Текст книги "Русская поэзия XIX века"

Уж верба вся пушистая

 
Уж верба вся пушистая
Раскинулась кругом;
Опять весна душистая
Повеяла крылом.
 
 
Станицей тучки носятся,
Тепло озарены,
И в душу снова просятся
Пленительные сны.
 
 
Везде разнообразною
Картиной занят взгляд,
Шумит толпою праздною
Народ, чему-то рад…
 
 
Какой-то тайной жаждою
Мечта распалена —
И над душою каждою
Проносится весна.
 

Аполлон Николаевич Майков
(1821–1897)

Осень

 
Кроет уж лист золотой
Влажную землю в лесу…
Смело топчу я ногой
Вешнюю леса красу.
 
 
С холоду щеки горят;
Любо в лесу мне бежать,
Слышать, как сучья трещат,
Листья ногой загребать!
 
 
Нет мне здесь прежних утех!
Лес с себя тайну совлек:
Сорван последний орех,
Свянул последний цветок.
 
 
Мох не приподнят, не взрыт
Грудой кудрявых груздей;
Около пня не висит
Пурпур брусничных кистей;
 
 
Долго на листьях лежит
Ночи мороз, и сквозь лес
Холодно как-то глядит
Ясность прозрачных небес…
 
 
Листья шумят под ногой;
Смерть стелет жатву свою…
Только я весел душой
И, как безумный, пою!
 
 
Знаю, недаром средь мхов
Ранний подснежник я рвал;
Вплоть до осенних цветов
Каждый цветок я встречал.
 
 
Что им сказала душа,
Что ей сказали они —
Вспомню я, счастьем дыша,
В зимние ночи и дни!
 
 
Листья шумят под ногой…
Смерть стелет жатву свою!
Только я весел душой —
И, как безумный, пою!
 

Емшан

 
Степной травы пучок сухой,
Он и сухой благоухает!
И разом степи надо мной
Все обаянье воскрешает…
 
 
Когда в степях, за станом стан,
Бродили орды кочевые,
Был хан Отрок и хан Сырчан,
Два брата, батыри лихие.
 
 
И раз у них шел пир горой —
Велик полон был взят из Руси!
Певец им славу пел, рекой
Лился кумыс во всем улусе.
 
 
Вдруг шум и крик, и стук мечей,
И кровь, и смерть, и нет пощады!
Все врозь бежит, что лебедей
Ловцами спугнутое стадо.
 
 
То с русской силой Мономах
Всесокрушающий явился;
Сырчан в донских залег мелях,
Отрок в горах кавказских скрылся.
 
 
И шли года… Гулял в степях
Лишь буйный ветер на просторе…
Но вот – скончался Мономах,
И по Руси – туга и горе.
 
 
Зовет к себе певца Сырчан
И к брату шлет его с наказом:
«Он там богат, он царь тех стран,
Владыка надо всем Кавказом, —
 
 
Скажи ему, чтоб бросил все,
Что умер враг, что спали цепи,
Чтоб шел в наследие свое,
В благоухающие степи!
 
 
Ему ты песен наших спой, —
Когда ж на песнь не отзовется,
Свяжи в пучок емшан степной
И дай ему – и он вернется».
 
 
Отрок сидит в златом шатре,
Вкруг – рой абхазянок прекрасных;
На золоте и серебре
Князей он чествует подвластных.
 
 
Введен певец. Он говорит,
Чтоб в степи шел Отрок без страха,
Что путь на Русь кругом открыт,
Что нет уж больше Мономаха!
 
 
Отрок молчит, на братнин зов
Одной усмешкой отвечает, —
И пир идет, и хор рабов
Его что солнце величает.
 
 
Встает певец, и песни он
Поет о былях половецких,
Про славу дедовских времен
И их набегов молодецких, —
 
 
Отрок угрюмый принял вид
И, на певца не глядя, знаком,
Чтоб увели его, велит
Своим послушливым кунакам.
 
 
И взял пучок травы степной
Тогда певец, и подал хану —
И смотрит хан – и, сам не свой,
Как бы почуя в сердце рану,
 
 
За грудь схватился… Все глядят:
Он – грозный хан, что ж это значит?
Он, пред которым все дрожат, —
Пучок травы целуя, плачет!
 
 
И вдруг, взмахнувши кулаком:
«Не царь я больше вам отныне! —
Воскликнул. —
Смерть в краю родном
Милей, чем слава на чужбине!»
 
 
Наутро, чуть осел туман
И озлатились гор вершины,
В горах идет уж караван —
Отрок с немногою дружиной.
 
 
Минуя гору за горой,
Всё ждет он – скоро ль степь родная,
И вдаль глядит, травы степной
Пучок из рук не выпуская.
 

Ласточки

 
Мой сад с каждым днем увядает;
Помят он, поломан и пуст,
Хоть пышно еще доцветает
Настурций в нем огненный куст…
 
 
Мне грустно! Меня раздражает
И солнца осеннего блеск,
И лист, что с березы спадает,
И поздних кузнечиков треск.
 
 
Взгляну ль по привычке под крышу —
Пустое гнездо над окном:
В нем ласточек речи не слышу,
Солома обветрилась в нем…
 
 
А помню я, как хлопотали
Две ласточки, строя его!
Как прутики глиной скрепляли
И пуху таскали в него!
 
 
Как весел был труд их, как ловок!
Как любо им было, когда
Пять маленьких, быстрых головок
Выглядывать стали с гнезда!
 
 
И целый-то день говоруньи,
Как дети, вели разговор…
Потом полетели, летуньи!
Я мало их видел с тех пор!
 
 
И вот – их гнездо одиноко!
Они уж в иной стороне —
Далеко, далеко, далеко…
О, если бы крылья и мне!
 

Христос Воскрес!

 
Повсюду благовест гудит,
Из всех церквей народ валит.
Заря глядит уже с небес…
Христос Воскрес! Христос Воскрес!
 
 
С полей уж снят покров снегов,
И реки рвутся из оков,
И зеленее ближний лес…
Христос Воскрес! Христос Воскрес!
 
 
Вот просыпается земля,
И одеваются поля,
Весна идет, полна чудес!
Христос Воскрес! Христос Воскрес!
 

Поле зыблется цветами

 
Поле зыблется цветами…
В небе льются света волны…
Вешних жаворонков пенья
Голубые бездны полны.
 
 
Взор мой тонет в блеске полдня…
Не видать певцов за светом…
Так надежды молодые
Тешат сердце мне приветом…
 
 
И откуда раздаются
Голоса их, я не знаю…
Но, им внемля, взоры к небу,
Улыбаясь, обращаю.
 

Иван Сергеевич Никитин
(1824–1861)

Встреча зимы

 
Поутру вчера дождь
В стекла окон стучал,
Над землею туман
Облаками вставал.
Веял холод в лицо
От угрюмых небес,
И, Бог знает о чем,
Плакал сумрачный лес.
В полдень дождь перестал,
И, что белый пушок,
На осеннюю грязь
Начал падать снежок.
Ночь прошла. Рассвело.
Нет нигде облачка.
Воздух легок и чист,
И замерзла река.
На дворах и домах
Снег лежит полотном
И от солнца блестит
Разноцветным огнем.
На безлюдный простор
Побелевших полей
Смотрит весело лес
Из-под черных кудрей,
Словно рад он чему, —
И на ветках берез,
Как алмазы, горят
Капли сдержанных слез.
Здравствуй, гостья-зима!
Просим милости к нам
Песни севера петь
По лесам и степям.
Есть раздолье у нас, —
Где угодно гуляй;
Строй мосты по рекам
И ковры расстилай.
Нам не стать привыкать, —
Пусть мороз твой трещит:
Наша русская кровь
На морозе горит!
Искони уж таков
Православный народ:
Летом, смотришь, жара —
В полушубке идет;
Жгучий холод пахнул —
Все равно для него:
По колени в снегу,
Говорит: «Ничего!»
В чистом поле метель
И крутит, и мутит, —
Наш степной мужичок
Едет в санках, кряхтит:
«Ну, соколики, ну!
Выносите, дружки!»
Сам сидит и поет:
«Не белы-то снежки!..»
Да и нам ли подчас
Смерть не встретить шутя,
Если к бурям у нас
Привыкает дитя?
Когда мать в колыбель
На ночь сына кладет,
Под окном для него
Песни вьюга поет.
И разгул непогод
С ранних лет ему люб,
И растет богатырь,
Что под бурями дуб.
Рассыпай же, зима,
До весны золотой
Серебро по полям
Нашей Руси святой!
И случится ли, к нам
Гость незваный придет
И за наше добро
С нами спор заведет —
Уж прими ты его
На сторонке чужой,
Хмельный пир приготовь,
Гостю песню пропой;
Для постели ему
Белый пух припаси
И метелью засыпь
Его след на Руси!
 

Русь

 
Под большим шатром
Голубых небес —
Вижу – даль степей
Зеленеется.
 
 
И на гранях их,
Выше темных туч,
Цепи гор стоят
Великанами.
 
 
По степям в моря
Реки катятся,
И лежат пути
Во все стороны.
 
 
Посмотрю на юг —
Нивы зрелые,
Что камыш густой,
Тихо движутся.
 
 
Мурава лугов
Ковром стелется,
Виноград в садах
Наливается.
 
 
Гляну к северу —
Там, в глуши пустынь,
Снег, что белый пух,
Быстро кружится;
 
 
Подымает грудь
Море синее,
И горами лед
Ходит по морю;
 
 
И пожар небес
Ярким заревом
Освещает мглу
Непроглядную…
 
 
Это ты, моя
Русь державная,
Моя родина
Православная!
 
 
Широко ты, Русь,
По лицу земли
В красе царственной
Развернулася!
 
 
У тебя ли нет
Поля чистого,
Где б разгул нашла
Воля смелая?
 
 
У тебя ли нет
Про запас казны,
Для друзей – стола,
Меча – недругу?
 
 
У тебя ли нет
Богатырских сил,
Старины святой,
Громких подвигов?
 
 
Перед кем себя
Ты унизила?
Кому в черный день
Низко кланялась?
 
 
На полях своих,
Под курганами,
Положила ты
Татар полчища.
 
 
Ты на жизнь и смерть
Вела спор с Литвой
И дала урок
Ляху гордому.
 
 
И давно ль было,
Когда с Запада
Облегла тебя
Туча темная?
 
 
Под грозой ее
Леса падали,
Мать сыра-земля
Колебалася,
 
 
И зловещий дым
От горевших сел
Высоко вставал
Черным облаком!
 
 
Но лишь кликнул царь
Свой народ на брань —
Вдруг со всех концов
Поднялася Русь.
 
 
Собрала детей,
Стариков и жен,
Приняла гостей
На кровавый пир.
 
 
И в глухих степях,
Под сугробами,
Улеглися спать
Гости навеки.
 
 
Хоронили их
Вьюги снежные,
Бури севера
О них плакали!..
 
 
И теперь среди
Городов твоих
Муравьем кишит
Православный люд.
 
 
По седым морям
Из далеких стран
На поклон к тебе
Корабли идут.
 
 
И поля цветут,
И леса шумят,
И лежат в земле
Груды золота.
 
 
И во всех концах
Света белого
Про тебя идет
Слава громкая.
 
 
Уж и есть за что,
Русь могучая,
Полюбить тебя,
Назвать матерью,
 
 
Стать за честь твою
Против недруга,
За тебя в нужде
Сложить голову.
 

В темной чаще замолк соловей

 
В темной чаще замолк соловей,
Прокатилась звезда в синеве;
Месяц смотрит сквозь сетку ветвей,
Зажигает росу на траве.
 
 
Дремлют розы. Прохлада плывет.
Кто-то свистнул… Вот замер и свист.
Ухо слышит – едва упадет
Насекомым подточенный лист.
 
 
Как при месяце кроток и тих
У тебя милый очерк лица!
Эту ночь, полный грез золотых,
Я б продлил без конца, без конца!
 

Утро

 
Звезды меркнут и гаснут.
В огне облака.
Белый пар по лугам расстилается.
По зеркальной воде,
по кудрям лозняка
От зари алый свет разливается.
Дремлет чуткий камыш.
Тишь – безлюдье вокруг.
Чуть приметна тропинка росистая.
Куст заденешь плечом —
на лицо тебе вдруг
С листьев брызнет роса серебристая.
Потянул ветерок, воду морщит-рябит.
Пронеслись утки с шумом
и скрылися.
Далеко-далеко колокольчик звенит.
Рыбаки в шалаше пробудилися,
Сняли сети с шестов,
весла к лодкам несут…
А восток все горит-разгорается.
Птички солнышка ждут,
птички песни поют,
И стоит себе лес, улыбается.
Вот и солнце встает,
из-за пашен блестит,
За морями ночлег свой покинуло,
На поля, на луга, на макушки ракит
Золотыми потоками хлынуло.
Едет пахарь с сохой, едет —
песню поет;
По плечу молодцу всё тяжелое…
Не боли ты, душа!
отдохни от забот!
Здравствуй, солнце
да утро веселое!
 

Зимняя ночь в деревне

 
Весело сияет
Месяц над селом;
Белый снег сверкает
Синим огоньком.
 
 
Месяца лучами
Божий храм облит;
Крест под облаками,
Как свеча, горит.
 
 
Пусто, одиноко
Сонное село;
Вьюгами глубоко
Избы занесло
 
 
Тишина немая
В улицах пустых,
И не слышно лая
Псов сторожевых.
 
 
Помоляся богу,
Спит крестьянский люд,
Позабыв тревогу
И тяжелый труд.
 
 
Лишь в одной избушке
Огонек горит:
Бедная старушка
Там больна лежит.
 
 
Думает-гадает
Про своих сирот:
Кто их приласкает,
Как она умрет.
 
 
Горемыки-детки,
Долго ли до бед!
Оба малолетки,
Разуму в них нет;
 
 
Как начнут шататься
По дворам чужим —
Мудрено ль связаться
С человеком злым!..
 
 
А уж тут дорога
Не к добру лежит:
Позабудут бога,
Потеряют стыд.
 
 
Господи, помилуй
Горемык-сирот!
Дай им разум-силу,
Будь ты им в оплот!..
 
 
И в лампадке медной
Теплится огонь,
Освещая бледно
Лик святых икон,
 
 
И черты старушки,
Полные забот,
И в углу избушки
Дремлющих сирот.
 
 
Вот петух бессонный
Где-то закричал;
Полночи спокойной
Долгий час настал.
 
 
И бог весть отколе
Песенник лихой
Вдруг промчался в поле
С тройкой удалой,
 
 
И в морозной дали
Тихо потонул
И напев печали,
И тоски разгул.
 

Алексей Николаевич Плещеев
(1825–1890)

Детство

 
Мне вспомнились детства
                 далекие годы
И тот городок, где я рос,
Приходского храма угрюмые своды,
Вокруг него зелень берез.
 
 
Бывало, едва лишь
           вечерней прохладой
Повеет с соседних полей,
У этих берез, за церковной оградой,
Сойдется нас много детей.
 
 
И сам я не знаю, за что облюбили
Мы это местечко, но нам
Так милы дорожки
              заглохшие были,
Сирень, окружавшая храм.
 
 
Там долго веселый наш крик
                  раздавался,
И не было играм конца;
Там матери
        нежный упрек забывался
И выговор строгий отца.
 
 
Мы птичек к себе
           приручали проворных,
И поняли скоро оне,
Что детской рукой
             рассыпаются зерна
Для них на церковном окне.
 
 
Мне вспомнились
          лица товарищей милых;
Куда вы девались, друзья?
Иные далеко, а те уж в могилах…
Рассеялась наша семья!
 
 
Один мне всех памятней:
               кротко светились
Глаза его, был он не смел;
Когда мы, бывало, шумели, резвились,
Он молча в сторонке сидел.
 
 
И лишь улыбался, но доброго взора
С игравшей толпы не спускал.
Забитый, больной,
             он дружился не скоро,
Зато уж друзей не менял.
 
 
Двух лет сиротой он остался;
                      призрела
Чужая семья бедняка.
Попреки, толчки он терпел
                      то и дело,
Без слез не едал он куска.
 
 
Плохой он работник был в доме,
                      но жадно
Читал все и ночью и днем.
И что бы ни вычитал в книжках,
                    так складно,
Бывало, расскажет потом.
 
 
Расскажет, какие на свете
                    есть страны,
Какие там звери в лесах,
Как тянутся в знойной степи
                      караваны,
Как ловят акулу в морях.
 
 
Любили мы слушать его, и казался
Другим в те минуты он нам:
Нежданно огнем его взор загорался
И кровь приливала к щекам.
 
 
Он, добрый, голодному нищему брату
Отдать был последнее рад.
И часто дивился: зачем те богаты —
А эти без хлеба сидят?
 
 
Что сталось с тобою?
               Свела ли в могилу
Беднягу болезнь и нужда?
Иль их одолел ты, нашел в себе силу
Для честной борьбы и труда?
 
 
Быть может, пустился ты
                в дальние страны
Свободы и счастья искать;
И все ты увидел, что стало так рано
Ребяческий ум твой пленять.
 
 
Мне вспомнились лица
                товарищей милых;
Все, все разбрелись вы, друзья…
Иные далеко, а те уж в могилах;
Рассеялась наша семья!
 
 
А там, за оградой, все так же сирени
Цветут, и опять вечерком
Малютки на старой церковной ступени
Болтают, усевшись рядком.
 
 
Там долго их говор
                и смех раздаются,
И звонкие их голоски
Тогда лишь начнут затихать,
                     как зажгутся
В домах городских огоньки…
 

Сельская песня

 
Травка зеленеет,
Солнышко блестит;
Ласточка с весною
В сени к нам летит.
 
 
С нею солнце краше
И весна милей…
Прощебечь с дороги
Нам привет скорей!
 
 
Дам тебе я зерен,
А ты песню спой,
Что из стран далеких
Принесла с собой…
 

Весна

 
Уж тает снег, бегут ручьи,
В окно повеяло весною…
Засвищут скоро соловьи,
И лес оденется листвою!
 
 
Чиста небесная лазурь,
Теплей и ярче солнце стало,
Пора метелей злых и бурь
Опять надолго миновала.
 
 
И сердце сильно так в груди
Стучит, как будто ждет чего-то,
Как будто счастье впереди
И унесла зима заботы!
 
 
Все лица весело глядят.
«Весна!» – читаешь в каждом взоре;
И тот, как празднику, ей рад,
Чья жизнь —
лишь тяжкий труд и горе.
 
 
Но резвых деток звонкий смех
И беззаботных птичек пенье
Мне говорят – кто больше всех
Природы любит обновленье!
 

Летние песни

1

 
Запах розы и жасмина,
Трепет листьев, блеск луны…
Из открытых окон льется
Песня южной стороны…
 
 
И томят и нежат душу
Эта ночь и песня мне;
Что затихло, что заснуло —
Снова будят в ней оне.
 
 
И нежданно встрепенулась
Вереница давних грез;
А казалось, что навеки
Эти грезы рок унес;
 
 
И что все, чем в молодые
Дни душа была полна,
Поглотила невозвратно
Жизни мутная волна!
 
 
Но опять потухший пламень
Загорается в крови,
И опять раскрылось сердце
Для восторга и любви!
 
 
Пахнут розы и жасмины,
Серебримые луной…
И поет, поет о счастье
Чей-то голос молодой!..
 

2

 
И вот шатер свой голубой
Опять раскинула весна;
Окроплены луга росой,
И серебристой полосой
Бросает свет на них луна.
 
 
Светла, как детский взор, река,
И ветви ив склонились к ней
Под гнетом легким ветерка;
И прилетел издалека
С звенящей трелью соловей…
 
 
Прекрасны вы, дары весны;
И горе бедным и больным,
Чьи очи горьких слез полны…
Такие ночи созданы
Для тех, кто счастлив и любим!
 

3

 
Отдохну-ка, сяду у лесной опушки;
Вон вдали – соломой
              крытые избушки,
И бегут над ними тучи вперегонку
Из родного края
           в дальнюю сторонку.
Белые березы, жидкие осины,
Пашни да овраги —
             грустные картины;
Не пройдешь без думы
             без тяжелой мимо.
Что же к ним все тянет
                так неодолимо?
Ведь на свете белом
          всяких стран довольно,
Где и солнце ярко,
            где и жить привольно.
Но и там, при блеске голубого моря,
Наше сердце ноет от тоски и горя,
Что не видят взоры
               ни берез плакучих,
Ни избушек этих сереньких,
                       как тучи;
Что же в них так сердцу
                   дорого и мило?
И какая манит тайная к ним сила?
 

4

 
Люблю я под вечер
             тропинкою лесною
Спуститься к берегу зеленому реки
И там, расположись под ивою густою,
Смотреть, как невод свой
                 закинут рыбаки,
Как солнце золотит
            прощальными лучами
И избы за рекой, и пашни, и леса,
А теплый ветерок меж тем,
                  шумя листами,
Едва-едва мои взвевает волоса,
И ласково лицо мое целует ива,
Нагнув ко мне свои
               сребристые листы.
О, как мне хорошо!
           Довольный и счастливый,
Лежу я вдалеке от скучной суеты;
Мне в уши не жужжат
                 заученные фразы
Витий, что ратуют
           за «медленный прогресс»
И от кого бы прочь бежал,
                    как от заразы,
В пустыни дикие,
               в непроходимый лес.
Порою в разговор рыбак
                  со мной вступает
О том, какой ему на долю выпал лов,
Как сына он к дьячку
                  учиться посылает…
И я внимать ему хоть
                   целый день готов:
Мне по душе его бесхитростное слово,
Как по душе мне жизнь
           средь вспаханных полей, —
Здесь, пошлости и лжи
                стряхнув с себя оковы,
Свободней я дышу
                   и чувствую полней.
 

5

 
Солнце горы золотило,
Золотило облака.
Воды светлые катила
В яркой зелени река.
 
 
И казалось, эти воды
Унесли с собою вдаль
И недавние невзгоды,
И недавнюю печаль.
 
 
И как будто воротилась
Снова дней моих весна;
Сердце весело так билось,
Так душа была ясна.
 
 
Все, чего душа просила
Так напрасно с давних пор,
Все природа ей дарила:
И свободу, и простор!
 

6

 
Ночь пролетала над миром,
Сны на людей навевая;
С темно-лазоревой ризы
Сыпались звезды, сверкая.
 
 
Старые мощные дубы,
Вечнозеленые ели,
Грустные ивы листвою
Ночи навстречу шумели.
 
 
Радостно волны журчали,
Образ ее отражая;
Рожь наклонялась, сильнее
Пахла трава луговая.
 
 
Крики кузнечиков резвых
И соловьиные трели,
В хоре хвалебном сливаясь,
В воздухе тихом звенели,
 
 
И улыбалася кротко
Ночь, над землей пролетая…
С темно-лазуревой ризы
Сыпались звезды, сверкая…
 

7

 
Бледный луч луны пробился
Сквозь таинственной листвы,
И приносит ветер теплый
Запах скошенной травы.
 
 
Всё бы только здесь лежал я,
Под навесом этих ив,
В даль немую, в купол звездный,
Взор бесцельно устремив;
 
 
Всё бы слушал, как вершина
Ивы дремлющей шумит,
Как на темном дне оврага
По камням родник журчит.
 
 
Это тихое журчанье,
Шелест листьев, свет луны —
На меня все навевает
Примиряющие сны…
 
 
Ночь! с твоим сияньем кротким,
Для усталого меня,
Ты дороже и милее
Ярко блещущего дня…
 

8

 
Что ты поникла, зеленая ивушка?
Что так уныло шумишь?
Или о горе моем ты проведала,
Вместе со мною грустишь?
 
 
Шепчутся листья твои серебристые,
Шепчутся с чистой волной…
Не обо мне ли
          тот шепот таинственный
Вы завели меж собой?
 
 
Знать, не укрылася дума гнетущая,
Черная дума от вас!
Вы разгадали, о чем эти жгучие
Слезы лилися из глаз?
 
 
В шепоте вашем я слышу участие;
Мне вам отрадно внимать…
Только природе страданья незримые
Духа дано врачевать!
 

Иван Захарович Суриков
(1841–1880)

Зима

 
Белый снег, пушистый
В воздухе кружится
И на землю тихо
Падает, ложится.
 
 
И под утро снегом
Поле забелело,
Точно пеленою
Все его одело.
 
 
Темный лес что шапкой
Принакрылся чудной
И заснул под нею
Крепко, непробудно…
 
 
Божьи дни коротки,
Солнце светит мало, —
Вот пришли морозцы —
И зима настала.
 
 
Труженик-крестьянин
Вытащил санишки,
Снеговые горы
Строят ребятишки.
 
 
Уж давно крестьянин
Ждал зимы и стужи,
И избу соломой
Он укрыл снаружи.
 
 
Чтобы в избу ветер
Не проник сквозь щели,
Не надули б снега
Вьюги и метели.
 
 
Он теперь покоен —
Все кругом укрыто,
И ему не страшен
Злой мороз, сердитый.
 

Детство

 
Вот моя деревня:
Вот мой дом родной;
Вот качусь я в санках
По горе крутой;
 
 
Вот свернулись санки,
И я на бок – хлоп!
Кубарем качуся
Под гору, в сугроб.
 
 
И друзья-мальчишки,
Стоя надо мной,
Весело хохочут
Над моей бедой.
 
 
Все лицо и руки
Залепил мне снег…
Мне в сугробе горе,
А ребятам смех!
Но меж тем уж село
Солнышко давно;
Поднялася вьюга,
На небе темно.
 
 
Весь ты перезябнешь, —
Руки не согнёшь, —
И домой тихонько,
Нехотя бредешь.
 
 
Ветхую шубенку
Скинешь с плеч долой;
Заберешься на печь
К бабушке седой.
 
 
И сидишь, ни слова…
Тихо все кругом;
Только слышишь: воет
Вьюга за окном.
 
 
В уголке, согнувшись,
Лапти дед плетет;
Матушка за прялкой
Молча лен прядёт.
 
 
Избу освещает
Огонек светца;
Зимний вечер длится,
Длится без конца…
 
 
И начну у бабки
Сказки я просить;
И начнет мне бабка
Сказку говорить:
 
 
Как Иван-царевич
Птицу-жар поймал,
Как ему невесту
Серый волк достал.
 
 
Слушаю я сказку —
Сердце так и мрет;
А в трубе сердито
Ветер злой поет.
 
 
Я прижмусь к старушке…
Тихо речь журчит,
И глаза мне крепко
Сладкий сон смежит.
 
 
И во сне мне снятся
Чудные края.
И Иван-царевич —
Это будто я.
 
 
Вот передо мною
Чудный сад цветет;
В том саду большое
Дерево растет.
 
 
Золотая клетка
На сучке висит;
В этой клетке птица
Точно жар горит;
 
 
Прыгает в той клетке,
Весело поет,
Ярким, чудным светом
Сад весь обдает.
 
 
Вот я к ней подкрался
И за клетку – хвать!
И хотел из сада
С птицею бежать.
 
 
Но не тут-то было!
Поднялся шум-звон;
Набежала стража
В сад со всех сторон.
 
 
Руки мне скрутили
И ведут меня…
И, дрожа от страха,
Просыпаюсь я.
 
 
Уж в избу, в окошко,
Солнышко глядит;
Пред иконой бабка
Молится, стоит.
 
 
Весело текли вы,
Детские года!
Вас не омрачали
Горе и беда.