Текст книги "Одержимые блеском: о драгоценностях и о том, как желание обладать ими меняет мир"

Так какое же отношение неврология дефицита имеет к Нью-Йорку, призу в сомнительной сделке между Петером Минейтом и индейцами племени леннапей?

Манхэттен не всегда был самым желанным адресом в мире. На самом деле голландцы не сразу выбрали остров, ныне известный как Манхэттен, местом для Нового Амстердама. Даже леннапей там не жили. Само название Манхэттен происходит от слова манахачтаниенк, которое означает «место, где мы все напились»[10]10
  Это название актуально до сих пор.


[Закрыть]. Индейцы называли его так из‑за более ранней встречи с голландцами[11]11
  Frank J. McVeigh and Loreen Therese Wolfe, Brief History of Social Problems: A Critical Thinking approach (New York: University Press of America, 2004).


[Закрыть]. Они наведывались на остров время от времени, чтобы половить рыбу или набрать устриц. На самом деле будущий Манхэттен никому не был нужен.

Если убрать с острова все, что было построено на нем за все эти годы: банковские, финансовые и коммерческие организации, художественные галереи и все то, что мы эмоционально ассоциируем с Нью-Йорком, – эти 23 квадратные мили земли не представляют собой ничего особо ценного. Да, здесь есть бухта, но она настолько велика и мелководна, что последние триста лет остров прирастает отбросами. В буквальном смысле слова: не менее 15 процентов его тверди, включая большую часть финансового района, – это насыпанная земля.

На острове множество гранитных отложений, оставленных отступающими ледниками в конце последнего ледникового периода. Огромные валуны, которые вы видите в Центральном парке, – это всего лишь верхушка пресловутого айсберга. Эти гранитные отложения вездесущи, они уходят глубоко вниз, делая землю непригодной для вспашки[12]12
  Хотя гранит делает Манхэттен непригодным для возделывания земли и многого другого, остров благодаря граниту оказался уникальным местом для того, что стало его фирменным знаком, – для зданий, известных под названием «небоскребы».


[Закрыть]. Зимой на Манхэттене слишком холодно, летом слишком жарко. Он страдает от ураганов и наводнений. Остров крошечный, его окружает ледяная переменчивая вода. На острове не было никаких природных материалов, кроме крошечных участков леса.

И все же какое-то время Нью-Йорк оставался столицей США. Когда он превзошел размерами Лондон и стал крупнейшим городом мира в 1925 году, Нью-Йорк стал неофициальной столицей мира. По иронии судьбы теперь это самая желанная недвижимость на планете.

Что же определяет его нынешнюю ценность?

Цены на недвижимость на Манхэттене подчиняются тем же базовым принципам эффекта дефицита. Другие города могут расти вширь. Но Манхэттен – это остров. Там можно строить только в высоту. На острове практически не осталось места для нового строительства. Цены определялись исключительно нехваткой площади.

Нехватка чего-либо – это сильная штука.

Иногда действует принцип «меньше да лучше», и в случае с Манхэттеном ключ к его ценности – это его размер. Нью-Йорк сам по себе как драгоценность. Судя по всему, эффект дефицита работает в любом случае, будь то караты бриллиантов или акры скалы.

Пространство на Манхэттене приобрело ценность только тогда, когда его стало не хватать. До массовой застройки и капитализма – до появления Уолл-стрит и финансового квартала – Манхэттен стоил немного, учитывая близость континента с огромными просторами и природными ресурсами.

С учетом всех этих обстоятельств мешок редких, экзотических «драгоценностей» в обмен на болотистый, необработанный остров уже не кажется такой уж плохой сделкой.

Какого черта голландцы делали в Новом Свете, тем более в долине реки Гудзон? Почему им вообще пришло в голову покупать этот каменистый топкий островок? В конце концов, Манхэттен – это не Багамы.

Если рассуждать с точки зрения денег, то ответ – пряности.

Немногие товары влекли людей с такой силой – то есть так быстро, так далеко и так отчаянно, – как это делали пряности. Почему?

Частично их привлекательность, как и у драгоценных камней, заключается в их редкости. На протяжении почти всей истории человечества доставать пряности было трудно и опасно. Как и многие драгоценности, их доставляли издалека, и это требовало невероятных усилий и затрат (иногда и крови). Кроме того, в отличие от большинства драгоценностей пряности использовали с практическими целями, начиная с лечения болезней и консервирования еды, а также как старомодную «дурь». Честное слово: при правильном употреблении многие «обычные» пряности дают весьма заметный наркотический эффект.

Но для путешественников, торговцев и финансистов, таких как голландцы, главным достоинством пряностей, как и драгоценностей, всегда оставался спрос. То, что один человек готов купить, десять человек будут пытаться продать. В Средние века за приобретение пряностей, их доставку и продажу разворачивалась нешуточная, зачастую кровавая борьба. Помните, у вас должно быть то самое красное печенье, которое трудно достать или, того хуже, другие могут купить раньше вас.

Веками западные державы в своих попытках захватить рынки пряностей в Восточной Азии шли обычным путем. Отправлялись в путь из Европы, заглядывали в главный торговый город Константинополь, а затем направлялись на Восток, по Великому шелковому пути в Китай. Поскольку путь большей частью проходил по суше, значит, это были караваны, переправы через реки и короткие морские путешествия. Дорога была тяжелой и долгой, даже когда она была доступной.

Но в 1453 году правитель Оттоманской империи султан Мехмед II после двухмесячной осады захватил Константинополь и закрыл европейцам доступ ко всем традиционным торговым путям. Главным державам нужно было найти новый путь в Азию, и побыстрее. С этого момента началась эпоха великих открытий, как будто кто-то выстрелил из стартового пистолета.

Как во времена космической гонки в 1960‑х годах, весь мир охватило возбуждение при виде открывающегося нового мира, до которого оставалось только дотянуться. Каждая страна, у которой хватало средств, приняла участие в этом соревновании, тогда как другие наблюдали со стороны с беспрецедентным энтузиазмом.

Назову лишь некоторые известные путешествия и открытия. В 1492 году Колумб отправился на запад, чтобы открыть путь в Индию, обещая привезти жемчуг и пряности. Это было глупостью, поскольку, даже если бы у него на пути не оказались Северная и Южная Америки, он бы все равно сначала попал в Китай. Его наиболее успешный соперник Васко да Гама поплыл на юг вокруг африканского мыса Доброй Надежды в 1497 году. Да Гаме повезло куда больше, чем Колумбу, если рассматривать этот успех с точки зрения достижения публично объявленной цели. Он доплыл до Индии под флагом португальской короны и вернулся два года спустя. Его корабль еле двигался под грузом драгоценных товаров и личной гордости. Примерно в 1520 году Магеллан совершил кругосветное плавание. (Во всяком случае, это сделал его корабль. Он сам погиб в сражении ближе к концу плавания, пытаясь найти путь к вожделенным индонезийским Островам пряностей.)

Как вы видите, первые попытки добраться до Востока предпринимали по большей части Испания и Португалия. У них было больше денег, корабли были лучше, и у них были самые отважные мореплаватели. Все вместе в сочетании с их принадлежностью к всемогущей католической церкви сделало эти страны фаворитами в гонке за пряностями и одновременно проложило им дорогу к социально-экономическому превосходству в мире[13]13
  Если бы события развивались в том же ключе, то сегодня весь мир говорил бы по-португальски. Но всего лишь через двести лет гонки за пряностями люди произносили фразу «солнце никогда не заходит над Британской империей» почти в каждом месте из тех, где первыми высадились испанцы и португальцы. И что из этого следует? Почему испанцы и португальцы потеряли свои владения и как такая часть земного шара оказалась под властью Британии? Одно слово: драгоценности. Успехи и неудачи Англии и Испании напрямую связаны с жемчугом и изумрудами, о чем вы сможете прочесть в главе 3 «Цвет денег» и в главе 5 «Привет, моряк».


[Закрыть].

У голландцев была веская причина оказаться позже других в Новом Свете. В пятнадцатом и шестнадцатом веках Голландия принадлежала Испании, и голландцам пришлось воевать (война длилась с 1568 по 1648 год), чтобы сбросить испанское владычество. Только после этого у них появилось свое государство, и Голландия смогла принять участие в гонке за пряностями и попытаться установить свое владычество в мире. В это время британцы были слабой нацией с нехваткой наличных. Когда королева Елизавета I вступила на трон в 1558 году, Англия была не в том положении, чтобы исследовать что-либо, кроме собственного банкротства.

Но благодаря мудрому и тайному использованию неофициального, санкционированного короной пиратства Елизавете I удалось начать десятилетний матч с Испанией за превосходство. Мало того, что испанцев оскорбляли и топили их корабли, королева закрывала глаза на воровство невероятного количества барышей в Новом Свете и облегчала его. Эти нападения не только обогащали ее страну, но и вынудили Испанию атаковать Англию, чтобы прекратить этот грабеж. Все закончилось гибелью испанской Армады. В конце концов британцы и голландцы пустили Испанию на дно, и Северной Европе удалось занять место за большим столом.

Итак, к 1600 годам Британия и Голландия ввязались в открытую для всех гонку по покорению земель. На самом деле правильным будет сказать, что они нашли свою колею. Но не открытие новых земель было их сильной стороной, а колонизация. Обе нации обладали замечательным талантом плодить богатство там, где они высаживались, а не только захватывать его. Если между британцами и голландцами возникали трения, то исключительно из‑за пересечения деловых интересов. Им нравились одни и те же места для развития бизнеса, и выбирали они одни и те же цели. Как торговые империи с торговыми же интересами, они искали места не для одного только приобретения, а для развития, то есть места с ценными и возобновляемыми ресурсами, земли, которые они смогут обрабатывать и колонизировать, а также стратегические точки для торговых путей или для защиты. Поэтому «Голландская ост-индская компания» (ГОК) и «Британская ост-индская компания» (БОК) имеют интересную историю борьбы за одни и те же острова. И Манхэттен не стал исключением.

Генри Гудзон был английским мореплавателем, работавшим на ГОК. Ему было приказано найти знаменитый, но так и не найденный Северо-западный проход, который позволил бы европейским купцам проплывать через Новый Свет, когда он наткнулся на то, что мы теперь называем Нью-Йорком. Но Гудзону было все равно. Его интересовал только Восток.

И все же он поступил разумно, объявив эту территорию вместе с прилегающими землями собственностью «Голландской ост-индской компании». Но поймите: это не значило, что ГОК верила в то, что земля принадлежит ей вопреки любым заявлениям местного населения. Голландцы всего лишь застолбили территорию, чтобы на нее не смогли претендовать другие европейские народы. Это было совсем не похоже на Испанию, к примеру, которая, появившись где-либо, объявляла, что место отныне является частью Испании. А голландцы «закидывали удочку» в новые страны ради возможностей дальнейшего развития.

Меньше похоже на войну, больше на бизнес, но все равно обман.

Гудзон мог метафорически помочиться на Нью-Йорк с борта своего корабля, когда он проплывал мимо него в 1612 году, но лишь десять лет спустя, когда ГОК искала место для консолидации колонистов, компания решила действительно купить остров с помощью Петера Минейта. Предложение денег было не просто знаком доброй воли. Это был способ придать сделке формальный характер.

Почему голландцы вообще заплатили хоть что-то за Манхэттен? Какая тупоголовая страна платит за землю в Новом Свете?

Эпоха открытий была равной для всех и не стоила никому ни гроша. Я подчеркиваю это: ни гроша. Как я уже упоминала ранее, весь Старый Свет бросился в обе Америки и начал хватать там землю как будто по праву. Некоторые страны объявляли это божественным правом. Возможно, голландцы были в большей степени счетоводами, чем конкистадорами, но от этого они не становились беззубыми. У голландцев долгая история жестокого обращения с местным населением в других уголках мира, например на алмазных копях в Африке. Тогда откуда такое джентльменское поведение в Новом Свете? Почему они заключали сделки с так называемыми вилденами[14]14
  Так голландцы называли всех местных жителей, которых они встречали.


[Закрыть], договаривались о цене и подписывали договор?

Потому что местные жители тут были ни при чем. Все дело в католической церкви. К этому клубу голландцы никоим образом не принадлежали. Если говорить конкретнее, то дело в Тордесильясском договоре.

Начиная с 1481 года папа Александр VI (глава знаменитого семейства Борджиа), употребляя свою божественную власть как голос церкви, издавал многочисленные буллы, многие из которых противоречили друг другу, а некоторые вообще не имели смысла. Если придерживаться технической стороны вопроса, то папской буллой называется любой написанный документ, представленный публике любым папой римским и имеющий официальную печать. На практике папские буллы действовали как декрет. Александр VI любил издавать папские буллы. Он разбрасывал их направо и налево, словно неправильно выписанные чеки. В долгой истории католической церкви его вспоминают без особой гордости.

В конце концов булла Александра VI Inter Caetera, впоследствии ратифицированная как Тордесильясский договор, разбила весь мир на абстрактные территории и поделила их между Испанией и Португалией, в обмен, разумеется, на осязаемую дань от Испании и Португалии. Никакая другая страна под страхом отлучения от католической церкви не имела права посылать корабли, или строить форпосты, или устанавливать торговые пути в Новом Свете… Под Новым Светом имелся в виду весь не открытый европейцами мир на Западе и на Востоке. (Линия раздела неоднократно передвигалась то вперед, то назад, именно поэтому бразильцы являются единственными южноамериканцами, которые говорят по-португальски, а не по-испански.)

Этот план отлично работал – на Александра VI, на Испанию и на Португалию. Всем остальным он только мешал.

Так как голландцы определенно не были католиками, они не относились к власти папы слишком всерьез. На самом деле неофициальный девиз ГОК гласил: «Христос хорошо, а торговля лучше». Угроза отлучения от церкви для голландцев таковой не являлась, поскольку вас невозможно выкинуть из клуба, членом которого вы не являетесь. В большинстве случаев голландцы попросту игнорировали Тордесильясский договор. Но им нужно было каким-то образом закрепить за собой новые земли на тот случай, если на них покусятся те, кто серьезнее относится к авторитету церкви.

Те, кто работал на ГОК, не были ни пиратами, ни авантюристами, это были бизнесмены с уникальным даром заключать сделки. По сути, переговоры с дикарями, подписание с ними договоров и плата за их земли были умным законным ходом, целью которого было нейтрализовать любые попытки католических стран заявить о том, что колонии, принадлежащие голландцам, были приобретены незаконно.

Так каким же образом голландцы определили справедливую цену за Манхэттен? Зачем использовали бусины? Почему не драгоценные камни, не тюльпаны или что-то еще?

Тот факт, что голландцы заплатили за Новый Амстердам бусинами, не является удивительным или уникальным. Венецианцы долгое время расплачивались бусинами в Африке и Индонезии задолго до того, как Новый Свет был открыт. На самом деле многие изготовители бусин в Голландии были венецианцами.

Факты таковы: в шестнадцатом и семнадцатом веках бусины считались ценными и являлись мировой валютой. Их создавали именно с этой целью и использовали в качестве дорожных чеков в эпоху Ренессанса. В те времена было столь же трудно расплатиться неизвестными иностранными деньгами, как и в наши дни. Разумеется, золоту и драгоценностям рады везде, но драгоценные камни доставляли из этих далеких земель, что значительно умаляло их ценность в глазах местных жителей. И хотя каждый понимает ценность золота, оно тяжелое, его сложно перевозить в больших количествах и легко украсть.

А вот стеклянные бусины перевозить было легко, так же легко было привести их к одному стандарту, и, что самое важное, они были редкими и, следовательно, высоко ценились везде, кроме Западной Европы. Это огромное преимущество: отдавать то, что для покупателя имеет куда бóльшую цену, чем для продавца. Стеклянные бусины были особенно ценными, можно даже сказать, бесценными, редкими и экзотическими в Новом Свете, где не существовало производства стекла и никто никогда не видел ничего подобного.

Людям неприятна мысль о том, что Манхэттен был приобретен у американских индейцев за стеклянные бусины, потому что современные люди считают бусины ничего не стоящими. На самом же деле нет ничего скандального в сделке, платежным средством в которой являлись бусины. Предположение о том, что индейцы, взявшие бусины в качестве платы, были обмануты, исходят от людей, слышавших эту историю. В самой истории ничего об этом не сказано. И дело не только в чувстве культурной вины, но и в современном восприятии ценности вещей. Если мы исходим из того, что бусины ничего не стоили, если мы верим в то, что местные жители продали свою землю за бесполезные безделушки, то из этого следует логический вывод: мы должны очень низко ценить интеллект американских индейцев, которые жили на этом острове.

Дешевизна бусин – это постиндустриальное восприятие. Мы выяснили, что ценность вещи меняется по мере того, как она становится обычной и повсеместной. Судьба пуговиц и бусин, когда-то предметов умеренной роскоши, была точно такой же. Как только их производством занялись фабрики и станки, количество пуговиц и бусин, которые производитель мог продать, выросло во много раз. До промышленной революции мастер, изготавливавший пуговицы или бусины, делал сотню этих предметов в месяц. С помощью станков он мог производить десять тысяч. Парадоксально, но успех привел к упадку этой отрасли, поскольку произошло перенасыщение рынка. При таком изобилии пуговицы и бусины казались менее ценными, и со временем они действительно стали менее ценными.

По мере того, как падал спрос на красивые бусины и пуговицы, цены тоже падали, и производители стали использовать более дешевые материалы, чтобы не терпеть убытки. В сочетании с постоянными инновациями в технологии дешевые материалы позволили производить миллионы пуговиц и бусин. Ирония в том, что, как только процесс механизировали и усовершенствовали для массового производства, массы не захотели этот товар… именно по этой причине.

Проблема истории «о бусинах, за которые купили Манхэттен» не в том, что никто не считал прибыль от двадцати четырех долларов, как пытались сделать многие умные люди. Дело в том, что никто и не подумал подсчитать прибыль в бусинах. В этом и заключается суть эффекта дефицита: бусины в наши дни вездесущие, дешевые и одноразовые. Любой может их иметь, поэтому они ничего не стоят.

Вопрос: а сколько они стоили?

Я начинала свою работу в ювелирном деле в отделе оценки в House of Kahn, аукционном доме в Чикаго. В мой первый день на службе я с помощью справочника проверяла клеймо мастера (это своего рода подпись художника для ювелиров) на десятках колец. Но меня смутили цифры – по две или три на каждом кольце, – которые я обязательно находила выбитыми на металле.

Я увидела, что мистер Кан, наш босс, идет на ланч, подошла и назвала себя. Я показала ему один из номеров, которые меня смущали, и спросила, что он означает. Мистер Кан объяснил, что я смотрю на пробу – клеймо, обозначающее чистоту металла, то есть процент чистого серебра или золота.

Я спросила, почему мы не можем просто спилить эти цифры и поменять их. Разве это не сделает ювелирные изделия более ценными? Не судите меня слишком строго. Я была молода, и это был мой первый рабочий день. (Согласна, у меня были криминальные наклонности.)

Мистер Кан назвал меня очень умной девочкой и погладил по голове. А потом он строго-настрого запретил мне делать что-либо подобное и объяснил, что иначе меня ждет прямой путь в федеральную тюрьму.

Поменять эти цифры – это все равно что дорисовать ноль на стодолларовой банкноте. Кольцо может принадлежать вам, но эти маленькие цифры – собственность федерального резерва. Если вы заглянете внутрь вашего кольца или браслета, вы обязательно увидите цифры, например 925. Это проба качественного серебра, поскольку в таком изделии 92,5 процента чистого серебра. Если вы увидите цифры 725, это означает, что вещь сделана из 18-каратного золота, в котором 72,5 процента чистого золота и 27,5 процента примеси. Удаление этих цифр с ювелирных украшений – это преступление, даже если это ваши украшения. В ломбарде так же не имеют права удалять или менять эти цифры. Для ювелира преступление не поставить пробу или намеренно поставить фальшивую пробу[15]15
  Национальный акт о пробах на золоте и серебре 1906 года.


[Закрыть].

И это не то нарушение закона, о котором вас предупреждает надпись, к примеру, на этикетке матраса: «Удаление этой этикетки считается нарушением закона». Нет, это нарушение закона сродни выпуску фальшивых денег.

Драгоценности – это деньги. В буквальном смысле слова.

Украшения можно переплавить, превратив в слитки, вынуть из них драгоценные камни. Предполагается, что они могут вернуть вам деньги или даже служить таковыми. Это красивые деньги, не сомневайтесь. Они обладают сильной притягательностью. И все же золото и ювелирные украшения – это просто деньги.

То же самое можно сказать и об особенных бусинах Нового Света под названием «вампум».