Текст книги "От Бовы к Бальмонту и другие работы по исторической социологии русской литературы"

Среди немногочисленных крестьянских читателей вначале преобладали любители религиозной литературы. Об этом свидетельствуют многие наблюдатели того времени, например: «Грамотность между крестьянами <…> развита слишком мало, так что на сто человек едва ли придется один грамотный <…>. Грамотники исключительно читают одне только церковные книги <…>»7171
  Сумароков П. Хозяйственный и этнографический очерк Каширского уезда // Сельское хозяйство. 1860. № 8. С. 63.


[Закрыть], «на чтение книг светской печати, особенно в некоторых местностях Ярославской губернии, смотрят враждебно; если крестьянин и говорит о ком-либо, что он человек книжный, то в большей части случаев подразумевает, конечно, чтеца книг церковно-славянских»7272
  Алексеев Е.А. Народные читальни и публичные библиотеки // Вестн. Ярославского земства. 1874. № 22. С. 23.


[Закрыть]. Лишь постепенно менялось отношение крестьянских читателей к светской книге, и в 1870—1880-е гг. она довольно широко входит в круг чтения деревенских грамотеев7373
  Подробнее см. в главе VIII «Книга и крестьянин: изменение отношения к чтению».


[Закрыть]. Вначале светская книга была представлена только лубочной литературой и лишь с середины 1880-х гг. с ней начинают конкурировать «издания для народа», к концу века в определенной степени вытесняющие лубок из круга чтения сельского читателя7474
  См. главы IX и X.


[Закрыть]. Следует отметить также так называемую «народную интеллигенцию», в число которой входило несколько тысяч крестьян, преподававших в сельских школах в качестве «народных учителей», писатели-самоучки (С.Т. Семенов, И.Г. Журавов, В.И. Савихин, И.С. Ивин и др.) и ряд других, путем самообразования овладевших основами «интеллигентской культуры», крестьян. Однако они читали главным образом книги «образованной» публики и приближались по своим читательским установкам к интеллигенции.

С ростом величины читательской аудитории и ее расслоением растет разнообразие читательских запросов. В результате быстро расширяется книгоиздательский репертуар: всего на различных языках в России ежегодно выходило в 1855 г. – 1239, в 1860 г. – 2085, в 1887 г. – 7366, в 1895 г. – 11 548 названий7575
  Муратов А.В. Указ. соч. С. 201, 203.


[Закрыть].

О возникновении стабильного спроса на книгу свидетельствует и появление ряда коммерческих издателей, действующих в крупных масштабах. Их усиленная борьба за расширение рынка порождала постоянные поиски новых средств привлечения покупателей. В конце концов крупные издатели поделили сферы влияния, ориентируясь на различные слои покупательской публики и выпуская, соответственно, разную по типу литературу. Так, М.О. Вольф, рассчитывая на состоятельного покупателя, стремился издавать подарочную, «роскошную» книгу. Он первым в России начал печатать иллюстрированные издания большого формата, выпуская богато оформленные детские издания. В отличие от него, А.Ф. Маркс ориентировался на мелкую и среднюю буржуазию, провинциальную интеллигенцию. Увеличивая тиражи, он добивался снижения цены книг и тем самым роста численности их покупателей. Выпускаемые им в приложении к журналу «Нива» многочисленные собрания сочинений отечественных и зарубежных классиков и крупных современных писателей давали возможность подписчику составить представительную домашнюю библиотеку. Еще более широкой аудитории (но все же в рамках «средних» читательских слоев) были адресованы многие издания А.С. Суворина, выпускавшего «Русский календарь» и популярную массовую малоформатную серию «Дешевая библиотека», включавшую произведения отечественных и зарубежных классиков. Низовую аудиторию города снабжали книгами такие издатели, как С.И. Леухин, А.И. Манухин, А.М. Земский, выпускавшие многочисленные «потешные» рассказы из мещанского и мелкочиновничьего быта, сонники и песенники, «руководства», «помогающие» жениться и разбогатеть, и т.п. издания. Наконец, ряд издателей специализировались на выпуске лубочных книг для крестьянского читателя – И.Д. Сытин, И.А. Морозов, Е.А. Губанов, П.Н. Шарапов. Элитарный читатель был немногочислен и обращался главным образом к журналу. Тем не менее отдельные издатели (например, К.Т. Солдатенков, М.М. Стасюлевич) выпускали книги преимущественно для этой аудитории.

С формированием значительных по численности квалифицированных кадров (в ряде профессий) возникает соответствующая издательская специализация: К.Л. Рикер выпускает книги по технике и медицине, А.Ф. Девриен – по естествознанию и сельскому хозяйству, В.А. Березовский – военную литературу, П.И. Юргенсон – музыкальную и т.д.

Даже сделанный нами по необходимости беглый обзор демонстрирует наличие в России во второй половине XIX в. большого числа читательских аудиторий, существенно отличающихся друг от друга по отношению к книге, уровню знаний и кругу интересов: от неискушенных в литературе поклонников лубочных книг о Бове Королевиче до группы элитарных читателей – утонченных ценителей литературы, ориентирующихся на К. Бальмонта и близких ему авторов (это многообразие читательских позиций, одни из которых представляют вчерашний, а другие – завтрашний день чтения в стране, нашло свое выражение в заглавии данной книги).

В последующих главах дается более детализированная характеристика ряда читательских групп, прежде всего – относящихся к менее известным сейчас «средним» и «низовым» слоям публики.

В заключение подчеркнем, что приведенные выше данные о существенном росте числа читающих в стране во второй половине XIX в. отнюдь не означают, что к концу характеризуемого периода чтение стало повсеместным явлением. Если в дворянской среде чтение стало нормой еще в первой половине XIX в., то у других сословий этот процесс не завершился и в начале XX в. Так, например, масштабы деятельности публичных библиотек, как показал К.Н. Дерунов, были невелики, они обслуживали очень узкую аудиторию, обычно не превышающую 500 человек7676
  См.: Дерунов К.Н. Типичные черты в эволюции русской «общественной» библиотеки // Дерунов К.Н. Избранное. М., 1972. С. 62—140.


[Закрыть]. По подсчетам Н.А. Рубакина, даже среди представителей привилегированных классов в библиотеки в первой половине 1890-х гг. было записано не более одной пятой части7777
  Рубакин Н.А. Указ. соч. С. 85.


[Закрыть]. В городских «народных библиотеках» число читателей также составляло несколько сотен7878
  См.: Девель В. Городские и сельские библиотеки и читальни для народа. СПб., 1892. С. 8—20.


[Закрыть], в сельских – 200—300 человек7979
  Подробнее смотри в главе X.


[Закрыть].

Таким образом, перейдя из разряда исключений в разряд довольно часто встречающихся явлений, чтение тем не менее не стало насущной потребностью большинства населения. В середине 1890-х гг. Н.А. Рубакин констатировал, что «мало таких людей, которые чувствуют потребность в постоянном общении с книгой <…>. Постоянный читатель, предъявляющий к книге известные запросы, в Российской империи не что иное, как явление единичное, но не массовое»8080
  Рубакин Н.А. Указ. соч. С. 84.


[Закрыть].

Однако и культурные механизмы распространения чтения, и соответствующие организационные формы (школа, низовые газеты, иллюстрированные журналы, дешевая «книга для народа», «народные библиотеки») были уже пущены в ход. В дальнейшем (частично – в начале XX в., окончательным образом – в годы советской власти) на основе, созданной во второй половине XIX в., Россия из страны нечитающей превратилась в страну почти поголовного чтения, однако закономерности развития чтения в этот период должны стать предметом специальной углубленной разработки.

Глава II
ТОЛСТЫЙ ЖУРНАЛ И ЕГО ПУБЛИКА

Основное место в чтении образованной части русского общества во второй половине XIX в. принадлежало толстому журналу. Преобладание журнала над книгой стало определяться с середины 1830-х гг., после появления имевшей громадный успех «Библиотеки для чтения». К середине 1840-х гг. ключевое положение журнала в литературе стало очевидным, о чем свидетельствуют высказывания литераторов различных литературных лагерей – от Ф.В. Булгарина («Теперь книгопродавцы утверждают повсеместно, что не из чего хлопотать, потому что ничто не идет с рук, кроме журналов, и потому, если состряпается где повесть или роман, они поступают в журналы, которые вместительностью своею равняются огромным ластовым судам <…>»8181
  78 [Булгарин Ф.В.]. Журнальная всякая всячина // Сев. пчела. 1844. № 39.


[Закрыть]) до П.А. Плетнева («В нашу эпоху журналы сделались исключительным чтением публики. Ими удовлетворяет она двум своим потребностям: знакомится с новостями в области наук и словесности, и в то же время наполняет досуги тем чтением, которое необходимо для самого полуобразованного человека»8282
  [Плетнев П.А.]. К читателю «Современника» // Современник. 1846. Т. 44. С. 34.


[Закрыть]).

С этого времени примерно до начала 1890-х гг. основная часть литературных и публицистических произведений (по крайней мере, отечественных авторов) печаталась вначале в журналах. Отдельными изданиями выходили преимущественно научные труды, технические пособия, а также книги для менее подготовленных читательских аудиторий – учебные, детские, лубочные и т.п. Произведения для образованных читателей печатались в журналах и лишь затем, да и то далеко не все, выходили отдельными изданиями (различие статуса этих публикаций хорошо иллюстрирует и тот факт, что за перепечатку в книге автор получал гонорар почти в десять раз меньше, чем в журнале). Произведение же, не появившееся вначале в журнале или, по крайней мере, не отрецензированное там, не становилось во второй половине XIX в. литературным фактом. Современники отмечали, что «русская беллетристика сосредоточена в журналах, в которых помещается все мало-мальски заслуживающее внимания. Отдельными изданиями выходят или вещи, уже печатавшиеся в журнале, или забракованные всеми повременными изданиями <…>»8383
  От редакции // Рус. мысль. 1885. № 1. Вклейка после с. 170 (паг. 2).


[Закрыть], «почти ничего и не читается у нас кроме газет и журналов <…>, книги у нас не в ходу. Мы знакомимся с их содержанием, ценим их достоинство по журнальным отзывам»8484
  П. Наши журналы // Русь. 1882. № 2. С. 21.


[Закрыть].

Для сравнения отметим, что в западных литературах журнал никогда не имел такого преобладающего положения, как в России. Значение книги и газеты там было существенно выше, а толстый журнал не носил энциклопедического характера и не уделял такого внимания политике, сосредотачиваясь в основном на литературных вопросах.

«Журнализацию» русской литературы можно объяснить следующими причинами. С постепенным повышением уровня образования населения и заимствованием у столичного дворянства культурных образцов более низко стоящими социальными слоями чтение входило в образ жизни все более широких слоев, прежде всего – провинциальных помещиков и чиновников. Однако резкого роста численности образованных читателей тем не менее не наблюдалось, кроме того, они были разбросаны по помещичьим усадьбам и многочисленным губернским и уездным городам. Традиционные каналы распространения книги (книжная торговля и библиотеки) в условиях рассредоточенности читателей по громадным пространствам страны оказывались неэффективными. Гораздо лучше, как выяснилось, с доставкой печатных изданий в отдаленные места справлялась почта – достаточно четко работающее учреждение не частного, а государственного характера. Таким образом, одна задача, которую решал журнал, – осуществление связи литераторов и читателей.

Кроме того, журнал объединял своих читателей. Вначале это была просто общность «культурных», «образованных», «просвещенных» людей, а с начала 1860-х гг. журнал стал консолидировать ту или иную группу (радикалов, либералов, консерваторов и т.п.) в рамках этой общности. В условиях неразвитости политической жизни журнал способствовал формированию общественного мнения по тем или иным актуальным вопросам. Почти всегда он отстаивал или, как любили тогда выражаться, «проводил» тот или иной комплекс идей, мнений и представлений. Направление журнала прежде всего касалось его социально-политической программы и лишь во вторую очередь литературно-эстетических взглядов. Поэтому писатели, не примыкающие к определенному направлению, оказывались в трудном положении и были вынуждены печататься в случайных изданиях, иллюстрированных журналах, газетах и т.п. Н.С. Лесков считал, например, что для того, «чтобы быть порядочным писателем в России, надо быть вне зависимости от редакторского произвола»8585
  Лесков Н.С. Собр. соч. М., 1958. Т. 10. С. 440.


[Закрыть]. Я.П. Полонский объяснял появление своих произведений то в одном, то в другом журнале следующим образом: «Никак не мог я к чему-нибудь или к кому-нибудь примениться – писать в одном тоне, связать мысль мою. – Никому я вполне угодить не в силах, – никакая редакция не станет печатать всего того, что мне вздумается написать – каждая непременно хочет, так сказать, процедить меня»8686
  Цит. по: М.М. Стасюлевич и его современники в их переписке. СПб., 1912. Т. 3. С. 501.


[Закрыть].

Объединение единомышленников осуществлялось журналом на основе неформальных связей, он воспроизводил традиционную для русской культуры структуру кружка. В начале XIX в. основными формами существования культуры (и в том числе литературы) были кружки и салоны. С расширением круга лиц, втянутых в культурную жизнь страны, в 1820—1830-е гг. распространился альманах, запечатлевавший в печатном виде структуру и жанровые образцы кружкового альбома, а в дальнейшем получил распространение журнал, рассчитанный на более широкую аудиторию. Он как бы расширил рамки кружка знакомых, заменив связь устную – печатной и письменной. Читатели часто писали письма в редакцию, и некоторые из них появлялись на страницах журнала. Кроме того, на местах журнал нередко служил основой для создания кружка единомышленников. Таким образом, регулярное чтение определенного журнала означало обычно для читателя нахождение социальной или культурной группы, с которой он себя отождествлял.

Для понимания успеха журнала нужно учесть и тот факт, что книги в России были сравнительно дороги и рисковать деньгами, приобретая неизвестную ему книгу, читатель, как правило, не хотел. Гораздо удобнее было выбрать (на основе предшествующего читательского опыта) журнал, а в дальнейшем обращаться уже только к нему, доверив редакции отбирать произведения для чтения. Кроме того, обеспечив себе сравнительно высокий тираж и гарантированный сбыт, издатели журналов могли распространять их намного дешевле, чем книги. По подсчетам Н.К. Михайловского, толстый журнал давал в 1860-е гг. читателю за 12—15 рублей столько разнообразного материала для чтения, сколько в виде книги стоило бы ему 30—40 р., то есть примерно в три раза дороже8787
  Михайловский Н.К. Современная журналистика // Книжный вестн. 1866. № 21/22. С. 417.


[Закрыть]. Следует упомянуть, наконец, постоянно усиливающуюся тягу к отражению современности в литературе. Читатели стали стремиться прочесть не просто хорошее произведение, но произведение новое, актуальное, злободневное.

В условиях дифференциации культуры необходим был посредник между высокообразованными людьми, ориентированными на просвещение населения, и читателями-неофитами, стремящимися приобщиться к культуре, получить оперативную трактовку всех научных, литературных и политических событий. В свое время В.Б. Шкловский проницательно отметил, что роль журнала заключается в том, чтобы «служить связью между местом и центром»8888
  Шкловский В.Б. Журнал как литературная форма // Шкловский В. Гамбургский счет. Л., 1928. С. 115.


[Закрыть]. Шкловский имел в виду связь столиц и окраин, однако это наблюдение можно трактовать и более широко, как касающееся вообще центра и периферии культуры (подобные уровни былии в самих столицах).

Задачу посредничества взял на себя толстый журнал. Он должен был отобрать из всего богатства и многообразия культуры наиболее важные тексты, привести их в систему и в доступной форме предложить читателю. Д.И. Писарев писал в начале 1860-х гг. о том, что «периодические издания расходятся по всем концам России, и идеи, выработанные в тиши кабинета, за письменным столом, становятся достоянием целой обширной страны, становятся почти единственной пищею для нескольких десятков тысяч людей. Большинство публики читает одни журналы <…>»8989
  Писарев Д.И. Схоластика XIX века // Писарев Д.И. Соч. М., 1955. Т. 1. С. 97.


[Закрыть].

В 1840-х – первой половине 1850-х гг. журналы носили преимущественно литературный характер, но со второй половины 1850-х гг. они все более и более политизируются. По свидетельству А.Я. Панаевой, «после Крымской войны печатное слово получило вес в обществе; все сознавали, что необходим прогресс во всем, и с жадностью набросились на чтение журналов, которые, по возможности, обсуждали реформы, предпринимаемые в России»9090
  Панаева А.Я. Воспоминания. М., 1956. С. 224.


[Закрыть].

В пореформенный период русский толстый журнал обычно представлял не культуру или литературу в целом, а какую-либо политическую и мировоззренческую группу. На своих страницах он выстраивал читателю свой образ общества, науки и литературы. Печатая иногда статьи и рецензии естественно-научного характера, основное внимание журнал уделял социальной проблематике. Он делился обычно на два раздела: в первый входила художественная литература и наиболее важные исторические и публицистические статьи, а во второй – обозрение текущих событий в России и за рубежом, литературная критика, рецензии, смесь и т.п. материалы. На страницах журналов появлялись статьи по истории, политической экономии, этнографии, фольклористике, истории литературы, проблемам международной жизни и т.д. Вот, например, содержание одного из номеров «Современника» периода его расцвета (№ 2 за 1859 г.). В первом разделе («Словесность, науки и художества») помещены статьи Н.Г. Чернышевского «Экономическая деятельность и законодательство» и В.П. Безобразова «Поземельный кредит и его современная организация в Европе», рассказ М.Е. Салтыкова-Щедрина «Развеселое житье», очерк А.А. Потехина «Река Керженец» и «Очерки народного быта» Н.В. Успенского, а также стихи А.А. Фета, Н.А. Некрасова, А.С. Пушкина (неопубликованное стихотворение) и Д. Байрона; во втором («Современное обозрение») – «Парижские письма» М.Л. Михайлова, «Петербургская жизнь» И.И. Панаева, «Политика» Н.Г. Чернышевского и 6 рецензий Н.А. Добролюбова. В приложении к журналу были помещены «Библиография журнальных статей по крестьянскому вопросу», а также переводы повести Э. Серре и статьи Г.Г. Меллина о природе и быте северной части Скандинавии.

Как видим, стремясь предложить разнообразный материал для чтения, журнал как бы «втягивает» под свою обложку целую библиотеку, очень продуманно и четко организованную. Следует, однако, отметить, что при всей универсальности содержания журнала основное внимание в нем уделялось политическим событиям либо событиям из других сфер социальной жизни, рассматриваемым под «политическим» углом зрения. Поэтому ведущее место в нем принадлежало социально ориентированной (касающейся актуальных проблем) художественной литературе и публицистике (обзор внешней и внутренней жизни, фельетон и т.п.).

Журнал был не местом публикации различных произведений (как это нередко было раньше), а трибуной единомышленников, и поэтому большое внимание уделялось в нем единству и цельности. В. Шкловский справедливо отмечал, что «журнал может существовать <…> как своеобразная литературная форма. Он должен держаться не только интересом отдельных частей, а интересом их связи»9191
  Шкловский В.Б. Указ. соч. С. 116.


[Закрыть].

Н.К. Михайловский, активно участвовавший в русской пореформенной журналистике, признавал, что «журнал, а потом и газета определяли собою нередко и форму, и содержание произведений даже выдающихся талантов, в журналах и газетах группировались большие и малые силы для общего дела; журналы и газеты клали или старались класть свои штемпеля на произведения даже таких писателей, которые стояли, по-видимому, вне всяких отношений к “возникновению, падению и взаимным отношениям различных органов печати” (цитата из “Истории новейшей русской литературы” А.М. Скабичевского. – А. Р.), на журнальную или собственно редакторскую работу тратилась значительная часть сил выдающихся писателей»9292
  Михайловский Н.К. Полн. собр. соч. СПб., 1909. Т. 7. С. 121.


[Закрыть].

По сути дела, собирая произведения различных авторов и компонуя их определенным образом, редакция создавала новый текст, определяемый конструкцией журнала. Для достижения этой цели у нее были две основные возможности – работа с людьми и работа с текстами.

Во-первых, редакция могла подобрать близких по убеждениям авторов, наладить с ними постоянные отношения, предусматривающие их работу в духе данного издания, и в ряде случаев даже заказ им необходимых произведений. Например, в некрасовском «Современнике», где обычно практиковались подобные формы работы, по воспоминаниям Г.З. Елисеева, «набирались подходящие к направлению журнала сотрудники, им представлялось писать в каждый данный момент, что им бог на душу положит. Никто не следил ни за мыслями, ни за фразами. Иногда казалось, что точно редакторы не читают никаких статей в своем журнале, а между тем само собой выходило все ладно. Почему? Да потому, что в журнале-то главным образом и нужно, чтобы все говорили в одно. Не только удачные фразы, но и неудачные, то есть слабые, целые статьи, если только они бьют в одну цель, в общем нисколько не вредят делу»9393
  М.Е. Салтыков-Щедрин в воспоминаниях современников. М., 1975. Т. 2. С. 18.


[Закрыть]. Конечно, Г.З. Елисеев несколько идеализирует редакционную ситуацию в «Современнике», и, как известно из других мемуарных источников, там также допускалось редакционное вмешательство в текст, однако, и в этом Елисеев прав, явление это носило эпизодический характер.

Редакция могла, во-вторых, проводить отбор среди поступающих (в том числе и в «самотеке») произведений, в случае необходимости перерабатывать их (сокращать, исправлять, переписывать фрагменты и т.д.), сопровождать предисловиями и примечаниями и, что очень важно, соответствующим образом компоновать различные тексты в структуре номера, стремясь к его цельности и внутренней уравновешенности. Хорошим примером подобной практики можно считать редакторскую деятельность Г.Е. Благосветлова. Двадцать лет редактируя «Русское слово» («журнал начинающих писателей для начинающих читателей», по определению Н.В. Шелгунова) и продолживший его журнал «Дело», он часто изменял структуру статей и характер их изложения, делал в них вставки, не только переставляя акценты, но и меняя стиль изложения. Никак не выделяясь в качестве самостоятельного автора (время от времени он выступал с публицистическими статьями), он тем не менее накладывал на все материалы номера печать своей личности и своих убеждений и добивался в итоге живости и цельности журнала. Если учесть, что Благосветлов был наделен умением подбирать (и воспитывать в соответствующем духе) сотрудников журнала (привлек к работе Д.И. Писарева, В.А. Зайцева, П.Н. Ткачева, Н.В. Шелгунова и др.), то нельзя не согласиться с тем, что это был незаурядный редактор, умевший использовать все возможности для обеспечения однородности и целенаправленности журнала.

Каждый журнал обычно представлял более или менее определенное идеологическое направление. Любопытно, что, несмотря на увеличение числа читателей в стране и быстрый рост числа газет, иллюстрированных и специальных журналов, число толстых универсальных ежемесячников в пореформенный период оставалось стабильным – на уровне 8—10 названий в год. По-видимому, этого количества хватало для того, чтобы охватить все основные позиции в рамках социально-политического спектра. Журналы, пытавшиеся существовать «вне направлений», обычно оказывались недолговечными и исчезали из-за малочисленности подписчиков.

Характерной чертой существования журналов с начала 1860-х гг. являлась постоянная (и временами – ожесточенная) полемика их между собой. Хотя нередко предлогом для споров служили эстетические или бытовые вопросы, но чаще всего за этим скрывалась не столько литературная, сколько социально-политическая борьба.

Поскольку в этот период каждый журнал освещал события и явления со своей точки зрения, «строил» свой «образ мира», то читатели нередко обращались только к одному-двум близким по характеру изданиям, игнорируя все прочие, причем дифференциация журналов постепенно усиливалась. В середине 1870-х гг. Н.Н. Страхов отмечал, что «в обществе и в кругу самих писателей образовались отделы, которые друг друга не понимают, питаются беспрерывным повторением мыслей своего особого направления и обыкновенно друг друга терпеть не могут <…>. Почти у всех (журналов. – А. Р.) главная масса подписчиков, ядро читателей состоит из приверженцев. Для них-то и работает журнал, им угождает, им он и нравится; люди же свободные от пристрастия к журналу обыкновенно не находят в нем ничего хорошего. Для своих журнал имеет авторитет, блистает капитальными произведениями; для чужих его мнения лишены всякой тени авторитета, и имена сотрудников почти не различаются одно от другого»9494
  Страхов Н.Н. Критические статьи. Киев, 1902. Т. 2. С. 54.


[Закрыть]. Для иллюстрации факта обособленности журнальных аудиторий сошлемся еще на Я.П. Полонского, который писал знакомому в начале 1890-х гг.: «Я никого не знаю, кто бы выписывал “Вестник Европы”, – у него есть своя особенная серия читателей и почитателей»9595
  Письма Я.П. Полонского к А.В. Жиркевичу // Рус. литература. 1970. № 2. С. 131.


[Закрыть].

Поскольку журналы различались по своим идеологическим платформам, то факт подписки на то или иное издание (рядовые читатели подписывались обычно лишь на одно) означал принятие того, а не иного «образа мира». Сразу на несколько изданий подписывались только литераторы или состоятельные и высококультурные люди. Так, например, семья придворного архитектора А.И. Штакеншнейдера, содержавшая литературный салон, выписывала в конце 1850-х гг. сразу пять толстых ежемесячников («Современник», «Отечественные записки», «Библиотека для чтения», «Русский вестник» и «Русская беседа»)9696
  Штакеншнейдер Е.А. Дневник и записки. М.; Л., 1934. С. 132, 177—178.


[Закрыть]. Наиболее распространены были в читательской среде издания радикального направления: «Современник» (закрыт в 1866 г.) и наследовавшие ему «Отечественные записки» (под редакцией Н.А. Некрасова и М.Е. Салтыкова-Щедрина, 1866—1884), а также «Русское слово» (1859—1866) и «Дело» (1866—1888). Популярны были также (особенно после закрытия «Отечественных записок» и «удушения» «Дела») либеральные журналы «Вестник Европы» (1866—1918) и «Русская мысль» (1880—1918), народническое «Русское богатство» (1879—1918). В консервативных кругах высоким авторитетом пользовался «Русский вестник» (1856—1906)9797
  Подробную характеристику ежемесячников второй половины XIX в. см. в: Очерки по истории русской журналистики и критики. Л., 1965. Т. 2.


[Закрыть]. В 1880—1890-х гг., когда выдержанность направлений журналов несколько ослабла (одни и те же литераторы печатались, например, в либеральных и консервативных органах), довольно долго существовали также такие издания, как «Наблюдатель» (1882—1904), где либеральный налет сочетался с яростным антисемитизмом, и чисто коммерческие «Колосья» (1884—1893), печатавшие третьесортную беллетристику. Другие журналы (а их было довольно много) обычно закрывались через несколько лет (по финансовым причинам или из-за правительственного запрета).

Характеристика журнала как типа издания дает материал для суждений о его аудитории. Ведь согласие читателя предпочесть журнал книге означает, что он считает себя недостаточно компетентным, чтобы из потока многочисленных публикуемых отдельно произведений выбрать подходящие именно ему, отвечающие на его духовные запросы. Он не хочет (или не может) читать большое число разнообразных книг и нередко довольствуется обзорами, компиляциями, пересказами, рецензиями и т.д. Журнальный читатель вообще слабо доверяет конкретному индивиду (автор книги сам несет ответственность за нее), ему важно, чтобы публикация исходила от группы в целом (помещенный в журнале материал несет на себе его марку, кроме того, значительная часть статей и рецензий помещалась вообще без подписи, как текст, исходящий не от конкретного автора, а от редакции). Читая только «свой» журнал, подписчик готов безоговорочно доверять его сотрудникам, освещающим те или иные актуальные проблемы, и отказывается от критического сопоставления различных точек зрения по данному вопросу.

Журнальные публикации адресовались читателям довольно высокого образовательного уровня, знакомым с отечественной и зарубежной историей, географией, политическим устройством и т.п. (характерно, однако, что ученые больше читали научные книги и специальные журналы), придающим высокое значение печатному слову, обращающимся к нему в поисках самоопределения и, возможно, ограниченным в доступе к книгам.

Наблюдения О.В. Мильчевского в середине 1860-х гг. показали, что основные читатели журналов – это «высшее чиновничество, более богатое дворянство не служащее, да учащая и учащаяся молодежь; читают много и чиновничьи жены, больше, по крайней мере, чем мужья», причем подписываются на них либо очень богатые лица, либо библиотеки, либо высшие и средние учебные заведения9898
  М-ский [Мильчевский]. О. Наша журналистика и публика // Книжный вестн. 1864. № 3. С. 254.


[Закрыть].

Аудитория толстых журналов была не очень велика. Современник признавал, что они «существуют не для массы нашей читающей публики. По содержанию своему, во всем его объеме, они доступны и, даже скажем, нужны незначительному кругу людей образованных и стоящих по своему общественному положению близко к тем интересам и вопросам, которым эти журналы посвящены»9999
  Заметки о книжной торговле в России // Книжный вестн. 1860. № 1/2. С. 15.


[Закрыть]. На каждый журнал подписывалось несколько тысяч человек. Для того чтобы журнал не «прогорел», нужно было хотя бы 2—3 тыс. подписчиков, а имевшие успех журналы собирали в разные периоды от 6 до 15 тыс. подписчиков (у «Современника» в 1860 г. было 6,6 тыс., у «Отечественных записок» в 1880 г. – 8,1 тыс., у «Русской мысли» в 1887 г. – 10 тыс. и т.д.). Всего же суммарный одноразовый тираж их составлял, по нашим приблизительным подсчетам, в 1860 г. – 30 тыс., в 1880 г. – 40 тыс., в 1900 г. – 90 тыс. экз. Для определения объема читательской аудитории журналов следует учесть следующие обстоятельства. Во-первых, обычно журнал читал не только сам подписчик, но и члены его семьи, а также друзья и знакомые. Во-вторых, нередки были случаи подписки в складчину, когда небогатые читатели выписывали один экземпляр на несколько человек. Так поступали, например, члены объединявшегося вокруг Н.А. Добролюбова студенческого кружка в Педагогическом институте, поэт-самоучка И.З. Суриков и его друзья и многие другие. Н.П. Баллин, служивший в конце 1850-х гг. в Костроме, вспоминал, как он и его жена «сами выписали себе журнал и уговорили более десятка знакомых выписать также по журналу. На получившихся журналах подписывались фамилии участвовавших в ассоциации совокупной выписки по порядку, который должен был соблюдаться при выдаче журналов для чтения так, что записанный первым для чтения одного журнала записывался вторым для чтения другого журнала, третьим для чтения третьего и т.д. Таким образом, записанный последним для чтения первого журнала записывался первым для чтения последнего. Все журналы по миновании надобности становились общею собственностью»100100
  РГАЛИ. Ф. 1337. Оп. 2. Ед. хр. 3. Л. 216 (Баллин Н.П. 50 лет моей жизни).


[Закрыть]. Наконец, в-третьих, несколько сотен экземпляров тиража журнала поступали в библиотеки, где интенсивно использовались (в публичных библиотеках в конце 1880-х – начале 1890-х гг. они составляли 80—50% книговыдачи, об использовании их в библиотеках для чтения говорится дальше, в соответствующей главе). В 1877 г. Н.К. Михайловский полагал, что у «Отечественных записок» при 8 тыс. подписчиков примерно 100 тыс. читателей101101
  Михайловский Н.К. Полн. собр. соч. СПб., 1913. Т. 10. С. 812.


[Закрыть]. Обследование своей аудитории, проведенное более чем через тридцать лет редакцией журнала «Современный мир», установило, что один экземпляр журнала, получаемого частными лицами, читают в среднем 8 человек, а в библиотеках – не менее 30. Расчеты показали, что при тираже 15 тыс. экземпляров общее число читателей должно немного превышать 200 тыс. человек102102
  Ларский И. Из настроений журнального читателя // Современный мир. 1911. № 4. С. 242.


[Закрыть] (то есть в среднем получается 13—14 читателей на экземпляр, примерно столько же, сколько было ранее по оценке Михайловского). Поскольку у менее популярных органов число читателей на экземпляр было существенно меньше и, кроме того, определенная часть аудитории обращалась к нескольким журналам, при подсчете суммарной численности журнальной аудитории приведенные выше цифры тиражей следует, по-видимому, утроить или учетверить.