящему совершается лишь во второй половине XIX в. Это следует связать и с постепенным формированием общего представления о классиках и корифеях и их программных текстах, и с появлением учебных программ, содержащих одобренные рекомендательные списки произведений (отчасти сформированные на основе ранних хрестоматий), и с реформой школьной системы, в результате которой издание учебной и педагогической литературы приняло совсем другой размах, и при подборе текстов составители новых хрестоматий стали в большей степени, чем ранее, ориентироваться на уже существующие6161
  Сенькина А. Указ. соч. С. 51.


[Закрыть].

Как видим, несмотря на взятый для анализа иной материал (результат деятельности не критиков, а педагогов), это исследование фиксирует те же тенденции, что и проведенное нами, – складывание устойчивого корпуса авторитетных писателей к концу 1840-х гг., что явилось, на наш взгляд, в значительной степени результатом деятельности Белинского.

Нормативное закрепление корпуса классики

Критики и составители учебных хрестоматий заложили основы для создания классики, но этого было мало. Необходим был следующий этап – нормативное закрепление ее корпуса, отграничение классиков от неклассиков. Эти задачи были решены с помощью учебных программ, разработанных в начале 1850-х гг. преподавателями литературы в средней школе. Любопытно, что сделано было это впервые не в рамках общей системы образования, которой ведало Министерство народного просвещения, а в автономной системе военно-учебных заведений, которой руководил либерально настроенный Я. И. Ростовцев. Там впервые была подготовлена унифицированная программа курса изучения русского языка и русской литературы, которую разработали компетентные специалисты – профессор Московского университета Ф. И. Буслаев, имевший опыт преподавании в гимназии, и опытный педагог и историк литературы А. Д. Галахов. Авторы писали, что в ходе обучения учащиеся должны «ознакомиться только с писателями особо знаменитыми, а из прочих писателей, более близких нашему времени, удержать только тех, произведения которых доныне могут служить образцами <…>»6262
  Конспект русского языка и словесности для руководства в военно-учебных заведениях, составленный А. Галаховым и Ф. Буслаевым на основании Наставления для образования воспитанников военно-учебных заведений, высочайше утвержденного 24 декабря 1848 года. СПб., 1852. Паг. 3. С. 14.


[Закрыть]. То есть, по сути, в программе был намечен корпус русской классики, который завершался Лермонтовым и Гоголем, а в качестве наиболее важных фигур (только у них учащиеся изучали биографии) были представлены Ломоносов, Державин, Карамзин, Крылов, Жуковский, Пушкин. Основную роль в создании литературного отдела программы сыграл Галахов (Буслаев разрабатывал часть, касающуюся языка), который был поклонником Белинского и сам выступал в качестве литературного критика и писателя в «Отечественных записках», а позднее в «Современнике», где основным критиком был Белинский.

А. Вдовин и Р. Лейбов полагают, что

с деятельностью Министерства государственных имуществ, Генерального штаба (где служил Я. Ростовцев) и Морского министерства связаны важнейшие модернизационные процессы, архитекторами и движущей силой которых были либеральные бюрократы. Их имплицитная идеология в 1840–1850-е гг. предполагала системное изучение всех сторон жизни империи (каталогизация, переписи и пр.) и преодоление технологической отсталости страны в самых разных сферах (с ориентацией на европейские образцы), стандартизацию законодательства и унификацию процессов управления. Либерализация и гуманизация военного образования, проводимые Я. И. Ростовцевым и великим князем Константином Николаевичем, потребовали тесного сотрудничества чиновников с педагогами-литераторами и университетскими профессорами. Близкие контакты Галахова и Буслаева с либеральной бюрократией и создание первой программы по литературе, таким образом, представляются глубоко закономерными6363
  Вдовин А., Лейбов Р. Хрестоматийные тексты: русская поэзия и школьная практика XIX столетия. С. 14.


[Закрыть].

На наш взгляд, либеральные бюрократы создавали только условия для подобной унификации обучения и тем самым кристаллизации классики. Но основной движущей силой разработки программы преподавания русской литературы, а вскоре создания по ее образцу и гимназического курса были педагоги и критики (Галахов, кстати, совмещал обе эти роли).

Представленный в программе корпус классиков, с одной стороны, отражал уже сложившуюся в культуре под влиянием критики писательскую иерархию, а с другой стороны, четко закреплял ее. Показательно, что на монументе «Тысячелетие России», воздвигнутом в Великом Новгороде (1862) в честь тысячелетнего юбилея легендарного призвания варягов на Русь, на одном из фризов были представлены писатели: М. Ломоносов, Д. Фонвизин, Г. Державин, Н. Карамзин, И. Крылов, В. Жуковский, Н. Гнедич, А. Грибоедов, М. Лермонтов, А. Пушкин, Н. Гоголь. Можно считать, что это официально одобренный список ключевых классиков того времени, который кончается, как и программа, Пушкиным и Гоголем.

Завершили формирование русской классики педагоги гимназий, учитывавшие опять же оценки Белинского, А. Григорьева и других ведущих критиков. В конце 1850 – начале 1860-х гг. быстро росло число гимназий, появились педагогические журналы, проводились учительские съезды. Стало формироваться самосознание педагогов как специфической корпорации, ответственной за просвещение и воспитание молодого поколения6464
  См.: Byford A. Between Literary Education and Academic Learning: The Study of Literature at Secondary School in Late Imperial Russia (1860s – 1900s) // History of Education. 2004. Vol. 33. P. 640.


[Закрыть]. При этом преподаванию русской литературы уделялось большое внимание как средству гуманизировать обучение. После периода разброда и разнообразия подходов в преподавании литературы Министерство народного просвещения в 1860-х гг. стало унифицировать преподаваемые курсы. Учителя русского языка и литературы, стремясь поднять престиж преподаваемой ими дисциплины и тем самым свой престиж, всячески подчеркивали в печати значимость изучения литературы. Этот предмет трактовался как средство умственного, эстетического и нравственного воспитания6565
  См., например: Стоюнин В. О преподавании русской литературы. СПб., 1864.


[Закрыть].

В 1871 г. министр народного просвещения Д. А. Толстой провел реформу среднего школьного образования, которая заключалась во введении нового типа классических гимназий, где на первый план вышло преподавание латинского и древнегреческого языков, которым уделялось существенно больше времени, чем изучению русского языка и литературы, и было исключено преподавание естествознания. Но при этом была введена стандартизованная программа преподавания русской литературы по образцу университетского курса ее истории, что поднимало статус дисциплины, приравнивая ее к математике, истории и географии (раньше она рассматривалась как средство изучения языка и обучения умению излагать на письме свои мысли)6666
  См.: Byford A. Op. cit. P. 658.


[Закрыть]. Проанализировав программы русских классических гимназий до и после толстовской реформы, А. Вдовин показал, что время, уделяемое на преподавание русских языка и литературы, сокращено не было, а усиление внимания к фольклору и древнерусской литературе способствовало «удревнению» русской классики, что повышало ее авторитет. Вдовин даже приходит к выводу, что, «несмотря на свою репутацию консерватизма и пренебрежения потребностями русского общества, “толстовский классицизм” сыграл решающую роль в повышении статуса русской литературы и продвижении вполне современной политики национальной мобилизации через школьное образование»6767
  Vdovin A. Op. cit. P. 134–135.


[Закрыть]. При частичной справедливости этого тезиса, он, на наш взгляд, преувеличивает значение официальных механизмов. Не меньшее, а, может быть, и большее значение для укрепления позиций классики имела «просветительская» (т. е. пропагандистски-идеологическая, навязывающая «народу» свои культурные стандарты) деятельность русской интеллигенции (в том числе и той ее части, которая противостояла не только реформам Д. Толстого, но и всей правительственной политике).

Изучаемый материал в программах 1871 и 1877 гг. по русскому языку и словесности все так же кончался 1840-ми гг. (Лермонтовым и Гоголем). В 1879 г. появился учебник А. Д. Галахова для средних учебных заведений «История русской словесности», который приобрел большую популярность и многократно переиздавался. Для учащихся были созданы специальные серии книг классиков, снабженные примечаниями и статьями: «Классная библиотека» (1869–1881), «Русская классная библиотека», издававшаяся под редакцией А. Н. Чудинова (1884–1915), «Классная библиотека» И. М. Гринцера (1913–1915) и др.

Для того чтобы конкурировать с вышедшим в школах на первое место изучением древнегреческого и латыни, педагоги стремились поднять статус отечественной словесности и прилагали всяческие усилия для прославления русской классики. Подобный акцент на ценности русской культуры вполне соответствовал идеологической «патриотической» программе царствования Александра III. Писатели-классики в этот период «пополнили пантеон русских национальных героев, включавший до этого полководцев, царей и отцов Церкви <…>»6868
  Brooks J. Op. cit. P. 316.


[Закрыть]. Существенную роль в этом сыграло изменение отношения к классикам со стороны властей. Если раньше они настороженно и во многом негативно относились к получившим известность писателям, то теперь, после некоторых колебаний осознав значение и влияние литературы, власти решили апроприировать классиков, присоединяясь к разного рода памятным мероприятиям, издательским инициативам и т. п. и давая творчеству классиков выгодную для себя трактовку (как лояльных власти, настроенных патриотически и в христианском духе). Подчеркивали полезность русской классики в этом аспекте и сами педагоги. Так, упоминавшийся выше Ф. И. Буслаев писал в 1866 г.: