Текст книги "Тебя, одну тебя люблю я и желаю!"

«Друг мой, я сегодня болен…»

 
Друг мой, я сегодня болен, —
Знать, поветрие такое:
Право, я в себе не волен,
Не найдусь никак в покое.
 
 
Не ошибся я в надежде:
Ты умна и молчалива,
Ты всё та же, что и прежде, —
И добра и горделива.
 
 
На дворе у нас ненастье,
На дворе гулять опасно, —
Дай мне руку, дай на счастье…
У тебя тепло и ясно.
 
 
Ах, давно ли у тебя я —
Так беспечно, так лениво, —
Всё на свете забывая,
Был покорен молчаливо?
 
 
А теперь – зачем в углу том,
За широкою гардиной,
Вон, вон тот, что смотрит плутом,
С черной мордою козлиной?
 
 
Не могу не ненавидеть
Этих глаз в досадной роже!
Право, – скучно, грустно видеть
Каждый день одно и то же.
 
 
Понимаю эти ласки,
Взор печали беспредельной…
Нет ли, друг мой, нет ли сказки,
Нет ли песни колыбельной?
 
 
Чтобы песнию смягчалось
То, что в сказке растревожит;
Чтобы сердце хоть пугалось,
Коль любить оно не может.
 

«Между счастием вечным твоим и моим…»

 
Между счастием вечным твоим и моим
Бесконечное, друг мой, пространство.
Не клянись мне – я верю: я, точно, любим —
И похвально твое постоянство;
 
 
Я и сам и люблю и ласкаю тебя.
Эти локоны чудно-упруги!
Сколько веры в глазах!.. Я скажу не шутя:
Мне не выбрать милее подруги.
 
 
Но к чему тут обман? Говорим что хотим, —
И к чему осторожное чванство?
Между счастием вечным твоим и моим
Бесконечное, друг мой, пространство.
 

«Ты говоришь мне: прости…»

 
Ты говоришь мне: прости!
Я говорю: до свиданья!
Ты говоришь: не грусти!
Я замышляю признанья.
 
 
Дивный был вечер вчера!
Долго он будет в помине;
Всем, – только нам не пора;
Пламя бледнеет в камине.
 
 
Что же, – к чему этот взгляд?
Где ж мой язвительный холод?
Грусти твоей ли я рад?
Знать, я надменен и молод?
 
 
Что ж ты вздохнула? Цвести —
Цель вековая созданья;
Ты говоришь мне: прости!
Я говорю: до свиданья!
 

«После раннего ненастья…»

 
После раннего ненастья
Что за рост и цвет обильный!
Ты даешь мне столько счастья,
Что сносить лишь может сильный.
 
 
Ныне чувства стали редки,
Ты же мне милей свободы;
Но боюсь я той беседки,
Где у ног почиют воды.
 
 
Сердце чует, что недаром
Нынче счастие такое;
Я в воде горю пожаром,
А в глазах твоих – так вдвое.
 

«Мудрым нужно слово света…»

 
Мудрым нужно слово света,
Дружбе сладок глас участья;
Но влюбленный ждет привета —
Обновительного счастья.
 
 
Я ж не знаю: в жизни здешней
Думы ль правы, чувства ль правы?
Отчего так месяц вешний
Жемчугом осыпал травы?
 
 
Что они дрожат, как слезы, —
Голубого неба очи?
И зачем в такие грезы
Манит мглу любовник ночи?
 
 
Ждет он, что ли? Мне сдается,
Что напрасно я гадаю.
Слышу, сердце чаще бьется,
И со мною что? – не знаю!
 

«Я в моих тебя вижу всё снах…»

 
Я в моих тебя вижу всё снах
С той же яркою искрой в глазах,
С тем же бледно-прозрачным лицом,
С тем же розовым белым венцом,
С той же властью приветливых слов,
С той же тучей младенческих снов;
И во сне так полно я живу,
Как, бывало, живал наяву.
 

«Где север – я знаю!…»

 
Где север – я знаю!
Отрадному предан недугу,
Весь день обращаю
И очи и помыслы к югу.
 
 
В дали ли просторной
Твое забелеет жилище. —
Как в области горной,
Я сердцем и разумом чище.
 
 
Услышу ли слово
Твоей недоверчивой речи, —
И сердце готово
Стремиться до будущей встречи.
 

«Среди несметных звезд полночи…»

 
Среди несметных звезд полночи
Как эти две глядят мне в очи,
Не поглядит нигде звезда;
Но неизменна воля рока:
С заката той, а той с востока —
Им не сойтиться никогда.
 
 
Среди людей так часто двое
Равно постигнули земное,
Затем что стали высоко,
И оба сердца пышут страстью,
И оба сердца рвутся к счастью,
И счастье вечно далеко.
 

«Когда опять по камням заиграет…»

 
Когда опять по камням заиграет
Алмазами сверкающий ручей
И вновь душа невольно вспоминает
Невнятный смысл умолкнувших речей,
 
 
Когда, прогрет приветными лучами,
На волю рвется благовонный лист
И лик небес, усеянный звездами,
Так безмятежно, так лазурно чист, —
 
 
Не говори: «Я плачу, я страдаю,
Что сердцу близко – взору далеко»,
Скажи: «Хвала! Я сердцем понимаю,
Я чувствую душою глубоко».
 

«Снова слышу голос твой…»

 
Снова слышу голос твой,
Слышу и бледнею;
Расставался, как с душой,
С красотой твоею!
 
 
Если б муку эту знал,
Чуял спозаранку, —
Не любил бы, не ласкал
Смуглую цыганку.
 
 
Не лелеял бы потом
Этой думы томной
В чистом поле под шатром
Днем и ночью темной.
 
 
Что ж напрасно горячить
Кровь в усталых жилах?
Не сумела ты любить,
Я – забыть не в силах.
 

«Напрасно, дивная, смешавшися с толпою…»

 
Напрасно, дивная, смешавшися с толпою,
Вдоль шумной улицы уныло я пойду;
Судьба меня опять уж не сведет с тобою,
И ярких глаз твоих нигде я не найду.
 
 
Ты раз явилась мне, как дивное виденье,
Среди бесчисленных, бесчувственных людей, —
Но быстры молодость, любовь, и наслажденье,
И слава, и мечты, а ты еще быстрей.
 
 
Мне что-то новое сказали эти очи,
И новой истиной невольно грудь полна, —
Как будто на заре, подняв завесу ночи,
Я вижу образы пленительного сна.
 
 
Да, сладок был мой сон хоть на одно
                                          мгновенье! —
Зато, невольною тоскою отягчен,
Брожу один теперь и жду тебя, виденье,
И ясно предо мной летает светлый сон.
 

«Следить твои шаги, молиться и любить…»

 
Следить твои шаги, молиться и любить —
Не прихоть у меня и не порыв случайный:
Мой друг, мое дитя, поверь, – тебя хранить
Я в сердце увлечен какой-то силой тайной.
 
 
Постигнув чудную гармонию твою —
И нежной слабости и силы сочетанье,
Я что-то грустное душой предузнаю,
И жалко мне тебя, прекрасное созданье!
 
 
Вот почему порой заглядываюсь я,
Когда над книгою иль пестрою канвою
Ты наклоняешься пугливой головою,
А черный локон твой сбегает как змея,
 
 
Прозрачность бледную обрезавши ланиты,
И стрелы черные ресниц твоих густых
Сияющего дня отливами покрыты
И око светлое чернеет из-под них.
 

Вчера и сегодня

 
Вчера, при блеске свеч, в двенадцатом часу,
Ты слушала меня с улыбкою участья,
И мне казалося: вот-вот перенесу
Тебя в цветущий мир безумия и счастья.
 
 
Сегодня – боже мой! – я путаюсь в словах,
Ты смотришь на меня и трезво, и обидно, —
И как об этих двух подумаю я днях,
То нынешнего жаль, а за вчерашний стыдно.
 

Отъезд

 
Какая горькая обида:
Я завтра еду. Боже мой!
Как будто к области Аида
Темнеет путь передо мной.
 
 
Как, после нежного похмелья
От струй пафосского вина,
Уединенная мне келья
Теперь покажется душна!
 
 
Но, верен сладостной тревоге,
В степи безбрежной и в лесу,
По рвам, по каменной дороге
Твой образ чистый понесу.
 
 
И сохраню в душе глубоко
Двойную прелесть красоты:
И это мыслящее око,
И эти детские черты.
 

Неотразимый образ

 
В уединении забудусь ли порою,
Ресницы ли мечта смежает мне, как сон, —
Ты, ты опять в дали стоишь передо мною,
Моих весенних дней сияньем окружен.
 
 
Всё, что разрушено, но в бедном сердце живо,
Что бездной между нас зияющей легло,
Не в силах удержать души моей порыва,
И снова я с тобой – и у тебя светло.
 
 
Не для тебя кумир изменчивый и бренный
В сердечной слепоте из праха создаю;
Мне эта даль мила: в ней – призрак
                                                неизменный —
Опять чиста, светла я пред тобой стою.
 
 
Ни детских слез моих, ни мук души безгрешной,
Ни женской слабости винить я не могу,
К святыне их стремлюсь с тоскою безутешной
И в ужасе стыда твой образ берегу.
 

Сонет

 
Угрюм и празден часто я брожу:
Напрасно веру светлую лелею,
На славный подвиг силы не имею,
Для песни сердца слов не нахожу.
 
 
Но за тобой ревниво я слежу,
Тебя понять и оценить умею;
Вот отчего я дружбой горд твоею
И близостью твоею дорожу.
 
 
Спасибо жизни! Пусть по воле рока
Истерзана, обижена глубоко,
Душа порою в сон погружена, —
 
 
Но лишь краса душевная коснется
Усталых глаз – бессмертная проснется
И звучно затрепещет, как струна.
 

«Я целый день изнемогаю…»

 
Я целый день изнемогаю
В живом огне твоих лучей
И, утомленный, не дерзаю
К ним возводить моих очей;
 
 
Но без тебя, сознавши смутно
Всю безотрадность темноты,
Я жду зари ежеминутно
И всё твержу: Взойдешь ли ты?
 

«Как ярко полная луна…»

 
Как ярко полная луна
Посеребрила эту крышу!
Мы здесь под тенью полотна,
Твое дыхание я слышу.
 
 
У неостывшего гнезда
Ночная песнь гремит и тает.
О, погляди, как та звезда
Горит, горит и потухает.
 
 
Понятен блеск ее лучей
И полночь с песнию своею,
Но что горит в груди моей —
Тебе сказать я не умею.
 
 
Вся эта ночь у ног твоих
Воскреснет в звуках песнопенья,
Но тайну счастья в этот миг
Я унесу без выраженья.
 

«Как эта ночь, ты радостно-светла…»

 
Как эта ночь, ты радостно-светла,
Подобно ей, к мечтам ты призываешь
И, как луна, что там вдали взошла,
Всё кроткое душе напоминаешь.
 
 
Она живет в минувшем, не скорбя,
И весело к грядущему стремится.
Взгляну ли вдаль, взгляну ли на тебя —
И в сердце свет какой-то загорится.
 

«Я повторял…»

 
Я повторял: «Когда я буду
Богат, богат!
К твоим серьгам по изумруду —
Какой наряд!»
 
 
Тобой любуясь ежедневно,
Я ждал, – но ты —
Всю зиму ты встречала гневно
Мои мечты.
 
 
И только этот вечер майский
Я так живу,
Как будто сон овеял райский
Нас наяву.
 
 
В моей руке – какое чудо! —
Твоя рука,
И на траве два изумруда —
Два светляка.
 

Романс

 
Угадал – и я взволнован,
Ты вошла – и я смущен,
Говоришь – я очарован.
Ты ли, я ли, или сон?
 
 
Тонкий запах, шелест платья, —
В голове и свет и мгла.
Глаз не смею приподнять я,
Чтобы в них ты не прочла.
 
 
Лжет лицо, а речь двояко;
Или мальчик я какой?
Боже, боже, как, однако,
Мне завиден жребий мой!
 

Лиле

 
Лови, лови ты
Часы веселий,
Пока ланиты
Не побледнели,
Но средь волнений
Живых и властных
Проси мгновений
У муз прекрасных.
 

«Чуждые огласки…»

 
Чуждые огласки,
Слышу речи ласки,
Вижу эти глазки,
Чую сердца дрожь, —
 
 
Томных грез поруки,
Засыпают звуки…
Их немые муки
Только ты поймешь!
 

«Погляди мне в глаза хоть на миг…»

 
Погляди мне в глаза хоть на миг,
Не таись, будь душой откровенней:
Чем яснее безумство в твоих,
Тем блаженство мое несомненней.
 
 
Не дано мне витийство: не мне
Связных слов преднамеренный лепет! —
А больного безумца вдвойне
Выдают не реченья, а трепет.
 
 
Не стыжусь заиканий своих:
Что доступнее, то многоценней.
Погляди ж мне в глаза хоть на миг,
Не таись, будь душой откровенней.
 

«Что молчишь? Иль не видишь – горю…»

 
Что молчишь? Иль не видишь – горю,
Всё равно – отстрани хоть, приветь ли.
Я тебе о любви говорю,
А вязанья считаешь ты петли.
 
 
Отчего же сомненье свое
Не гасить мне в неведенье этом?
Отчего же молчанье твое
Не наполнить мне радужным светом?
 
 
Может быть, я при нем рассмотрю,
В нем отрадного, робкого нет ли…
Хоть тебе о любви говорю,
А вязанья считаешь ты петли.
 

Из поэмы «Талисман»

 
…Кто юных лет волнения не знал
И первой страсти, пылкой, но послушной,
Во дни надежд о счастьи не мечтал
С веселием улыбки простодушной,
И кто к ногам судьбы не повергал
Кровавых жертв любви великодушной?
И всё пройдет, – нельзя же век любить;
Но есть и то, чего нельзя забыть.
…………………………………………
 
 
И, сам не свой, я, наклоняясь, чуть
Не покрывал кудрей ее лобзаньем,
И жаждою моя горела грудь;
Хотелось мне порывистым дыханьем
Всю душу звуков сладостных вдохнуть —
И выдохнуть с последним издыханьем!
Дрожали звуки на ее устах,
Дрожали слезы на ее глазах.
 
 
«Вы знаете, – сказала мне она, —
Что я владею чудным талисманом?
Хотите ли, я буду вам видна
Всегда, везде, с луною, за туманом?»
Несбыточным была душа полна,
Я счастлив был ребяческим обманом.
Что б ни было – я верил всей душой, —
И для меня слилась она с луной.
 
 
Я был вдали, ее я позабыл,
Иные страсти овладели мною;
Я даже снова искренно любил, —
Но каждый раз, когда ночной порою
Засветится воздушный хор светил, —
Я увлечен волшебницей луною.
………………………………………
 

Из поэмы «Студент»

 
…«А хоть в бреду, безгрешен этот бред!
Несчастию не я теперь виною,
И говорить о нем уже не след, —
Умру и тайны этой не открою.
Тут маменька виновница всех бед:
Распорядиться ей хотелось мною.
Я поддалась, всю жизнь свою сгубя. —
Я влюблена давно!» – «В кого?» – «В тебя!»
 
 
И мы неслись под пламенные звуки,
И – боже мой – как дивно хороша
Она была! и крепко наши руки
Сжимались, – и навстречу к ней душа
Моя неслась в томленьи новой муки.
«И я тебя люблю! – едва дыша,
Я повторял. – Что нам людская злоба!
Взгляни в глаза мне; твой, – я твой до гроба!»
………………………………………
 
 
О сладкий, нам знакомый шорох платья
Любимой женщины, о, как ты мил!
Где б мог ему подобие прибрать я
Из радостей земных? Весь сердца пыл
К нему летит, раскинувши объятья,
Я в нем расцвет какой-то находил.
Но в двадцать лет – как несказанно дорог
Красноречивый, легкий этот шорох!
………………………………………
 
 
А время шло. Кто любит так, не знает,
Чего он ждет, чем мысль его кипит.
Спросите вы у дома, что пылает:
Чего он ждет? Не ждет он, а горит,
И темный дым весь искрами мелькает
Над ним, а он весь пышет и стоит.
Надолго ли огни и искры эти?
Надолго ли? – Надолго ль всё на свете?
………………………………………
 
 
Откинула покров она с чела,
И месяц светом лик ей обдал чистый.
Уже моих колен ее пола
Касается своей волной пушистой,
И на плечо ко мне она легла,
И разом круг объял меня душистый:
И молодость, и дрожь, и красота,
И в поцелуе замерли уста.
 
 
И я ворвался в этот мир цветов,
Волшебный мир живых благоуханий,
Горячих слез и уст, речей без слов,
Мир счастия и пылких упований,
Где как во сне таинственный покров
От нас скрывает всю юдоль терзаний.
Нельзя душой и блекнуть и цвести, —
Я в этот миг не мог сказать «прости».
 

Д.П. и С.С. Боткиным в день двадцатипятилетия их свадьбы 16 января 1884 года

 
Сегодня пир отрадный мы венчаем,
Мы брачные подъемлем чаши вновь.
Сегодня дружбе мы венец сплетаем
И празднуем счастливую любовь.
 
 
Красавицы, не преклоняйте вежды;
К чему скрывать румяный пыл сердец,
Когда в груди у всех одни надежды,
Когда в душе у всех один венец?
 
 
Ни красоты, ни почестей, ни злата
В дыму мечты ты раем не зови;
Наш рай не там, меж Тигра и Евфрата,
А рай вот тут, у дружбы и любви.
 
 
Как сень его лелеет человека!
Как божеским дыханьем он объят!
В своей листве хранит он четверть века
Плоды любви и дружбы аромат.
 
 
И, умилясь сердцами, мы встречаем
Сей вертоград, подъемля чаши вновь;
Сегодня дружбе мы венец сплетаем
И празднуем счастливую любовь.
 

О.М. Соловьевой

 
Рассеянной, неверною рукою
Я собирал поэзии цветы,
И в этот час мы встретились с тобою,
Поклонница и жрица красоты.
 
 
В безумце ты тоскующем признала
Прибывшего с знакомых берегов,
И кисть твоя волшебством разгадала
Язык цветов и сердца тайный зов.
 
 
И вот с тех пор, в роскошном их уборе
Завидевши те сельские цветы
Нетленными на матовом фарфоре,
Без подписи я знаю: это ты.
 

Л.И. Офросимовой

 
Воздушной, детскою и ясной
Окружены вы красотой.
Ей не сдаваться – труд напрасный:
Звездою чистой и прекрасной
Она горит над головой.
 
 
Но вас хвалить никто не смеет, —
Пред вами нищий – наш язык:
Отважный юноша робеет,
И зависть тайная бледнеет,
И изумляется старик.
 

«Солнце потухло, плавает запах…»

 
Весна, весна, пора любви.
 

Пушкин

 
Солнце потухло, плавает запах
Юных берез
В воздухе сладком; лодка катится
Вниз по реке;
Небо прозрачно, плавает месяц
В ясной воде.
 
 
Там, за рекою, звездною цепью
Блещут огни,
Тени мелькают, вторится эхом
Песнь рыбака;
 
 
Здесь, над горою, к другу склонившись
Легкой главой,
Милая Мери с нежной улыбкой
Шепчет: «Люблю».
 
 
Мери, ты любишь! Скоро умолкнет
Ночи певец,
Лист потемнеет, – будешь ли так же,
Мери, любить?..
 

Похищение из гарема

 
Кто в ночи при луне открывает окно?
Чья рука, чья чалма там белеют?
Тихо всё. Злой евнух уже дремлет давно,
И окошки гарема чернеют.
 
 
Ты, султанша, дрожишь? Ты, султанша, бледна?..
Страшно ждать при луне иноверца!..
Но зачем же, скажи мне, ты ждешь у окна?
Отчего ноет сладостно сердце?
 
 
– Что ж ты медлишь, гяур? Приезжай поскорей!
Уж луна над луной минарета.
Чу, не он ли?.. Мне чудится топот коней.
Далеко нам скакать до рассвета!
 
 
Да! То он! Мой гяур уж заметил меня!
Конь идет осторожной стопою,
Всадник машет платком и другого коня
На поводьях ведет за собою.
 
 
Дремлет страж под окном; вдруг кинжал полетел
На него серебристой змеею;
Стон глухой… Меч сверкнул, и песок почернел
Там, где пала чалма с головою.
 
 
– Ножкой стань на плечо! Ах, скорей! не сорвись!
– Я боюся ревнивой погони.
Ах, в гареме огонь! – Захрапевши, взвились
И как вихри помчалися кони.
 
 
Поутру под окном изумленной толпой
Чернолицая стража стояла;
Перед нею с султаншиной белой чалмой
Иноверца перчатка лежала.
 

Ошибка

 
Не ведал жизни он и не растратил сил
В тоске бездействия, в чаду бесплодных
                                                  бредней;
Дикарь с младенчества, ее он полюбил
Любовью первой и последней.
 
 
Он не сводил очей с прекрасного чела;
Тоскливый взор его светился укоризной;
Он на нее смотрел: она ему была
Свободой, честию, отчизной.
 
 
Любимой песнию, улыбкой на устах
Напрасно скрыть она старалася страданья:
Он нежности любви искал в ее глазах —
И встретил нежность состраданья…
 
 
Расстались наконец. О, как порой легко
Прервать смущение бестрепетной разлуки!
Но в сердце у него запали глубоко
Порывы затаенной муки.
 
 
Ушел он на Восток. В горах, в развале битв,
Который год уже война его стихия.
Но имя он одно твердит среди молитв
И чует сердцем, где Россия…
 
 
Давно настала ночь, давно угас костер, —
Лишь два штыка вдали встречаются, сверкая,
Да там, на севере, над самой высью гор
Звезда сияет золотая.
 

Песнь пажа
Из времен рыцарства

 
Говорят, мой голос звонок,
Говорят, мой волос тонок, —
Что красавец я;
Говорят, я злой ребенок, —
Бог им в том судья!
 
 
Мне сулят во всём удачу,
Судят, рядят наудачу, —
Кто их разберет!
А не знают, как я плачу
Ночи напролет.
 
 
«Он дитя» – меня балуют,
«Он дитя» – меня целуют.
Боже мой! Оне
И не знают, что волнуют,
Мучат всё во мне.
 
 
Целовал бы, да не смею,
Прошептал бы, да робею,
Этим всё гублю…
А давно сказать умею:
«Я люблю! люблю!»
 

Переводы

Подражание восточным стихотворцам
Из Саади

 
Вселенной целой потеряв владенье,
Ты не крушись о том: оно ничто.
Стяжав вселенной целой поклоненье,
Не радуйся ему: оно ничто.
Минутно наслажденье и мученье,
Пройди ты мимо мира: он ничто.
 

«О, если бы озером был я ночным…»
Из Гафиза

 
О, если бы озером был я ночным,
А ты луною, по нем плывущей!
О, если б потоком я был луговым,
А ты былинкой, над ним растущей!
О, если бы розовым был я кустом,
А ты бы розой, на нем растущей!
О, если бы сладостным был я зерном,
А ты бы птичкой, его клюющей!
 

«О, как подобен я – смотри…»
Из Гафиза

 
О, как подобен я – смотри —
Свече, мерцающей в потьмах,
Но ты – в сияющих лучах
Восход зари.
Лишь ты сияй, лишь ты гори!
Хотя по первому лучу
Твой яркий свет зальет свечу,
Но умолять тебя хочу:
Лишь ты гори,
Чтоб я угас в твоих лучах!
 

«Дано тебе и мне…»
Из Гафиза

 
Дано тебе и мне
Созвездием любовным
Украсить небеса:
Ты в них луною пышной,
Красавицей надменной,
А плачущей Плеядой
При ней мои глаза.
 

«Ветер нежный, окрыленный…»
Из Гафиза

 
Ветер нежный, окрыленный,
Благовестник красоты,
Отнеси привет мой страстный
Той одной, что знаешь ты.
 
 
Расскажи ей, что со света
Унесут меня мечты,
Если мне от ней не будет
Тех наград, что знаешь ты.
 
 
Потому что под запретом
Видеть райские цветы
Тяжело – и сердце гложет
Та печаль, что знаешь ты.
 
 
И на что цветы Эдема,
Если в душу пролиты
Ароматы той долины,
Тех цветов, что знаешь ты?
 
 
Не орлом я быть желаю
И парить на высоты;
Соловей Гафиз ту розу
Будет петь, что знаешь ты.
 

«В царство розы и вина приди…»
Из Гафиза

 
В царство розы и вина приди,
В эту рощу, в царство сна – приди.
 
 
Утиши ты песнь тоски моей —
Камням эта песня слышна – приди.
 
 
Кротко слез моих уйми ручей —
Ими грудь моя полна – приди.
 
 
Дай испить мне здесь, во мгле ветвей,
Кубок счастия до дна – приди.
 
 
Чтоб любовь до тла моих костей
Не сожгла – она сильна – приди.
 
 
Но дождись, чтоб вечер стал темней;
Но тихонько и одна – приди.
 

«Ах, как сладко, сладко дышит…»
Из Гафиза

 
Ах, как сладко, сладко дышит
Аромат твоих кудрей!
Но еще дышал бы слаще
Аромат души твоей.
 

«В доброй вести, нежный друг, не откажи…»
Из Гафиза

 
В доброй вести, нежный друг, не откажи,
При звездах прийти на луг – не откажи.
 
 
И в бальзаме, кроткий врач души моей,
Чтоб унять мой злой недуг, – не откажи.
 
 
В леденцах румяных уст, чтобы мой взор
За слезами не потух, – не откажи.
 
 
В пище тем устам, что юности твоей
Воспевают гимны вслух, – не откажи.
 
 
И во всём, на что завистливо в ночи
Смотрит неба звездный круг, – не откажи.
 
 
В том, чему отдавшись раз, хотя на миг,
Веки счастья помнит дух, – не откажи.
 
 
В том, что властно укротить еще одно
Пред могилою испуг, – не откажи.
 

«Гиацинт своих кудрей…»
Из Гафиза

 
Гиацинт своих кудрей
За колечком вил колечко,
Но шепнул ему зефир
О твоих кудрях словечко.
 

К цветам
Из Шиллера

 
Дети солнечного всхода,
Пестрых пажитей цветы,
Вас взлелеяла природа
В честь любви и красоты.
Ваши яркие уборы
Под перстом прзрачным Флоры
Так нарядно хороши;
Но, любимцы неги вешней,
Плачьте: прелесть жизни внешней
Не вдохнула в вас души.
 
 
Вслед за жаворонком нежно
Соловьи о вас грустят,
На листах у вас небрежно
Колыхаясь сильфы спят,
Ваши пышные короны
Превратила дочь Дионы
В брачный полог мотыльков.
Плачьте, плачьте, дети света!
В вас тоска понятна эта —
Вам неведома любовь.
 
 
Но томление разлуки
Выношу я, не скорбя;
Друг мой Нанни, эти руки
Вьют подарок для тебя!
Жизнь и душу, страсть и речи,
Сердца нежные предтечи,
Вам теперь передаю, —
И сильнейший меж богами
Здесь под скромными листами
Скрыл божественность свою.
 

Самообольщение
Из Гете

 
Соседкин занавес в окне
Волнуется опять.
Знать, хочет заглянуть ко мне
И дома ль я – узнать.
 
 
И точно ль гнев ревнивый свой,
Что целый день таю,
Я оскорбленною душой
Навеки сохраню?
 
 
Но нет! ребенок милый мой
Не думает о том, —
Я вижу, ветер заревой
Играет полотном.