Текст книги "Даниэль"

ГЛАВА 16. Женихи субботы

Шум и волнение на корабле выдернули меня из мокрого подводного сна и вернули в реальность. Улыбчивый дельфин то выпрыгивая, то ныряя, подобрался к самому кораблю, издавая смешливое стрекотание, и вызвал небывалый переполох на нашем маленьком корабле.

Уловив наше волнение, дельфин исполнил серию виртуозных сальто и прыжков, поднимая фонтаны брызг и вспенивая воду.

Дельфин – морское млекопитающее, поскольку вскармливается молоком матери, как и мы, люди. Многие считают его рыбой, но это не так. Мозг у него больше, чем у человекообразных обезьян. Его привязанность к людям и необычайный ум притягивают людей. Это взаимная симпатия, потому что дельфинов люди интересуют в той же мере.

Люди и дельфины – дальние родственники. Только мы созданы для жизни на суше, а они – для жизни в воде.

Есть множество историй о дельфинах, спасающих людей, и о людях, спасающих дельфинов. Иногда у людей и дельфинов создаются особые отношения, чему однажды лично я был свидетелем.

Двадцать два года назад, когда мы могли ездить на Синай, не подвергаясь опасности, мы с моей бывшей женой и со всей семьёй на Песах поехали в путешествие по берегам египетского Синая и поселились в гостинице на берегу Красного моря возле города Дахаб.

Резкий переход от современной цивилизации Израиля к египетской простоте на Синае очень ощутим. Ты попадаешь в другой мир и как будто возвращаешься на пятьдесят лет назад. Приятная весенняя погода, лёгкий ветерок, особая атмосфера Синая рождают чувство умиротворения и покоя. Этот покой окутывает тебя, проникает внутрь и влияет на всё твоё тело и душу.

В те времена сотовые телефоны встречались редко. А те, что встречались, выглядели как огромные чёрные коробки с набором примитивных функций. Но тогда это был технологический прорыв. Как нас смешил контраст между современным продвинутым и старым примитивным в лице бедуинов на Синае! Сидя на верблюде, они звонили по мобильным телефонам, последнему изобретению современности.

На обратной дороге брат жены попросил по дороге заехать к другу, египетскому бедуину из рыбацкого посёлка на берегу Красного моря. Брат жены был глуховат, читал по губам и почти ничего не слышал. А его друг оглох, в детстве упав с дерева. И у него завязалась трогательная дружба с самкой дельфина, которую отвергла собственная стая. Он ловил для неё рыбу и кормил. И они стали настоящими друзьями.

Преисполненный благодарности дельфин хранит ему верность и живёт рядом с ним уже много лет. По меркам поселения он богат, и все благодаря ей. Мы приехали на место, которое приобрело черты маленького начинающего бизнеса с платой за вход, прокатом ласт, водолазных трубок, досок для серфинга для тех, кто желает поплавать с дельфином. Место стало туристической достопримечательностью и привлекло исследователей, которые часто сюда наведываются.

Территория была закрыта и огорожена канатами, натянутыми вдоль берега. У входа стоял охранник, который взимал деньги за вход с прибывающих. Но поскольку с нами был Дорон, с нас он денег не взял. Было ещё рано, и людей почти не было.

Встреча Дорона и глухого хозяина дельфина была для них очень волнующей. Они обнимались, что-то говорили друг другу жестами. Дорон попросил показать дельфина. Бедуин с готовностью согласился и начал хлопать по воде особым образом. Через две минуты вдали показался дельфин. Он двигался в нашу сторону быстрыми прыжками. В реальности он оказался крупнее и длиннее. Дельфиниха плыла к хозяину, не скрывая радости. Их связывали близкие человеческие отношения: отношения дельфина и человека. Оба отвергнуты своим племенем и оба нашли друг в друге то, чего им не хватало: общения и любви, в которых они нуждались.

Тем временем берег заполнился любопытными туристами. Подъехал автобус. Туристы оплачивали вход и брали напрокат ласты и трубки, чтобы понырять вместе с обаятельным дельфином. Пока дружелюбный дельфин резвился между ныряющими, я взял напрокат доску для серфинга и дал её Ярдену, моему второму сыну, с детства отличавшемуся бесстрашием, который захотел его. И погладил. Пятилетний Ярден покорил материнское сердце дельфиньей самки. Она плавала вокруг него кругами, словно оберегала. Ярден долго гладил её по всему телу, пока ему не надоело, и он не вышел из воды в сопровождении дельфина, неотступно следующего за ним.

Мне неизвестно, что с ней стало. Но мне выпала честь наблюдать тесную дружбу между двумя разумными существами разных видов – уникальные отношения человека и дельфина. В те времена этот посёлок ещё сохранял свой естественный облик и состоял всего из нескольких хижин и палаток. С тех пор село разрослось, а вокруг Мухаммеда и Холли, его дельфина, вырастали дома, открывались фирмы и рестораны.

Дельфины славятся своими целительскими способностями, и ходят слухи, что Мухаммед понемногу начал разговаривать и сегодня считается в селе одним из старейшин, шейхом.

Мы подплыли ближе к берегу и двигались вдоль него в сторону города Ашдода.

Ашдод, как и Ашкелон, был одним из пяти городов, принадлежащих филистимлянам – племени воинственных рыболовов, которые, по всей видимости, приплыли с Крита или с Кипра, вторглись в страну и осели на южном побережье Эрец Исраэль уже в XII веке до нашей эры или намного ранее. Филистимляне отстроили пять сильнейших городов: Ашкелон, Газа, Гат, Акрон и Ашдод. Они были отменными кузнецами и прекрасными воинами. В V веке до нашей эры Навуходоносор, нововавилонский царь, завоевал Иудею и израильские земли и изгнал нас и филистимлян в Вавилон, тем самым положив конец эре филистимлян в Израиле.

После этого израильскую землю завоевали римляне и назвали её Иудея и Палестина. Название прижилось и использовалось во всём мире вплоть до возрождения государства Израиль. Потом его приняли арабы, проживающие сегодня в секторе Газа в южной части страны на западном берегу, в самом сердце государства Израиль.

Город Ашдод расположен севернее Ашкелона и был основан в 1956 году. Это шестой по размеру город в Израиле. Население смешанное: понемногу от каждой волны репатриации и насчитывает около 250 тысяч жителей, живущих в основном за счёт порта, расположенного в нём – самого большого в Израиле.

Ашдод – город-порт, с невероятно красивыми длинными набережными. Он правильно спланирован, поделен на районы, бурно развивается. А в последние двадцать лет активно принимает репатриантов со всего мира, особенно из России и Франции.

Добравшись до Ашдода, мы поплыли вдоль берега и приблизились к огромному ашдодскому порту. У причала разгружалось грузовое судно. Гигантские автокраны стремительно снимали с него контейнеры, а другие корабли жадно заглатывали их и отправляли в свой гигантский желудок.

Некоторые суда не заходили в порт и ожидали своей очереди на глубоководье. Одно из судов направилось к причалу, и мы всем телом ощутили его мощь. От его гудка подкосились ноги, и мы сразу почувствовали себя крохотными и уязвимыми перед этим огромным морским чудищем.

Одна из верующих девочек рассказала, что из-за нашей поездки пропустила восхождение к Торе сына лучшей подруги, но обещала приехать в субботу.

Корабль плавно рассекает воду, овеваемый легким бризом. А вместе с ним уплывает и моё воображение к субботам моего детства. Возможно, разговоры на религиозные темы, а возможно, какие-то другие причины пробудили воспоминания, и я перенёсся в прошлое и решил рассказать вам о нашей синагоге по утрам в субботу.

Прекрасный запах благовоний синагоги: мяты, мирта, шалфея и мелиссы смешиваются в один запах и мягко проникают в ноздри. Марокканским старикам мало благовоний. Они приносили коробочку измельчённого табака в карманах своей галабеи, виртуозно втягивали его ноздрями, а потом энергично трясли головой.

А мы, любопытные дети, которым хотелось попробовать всё, выпросили у них одну дорожку, чтобы затянуться и, конечно же, раскашлялись. В носу свербило. Из глаз лились слёзы…

Синагога, включая женскую половину, была набита битком. Это был день, когда мальчики, достигшие совершеннолетия, так называемые «женихи субботы», выходили к Торе. В такие дни синагога всегда была забита битком. Тем более, если «женихов субботы» было двое или больше.

Кто-то пустил слух, и он разнесся как огонь по сухому полю, что сегодня прекрасный хор будет исполнять «Исмах хатани», да еще и не один раз. Мы ждали с нетерпением. Мы, дети, которые в обычную субботу предпочитали кутаться в одеяло, валяясь в постели, встали пораньше и прибежали всей толпой раньше всех.

Прибежали до восхода солнца, как настоящие праведники, чтобы занять лучшие места в первом ряду, чтобы ловить конфеты, когда их начнут разбрасывать. Леденцы, карамельки, а особенно те, что бьют больнее всего, но зато самые вкусные – миндальные конфеты, покрытые розовой, белой и голубой глазурью.

Большую часть армейских навыков и трюков – стремительные броски, захваты, скорость, уклонение от вражеских пуль и молниеносное бегство из зоны обстрела – мы приобрели, и в этом я уверен – в промежутках между чтением Торы и распеванием субботних песен.

Но тогда еще нам приходилось не уклоняться от вражеских пуль. Мы просто ловили конфеты. И набивали конфетами и леденцами всех цветов и мастей полные карманы до состояния перегруза, да еще и пригоршнями зачерпывали и держали крепко-крепко, чтобы не дай Бог ни конфетки не выпало и не досталось другому карапузу.

А девушки, скромные и богобоязненные, потихоньку выходили из женской половины и с опаской спускались на мужскую, незаметно заправляя в пучок волосы и парики. И им, конечно, уступали место.

Радость и ликование юношей, вступающих во взрослую жизнь, карманы, набитые конфетами, чтение Торы и присутствие Бога – все вместе порождало чувство уверенности и единства. Мы все были одной семьей.

Из синагоги выходили длинным потоком и с пением направлялись к дому виновника торжества. Конфеты – конфетами, но праздничный ужин будет очень кстати. После всех этих трюков, прыжков и бесконечной беготни наши желудки были рады чему-нибудь менее сладкому.

И учитель Меир, земля ему пухом, блестящий поэт, чистым глубоким тенором выводил божественные песни, а мы, дети подпевали в припевах:

 
«Господь велик, Он все может.
Благослови Израиль, Боже».
 

И вполголоса, едва слышно: «Нет команды лучше, чем „Бейтар!“» или «Круче всех ашкелонский „Ха-Поэль!“». Это были волшебные субботы: и в синагоге, и дома у «женихов бар-мицвы».

ГЛАВА 17. Диетический Спрайт

^{Моя жена Эти, родители и я}

На полной скорости мы продолжили свой путь по направлению к Яффо и проплыли мимо Ришон-ле-Циона. Небольшие группки людей купались на пляже в этот тёплый зимний день.

Мы обогнули город Бат-Ям, и Яффо оказался прямо перед нами. На скале виднелся ресторанчик «Старик и море». Его я вам рекомендую от всего сердца. Я был там десятки раз и всегда получал огромное удовольствие. Но там я потерял своего друга Геннадия около двух лет назад. Он привёз туда огромный генератор, и из-за чьей-то ошибки или неосторожности этот генератор упал на него, и он погиб на месте. С тех пор я перестал ходить в это заведение. Хотя хозяева здесь ни при чём. Просто мне будет там грустно.

Лучше буду помнить, как там бывало до печальных событий.

Перед нами Яффо с его древним портом, построенный еще во времена Танаха. Еще с тех пор он служит портом, принимая грузы, новых репатриантов и туристов.

В XIX веке и в начале XX века в страну прибыли темплеры из Германии, а с ними новые репатрианты со всего мира и расселились в разных районах. И Яффо стал многокультурным центром с характерной немецкой застройкой в районе темплеров.

Европейские евреи поселились в отдельном районе. А восточные евреи из Марокко и Алжира естественным образом расположились ближе к арабам, поскольку им ближе их восточный менталитет, язык, кухня, запах приправ, пестрота и шумная атмосфера.

Сегодня порт кажется маленьким и в нём царят рыбаки. Наверху – старый город, в котором старинные дома отреставрированы, но стиль сохранён. И новые строятся в том же старинном стиле. И получается, что Яффо древний, но при этом современный.

Там в шикарных домах живут спокойно и размеренно творческие и состоятельные люди. Узенькие улочки. Среди них улицы со знаками зодиака. У каждого знака зодиака – своя улица. На центральной площади – фонтан с двенадцатью знаками зодиака, прилавки художников и церковь с потрясающей подсветкой.

Если пройти по узким улочкам в сторону моря, то наткнёшься на огромный висящий кувшин, в котором настоящий живой клён, на котором к зиме созреют крылатки. А ещё здесь множество галерей и театр. Улочки Яффо освещаются множеством огней.

Из него открывается вид на Тель-Авив. Он возвышается над местностью, поэтому в нём царит настоящая средиземноморская атмосфера.

Гуляя по улочкам, на каждой обнаруживаешь что-то неожиданное. Куда бы ты ни повернул – непременно увидишь то, чего не видел ранее. Я бывал здесь много раз. Но каждый раз я восхищаюсь красотой и романтической атмосферой Яффо. Такой крохотный уголок, а сколько достопримечательностей. Здесь распахивается душа и расширяется сознание. И меня переполняют вдохновение и целая гамма чувств. Поэтому для меня это место уникально.

Яффо и ресторанчик «Старик и море» напомнили мне давнего друга с той поры, когда я еще был женат. Мой друг женился на красивой женщине с точеной фигуркой. Любовь к нему воспламенила её душу, а потом разожгла аппетит и растянула желудок. Вскоре её живот стал значительно опережать её при ходьбе в то время, как бёдра мешкали где-то на горизонте. Толщина ног могла сравниться с толщиной Самсоновых столбов. Когда они приезжали к нам в гости, сначала мы встречали её живот, потом её саму, а потом её бёдра, которые вплывали в наш дом со значительной задержкой.

Процесс прощания тоже происходил поэтапно. Однажды мы договорились посидеть в ресторанчике «Старик и море». Каждому, кто заказывает рыбу, там приносят десятки салатов, а также – сколько пожелаете лавашей и лимонада без всякой доплаты за счёт заведения.

Жена моего друга (не буду упоминать её имени) завладела столом единовластно. Мы с моей женой и другом не успели присесть и протянуть руки, а она уже выгрузила всё содержимое маленьких салатных тарелочек в свою большую тарелку. Руки её замелькали, как лопасти крутящегося пропеллера, и нам троим не удавалось даже просунуть свою руку между этими лопастями. А если кто-то и пытался дотянуться до тарелки, то тут же получал по пальцам и сразу ретировался.

Бедный официант сновал то сюда, то обратно, обливаясь потом. Каждые несколько минут он таскал к нашему столу горы салатов, лавашей и лимонада, ублажая этот ненасытный миксер.

Принесли рыбу, и в этот момент она навалилась всем своим весом на спинку бедного стула. Хозяин ресторана и официант стояли и смотрели на всё это, потеряв дар речи. И тогда она посмотрела на нас и заявила удивлённо: «Ой, надо же… ничего не съела, а уже сытая!»

Она позвала официанта и попросила рыбу упаковать с собой. По её команде официант помчался на кухню за коробкой, а когда вернулся, от рыбы уже остались одни тоненькие косточки. Расплывшись в улыбке, она сказала извиняющимся голосом: «Извините, не смогла удержаться».

Поскольку у неё самой сахарный диабет, она настояла, чтобы муж заказал десерт себе самому. Муж открыл меню, выбрал себе десерт, но она тут же возразила: «Нет, дорогой мой. Ты должен быть сильным героем, как Самсон. Закажи ещё два вот этих».

Принесли десерты и катаеф в сахаре и с ореховым кремом в подарок.

«Ох, сахар, опять этот сахар», – заныла она, прикончив в одиночку все десерты и катаеф.

Мы, все трое, ушли голодными и решили поесть мороженого.

«Зачем вы так! – воскликнула она. – Вы же знаете, что у меня диабет!»

«Я не иду», – сказала она и осталась ждать нас в машине, а нам категорично пожелала насладиться своими десертами: «Ешьте свои десерты сами. Приятного аппетита!»

С нами был мой третий сын Оз. Все уже ушли, а я замешкался, пока доставал коляску, усаживал в неё ребенка и пристёгивал его. Наконец мы заходим в мороженицу. И кого я вижу? Нашу приятельницу, распластанную на стекле витрины – всё же не выдержала. Ее заворожило обилие красок и вкусов, и глаза ее блестят от восторга. Она пока не решила, что заказать и просит попробовать вот это. А ещё вот это. А может, ещё вот это? И добавляет сладким голосом: «Если вы не против, то ещё вот это, пожалуйста».

Дегустация продолжалась долго и, наконец, она решила: «Ладно, выбираю вот это и вот это, и ещё вот это. А почему бы не взять ещё и вот это?» Шариков оказалось так много, что они не помещались в стаканчики. Пришлось просить еще один.

Здесь, как вы, наверное, догадываетесь, опять в полную силу заработал пропеллер. Её медлительному мужу удалось только лизнуть два раза, когда она уже заканчивала свою порцию. Она тут же выхватила мороженое у него из рук, и он остался ни с чем. Когда она доедала, по радио играла песня: «Её губы сладкие, как сахар». А он с любовью смотрел, как она доедает его мороженое. А потом спросил: «Милая, красавица моя любимая, не хочешь ли ты попить?»

«Да, мой ненаглядный муж, – ответила она, – я очень хочу пить и с удовольствием выпью диетического Спрайта»

ГЛАВА 18. Мировой порядок

Наше судно продолжало плыть на север. И вот перед нами Тель-Авив. Внизу – старая железная дорога, и уже видны вдалеке низенькие районы квартала Неве-Цедек. Этот тот самый первый район, который алжирские и марокканские предприниматели решились построить за пределами неприступных стен Яффо в конце XIX века. Сегодня в нем самая дорогая в Израиле земля, на которой строят свои виллы олигархи. Кстати, первый район Иерусалима за пределами его стен был тоже построен выходцами из Марокко.

Официально Тель-Авив основан в 1909 году и должен был стать первым современным еврейским городом в Израиле.

Площадь Тель-Авива – 51 км². Он насчитывает около полумиллиона жителей и по численности занимает второе место в стране после Иерусалима.

Тель-Авив называют «городом без перерыва». Это культурный и финансовый центр страны. Здесь находятся крупные театры, редакции газет, телестудии, посольства разных стран и множество развлечений. В нем много гостиниц, шикарные набережные и пляжи, поэтому сюда влечет туристов и бизнесменов со всего мира. В этом городе всегда кипит жизнь.

Многие думают, что Тель-Авив – столица Израиля. Юнеско считает Тель-Авив объектом Всемирного культурного наследия. Здесь находятся знаменитые белые дома в стиле баухаус, которое тщательно реставрируют и оберегают.

Слева виднеется Йеменский район Керем и знаменитый рынок Кармель, в который с одной стороны вливаются, с другой – выливаются потоки покупателей.

Я еще помню те времена, когда мы с моей бывшей женой брали выходной и ехали в Тель-Авив к ее милой бабушке, жившей на улице Штрауса. Оттуда мы ходили на рынок Кармель и забегали в Керем, где низенькие старые домики с тесными двориками и разноцветными садами. В них мята, базилик, шалфей и розы всех цветов: белые, красные и розовые. Миниатюрные домашние сады с клумбами и фонтанами.

В этом районе было много семейных ресторанчиков, пахнувших примусом и йеменскими приправами. В них еда варилась всю ночь на маленьком огне. Вкуснейшие йеменские супы, которые при этом необычайно дешево стоили. От них поднимался пар и струился соблазнительный аромат. Подавались они с зеленым чесноком, хильбой (шамбалой) и лахохом (лахох – бисквитоподобный хлеб).

Среди возносящихся ввысь стен небоскребов стыдливо прячется старое маленькое здание лавки «Шалом». А были времена, когда нам, малышам, оно казалось Вавилонской башней. Разве что в нем Бог, помня свой союз с Ноем, не смешал языки и не препятствовал строительству. А сегодня, на фоне башен Азриэли и других небоскребов, она выглядит карликом.

Старенькая центральная автобусная станция Тель-Авива когда-то была центром всей страны. Сюда съезжались жители всего Израиля. Именно сюда ежедневно приезжали и отсюда уезжали тысячи людей со всей страны. Здесь кипела и шумела жизнь. Восточные мотивы, прилавки с фалафелем, магазины одежды и обуви – все это напоминало большую пеструю ярмарку. Она была сердцем города, огромным кровяным насосом. И это сердце билось, ежедневно всасывая в себя и выбрасывая наружу тысячи людей. Если продолжить аналогию, то автобусы – красные кровяные тельца, а охранники и инспекторы – белые. Они следили за порядком и усердно очищали остановку от нарушителей – воров-карманников и машин, припаркованных не там, где положено, и перекрывших проезд.

Напротив – посольство США. Рядом когда-то был ресторан «Набережная». В девяностых и нулевых годах Тель-Авив накрыло волной терактов. Террористы-смертники взрывались в ресторанах с наибольшим скоплением людей. Именно в эти годы произошел теракт на дискотеке Дольфи, в котором было убито и ранено большое число подростков.

1 октября 2002 года мы с женой и маленьким Озом поехали в ресторан «Набережная». За два дня до этого я проснулся с необъяснимым жутким предчувствием, что через два дня умру. Завещания у меня не было, поэтому я написал письмо своей секретарше Равшане. В письме я завещал, как поступить с моим имуществом в городе Лоде. Это было необходимо, потому что моя дочь Мейталь рождена вне брака, а я хотел, чтобы она и ее мать Вита не остались ни с чем.

Итак, в пятницу мы приехали в Тель-Авив, в ресторан «Набережная». До сих пор помню, что чувствовал, когда мы спускались по улице Ха-Яркон к морю. Была дивная погода. Море перед нами сверкало синевой. И вроде все было чудесно, но в воздухе витало странное чувство, что это мои последние часы. Мне было всего тридцать восемь, но я не боялся. Был совершенно спокоен.

На входе стоял охранник, новый репатриант из России по имени Михаил, маленький и худощавый. Мы вошли и сели за столик: я и Эти. Оз – в коляске. Заказали еду и вдруг видим, что перед входом в ресторан происходит стычка между охранником Михаилом и террористом-смертником.

Эти закричала: «Террорист! Террорист!». Промелькнула мысль: «Вот оно… Предчувствие было не случайным». Остальные, видимо, решили, что их разыгрывают и продолжали есть как ни в чем не бывало. Террориста схватили во мгновение ока и стащили с него десятикилограммовый пояс смертника.

Было шесть вечера. Полиция закрыла нас в ресторане еще на час, а потом отправила домой, забрав нашу машину на досмотр. Около семи мы сели в такси и поехали домой. Водитель включил радио, а там сообщают: «Около часа назад, в шесть часов, скончался от остановки сердца Максим Леви, мэр Лода».

У меня захолонуло сердце. С Максимом Леви я познакомился, когда вел дела в Лоде. Так вот оно что. Предчувствие касалось не меня. Оно касалось другого человека, которого я хорошо знал и которому в тот вечер суждено было умереть.

Вот перед нами гостиница Дан. Ее разноцветный дизайн – смесь кубизма и буйного воображения художника Якова Агама.

Мы миновали Тель-Авив и подплываем к Герцлии. Мои глаза, уставшие от небоскребов, отдыхают на невысоких виллах города. Стало тихо, только небольшие волны мягко шлепаются о борт судна.

Мои одноклассники на корабле обмениваются адресами электронной почты. Я тоже написал свой адрес на бумажке и тут же услышал возмущенные реплики, что почерк мой невозможно разобрать. Промелькнула мысль: «Господи, как хорошо, что Бог позаботился обо мне и изобрел телефоны и ноутбуки, где печатаешь одним пальцем, и всем всё понятно!»

Сидя среди своих друзей в воцарившейся вокруг тишине, я вглядывался вдаль. Что-то в глубокой голубизне моря разбудило мое воображение, и я нырнул в глубины памяти и своего детства.

Плывя по волнам памяти, я вернулся в те прекрасные простые времена, когда и я, и мои друзья, в эту минуту сидящие рядом, были намного моложе. И я оказался в стенах своего класса.

На следующий день после контрольной или сдачи домашнего задания (если я его сдавал, конечно), учительница вызывала меня, чтобы я расшифровал свои каракули, пестрящие ошибками и помарками. Я стоял возле нее, с опаской поглядывая на готовую к удару палку в ее руках и пытался прочитать написанное. Силился разобрать предательские буквы. Смотрел с одной стороны, с другой, переворачивал лист и так, и этак. А может, так? Нет, вот так. А может, отсюда придет спасение? Я опирался на локти, поднося тетрадь к лицу. Поднимал ее к потолку, пытаясь опознать буквы. И даже если удавалось расшифровать одну или две, буквы все равно не складывались в слова, а тем более – в предложения.

И чтобы отсрочить приговор, а возможно и избежать его вовсе, и для того, чтобы успеть подготовить защитную речь, я тянул время, заполняя паузы множеством «как бы…», «ну…», «это, как его…». Я надеялся, что учительница смилостивится и, возможно, если моя защитная речь будет достаточно убедительной, примет апелляцию и накажет условно. А про себя молился и призывал звонок, который, к слову, редко раздавался вовремя. Но что мне было терять?

До сегодняшнего дня я подзываю верного помощника, Юрия, к своему столу. Ростом он с дуб, а шириной – с двухдверный холодильник. В свободное время он работает охранником в барах и все забывает. А я напоминаю ему. Но зато он расшифровывает в договорах мои приписки от руки, которые не смогли бы расшифровать даже лучшие графологи.

Юрий стоит возле моего стола, как стоял когда-то я сам у стола своей учительницы Нурит. «Ну что, Юрий?», – спрашиваю я, постукивая пальцами по столу. «Эээ… послушай», – медленно и с опаской отвечает он. И указывая на себя, он говорит: «Это не я писал. И это тоже не я. Не знаю… Может, это ты? Да, это ты. Точно ты».

И я, до сего дня не желающий признать, что почерк у меня, откровенно говоря, корявый, отвечаю сердитым взглядом и спрашиваю с упреком: «Может, еще скажешь, что это писал тот ученик из школы "Йешурун?"». И он с улыбкой соглашается.

Как с почерком, так и на работе у меня все наперекосяк.

Я напоминаю помощнику о том, что надо напомнить мне. А он напоминает мне, чтобы я напомнил ему, чтобы он напомнил мне. А если речь идет о важном деле или встрече, то я напоминаю ему, чтобы он напомнил мне, чтобы я напомнил ему, чтобы он не забыл напомнить мне, чтобы я напомнил ему. И пока мы оба запоминаем и напоминаем, наступает тот самый день, и я пропускаю свидание.

Все у нас наоборот: он сидит на моем стуле, я – на его. Я завариваю ему чай или кофе, чтобы взбодрился, а он объясняет мне, как заваривать. Сколько ложек сахара положить, какой торт на десерт, как и что печатать, куда и что положить. ВИП-обслуживание на дому.

Из-за внушительных размеров и веса под ним постоянно ломаются стулья. И я вынужден, сбиваясь с ног и оплакивая свой карман, бегать по магазинам, разыскивая для него новое офисное кресло – более крепкое, чем предыдущее. Настанет день, и я куплю ему кресло из броневой стали с обивкой у своего одноклассника Хаима, чтобы он мог безбоязненно пристроить на него свой зад размером с танк.

Несмотря на фамилию Нос и пугающие габариты, нос у него небольшой и курносый, как кнопка. А в душе он добрейший человек.

Накануне десятого числа каждого месяца или перед праздниками, когда я раздаю чеки и подарки, Юрий, мой верный забывчивый помощник, обнимает меня объятием русского медведя и провожает к креслу. «Садись на свой стул», говорит он мне. «Это ведь ты здесь большой начальник. Надо иногда и здесь, для разнообразия, соблюдать правила, чтобы не нарушать мирового порядка».