Текст книги "Даниэль"

Весна в России начинается 1 марта, когда еще холодно и идет снег. А 1 сентября начинается осень – и опять холодно.

В Израиле мы купаемся в солнце. Свет и море… Сердце ликует, и тело наполняется чувством нереальной свободы. Свет озаряет души, открывает сердца, и большую часть года мы ярко ощущаем вкус жизни. Даже зимой выдаются чудесные дни, когда над головой расстилается синее небо, солнце по-прежнему светит часто. И это чувство всегда с нами.

Велика Россия. Она щедро наделена природными богатствами. Но вместе с тем в ней процветает коррупция всех уровней. Берут все. От самых крупных начальников до самых мелких служащих. Богатство сосредоточено в руках горстки олигархов, большинство которых – мужчины. Нет равенства, и огромна разница в доходах. Здесь практически не существует среднего класса.

На периферии алкоголь повсюду, а голубая мечта большинства молодых девушек, основная часть которых умны и образованны… Нет, не принц на белом коне. Олигарх на белом «Мерседесе». Или кто-то из-за границы, кто приедет и спасет. Нужда сильнее чувств, но девушки в этом не виноваты.

И эта беспощадная погода… То серо и дождливо, то снежно и пасмурно. И от этого никуда не денешься.

Для того, чтобы подсластить пилюлю и поднять себе настроение, большинство русских обожают различную символику: цветные медали, фирменные бирки, дорогие машины и пустые лозунги. Лицемерие и преклонение перед силой воспринимаются как норма. Здесь материальность преобладает над духовностью. Почти каждый мечтает разбогатеть, и как можно скорее – даже если за счет кого-то другого и даже если придется пойти по головам. Я не утверждаю, что такие все. Но таких много. А потом он будет сражаться за свои деньги, чтобы никто другой на них не посягнул. Деньги создают человека, а не человек – деньги. Человека определяют его богатство, связи, влиятельность и имущество. А таланты и достижения не учитываются. И медаль, как символ души, застревает в груди, где и остается. 70 лет подавления – с Октябрьской революции 1917 года до перестройки, сделали свое дело и до сих пор отражаются на нравах и образе жизни. Потребуется еще не один год, чтобы это изменилось.

Вместе с тем в России есть огромное количество прекрасных людей – добрых, честных и порядочных. Людей с душой, талантом, добившихся многого в разных областях. Людей, верящих в добро и искренность, как и весь мир, шагающий вперед семимильными шагами.

Но несмотря на невнятный общественный строй и непонятный деловой мир, в котором частенько логика не учитывается, а талант и дальновидность отсутствуют, каким-то образом эта система работает. Это потому, что здесь живет очень много хороших людей, которые унаследовали от родителей умение довольствоваться малым и молчать. Они на собственной шкуре учились, что иногда лучше набрать в рот воды и превратиться в тени, которые кричат без слов: «Тихо! Тихо!»

Мое любимое место в России, которое я с удовольствием посещал бы в каждый свой приезд в эту великую страну – это сауна в городе Каменск-Шахтинский. В этом городе родилась Олеся. Эта замечательная сауна находится примерно в двух километрах от дома ее родителей.

Закрытая вилла с красной крышей, построенная на желтых старинных плитах. Очень чисто. Там вы найдете и полотенце, и свежие простыни, и огромные комнаты. Спальня, гостиная более чем на 10 человек, биллиардная, а также угощения, чай, еда и всё, чего душа пожелает.

Сама сауна – просторная, топится настоящими дровами, а вплотную в ней примыкает большой бассейн с холодной водой. Мы с Олесей ходили туда каждый раз, как наведывались в этот город, а иногда брали с собой её отца и мать, замечательных Виктора и Любовь, которые меня очень уважали. Иногда они сердились на меня, если я обижал их малышку. Она рассказывала им всё: хорошее – при мне, а плохое – в моё отсутствие, предупреждая меня, что они всё знают. Ни один из моих промахов не утаила.

Помню, как встретился впервые с её родителями. Они так старались меня уважить, что специально для меня приготовили нутрию, которая похожа на гигантскую крысу, которая считается королевским деликатесом и стоит очень дорого. Как я не хотел их разочаровывать! Но я не мог представить, что буду есть это животное. Я объяснил, что я – еврей, и кроме нескольких кошерных животных, нам нельзя никакого другого мяса. Они с пониманием улыбнулись и объяснили, что думали, что нам, евреям запрещено есть только свинину. С тех пор мы приготовили вместе много шашлыков из кошерных животных и провели вместе много замечательных вечеров.

Олеся родилась в городе Каменск-Шахтинский, что находится в Ростовской области в девятистах километрах южнее Москвы и на сто километров севернее Ростова-на-Дону. А в тридцати километрах западнее находится граница Украины. Оттуда иногда доносилось эхо обстрелов украинской войны.

Ростовская область – родина донских казаков. Казаками называли отборные воинские формирования, состоявшие из свободных славян, бежавших с севера в период крепостного права и поселившихся на берегах реки Дон. С годами к ним примкнули татары, и, хоть они и оставались христианами, но смешанные союзы случались.

В большинстве своём казаки отважны. Этот народ гордится своей историей. Они очень упрямы и вспыльчивы. В их отношениях с евреями бывали светлые пятна. Но бывали и тёмные времена, когда они устраивали еврейские погромы.

В годы Великой Отечественной войны значительная их часть вместе с Красной армией воевала против фашистской Германии, а небольшая часть примкнула к фашистам, что стало темным пятном в их истории, и чего русские им не простили и мстили им за это, не делая различий между предателями и теми, что воевали на их стороне. С тех пор казаки старались не высовываться. А после перестройки они опять признали своё казацкое прошлое и перестали скрывать свою гордость.

Олеся и её подруга Таня – казачки. Обе родились и выросли в этом маленьком гостеприимном городе, где люди намного более открыты и сердечны, чем в Москве и Санкт-Петербурге.

Если любят или гневаются, то от всей души. Их настроение ты почувствуешь за тысячу километров. И они почти не лицемерят: отважно выложат всё, как на духу и скажут тебе в лицо всё, что у них на сердце.

Каменск – город-посёлок. Большинство домов в нём низенькие, одноэтажные. Летом вокруг буйствует зелень. И повсюду природа: деревья и вода. Зимой город полностью преображается. Он весь одевается в белое, как невеста в день свадьбы. Город укутывается в покрывало из белого снега. Зимний город так разительно отличается от летнего, что, часто отправляясь на прогулки по городу, я терялся и не мог найти дороги обратно.

Мне нравилось гулять по окраинам города, по невысоким холмам, где было несколько маленьких водопадов и небольшой пруд, в котором плавало несколько уток.

Оттуда я возвращался к приземистым домам и шагал, разглядывая огороды, на которых выращивали виноград, огурцы, помидоры и другие овощи. Почти в каждом саду есть вкусные и сочные вишни, яблоки, груши. Груш было больше всего. И из них заготавливали варенье и повидло на зиму.

По всей России дома зимой отапливаются. В Каменске тоже. Я привык молиться у окна в комнате, где мы жили. За окном с завораживающей медлительностью кружится и падает легкий, пушистый снег. Я провожаю глазами снежинку. Она аккуратно опускается и словно устраивается на подоконнике. На улице зверский холод, а дома тепло и уютно.

Во время моих первых визитов мы с Олесей ходили вместе гулять. Она рассказывала мне о своём прошлом, показывала школу, в которой училась. Показывала, где жила, когда вышла замуж, и как прошло её детство. Хотя вначале она говорила о прошлом неохотно. Но постепенно открывалась мне и рассказывала всё больше и больше. И, наконец мне казалось, что я знаю о ней почти всё. Чем больше открывался ей я, тем охотнее и уверенней она рассказывала о себе.

Это её родной город, отчий край. Маленький уютный городок. Там она и её подруга Таня росли, мечтательно глядя на север, в сторону Москвы и Ленинграда. В больших городах кипит жизнь, все события происходят там. И там они мечтали жить, когда вырастут.

Я рад, что стал частью её жизни и осуществил некоторые её мечты. С улицы адмирала Нахимова в Каменске она переехала на улицу Паршина в московском районе «Октябрьское поле». Это прекрасный зелёный район на берегу Москвы-реки. Там она живёт уже много лет.

Кстати, адмирал Нахимов – герой Крымской войны. Войны, которая происходила в основном в Севастополе и на Чёрном море в середине XIX века и длилась три года. В этой войне Россия воевала с Турцией, Францией и Англией. Адмирал прославился своей храбростью и геройством и погиб от пули в голову, что сделало его величайшим героем России в этой войне.

А севастопольская война известна, прежде всего, использованием парового двигателя и телеграфа. Во время этой войны появились и первые поезда, и первые фотоснимки. Именно на этой войне прославилась английская сестра милосердия Флоренс Найтингейл.

Эта война разразилась по нескольким причинам. Основная – борьба между Русской ортодоксальной церковью и церковью католической за власть и ключи к святым местам в Израиле. Там, на полуострове Крым в городе Севастополе я создал компанию, которая однажды, возможно, преуспеет.

В отель в Санкт-Петербурге я вернулся поздно. Мурад и Дани уже легли спать. Завтра рано вставать. Бежать в аэропорт и возвращаться в нашу маленькую страну, которая обнимет и окутает нас теплом и любовью. Которую я так люблю, потому что она моя.

Заканчивается глава о великой России и о маленькой женщине, что ниже меня на несколько сантиметров, которая подходила мне во всех смыслах и значила для меня так много. У нее темно-каштановые волосы, длинные и массивные. Очаровательная родинка под губой, которая делала ее красивее во сто крат. Курносый носик и идеальный живот, чувственный и женственный, как орхидея. А еще у нее большие, огромные карие глаза с медовым оттенком. Они все говорят без слов. Огромные окна, распахнутые прямо в светлое море её души. Я люблю эту женщину, и всегда буду любить. Первая и последняя любовь. С ней я никогда не занимался сексом. Только любовью. Да, такая она, моя Олеся. Истинная женщина.

«Олеся, Олеся, Олеся – так птицы кричат в поднебесье», – пелось в некогда популярной советской песне. А еще был фильм «Олеся», который обожает Олесина мама. Потому и назвала ее этим прекрасным именем.

Она для меня – та самая царица, которая рассказывала королю бесконечно увлекательную историю, историю, которая не заканчивается никогда.

Я положил голову на подушку и, прежде чем заснуть, вспомнил, что каждый раз, когда мы занимались любовью и я, не сдержавшись, издавал крик страсти, она тихо и нежно шептала мне на ухо фразу, которую в России так любят. «Не шуми», – повторяла она мне. «Тихо, тихо…».

^Олеся

Корабль Йешурун

ГЛАВА 14. По берегам

Я проснулся в Санкт-Петербурге холодным утром. На улице минус пятнадцать градусов. Кажется, воздух замерз, вцепился во что-то ледяными пальцами и остановился.

Сегодня 15 февраля 2018 года. Зима в самом разгаре и в ближайшее время она не отступит. Климат в этом городе считается одним из самых суровых в России. Зимой – из-за холода, снегов и влажных ветров, прилетающих с Балтийского моря, Ладожского залива и реки Невы. А летом – из-за обильных дождей, ветров и влажности, которая присутствует здесь по тем же причинам.

Я полагаю, что будь в этом городе климат покомфортнее, процентов 50 населения России рванули бы сюда. И я бы наведывался, по меньшей мере, раз в месяц.

Я выглянул из окна моего отеля. Утро, рассвет еще не забрезжил. Небо черное. На улице сыплет тяжелый снег. Он летит наискось и отчетливо виден в ореоле света уличных фонарей. В номере очень тихо, тепло и уютно. Приятный покой заключает меня в нежные объятия, нежно обнимает и дарит ощущение защищенности, уверенности и тепла.

Каждые несколько минут утреннюю тишину вспарывает звук проезжающей машины. Одинокие машины изредка проносятся по улице, спеша домой или на работу. И словно извиняются за то, что нарушили тишину в городе и помешали генеральше Зиме делать свою работу.

У рассвета своя особая сила. В этот час весь мир еще спит, погрузившись в увлекательные сны. Тишина достигает своего апогея. Все пропитано гармонией, и я могу управлять своим воображением и своей реальностью. Именно в эти минуты моя робкая душа раскрывается, и наступает идеальный момент для того, чтобы писать и размышлять о своей жизни.

Это благословенное время, когда раскрываются окна и двери души. В эти прекрасные часы вдохновения она улетает далеко-далеко, унося меня за собой туда, где я могу мысленно общаться со своим собственным «я».

В этой тишине ты становишься уязвимым, и иногда тебя начинают одолевать наваждения. И ты сам не замечаешь, как искажается твоя реальность. Эти минуты могут быть как благословением, так и наказанием.

Всегда храни хорошее в своем сердце и берегись зла. И то, и другое существует в тебе. Тебе не нужны крепостные стены, чтобы защитить себя. Хватит крепкой двери и окна, чтобы сквозь него ты смотрел на мир, а через него в тебя проникал свет. Но они должны быть достаточно прочными, чтобы кто попало не смог вторгнуться в твою душу. И тогда ты можешь выбирать и решать, кого впускать в сердце, а кого держать на расстоянии.

Мурад и Дани проснулись. Пора собираться на самолет, что унесет нас домой, в Израиль. Я собрал чемоданы. И вдруг кольнуло в сердце, словно что-то оторвалось от моей души и осталось здесь. Так щемит в сердце, когда в очередной раз отдаляешься от своей родственной души и прощаешься с ней, так и не встретившись, или когда прощаешься с удивительным городом, который дышит романтикой. При каждом расставании частичка тебя остаётся с близким тебе человеком. Остается в том месте, которое покидаешь. Но я не один. Всю дорогу до аэропорта меня сопровождает… пустота.

Время одиннадцать, и на улице уже светло. Самолет разгоняется, отрывается от земли и взмывает ввысь. До свидания, великая Россия. До свидания, романтический Санкт-Петербург. И тебе до свидания, красивая, чудесная женщина. Кто знает, увидимся ли мы снова?

Я лечу в свой крохотный Израиль. Но для меня он огромен. Земля обетованная. Прекрасная, как принцесса. И есть в ней все.

Я сидел и думал о своей стране. Настроение начало подниматься.

Мы вышли из самолета. Тепло родины растопило мое сердце. Легкий весенний бриз наполнил паруса моей души, и настроение улучшилось окончательно. Я в Израиле, на твердой земле. Ко мне вернулись силы, и я вернулся к себе самому.

Из аэропорта я поехал на работу и энергичным шагом вернулся в свою реальность, к своей обычной жизни, привычной рутине.

Спустя несколько недель, на излёте зимы, когда весна уже стояла на пороге, и уже не холодно, но ещё и не жарко, когда солнце греет мягко и не мучительно, отправились мы, выпускники «Йешурун», совершенно спонтанно, ничего не планируя, в воображаемое путешествие по берегам Ашкелона. По берегам нынешнего и прошлого.

И все мы – и мальчики, и девочки, взволнованные и энергичные, приехали на прекрасную набережную «Марина», построенную совсем недавно. К ней и причалил наш гордый корабль.

Мы стряхнули пыль с парусов, расправили их, подняли якоря, наполнили ветром энтузиазма наши паруса, подняли флаг «Йешурун», и наш корабль отправился в путь. Мы плыли на юг вдоль берега. У берега вода зелено-голубая, а дальше, на глубине – темно-синяя.

Мы проплываем здание, похожее на корабль. Так его и называют.

Оно серое с круглым красным иллюминатором. В нашем детстве оно служило лавочкой на берегу, а вечером превращалось в ночной клуб, где играла марокканская музыка и выступали известные певцы Мойзо и Маррисон.

Наш корабль плывёт себе, вспарывая носом воду и оставляя за собой белый пенный шлейф, напоминающий белое свадебное платье.

Средиземноморский бриз треплет волосы девочек и некоторых мальчиков (точнее то, что осталось от волос). Нежный ветерок ласкает мое лицо, а улыбчивое солнце пронзает лучами воду, танцует на ней, пробуждая её утренним блеском.

Песня Шломо Арци звучит вместе с ветром и как будто помогает ему. «Плыви, плыви, корабль мой. Море так велико. Я стану капитаном, когда вырасту».

На востоке взору открывается французский курорт, но французских туристов там нет. Пока мои глаза, тело и душа отдыхают, наслаждаясь красотой моря, солнцем, ветром и пейзажами детства, воображение возвращается в те дни, когда летом большие группы туристов и туристок из Франции с обнаженными бюстами разнообразных форм и размеров приезжали в Ашкелон, и курорт буквально кишел ими.

Мы, с детства обученные гостеприимству и с рождения невероятно любопытные, толпами бежали встречать каждую группу туристов, ловя их теплые улыбки и мимолетную ласку.

Те, что посмелее – в том числе и я, проделывали лазейки в заборах санатория, пробирались внутрь и прыгали в прохладный бассейн. И бассейн, тихий и умиротворенный всего секунду назад, тут же превращался в бурлящий котел.

И за миг до того, как нас с позором выставляли за ворота, мы успевали стянуть несколько бикини, тоненьких, как ниточки, на этот раз удостоившись звонкой пощечины и громких проклятий.

Пока я блуждал в своем воображении, мы добрались до пляжа «Шимшон» («Самсон»). Пальмы, тамариски, оливы, смоковницы и трава раскрасили парк в зеленый цвет, а верхний парк окружен древними стенами.

Я все еще в плену воспоминаний, а корабль уже причалил к берегу и бросил якорь.

До сих пор помню ржавые колеса водокачки в древнем колодце. Там мы играли в Самсона, добывающего воду из скалы, воображали мраморный дворец с эллинистическими статуями, статными богинями и богами и статуей Атланта, что тысячи лет безропотно держит землю на своих плечах.

А мы, наглецы из Старого города, докучаем ему и мешаем выполнять столь важное дело: дергаем за обнаженные гениталии, взбираемся на него, щиплем за нос и за уши, втыкаем пальцы в глаза. Карабкаемся на Землю, встаем, садимся, пыхтя от старания. И при этом, гордые и довольные собой, чувствуем себя царями-завоевателями.

Мы радостно хохотали, и нас совершенно не трогало, что мы подвергаем риску Атланта, держащего мир на плечах. Лишь бы всего на миг почувствовать себя Самсонами и царями.

А потом скульптуры из дворца увезли. И осталась только яма, в которой больше не было ни статуй, ни детского смеха.

Летом, по праздникам, на выходных и на каникулах мы регулярно бегали к морю компаниями, парами, тройками…

«Адонирам, Адонирам», – слышу я издалека. «Адонирам, вставай!». Чей-то голос разбудил меня ото сна. Это одноклассницы меня зовут. Все садятся есть.

Я моргаю, трясу головой, пытаясь понять, где я, и спрашиваю себя: «Неужели я возвращался в ашкелонский парк моего детства, где все так безвозвратно изменилось?»

Этот парк глубоко отпечатался в сердце моего поколения. Но не тот, что сейчас. А тот, что был тогда, в годы нашего детства. Тот, что принадлежал только нам.

Мы с удовольствием поели, а потом Йоси начал нас подгонять. «Вставайте, – говорил он, – пора отправляться. Нам предстоит экскурсия вдоль берегов».

ГЛАВА 15. Встреча субботы

Сегодня четверг, 15 марта 2018 года.

Выйдя из ашкелонского парка «Шимшон», мы спустились к морю, сели в наш корабль, который терпеливо ждал нас, подняли якорь и отправились на однодневную экскурсию по берегам Средиземного моря, точнее, по его западному берегу – тому, что находится в Израиле. Израильская линия берега простирается на 196 километров.

Средиземноморские берега и песчаные дюны в Израиле формировались естественным образом на протяжении сотен миллионов лет. Песок здесь желтовато-белый, мягкий, нежный и чистый. Его приносят морские течения из дельты египетской реки Нил.

Зачем я это рассказываю? Как-то я пригласил к себе домой погостить и переночевать двух туристов из Южной Кореи, которых встретил в кибуце на севере Израиля. Я дал им свой телефон, и через несколько дней они позвонили.

Я набрал еды, захватил нужное снаряжение, и мы отправились к морю жарить шашлыки. Пока я занимался мясом, они пошли к морю. Плавали, прыгали на волнах и наслаждались прохладной водой. Потом они вышли на берег и начали дурачиться и носиться по песчаному пляжу. Там же нашли маленькую лопатку, оставленную каким-то ребенком, и сделали небольшую насыпь.

Каждые несколько минут они набирали полную горсть песка и слегка расслабляли пальцы, позволяя песку высыпаться тоненькой струйкой, как в песочных часах. Они восторженно наблюдали за этой струйкой и смеялись, как дети. Я смотрел на них и не мог понять, что такого восхитительного они в этом находят. А они хохотали, словно в первый раз видели морской песок. Потом они устроили песчаную войну – бросались друг в друга песком и бежали к нам с красными от песка глазами.

Когда мы поели и наплавались, один из корейцев спросил меня: «Как сюда доставляют этот песок?». И не успел я ответить, как он высказал предположение: «Грузовиком?». И опять не дав мне ответить, он продолжал: «Поездом?». Второй кореец решил блеснуть своей осведомлённостью и со знанием дела сказал: «Кораблём, да?». «Да, – ответил я им, чтобы не разочаровывать, – Миллиарды китайцев на берегах китайской Жёлтой реки наполняют этим песком грузовики, грузовики везут к поездам, а поезда доставляют в порт, где он загружается в корабли. В Израиле с кораблей песок пересыпают в поезда, потом в грузовики, а те рассыпают его по берегу дюнами. А маленькие дети раскидывают его своими лопатками. Точно такими же, как та, которую вы нашли».

Оба остались довольны. Они похлопали друг другу по плечу и сказали: «Нашему правительству надо поучиться у этих евреев».

На следующий день, когда мы прощались, я вручил им на память маленький сувенир: две детских лопатки. Я сказал, что это лопатки моих сыновей Шломи и Ярдена. Все равно они уже выросли, и лопатки им не нужны. «Я же говорил тебе вчера, что песок нужно рассыпать не детскими лопатками, а трактором», – сказал знаток своему другу, который немедленно с ним согласился. Мы пожали друг другу руки и расстались с миром.

С тех пор прошло двадцать лет. Больше я их не видел и ничего не слышал о них. Зато слышал, что в школьную программу начальных классов Южной Кореи включили изучение еврейского Талмуда. Эти книги наполнены мудростью. Они бросают вызов разуму и развивают память.

Хорошо, что они позаимствовали у евреев Талмуд. А еще лучше, что корейское правительство предпочло мудрость Талмуда мудрости двух туристов, ослепленных песком.

Мы продолжали наш путь на юг к берегу одинокой скалы, куда стремились все, кто искал уединения и одиночества. Там можно было излить морю душу и слёзы, которые тут же поглощались его водами. Были и парочки влюблённых, предававшиеся свободной любви на нежнейшем песке. Песчаный матрац не скрипит. И только море их видит и слышит, а оно никому не расскажет. Можно было наткнуться порой на полностью обнажённую женщину, желавшую, чтобы загар покрывал всё её тело, включая интимные части.

Мы достигли транс-израильского нефтепровода. У причала стоял огромный нефтяной танкер. Он заглатывал в своё чрево нефть, которую потом отправят в Европу. Вот перед нами электростанция Рутенберг. А вот уже и палестинский город Газа показался на горизонте. Мы повернули штурвал, развернули реи, поймали ветер и поплыли на север.

Мы вышли в открытое море. В его водах наш корабль как спичечный коробок. Но чистое осеннее небо у нас над головами дарит чувство бесконечной свободы. Я чувствую себя маленькой незначительной щепкой в этом огромном море и в этом огромном мире.

Волнение ушло, и я сдулся и скуксился, как воздушный шарик. Я в сердце моря. Я словно теряю вес и медленно поднимаюсь ввысь. Смотрю с крыши мира вниз. Вижу своих друзей, которые отсюда кажутся суетливыми муравьями, снующими среди парусов, и понимаю, насколько мы, люди, малы.

Корабль плыл себе не спеша с легким ветерком по спинам мелких волн, и лучи солнца танцевали в их складках. Проникая в толщу воды и отражаясь от волн, солнечный свет играет угасающими бликами и искрится на поверхности.

Стоя на палубе корабля, я вспомнил, что сегодня четверг. А это значит, что завтра встреча субботы. Девочки на корабле – некоторые из них верующие – принялись обсуждать яства, которые они приготовят на субботу.

Четверг – это день, в который все женщины Израиля приступают к закупкам, приготовлениям и уборке, чтобы встретить священную субботу.

Вдруг в нескольких метрах под водой мой глаз уловил движение длинного серого тела. Я не сразу понял, что это было. Я сосредоточил все свое внимание на этом теле, которое то появлялось, то исчезало, и мое воображение, более любопытное, чем я, нырнуло в глубины моря вслед за ним и повлекло меня в дни моего детства.

Во всех восточных общинах, в том числе у нас, марокканцев, во главе приоритетов еда, дети и гостеприимство. Званые гости или незваные – неважно. Любой гость всегда желанный. Такова традиция и суть жизни.

Свистопляска начинается с четверга. Фрукты и овощи закупаются на рынке. В лавке и магазинах – мясо и рыба. Все тащат домой полные корзины и ящики. Там все сортируется – что в холодильник, что в морозильник, что в буфет, а что – в кухонный шкафчик. Лук, чеснок, картофель и то, что должно дозреть – по корзинам, а то, что понадобится сейчас – остается снаружи.

Сидим на кухне, решаем, что приготовить. Вкусы у всех разные – один любит острое, а другой… тоже острое. Считаем, сколько будет гостей, плюс еще немного, плюс еще много – приглашенных и непрошенных, чтобы всем хватило.

Сначала теплые салаты. Моем баклажаны, режем кубиками, сушим и жарим на масле. Потом салат «матбуха». Чистим помидоры, чеснок и режем перец. Кладем в кастрюлю и держим на огне, пока не испарится сок. Добавляем паприку, оливковое масло и соль, томим еще немного, и за миг до готовности… ой, подождите! Может, пригласим еще новую соседку? Бедняжка! Только переехала. У нее еще и газа нет. Ладно, подумаешь, еще трое! Ой, забыл сестру! У нее спина разболелась. И ее мужа с дочкой, которая приведет своего нового парня. Ерунда. Пусть будут еще четверо, ничего.

Надо добавить жареных баклажанов, и в «матбуху» – еще парочку помидоров, еще немного чеснока и перца.

В пятницу рано утром мы уже на ногах. Надо подготовиться к приходу гостей. Ночью я вспомнил, что надо не забыть пригласить подругу из Ришон Ле-Циона. Старой бабушке из Биньямины приглашение не нужно, и напоминать ей не нужно. Каждую пятницу, собираясь навестить внуков, она что-то путает и приезжает к нам на субботний ужин.

Мясо надо посолить, посушить и порезать на ровные ломтики.

Фарш приправить, и вперед – валять котлеты, сплющивать и заталкивать в артишок. Стебель артишока очистить от волокон и варить несколько часов.

Очистить головку чеснока, картофель и другие овощи, натереть морковку. Тесто замесить, добавить дрожжи или закваску и оставить подниматься.

Стебли артишока и фаршированный артишок варят вместе, добавив немного чеснока, куркумы, воды, соли и оливкового масла и томят под крышкой в кастрюле.

Овощи для супа готовы. Мясо нарезают кубиками, доводят до кипения и оставляют на среднем огне еще часа на два.

Хлеб взошел, духовка нагрелась и ждет. Нарезаем кружочками – и в духовку прямиком.

Мясо отправляется в кастрюлю. Туда же – картофель, говяжья голяшка, яйца, целая головка чеснока и специальная марокканская приправа. И довести до кипения.

Сладковатый, нежный, сводящий с ума запах марокканских булочек поднимается от плиты.

Мясо для супа готово. Добавляем нашинкованные овощи: морковь, спаржу, лук, картофель, репу и мини-овощи. В кастрюлю с мясом добавляем воду, куриный бульон, растительное масло и приправы. Варим, немного измельчаем, и вот уже почти готово.

Достаем кастрюли для марокканской рыбы – плоскую и широкую. В кастрюлю аккуратно выкладываем снизу-вверх кориандр, чеснок, перец, один нарезанный помидор, рыбу, лимон, ломтики картофеля, морковь или хумус, кусочки рыбы и еще море кориандра самым верхним слоем.

Осторожно подливаем воды, чтобы не дай Бог, не залить рыбу. Добавляем куркуму, паприку, растительное масло, соль – и на огонь.

Упаси вас Бог при жене-марокканке положить лук и чеснок вместе, потому что два короля не уживаются в одной кастрюле. Учтите, я вас предупредил.

Марокканский стол без салатов – все равно что свадьба без жениха и невесты. Здесь вступают авокадо, лук, морковь, помидоры, огурцы, фенхель, салат и капуста. А если белокочанной капусты не хватило, пойдет и краснокочанная. Острый перец и болгарский, редис, марокканский свекольный салат, морковь по-мароккански, и это еще не конец списка.

Пока нарезаются овощи для салатов, в воздухе разливается запах рыбы и прочих блюд и приправ. От супа поднимается пар. Аромат сладких булочек плывет по дому, по коридорам, по всему зданию и по всей округе. Запахи летят из каждого дома в нашем районе и вплетаются в общий букет ароматов. Становятся нотой кулинарного аккорда в филармонии без музыкантов и дирижеров. В этой филармонии знание нот не требуется, и долго обучаться не нужно.

И пока муж одевается, чтобы идти в синагогу, в доме воцаряется покой. А с ним – волшебная тишина вечерних пятничных сумерек.

По улицам мужчины в белых рубашках спешат на молитву, а дома чисто и стол накрыт.

Жена, чистая и очищенная, с покрытой головой зажигает субботние свечи.

В синагоге субботу встречают особыми песнями. Поют чистыми голосами, полными искренности и любви. Распевают псалмы, воспевают Иерусалим, «Придите, воспоем Господу». «Песнь Песней» – из всех когда-либо сложенных песен – самая красивая. Творение царя Соломона, рожденное тысячи лет назад.

И царица Суббота, как невеста, стоит на пороге и все в синагоге громко восклицают и поют: «Входи, невеста! Входи, невеста!». И священная суббота заходит, и все встают в ее честь, волнуясь, как женихи, счастливые и влюбленные. «Входи, невеста! Входи, невеста! Мы встречаем субботу».