Текст книги "Отряд мертвых"

– Жизнь – гнусная штука, – отозвалась Дейзи-Мэй, улыбаясь ему. – С какой бы стороны астрального плана ты ни находился.

Джо отлип от стены, чувствуя приливы и отливы энергии, – жвачка сражалась за свое дело.

– Суть в том, что дилеры в большом городе пользуются местами вроде этого, и детьми, в местах вроде этого, по одной и той же причине. Закачали наркоту из-за границы, наводнили сельский рынок, надергали детей из муниципальных районов, глухих деревушек и домов-развалюх. Отчаявшихся и готовых сшибить легких денег.

– И к чему это все ведет? – спросила Дейзи-Мэй, выжидающе глядя на него.

– Все это ведет к тому, что в доме есть тайник, – ответил Джо, – и мы его до сих пор не нашли.

Он сердито оглядел комнату, подначивая ее открыть свои секреты. Помещение было голым и заброшенным; единственным предметом мебели являлась кровать, на которой сидела Дейзи-Мэй. Что-то щелкнуло в его подсознании, какой-то отблеск дежавю…

– Мы можем ее подвинуть? – спросил он, указывая на кровать.

– Ты взял на заметку, что мы мертвы, или нет? – поинтересовалась Дейзи-Мэй.

– Мне нужно посмотреть, что под кроватью, – сказал Джо, глядя на потертые деревянные панели на полу.

– Так пройди насквозь, – ответила Дейзи-Мэй. – Для Шерлока ты что-то туповат.

Он пропустил подколку мимо ушей. Дейзи-Мэй спрыгнула с кровати, и Джо, набрав в грудь воздуха, разбежался и прыгнул в кровать, непроизвольно зажмурившись. Рухнул на пол с другой стороны; мышечная память врала, что ему больно.

Когда Джо открыл глаза, он увидел, что стоит в угольно-черной комнате (слишком маленькой, на его вкус); намека на нависающий потолок было достаточно, чтобы он, вопреки невозможности удариться головой, пригнулся.

– Было эффектно, – заметила Дейзи-Мэй по другую сторону стены. – Держись, помощь уже близко.

Послышался звук молотящих крылышек, свет затопил комнату – и разом превратил ее в уголок ада.

Джо отступил на шаг; разум отказывался принимать то, что видели глаза.

– Гребаный ад, – произнесла сзади Дейзи-Мэй.

Джо вполне мог поверить, что они там.

На полу лежали две девушки, их глаза безжизненно уставились в пустоту.

Однако внимание Джо привлекла та, которая лежала дальше. Ее кожа (или то, что от нее осталось), искореженная и натянутая, плотно прилегала к костям, как и у другой девушки, но Джо оцепенело смотрел не на это. Одежда на восковом трупе: покрытая пятнами белая футболка с «Нирваной», усеянная отметинами, копна розовых волос, не потускневших после смерти…

– Господи Иисусе, – пробормотала Дейзи-Мэй. – Это же я.

Глава 11

Было невозможно определить, сколько пробыли здесь тела, сколько пролежало тело Дейзи-Мэй. Судя по засохшим лужам вытекшей из трупов жидкости, могли пройти месяцы.

– Ты не знала об этом? – спросил Джо; ему было трудно смотреть на девушку.

Дейзи-Мэй покачала головой.

– Как такое возможно?

– Ты знаешь, как ты умер? – спросила Дейзи-Мэй.

– Ты же знаешь, что нет.

– Ну а с чего должна я? – Она присела рядом с собственным разлагающимся трупом, тряся головой. – Не всех отправляют в командировку, как тебя, – последнее задание перед раем. Я не получу пропуск в Следующее Место – не оставлю Отряд, – пока не раскрою собственную смерть; и я помогаю другим в том же самом.

– Это хорошее дело, – сказал Джо, кладя руку ей на плечо.

– Я смотрю на свой труп, – ответила Дейзи-Мэй. – Крысы отъели мне уши. Гребаное хорошее тут и не снилось.

– Но это к чему-то нас приводит, поскольку наши смерти должны быть связаны, – заметил Джо. – Мы выясним, что случилось со мной; выясним и что случилось с тобой.

– Давай узнаем, что случилось со мной, а потом узнаем, что случилось с тобой. Годится?

– Отлично, – сказал Джо. – У тебя не появилось никаких сомнений в твоей Герцогине? Она ведь должна была знать, что твое тело лежит здесь.

– Конечно, она знала, – ответила Дейзи-Мэй. – Нам нужно раскопать это дерьмо самим, окей? Воспоминания должны возвращаться естественным путем, иначе они не воспоминания, а просто выстроенные факты. «Не задавайте наводящих вопросов свидетелям», – разве не так вас учат в полицейской школе?

– Скорее, не избивайте свидетелей, но я понял твою мысль. – Джо нагнулся к оболочке Дейзи-Мэй, поджал губы. – Мне жаль, что тебе пришлось так умереть.

– Хочешь подлизаться – помоги выяснить, кто это сделал, – сказала Дейзи-Мэй. – Оттуда и до твоих убийц недалеко.

Джо попытался мысленно вернуться в прошлое. Наградой ему было черное ничто.

– Нам придется продолжать возвращаться по следу, – сказал он с уверенностью, которой не испытывал. – Это уже привело нас сюда, к первому кусочку пазла. Как ты сюда попала? Можешь вспомнить?

– Думаешь, если б я могла, мне бы требовалась твоя помощь?

– Ладно, что последнее ты помнишь? – сказал Джо.

– Меньше вчерашнего и намного меньше позавчерашнего. Я такая же, как ты: чем дольше я здесь торчу, тем больше воспоминаний уходит. Вот почему мы спешим.

Джо щелкнул пальцами и, подчинив жука, отправил его к телу Дейзи-Мэй, старательно пытаясь сдержать гримасу отвращения. Он не знал, что именно ищет, какой-нибудь – любой – след, улику, намек, сколько угодно малый, который позволит снова встать на след. Насекомое, донельзя возбужденное в рамках своих крошечных размеров, кружилось вокруг разлагающегося тела девушки, придавая ему еще более мерзостный вид.

Джо немного сдвинулся, не отрывая взгляда от трупа.

Потрепанные кеды «Конверс». Ничего.

Лохмотья дешевых джинсов. Ничего.

Впалый торс. Ничего.

Руки. Ничего, кроме остатков кожи и намеков на шрамы.

Левая рука. Ничего, кроме пяти длинных и острых ногтей.

Правая рука. Ничего…

– Погоди-ка, – произнес Джо.

В отличие от ногтей левой руки, на правой от них почти ничего не осталось, будто их долго и старательно стачивали. И засохшая кровь на кончиках тонких пальцев.

«Словно она пыталась что-то скрести, – подумал Джо, – прокапывая ход наружу». Хотя она должна была понимать, что это бесполезно; стена, разделявшая спальню и эту каморку, почти в фут толщиной. Чтобы ее пробить, требуется кирка, а лучше отбойный молоток.

Тогда что?

Он придвинулся к телу, уже не пытаясь скрыть свое отвращение, хотя и понимал, что физически не может коснуться трупа.

– Ни хера ж себе у тебя лицо, – заметила Дейзи-Мэй. – Думаешь, это тебе противно? Тогда подумай, каково мне.

Вот.

На дощатом полу рядом с телом лежит кучка сломанных ногтей, а рядом – послание, одно слово, нацарапанное в крови, страхе и отчаянии.

– СШКЭ, – прочитала Дейзи-Мэй. – И что это значит?

– Это ты мне скажи, – ответил Джо. – Ты это написала.

– СШКЭ? Вообще ни о чем…

Синапсы заскрежетали в мозгу Джо, ловя искру.

Он посмотрел на буквы.

Попытался не выпустить ощущение триумфа наружу.

– Местная школа. «Средняя школа короля Эдварда».

– Так мы двигаем туда?

– Ты спрашиваешь или утверждаешь?

– Джоуи, это твое шоу.

Он посмотрел на останки своего проводника-подростка.

– Тебе норм, что твое тело просто гниет здесь? Невозможно сказать, когда его найдут. Вряд ли этот дом скоро выставят на продажу.

Дейзи-Мэй фыркнула.

– В фильмах вечно нудят насчет упокоения мертвых; мне же вообще похер. Если какой-то кретин найдет кучку старых костей, я не оживу. А вот узнать, как я умерла? Это дело.

Джо был рад, что наконец-то может отвернуться от тела.

– Тогда мы идем в эту школу. Лучше быть настороже. Не помню почему, но от этого названия плохо пахнет.

– Похоже, я умерла в темной каморке, связанная и с заткнутым ртом, – заметила Дейзи-Мэй. – Думаешь, может быть хуже?

Джо улыбнулся, словно вспомнил, что такое сочувствие.

Глава 12

Если за сто сорок восемь лет своего правления Герцогиня и стала в чем-то экспертом, так это в подгонке правды.

Или во лжи, если вы настаиваете на грубом варианте.

Это не означало, что ей нравится лгать, но в Загоне правда была стратегическим ресурсом, подлежащим распределению. Раздай слишком много, и у душ под ее началом разболеются животы. А уж Джо Лазарусу правда определенно противопоказана.

Нет, пусть он лучше верит, что его главная цель – раскрыть загадку собственного убийства, и именно поэтому она отправила его на Почву. Так лучше и для девушки; у нее есть планы на Дейзи-Мэй, большие планы, и у них нет шансов принести плоды, пока Лазарус не сделает то, что от него требуется. Забавно, но ложь всегда расписывалась как грех в библейских россказнях, хотя зачастую она – единственный способ сделать истинно хорошее дело.

Герцогиня откинулась на спинку кресла; хрустнула кожа. Стакан виски успокаивающе холодил руку. Часто ей было достаточно налить виски, взять стакан в руку – и отказаться попробовать. Это было то, в чем Герцогиня эпически не преуспевала на Почве, и сейчас она наслаждалась ощущением власти, которую приносил собственный отказ, ощущением контроля над своей судьбой.

«Ха». Наверняка Всемогущий усмехнулся, услышав эти мысли.

В комнате послышалась хрустящая трель, будто звонок телефона из 70-х, пропущенный сквозь эхо-камеру. Герцогиня опустила стакан на стол (убедившись, что влажное дно встало на стеклянную подставку) и уставилась на черный с золотом телефон, стоящий перед ней. Она попыталась вспомнить, когда последний раз слышала его звонок.

Она сомневалась, что вообще когда-либо его слышала.

Сообразив, что уставиться на телефон не то же самое, что ответить на звонок, Герцогиня сняла трубку с рычага.

– Да?

– Привет, твоя светлость. Как дворец?

«Мейбл».

Она давно не слышала голоса оружейницы, но от этого тембр ее голоса – эта подчеркнутая западноанглийская картавость – не становился приятнее.

– С твоего ухода особо не изменился. Послежизнь продолжает крутиться. – Герцогиня подняла стакан, взболтнула виски. – А как идет окультуривание дикарей?

– Если б ты вылезала наружу, знала бы сама.

Герцогиня ощетинилась, оскалила зубы.

– Для этого я держу там тебя, помимо всего прочего. – В трубке вспухла тишина. – Я так понимаю, к тебе заходила Дейзи-Мэй.

Мейбл фыркнула.

– Она была с этим новым парнем. Надеюсь, Рейчел, ты знаешь, что делаешь.

– Знаю, – ответила Герцогиня. – И я попросила бы тебя не забывать о моем титуле.

Мейбл пробормотала что-то неразборчивое.

– У твоего звонка, при всей его приятности, – продолжила Герцогиня, – есть какая-то цель?

Хрустящее молчание. Наконец:

– Я видела ее сегодня в Загоне.

– Кого ты видела?

В глубинах поста управления взревел сигнал тревоги.

– Нашу сестру, Рейчел. Я видела нашу сестру.

* * *

У девушек семьи Дженки было мало друзей на Почве. Родители поощряли такое затворничество – на самом деле они раз за разом его предписывали, – и все шло как надо, поскольку у каждой из сестер были остальные, и только это им по-настоящему и требовалось. Девушкам никогда не объясняли причины такой принудительной изоляции. Их бабушка просто говорила: «Мы взрастили вас для величия, дорогие мои, и те, кому оно не суждено, запятнают вашу породу».

Все сестры страшились своей престарелой бабушки (которая на вид не менялась с годами, до такой степени, что сестры допускали, она так и родилась древней), но это не помешало Герцогине и Мейбл ревновать, когда Ханна, их старшая сестра, была призвана к постели старой карги на свой шестнадцатый день рождения. Герцогиня и Мейбл вертелись у двери, уши прижимались к тонким дубовым панелям, а город и его звуки пытались утопить разговор в комнате.

Спустя час дверная ручка повернулась, и девушки отскочили подальше. Из дверей появилась Ханна, глядящая сквозь сестер, будто их тут не было, будто она уже обитала в будущем, где им не нашлось места.

Остаток дня девушки лихорадочно перешептывались, отчаянно пытаясь догадаться, что Бабуля Дженки сказала Ханне, но та не сказала ни слова, только выдавала улыбку, говорившую «на самом деле я не здесь». Поклевала скромный праздничный обед, а затем объявила, что собирается в одиночестве принять ванну – ежегодная привилегия бедных и пуританских Дженки.

Это Бабуля Дженки часом позже сломала дверь в ванную.

Она – они – нашли Ханну лежащей в ванне, в густо-красной воде; Герцогиня никогда еще не видела такого цвета. Руки Ханны покоились на краях простой металлической лохани, на каждом запястье – по аккуратному разрезу. Герцогиня никогда не забывала аккуратность этих разрезов; ее младшая сестра всегда была опрятна до педантичности, особенность, которой она придерживалась до самой смерти.

Мейбл помнила это иначе, но Герцогиня была убеждена, что на лице Ханны была написана радость.

Радость, которая говорила «я свободна».

Радость, которая говорила «я иду».

Бабуля Дженки пронзительно вскрикнула, рухнула на колени рядом с кровавыми лужицами, собравшимися под ванной, и разрыдалась одним, повторяемым с болезненной одержимостью словом, которое Герцогиня, спустя столько лет, помнила с абсолютной ясностью.

Сука.

Сука.

Сука.

Похорон не было, а если и были, никто не позвал на них двух оставшихся сестер Дженки. И пока шли годы и все яснее становились ожидающие ее обязанности, Герцогиня избегала мыслей о своей младшей сестре и способе, которым та лишила себя жизни, жизни, уже обещанной чему-то – и кому-то – другому.

Однако сейчас о ней трудно не думать, поскольку вот она, яркая, как день, стоит у входа в комплекс.

«Это невозможно, – подумала Герцогиня. – Это не может быть она».

«Это она самая, – проскрежетал голос Бабули Дженки, ее внутренний, нежеланный голос рассудка. – У кого еще такие белые волосы? Мейбл узнала ее, как только увидела, и ты тоже. Это твоя сестра, Рейчел. Ты уже подозревала это, после отчета Дейзи-Мэй. Но ты отбросила эту мысль, верно? “Лишенные – всего лишь тупые животные, овцы, за которыми нужен присмотр”, – так ты сказала девушке».

«Потому что так говорила мне ты, – подумала Герцогиня. – Этому меня учили, и это я вижу собственными глазами».

«И что сейчас видят твои глаза? – произнес голос Бабули Дженки с высокомерием, вплетенным в каждое слово. – Мои видят твою младшую сестру, законного стража Загона, у ворот твоего предположительно “ненаходимого” дворца. И она не одна. Видишь тех лишенных, что сгрудились вокруг нее?»

«Иди на хер, – подумала Герцогиня. – Ты мертва».

«Ты тоже, – ответила Бабуля Дженки. – И как все сложилось для тебя?»

– Мэм, что нам следует делать?

Герцогиня обернулась от видеоэкрана к подчиненному, стоявшему за ее спиной. Сколько душ было под ее командованием за последние полтора столетия? Слишком много. Она устала от ответственности, устала от веса короны. Вечно кто-то ждет приказа, вечно кто-то ждет, когда ему скажут, что делать, вечно кто-то желает кусок ее самой… Где поддержка для нее? К кому ей идти за советом?

«Хватит себя жалеть, – проскрежетала Бабуля Дженки. – Думаешь, твоя сестра жалеет?»

Старуха была права. Если снаружи действительно стоит ее сестра, она кипит от самоуверенности. Это само по себе тревожно – лишенным положено быть неустроенными зомби, какая уж тут дерзость, – но эта самоуверенность отскребла беспамятство с пятидесяти полудуш, стоящих рядом с девушкой.

«Они следуют за ней, – подумала Герцогиня. – Как люди следуют за мной. Еще одно невероятное в кучу к другим, поскольку зомби вроде лишенных не имеют иерархии».

Ее мысли заполнил визгливый смех Бабули Дженки. «Внучка, в каждой стае есть альфа, и Дженки взращены быть такими альфами. С чего бы твоей сестре быть иной?»

Ханна – если беловолосая девушка действительно была ею – помахала прямо в экран, на мерцающем лице играла улыбка.

«Откуда она знает, что мы можем ее видеть? – подумала Герцогиня. – Она должна быть способна разве что ползать в грязи».

Девушка на экране указала на эту землю.

– Опустите камеру, – распорядилась Герцогиня.

Картинка услужливо сдвинулась.

На земле было нацарапано одно слово.

– Увеличьте изображение.

Картинка расплылась, потом, с усилием, вновь собралась в фокус.

Весь пост управления ахнул, когда они увидели слово.

– Откройте двери, – сказала Герцогиня. – Я выхожу.

Глава 13

Кровь и отбеливатель, вот что означала школа для Джо. Но почему так, он и сам не знал. Его не одарили возвратом этих воспоминаний. Просто ощущение, призрачная вонь в ноздрях, когда он стоял, глядя вверх на солидную викторианскую кучу кирпичей.

Кровь, отбеливатель и несбывшиеся надежды.

– Выглядит как гребаный Хогвартс, – заметила Дейзи-Мэй, одобрительно присвистнув.

– Я бы не покупался так легко на внешний вид, – заметил Джо. – Если что-то выглядит респектабельно, это еще не значит, что так оно и есть.

– В моей школе были детекторы металла, – ответила Дейзи-Мэй, – и поножовщина раз в неделю. У этой школы над входом надпись на латыни. Это уж точно не для понтов.

Как ей это объяснить? Джо не знал, поскольку по правде он не знал, как объяснить это самому себе. Ни единого воспоминания, которое можно отыскать, чтобы пояснить неправильность этой школы; только осадок, принесенный с почвенного мира. Да еще нутряное чувство, что здесь кроется часть головоломки, следующее звено цепочки, ведущей к его убийце.

– Пойдем, – приказал-попросил он, проходя через входные двери, – и я покажу, почему меня тут не тянет на ностальгию.

Дейзи-Мэй послушалась, и Джо задохнулся, когда она вошла в центральный вестибюль здания.

– Дежавюхой прихватило? – поинтересовалась девушка.

– Типа того.

И действительно, едва Джо прошел сквозь дверь, перед ним замелькал калейдоскоп картинок, все нерезкие, но оттого не менее болезненные. Он не мог вспомнить, почему он ненавидел эту школу, что здесь оставило такой зазубренный отпечаток в его разуме. Определенно, это связано не с довольно заурядным вестибюлем. На стенах деревянные панели, украшенные золотыми фамилиями былых учеников и давно умерших учителей; потолок высокий, но склоняется посередине, будто пытался достичь небес, а потом осознал тщетность таких попыток и сдался.

«Может, это девиз школы, – подумал Джо. – Учитывая мои ощущения от этого места, похоже на правду».

– Что мы здесь высматриваем? – спросила Дейзи-Мэй, бродя вдоль выставки древних запыленных шкафчиков для призов, картин – от пола до потолка – былых директоров, создающих девушке необычный почетный караул.

– Мы здесь из-за твоей предсмертной записки, – ответил Джо. – Я надеялся, что ты сможешь мне что-то рассказать.

– У меня в голове больше пустоты, чем дельных мыслей, – сказала Дейзи-Мэй, остановившись у одинокого шкафчика и присаживаясь, чтобы взглянуть на содержимое поближе. – Но это не моя школа. Я – чисто Ноттингем. Мне даже знать об этой школе неоткуда.

– Однако ты знала, – заметил Джо, присаживаясь рядом с ней, – и нацарапала ее название на полу. И это приводит к другому вопросу, который ни один из нас пока не задал.

– Которому?

– Как «чисто ноттингемскую девушку» занесло за восемьдесят миль оттуда на линкольнширскую ферму?

Оба погрузились в неуютную тишину.

– Такое чувство, что если узнаем ответ, выясним и кто тебя шлепнул, – произнесла Дейзи-Мэй.

– Ага, – отозвался Джо. – У меня тоже такое чувство.

Она кивнула на витрину.

– Это ты, верно?

Джо посмотрел на выцветшую фотографию, стоящую напротив приза медного цвета, и увидел, что девушка права. Он-подросток сиял, держа в руках тот самый приз, на который они сейчас смотрели. Рядом стояли его старый полицейский напарник, Пит, и его жена Карен (Клэр, поправил себя Джо; паника хлынула в неживое сердце, когда он осознал, что почвенный воздух отнимает воспоминания, на которые он рассчитывал). Дискуссионный клуб, судя по табличке. «Не припомню себя в дискуссиях, но, полагаю, я сносно справлялся».

– Сходится, да? – сказала Дейзи-Мэй. – Тот парень, Пит, говорил об этом на похоронах. Вы, ребята, и Клэр, вы были друганами.

– По-видимому, еще со школы.

Дейзи-Мэй ткнула пальцем в фото.

– Блин, вы с Питом прям бойскауты. В моей школе такую парочку пацанов сразу бы распяли. Единственный дискуссионный клуб, который у нас был, это когда парни пытались скостить себе срок в колонии для несовершеннолетних.

Джо раздраженно оскалился, ткнул бесформенным кулаком прямо сквозь шкафчик.

– Вся эта хрень – словно ходишь по чужим воспоминаниям. Сначала ничего не понимаешь, а когда поймешь, хочешь вернуться обратно.

– Это послежизнь, Джоуи. Раньше привыкнешь, счастливее будешь. Ты видел, чтобы я хныкала просто потому, что нашла свою кучку кожи и костей в той каморке? Сейчас важно только одно: навести в этом дерьме порядок.

* * *

Через несколько секунд блужданий Джо сообразил, что чувствовать запах можно и без носа из плоти и крови. Если снаружи, у главного входа, он чуял едва заметный запах крови и отбеливателя, школьные коридоры его юности были большой дозой прошлого: пот, пища, дезинфектант и плесень заражали его тем же ощущением смутной тревоги, будто что-то происходит на обочине, хотя он этого не видит.

Затем на одной из этих невидимых обочин произошло столкновение.

– Ты это слышала? – спросил Джо, резко разворачиваясь.

– В тихой школе хлопнула дверь? – ответила Дейзи-Мэй. – Ага, блин, слышала.

Оба осторожно двинулись в обратную сторону. Приглушенного зеленого сияния табличек эвакуационных выходов в коридоре хватало, чтобы осветить их путь; воздух похрустывал, будто нечто ожидало разрешения взорваться.

Еще один гулкий удар, на этот раз громче.

– Это в туалете, – бросил Джо, переходя на бег.

– Откуда ты знаешь?

– Я помню, где тут туалеты.

– Знаешь, некоторых людей из Отряда отправляют на посты в Нью-Йорке, – сказала Дейзи-Мэй, когда они завернули за угол, а потом с трудом затормозили перед мужским туалетом. – А мы носимся вокруг школьных сортиров… Просто горшок дерьма.

Джо, не обращая на нее внимания, сделал шаг к двери в туалет. Рябой деревянный порог не давал ей закрыться, и пока Джо осторожно подходил к двери, волоски на его шее встали дыбом, будто что-то знали.

– Ага, я тоже чувствую, – прошептала Дейзи-Мэй. – Входим осторожно, да?

Они подобрались вплотную к двери, у Джо крутило в животе.

– Здесь что-то неладно, – прошептал он.

Дейзи-Мэй обернулась и шикнула на него.

Они постояли у двери.

Переглянулись.

И вошли внутрь.

Дежурное освещение часто мигало красным, в окно просачивался рубец лунного света.

Спиной к ним стоял мальчик, согнувшийся над раковиной. На нем была школьная форма, видавшая лучшие дни; некогда белая рубашка посерела от плесени, штаны истрепались и сползли.

«Поздновато, чтобы бродить по школьным коридорам, – подумал Джо. – Занятия окончились несколько часов назад».

Мальчик замер, словно услышал мысли Джо.

И обернулся.

На вид Джо дал бы ему лет двенадцать. Кожа мальчишки была фарфорово-белой, тело дергалось тысячью микродвижений, как кукла в руках неумелого кукловода. Левый глаз смотрел на них – чего нельзя было сказать о правом, поскольку из него росла коричневая лоза, тянущаяся из глазницы и обвивающая макушку. Руки мальчика были колонизированы тем же образом; казалось, будто он уснул, а потом оказался в сказке братьев Гримм.

«А вот это страшновато», – подумал Джо.

Ребенок открыл рот, и Джо увидел в его глотке пучок таких же коричневых плетей. Мальчик попытался заговорить; с синих губ рвались и замирали хриплые гласные.

Джо ощутил, как Дейзи-Мэй схватила его за руку.

– Бедняга заражен.

– Чем?

– Я же говорила, призраков на Почве хватает ненадолго. После определенного момента воздух сгнаивает их прямо на месте. Не знаю, что убило этого мальчишку, но он не смог перейти на ту сторону. Он здесь слишком долго.

– Откуда ты знаешь, что он мертв? – прошептал Джо.

– У него из глаза растет эта гребаная коричневая херня.

Мальчик протянул к ним руки, и Джо показалось, что коричневые плети напряглись.

– Не могу, – прохрипел мальчишка, моля единственным здоровым глазом.

– Чего не можешь, приятель? – спросила Дейзи-Мэй, шагнув к нему навстречу.

Мальчик накрыл правую руку левой, сцепил их; на лице вырезано отчаяние, вены на шее вздулись.

– Не могу… убрать… это.

Дейзи-Мэй сочувственно улыбнулась.

– Бесит эта штука, да? Погоди немного. У меня с собой кое-что есть.

– Что мы будем делать? – прошептал Джо, когда она обернулась к нему.

– Когда они становятся такими, уже ничего не поделаешь, – прошептала в ответ Дейзи-Мэй. – Ничего не осталось, только боль и растерянность. Тут, на Почве, есть кое-кто поблизости; он может помочь.

– Ты же говорила, что души вроде нас не могут оставаться здесь бесконечно, – сказал Джо. – Что это нас стирает.

– Эта душа не такая, как мы, – ответила Дейзи-Мэй. – Совсем не такая. – Она залезла в карман и достала две пластинки жвачки. – Знаешь, что мне приказано? И тебе тоже, раз ты теперь в Отряде? Мы должны избавлять таких бедолаг от страданий. «Мы ничего не можем для них сделать, – говорит Герцогиня, – значит, мы должны освободить их от этого ада». Знаешь, что я ей ответила?

Джо покачал головой.

– Что мы не убийцы. Что мы должны защищать, искать справедливости, а не изображать гребаный расстрельный взвод. Важен каждый. Каждый.

Дейзи-Мэй снова вылепила улыбку, потом медленно подошла к мальчику, нагнулась к нему и протянула пластинку жвачки.

– Приятель, все норм, можешь мне доверять. От этой штуки тебе станет намного легче. Обещаю.

Мальчик с подозрением посмотрел на жвачку, и Дейзи-Мэй поощрительно кивнула. Он протянул руку – рука легонько дрожала – и схватил жвачку, засунул ее в рот и стал пережевывать.

Эффект был почти мгновенным.

Здоровый глаз закатился; мальчик медленно сполз на пол, упершись спиной в дверцу одной из кабинок. Он удовлетворенно выдохнул, и плети, которые вились вокруг его головы, начали потихоньку распадаться.

– Жвачка успокаивает их, как в Загоне, – сказала Дейзи-Мэй. – Герцогиня опять же против, считает, что это бессмысленная трата ресурсов, что это все равно без толку.

– А сколько этих «ресурсов» у нас осталось? – поинтересовался Джо, глядя, как голова мальчика начала опускаться.

– Хватит, – ответила девушка, – если ты действительно так хорош в своем деле, как говорит Герцогиня.

– Ладно, так что мы с ним будем делать? – спросил Джо, кивнув на мальчишку. – Просто оставим здесь?

– Его заберет мужик, про которого я говорила, когда я передам ему весточку, – сказала Дейзи-Мэй. – Он работает поблизости от…

Мальчишка, взвизгнув, вздернул голову. Единственный здоровый глаз пылал страхом; его палец уперся в них, как магический жезл.

Он поспешно вскочил на ноги, попятился, не отрывая от них взгляда, и снова взвизгнул:

– Вы. Вы.

Джо и Дейзи-Мэй переглянулись.

– Ты знаешь этого парнишку? – сказал Джо.

– Нет. А ты?

Он покачал головой.

– Ну, зато, похоже, он нас знает.

Мальчик одарил их последним перепуганным взглядом, потом прошел сквозь ряд умывальников за своей спиной и исчез.

Они стояли в потрясенном молчании. Потом Джо спросил:

– И что это было?

– У меня нет прямой линии с Богом, – ответила Дейзи-Мэй, – и моя память – такое же дерьмо, как твоя. Моя версия, навскидку: пацан был не в курсе, что мертв. Может, вообще понятия не имел, учитывая, как долго он здесь пробыл. Не каждому выдают проводника вроде меня, чтобы показать путь. Может, пожевал жвачку и просек наконец, в какой жопе сидит.

Джо посмотрел в ту сторону, куда ушел мальчишка.

– Нам пойти за ним?

– При его состоянии будет только хуже, – ответила Дейзи-Мэй, – да и часики тикают. Если мы не найдем, что ищем, закончим, как этот бедолага.

* * *

Они наконец отыскали это в научных лабораториях.

Поиски на первом этаже не дали ничего, кроме скопища старых классных комнат, Джо вполне мог поверить, что они не менялись с его школьных времен. Пара обыскивала второй этаж, когда спекшаяся школьная тишина была нарушена. Далекое бормотание голосов становилось яснее; мужской голос и юный женский, достаточно осмысленные, чтобы предположить живых, дышащих человеческих существ, а не свихнувшихся призраков-идиотов.

Джо не мог решить, хорошо это или плохо.

Голоса доносились из старого кабинета; могучая рыжевато-коричневая дверь была плотно закрыта, заглушая звуки.

– Многовато конспирации для родительского собрания, – заметил Джо. – Тем, кто разговаривает в комнате, не положено там быть. Могу поспорить на свой жетон.

– Вечно ты торопишься спорить на эту штуковину, – отозвалась Дейзи-Мэй. – Но я полагаю, ты прав.

Поток прошлых жизней, ни одну из которых он не помнил, омыл Джо, когда он вошел в кабинет. В глубине виднелась шеренга бунзеновских горелок, в центре комнаты стояло несколько длинных деревянных столов.

В дальнем конце, из примыкающей комнаты, пробивался свет. Свет – и звуки ритмичного, напряженного кряхтения.

– Там что, трахаются? – спросила Дейзи-Мэй с отвращением, но заинтригованно.

– Похоже на то, – отозвался Джо, – если только со времени моей смерти ничего особо не изменилось.

– Вряд ли. Хотя не знаю, сильно ли нам это поможет.

– Когда идешь по следу убийцы, все, чему на этом следе не место, – твой друг. Людям в той комнате здесь не место. Мы выясним, кто там.

– Да пожалуйста. Только имей в виду: стоит тебе вытащить свой призрачный хер и начать им размахивать, с нашим партнерством покончено.

Они пошли к дальней комнате (кладовая, подумал Джо; в подсознании всплыла мышечная память о формалине и рядах бутылок с насекомыми). Кряхтение становилось все громче, в такт их шагам, пока не достигло милосердного финала в тот самый момент, когда они подошли к двери.

Женский смех.

Щелкнула зажигалка.

Дверь открылась.

На пороге появилась девушка, на ходу поправляющая школьную форму, с улыбкой на губах.

«Она ровесница Дейзи-Мэй, – подумал Джо. – Если не младше».

Темноту осветил огонек сигареты, и из сумрака кладовки вышел мужчина (хотя Джо видел, что это скорее подросший пацан). У парня был высокий лоб, украшенный короткой челкой, темные волосы, глаза – маленькие коричневые леденцы, глядящие повсюду и в никуда. Самой примечательной его чертой был нос. Он постоянно подергивался, напоминая Джо жаждущую кокаина крысу.

А еще у него не хватало перегородки.

«Кокаин, – подумал Джо, – или чьи-то зубы. От парня воняет проблемами».

Парень, от которого воняло проблемами, приложил пальцы к исковерканному носу, потом глубоко вдохнул.

– Блин, прямо блевотно, – сказала Дейзи-Мэй. – Девчонка даже младше меня. Парень лет на пять старше.

– По меньшей мере, – отозвался Джо. – Добро пожаловать в Линкольншир.

– Было здоровски, Райан, – сказала девушка, проходя прямо сквозь Джо в кабинет. – В школе полно мальчишек. Сложно найти настоящего мужика.

Райан подмигнул ей, глубоко затянулся сигаретой и небрежно стряхнул пепел на пол.

– Что у тебя для меня?

Девушка прикусила губу, потом указала на шкаф, стоящий прямо у стола во главе комнаты.

Райан улыбнулся, показав коричневые зубы, и ткнул сигаретой в сторону шкафа.

– Ты держишь мою долбаную наркоту – долбаную наркоту босса – рядом с учительским столом?

Девушка неуверенно улыбнулась.

– Спрятала у всех на виду, а? Мистер Саттс, блин, он меня любит, извращенец. И я староста. Ключ от шкафа есть только у него и у меня, а я засунула эти штуки под всякую вредную хрень. Никто туда не полезет, поверь мне.