Текст книги "Рыжий Алмаз: Цена предательства"

Рыжий Алмаз: Цена предательства
Адиль Койшибаев

© Адиль Койшибаев, 2023

ISBN 978-5-0060-0215-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1 – Дембель

В армии нас учат убирать снег и варить картошку.

Так что если враг нападет —

мы ему дорогу расчистим и жрать приготовим.

Армейский афоризм

Прослужив два года в рядах Советской армии, рядовой Несипбай Насенов возвращался в родной Семипалатинск. На дворе стояла прохладная весна 1982 года. Серый город еще не окончательно сбросил снежные оковы. То тут, то там, словно черные дыры, виднелись проталины.

Если бы не упрямый характер, Насенов мог вернуться домой в звании сержанта. Не сложилось. Позади, где-то там, уже в другой жизни, остались ранние подъемы и поздние отбои, перловая каша, марш-броски, строевые построения, вонючие портянки и дурацкие приказы. Ну и куда же без своеобразного армейского юмора. «В отпуск пойдут только образцовые тумбочки», как любил говорить капитан Дмитрий Пригайло, двухметровая детина с красной рожей. В армейке было много приколов и подколов, о которых лучше забыть. Но были и хорошие моменты…

– Колян! Давно вернулся? – протягивая свою огромную лапу, поинтересовался Женька Зубков из соседнего подъезда. – Кстати, форма тебе к лицу.

– Здорово, Жека! – друзья крепко обнялись. – Да вот, только с армейки, – ответил Насенов.

Настоящим именем Несипбай его звали редко, в основном родные. Во дворе же звали Колян или Коля. Сейчас и не вспомнить, почему Колян. Да это было уже и не важно, имя Колька давно прижилось.

– Жека, а где Котяй?

– Котяй… – улыбка слетела с рыжей морды Жеки. – Знаешь… его посадили.

– Посадили? – новость неприятно скребанула по сердцу Коли.

Жека знал, что Коля и Котяй (Костя Михайлов) были лучшими школьными друзьями. Не хотелось так, с порога, огорошить только что отслужившего товарища.

– Колька, ты прости, мне надо бежать, – извиняясь, пробасил Жека и скрылся за поворотом.

«Бежать ему надо. Тоже мне, деловой. Ладно, потом заскочу к матери Котяя», – подумал Коля и двинул по своим делам.

Первым делом хотелось рвануть в родной двор, поздороваться с бабульками, знатными сплетницами. Стремглав взбежать на третий этаж, не обращая внимания на подъездную «живопись» и недокуренные бычки по углам. Постучать в деревянную, обитую серым дерматином дверь. Дверь откроет в своем выцветшем платке мама и ахнет от неожиданности: «Сынок! Это ты? А почему так рано? Мог бы предупредить!».

Так бы все и было, если бы не переезд. Мать и двое младших братишек год назад переехали в город Фрунзе, как тогда именовалась столица Киргизии. Мама писала, что познакомилась с солидным мужчиной, который хорошо зарабатывает. Конечно, Несипбай, узнав новость, пытался отговорить мать от опрометчивого поступка – переезда в Киргизию, но вскоре смирился.

К тому же, своего собственного отца он не помнил. Отец ушел, когда ему не было и трех лет. Единственной ниточкой, связывавшей Несипбая с отцом, была апашка, бабушка Минкамал. Она всю жизнь прожила в Семипалатинске. К ней и отправился Коля после возращения из армии.

Апашка всегда готовила умопомрачительно, но в тот вечер просто превзошла саму себя. Вместе с Несипбаем аташка (дедушка) также весь вечер нахваливал свою вторую половинку. Манты, оливье, селедка под шубой и, конечно же, маринованные огурчики – все шло на ура. После армейской каши домашняя еда была пиком наслаждения.

Пробыв пару дней в Семипалатинске, Несипбай собрался ехать во Фрунзе. «До поезда еще пару часов, как раз успею сгонять к матери Котяя», – решил Насенов.

Мать Кости, Надежда Павловна, сильно сдала. Некогда пробивная кряжистая баба осунулась и уменьшилась в размерах. Под глазами появились темные круги, а на голове стало много седых волос.

– А, Коля, заходи, – Надежда Павловна попыталась улыбнуться, но вышло кисло. – Кости нет.

– Да мне уже шепнули товарищи.

– Ты проходи, попьем чайку, – засуетилась женщина.

– Тетя Надя, спасибо, я на минутку – у меня поезд.

– Понимаю.

Далее был тяжелый разговор для обоих. Не прошло и пяти минут, как строгое лицо Надежды поплыло. Ее глаза наполнились слезами отчаяния. Если бы она могла все исправить, но Костю осудили…

– Коля, я тебя умоляю, – произнесла женщина, заламывая руки, – ты же парень толковый, пожалуйста, не вляпайся в историю, как мой сын.

И она рассказала, как Костя украл деньги у другого солдата, а тот пожаловался сержанту. Сержант пришел разбираться, да не один, а с двумя рядовыми. Началась потасовка. В итоге сына осудили.

– Тетя Надя, не переживайте! Все будет хорошо. Вы же знаете, что я избегаю драки. Извините, но мне пора! Как буду в городе, проведаю Вас.

С тяжелой головой Насенов добрался до железнодорожного вокзала. Кажется, еще вчера вместе с Костей бегали по подворотням, гоняя кошек. А сейчас он в тюрьме.

***

…Почти сутки тряски в плацкарте Семипалатинск – Алма-Ата, шесть часов в душном автобусе – и вот Несипбай во Фрунзе. Всех приезжающих в столицу Киргизии встречал утопавший в зелени памятник Ленину, установленный на привокзальной площади.

Если в Семске только недавно растаял снег, то тут было настоящее лето. Легко одетые молодые парни и девушки сновали туда-сюда в поисках своего автобуса. Автовокзал напоминал огромный живой муравейник: десятки автобусов – ПАЗики, Икарусы, РАФики, ЛАЗы и прочие, подъезжали и уезжали, унося в своих чревах пассажиров до ближайших и отдаленных населённых пунктов.

Расспросив местных, Несипбай направился к своему новому «дому». Дорога заняла с полчаса. Вскоре ему начал нравиться Фрунзе: широкие улицы, много деревьев, прохладные арыки, горные пики хребта Ала-Тоо, жизнерадостные люди. Конечно, по своим масштабам город не дотягивал до столицы Казахстана, Алма-Аты, но всё равно был очень красивым. Киргизы часто коверкали название столицы: вместо «Фрунзе» у них получалось «Пурунзе», так как в киргизском языке нет звука «ф». Слышать это было забавно. Но от этого город не утрачивал свою уникальность и красоту.

Проделав большой путь, Коля наконец-таки оказался в новом доме. Мать от радости обняла сына и разрыдалась. Взгляд когда-то красивой женщины от возраста и множества хлопот потускнел, но сердце всё равно осталось таким же любящим и открытым.

Младшие братья Бауржан и Серик с гордостью рассказывали во дворе, каким сильным вернулся их брат из армии. Шпана им завидовала, а старшаки зауважали. Колян в парадной форме действительно выглядел бравым воякой.

Отношения с отчимом как-то сразу не сложились. Шли дни, недели, а напряжение, возникшее между двумя мужчинами, только нарастало.

В один из вечеров отмечали день рождения Бауржана. На праздничный ужин мама приготовила баурсаки, оливье, винегрет и ароматный лагман. Отчим по праздничному случаю достал початую бутылку «Столичной». Через полчаса его язык развязался и начались расспросы.

– Вот ты вернулся из армии и что планируешь делать?

– Пока не решил, – пожимая плечами, ответил Несипбай.

– В этом ваша проблема, молодежь, – алкоголь начал провоцировать отчима на агрессию. – Я в твои годы уже работал. Смотри! Видишь руки? Все в трудовых мозолях! А ты?!

– А что я?! – возмутился Коля. – Я только приехал, немного отдохну и пойду учиться.

– Одним словом, тунеядцы, – не унимался отчим. – Тюрьма по вам плачет. Вам лишь бы ничего не делать. А как деньги зарабатывать?!

– А ты мне не указывай, ты мне не родной отец!

Обезумев от наглости пасынка в своем доме, мужчина резко снял ремень и замахнулся. Братишки разбежались кто куда, мать принялась успокаивать супруга. Безуспешно. Только один Несипбай стоял с невозмутимым лицом. Он давно ждал развязки трений с «отцом». Занесенный над головой ремень, он легко перехватил правой рукой. После чего резко вывернул руку отчима за спину на болевой. Рука захрустела. От боли лицо отчима побелело, на глазах появились слезы. Если бы не причитания матери, отчим ходил бы с гипсом и переломом руки.

Психанув, Несипбай выбежал во двор: «Как же он достал! Хочет, чтобы я нашел работу. Много зарабатывал. Хорошо. Я заработаю много, очень много денег».

Глава 2 – Суд

В любой ситуации можно найти спасительную дверь,

но не за каждой дверью светит Солнце.

Николай Onberispelijk

Да здравствует наш суд, самый гуманный суд в мире!

Из кинофильма «Кавказская пленница»

Решив не возвращаться домой, Несипбай долго бродил по узким и широким улочкам Фрунзе. Ему почти не встречались прохожие, стояла невыносимая жара. Рубашка и брюки давно уже прилипли к телу.

Несипбай все бы отдал за стакан прохладной минералки. И он испытал большую радость, увидев вывеску «Бар». Пивное заведение находилось в подвальном помещении панельной пятиэтажки. Как же было приятно ощутить прохладу после изнуряющего зноя снаружи. За деревянными столиками и лавками бара сидели мужики и молодые люди, наслаждаясь пивом.

– Можно кваса? – обратился Коля к пузатому и начинающему лысеть мужчине лет сорока пяти, стоявшему за барной стойкой. Стычка с отчимом и его слова до сих пор будоражили ему кровь.

Бармен молча налил квас, взял рубль и дал сдачи. Коля присел за свободный стол. Он не употреблял алкоголь, занимался спортом и вел здоровый образ жизни, поэтому в подобных заведениях предпочитал квас.

Не прошло и часа, как бар наполнился до отказа. Виктора Цоя, поющего из динамика магнитофона про перемены, заглушал шум заведения. Мужики громко спорили, обсуждая последние футбольные новости. Несипбай даже не заметил, как несколько парней присели за его столик. Возможно, они даже спросили разрешения, на что он автоматически кивнул головой, погруженный в свои мысли. Постепенно его разум возвращался в переполненный и не совсем чистый бар. Не желая того, он прислушался к разговору рядом сидящих парней.

– Да говорю же тебе, там охраны не будет! – сказал русский парень лет семнадцати.

– Да нет, ты че, это палево, – ответил другой русский паренек. – Так же, Асыл?

Асылом, судя по всему, был крепкий киргиз лет шестнадцати. Он хотел что-то ответить приятелю, но, увидев интерес на лице Насенова, замолчал.

За столом целую минуту стояло неловкое молчание, его нарушил Несипбай:

– Пацаны, а что у вас за тема? Колитесь!

– Да нет, тебе показалось, – попытался отмазаться первый паренёк.

– Вы не очкуйте, пацаны. Меня Колей звать, – представился Насенов.

– Игнат! – кивнул первый.

– Вовка, – подмигнул второй. – А Асыла ты уже знаешь.

– Рад с вами познакомиться.

Тщедушный Игнат был похож на форточника – его компактное тело могло бы проникнуть в любое окно. Вовка же отличался высоким ростом и широким плечами. Асыл был чем-то средним между ними. Крепкий, смуглый и очень шустрый. Познакомившись поближе, Коля узнал, что эти трое обдумывали план ограбления. Да не просто какого-то там мелкого магазинчика, они планировали украсть недельную выручку столичного автовокзала.

Больше трех лет мать Асыла продавала билеты в автовокзальной кассе. В один из дней она по секрету рассказала сыну, что недельная выручка автовокзала может быть больше пятнадцати тысяч рублей. После услышанного Асыл еще неделю приходил в себя. «Пятнадцать тысяч рублей! Тогда как мама получает всего сто рублей в месяц. Где справедливость?» – думал он. Пару раз он даже напрашивался к маме на работу под предлогом интереса к деятельности автовокзала. Мать тогда сильно удивилась просьбе сына, но экскурсию на свою работу организовала. Асыл, изучив строение и охранные системы автовокзала, решил обставить это дело со своими друзьями Игнатом и Вовкой. В самый интересный момент обсуждения и нарисовался Коля.

«Коля, какой он, на фиг, Коля. Он больше похож на Кадырбая, но акцент у него не местный. Скорее всего, казах» – промелькнуло в голове Асыла.

– Коля, а ты сам откуда будешь? – поинтересовался Асыл.

– Из Казахстана, точнее – из Семипалатинска.

– Это где ядерный полигон?

– Да.

– А к нам надолго?

– В настоящее время тут живет моя семья. Но я планирую побыстрей вернуться в Казахстан. Поэтому предлагаю объединить наши усилия. Чувствую, у вас есть чем поживиться, – Коле вдруг захотелось вписаться в их крутые виражи.

Ребята долго шушукались. Игнат был непреклонен. Вова же сразу проникся к Коле. Асыл выслушал все доводы ребят и решил продолжить общение. В конце концов они приняли окончательное решение посвятить Колю в свою тему. Так началось знакомство Несипбая с местными ребятами.

План ограбления столичного автовокзала был предельно прост. В первую субботу июня в городе планировалось проведение республиканского спортивного мероприятия. Тысячи спортсменов со всей Киргизии должны были соревноваться в национальных видах спорта. Для этого город выделял целый ипподром. В то время, как вся милиция города будет следить за общественным порядком на ипподроме, Коля и ребята обчистят автовокзал. По словам матери Асыла, в субботу будет работать только один дежурный кассир.

По их плану расклад был такой: Вовка и Коля заходят в центральный зал за покупкой билетов. Асыл стоит на шухере у центрального входа. Недалеко от платформы их ждет заведенное такси. Пока Коля покупает у кассира билет до Иссык-Куля, Вове становится «плохо», и он падает на пол. Вову тошнит (для правдоподобности Вовка даже купил в аптеке специальные рвотные таблетки), к нему подбегает Коля, кричит: «Помогите, ему плохо». Кассир отвлекается, выбегает из кассы оказать помощь, предварительно закрыв дверь. В это время Игнат пролезает в приоткрытую форточку и открывает кассу. Вуаля. Парни обездвиживают кассира и обчищают сейф. Ну а дальше прыгают в такси – и по газам. Даже если поступит сигнал в милицию, у них будет временной задел минут семь. Тем более, что основные милицейские силы задействованы в оцеплении в другом районе города. Им потребуется минимум семь минут, чтобы подъехать к автовокзалу.

Поначалу все действительно шло как по первоначальному замыслу. Вове стало плохо, он упал на пол, его рвало. Коля был рядом и поддерживал голову друга. Заботливый кассир, женщина лет пятидесяти, подбежала к парням, закрыв дверь кассы. Вроде все получалось. Игнат, открыв дверь кассы изнутри, позвал ребят. Осознав, что ее обманули, кассирша с безумными от страха глазами хотела было закричать, но марля с хлороформом отправила ее в глубокий сон.

С сейфом пришлось попотеть. Однако, благодаря смекалке Асыла, на руках у Игната был дубликат ключа. Ключ с трудом, но все же вошел в замочную скважину. Щелчок, еще щелчок, и массивная металлическая дверь открылась.

Парни просто ахнули. Еще бы, столько денег! Фиолетовые, красные, зеленые. Глаза разбегались от разноцветных, аккуратно упакованных пачек рублей.

– Пацаны, не тупим! – скомандовал Коля.

Вовка и Игнат вышли из оцепенения и начали обчищать сейф. Их куш уместился в двух спортивных сумках.

Выйдя из кассы, ребята направились к центральному выходу. И тут как назло в дальнем углу холла появился старый охранник. Увидев обездвиженную кассиршу и молодых людей, покидающих кассу с двумя сумками, охранник стремглав ринулся к «тревожной кнопке».

– Пацаны, охранник, – крикнул Вова и указал пальцем в дальний угол.

Коля молнией побежал навстречу охраннику. В голове пронеслось: «Только бы успеть его вырубить». Он знал, что на одной из колонн есть «тревожная кнопка». Во что бы то ни стало он должен быть первым у кассы.

Дед Касым, прихрамывая, бежал к кнопке. Он понимал: если дать уйти налетчикам, крайним будет он. Если его уволят или не дай бог посадят, кто будет помогать прикованной к кровати супруге Айгуль. Та уже пять лет как слегла и нуждалась в постоянном присмотре.

Жилистый молодей человек, несмотря на свой небольшой рост, быстро приближался к колонне. Сердце Касыма выпрыгивало из груди – оставалось пробежать всего пять метров. Правая, а затем и левая нога, как в замедленном кино, подлетают в воздух. «Какого лешего… мокрый пол», – только и успел подумать дед Касым, падая на влажный пол. Превозмогая слабость и звездочки вокруг головы, он сквозь боль встал и снова побежал к колонне. Последнее, что он запомнил, это нажатие «тревожной кнопки» и резкий удар кулака парня в голову.

– Падла, он успел нажать кнопку! – Коля заорал, словно раненый зверь.

– У нас есть семь минут, – напомнил Игнат, – успеем свалить.

Не прошло и трех минут, как парней вместе с ожидавшим их такси, повязала милиция. Как позднее узнал Коля, спортивные мероприятия проходили не только на ипподроме, но и в ближайшем «Театральном парке». Сотрудникам милиции понадобилось всего две минуты, чтобы прибыть на место вызова.

Началось следствие по разбойному нападению на автовокзал. Дело было резонансным. Заработал следственный механизм – для Несипбая, Вовы, Игната и Асыла начались осмотры, освидетельствования, обыски, допросы, очные ставки, опознания, проверки показаний и т. д. На вокзал ездили три раза, участвуя в следственных экспериментах.

В обчищенной кассе, как оказалось, было почти шестнадцать тысяч рублей. Сам министр МВД взял дело под личный контроль и требовал показательные результаты.

– Насенов, – который раз майор милиции Анакулов пытался достучаться до парня, – мне надо от тебя просто чистосердечное признание и все.

– Я ничего не скажу.

– Ладно, не хочешь по-хорошему? – следователь достал кипу бумаг и бросил Насенову. – На, читай, что пишут твои дружки.

Несипбай читал и не верил увиденному. Парни единодушно утверждали, что именно Насенов был организатором ограбления и силой принудил их участвовать в разбое. Внутри все похолодело. Хотелось кричать от боли. Мир разлетелся на тысячу осколков, и самый большой застрял в его сердце.

– Ну что, Насенов? – майор приподнял кустистые брови. – Будешь отпираться? Твои дружки продали тебя с потрохами. Они утверждают, это твой план, и ты организатор.

Несипбаю хотелось вырвать язык милиционеру. Каждое слово стража порядка, как раскаленное клеймо, прожигало плоть.

…Через месяц состоялся суд. Судили задержанного гражданина Казахской ССР Несипбая Насенова, 1961 года рождения, уроженца Семипалатинской области. В зале суда было душно. Выделенный государственный защитник не мог связать и двух слов, уже не говоря о том, чтобы проводить грамотную линию защиты. Прокурор, словно стервятник, накинулся на парня, не оставив и живого места.

Вова, Игнат и Асыл были несовершеннолетними и получили всего два года в воспитательной колонии. Судья полностью признал Насенова виновным в организации преступной группы и совершении разбойного нападения. Так как преступление считалось тяжким, Несипбай Насенов был осужден на пять с половиной лет.

Глава 3 – Зона

Не плачь. Не бойся. Не проси.

Воровское понятие

Тюрьма – это царство крупного плана. Все близко и преувеличено. Тюрьма лишена пейзажа, ландшафта и горизонта. В тюрьме нет свободного пространства. Куда ни глянь, всюду стены и бетон. Тут никогда не останешься один на один с собой. Здесь невозможно надеть маску, ты будто обнажен. Твои настроения, пороки и слабости – все на виду.

Нельзя сказать что-то просто так. За каждое слово отвечаешь кровью или жизнью.

Душа стремится наружу. Мысли так и жужжат в голове.

О чем думают зеки? О вольной жизни. О красивых женщинах. О железной дороге, которая за бетонным забором в каких-то нескольких десятках километрах. О родном доме, куда можно уехать по этой железной дороге – всего пару дней в душном переполненном вагоне, и ты дома.

По правде говоря, Несипбай уже имел приводы в милицию. Но это было по малолетке за хулиганство. Участковый из Семипалатинска Сан Саныч Артюшов радостно передал старое дело Насенова во Фрунзе, и это тоже сыграло не в пользу последнего.

Где-то в глубине души еще была надежда на отбывание срока в Казахстане. Но не срослось. Поезд на всех парах мчал в Россию. Вот такая нарисовалась стратегия жизни. Менты поймали, государство покарало…

Тюремная хата (камера) встретила Несипбая спертым воздухом и густо-синей краской на стенах. Местами краска вспучилась, гниль поразила штукатурку. Сквозь лопнувшие «нарывы» пробивался белесый бетон.

Десять пар каторжных глаз уставились на входящего. Представившись и назвав статью, Коля вошёл в хату.

– Ну что, Коля, давай проверим тебя, – произнес Лысый.

Цинично-насмешливый Лысый, он же Алексей Берков, с головой коршуна и ростом выше среднего, выглядел солиднее остальных зэков. Как позднее узнал Коля, он имел пять ходок и был настоящим «вором».

– Держи метлу, – ядовито улыбаясь, прыснул Лысый, – надо подмести хату.

– Метлу не возьму, – спокойно ответил Насенов.

«Взять метлу» означало работать на администрацию, хозяина, то бишь начальника зоны. Откажешься – значит, ты с ворами, а ворам работать западло.

Между администрацией и блатарями – вечная война без жалости. Блатных надзиратели жестко прессуют, ломают, закрывают в шизо (штрафной изолятор) и пресс-хате. Зато среди блатных – почет и уважение. Чем выше держал планку во время прессинга, тем больше почет.

Коля не взял в руки метлу, за что и расплачивался побоями от вертухаев, отсидкой в шизо и «душевными разговорами» с надзирателями в пресс-хате, где в основном говорили ребята с дубинками в сизой форме.

Не раз после очередного посещения «камеры пыток» Коля вспоминал детство. Однажды, хулиганя с Котяем и прочими соседскими мальчишками, он познакомился с необычным сторожем. Приземистый мужичок, с острым взглядом, пепельными волосами и огромным количеством татуировок, Павел Иванович (Иваныч) Пирогов, 1937 года рождения, оказался профессиональным каторжником. С ним рядом всегда был Володя – Сопля.

Много раз сидевший Иваныч отлично разбирался в людях. Он смотрел прямо в глаза, а казалось, в самую душу. Если бы не умение мгновенно распознавать психологическую структуру человека, он бы не дожил до наших дней.

Сопля же был моложе Иваныча лет на десять. Среднего роста, худощавый, юркий малый, острый на язык. Он любил задирать пацанов и цеплять «на слабо».

Отсидев почти двадцать лет за убийство, Пирогов лишился семьи. Жена подала на развод и ушла с маленькой дочерью к другому. Но, самое главное, он не потерял себя. Не потерял самоуважения. Не сломался, как многие, не ссучился и не опустился. С Соплей они познакомились еще на зоне, сдружились и вместе подались в Семск.

Рассказывая о своей жизни, Пал Иваныч предостерегал пацанов от криминала. Объяснял, что жизнь – это борьба: выживает самый сильный и умный. Заодно тренировал мальчишек – заставлял отжиматься до боли в руках, учил бить и защищаться, проводил спарринги.

Сопля же обучал блатной фене, как просекать ловушки и не дать поймать себя «за язык». Также познакомил с занимательной «игрой». Когда собирались дворовые мальчишки, максимально человек восемнадцать, он выстраивал всех в шеренгу. Тот, кто стоял во главе, должен был пройти всю шеренгу, получив от каждого удар в грудь. Первое время от такого на глазах Коли наворачивались слезы. Но постепенно пацаны привыкали. Грудь уже почти не болела. Месяцы тренировок давали о себе знать. Пацаны росли и закалялись.

Сопля на пальцах объяснял, что есть тюремная жизнь.

– Короче, шкет, вот попал ты на зону, зашел в хату и че надо сказать? – глаза урки охватили всех слушающих его пацанов.

– Ну, это, я скажу: «Здорово, мужики», – произнес писклявым голоском Жека.

– А вот и неправильно, – Сопля нахмурил брови. – Правильней будет: «Здравствуйте!» или «Добрый день». Хотя могут докопаться и до этих слов. Короче, лучше сказать: «Привет честной братве», «Мир вашему дому»…

– А почему нельзя говорить: «Здорово, мужики»? – не унимался Жека.

– Смотри, если ты говоришь: «Здорово, мужики», то всех гребешь под одну гребенку. А в хате могут быть разные масти. Ну, короче, как в Индии – разные касты.

– А что такое касты? – задал вопрос десятилетний Костя.

– Ёкарный бабай, – Сопля начинал заводиться. – Короче, тем, кто в танке, объясняю. Есть основные четыре масти. «Блатные» – их меньше всего, но они в авторитете. Блатные следят за порядком на зоне. Блатным запрещается работать. Среди них есть самые уважаемые – воры в законе. Воры держат общаг и рулят зоной. «Мужики» – их много, но в дела братвы они не лезут. В основном это – «случайные пассажиры». Попав на зону, они хотят побыстрей вернуться к обычной жизни. Мужики работают в цехах.

– А какие еще две масти? – пацаны так и сгорали от любопытства.

Старый зек хотел было разозлиться, что его прервали, но, увидев неподдельный интерес в глазах мальчишек, продолжил:

– «Блатные» и «Мужики» – это уважаемы масти. Дальше идут неуважаемые масти: «Козлы» и «Опущенные». «Козлы» – это заключенные, кто по собственному желанию стал сотрудничать с администрацией. Конечно, не всегда по собственному желанию, бывает, после прессинга. И самая презираемая масть – «Опущенные». Не дай вам бог попасть в эту масть. Лучше сразу сушите весла и готовьте петлю на шею.

Насенов сделал свой предполагаемый выбор за много лет до суда. Он точно знал, что если чего доброго попадет на зону, то козлом точно не будет.

И на его личном деле была поперечная черная полоса с пометкой «отрицалово» – на сотрудничество с администрацией не идет. Отсидев срок, он ни разу не держал тряпки в руках. Ломали его? Да, и не раз, но у всего была цена. И он ее честно платил собственной кровью.