Текст книги "Радио"

Агата Кристи
Радио

– Прежде всего, избегайте волнений и тревог, – сказал доктор Мейнелл свойственным всем докторам ободряющим тоном.

У миссис Хартер, как это часто бывает, эти утешительные, но бессмысленные слова вызвали скорее сомнение, чем облегчение.

– У вас немного не в порядке сердце, – непринужденно продолжал доктор, – но беспокоиться незачем, смею вас заверить. Но все равно, – прибавил он, – хорошо бы установить лифт. А? Как насчет лифта?

Миссис Хартер выглядела встревоженной.

Доктор Мейнелл, напротив, казался довольным собой. Ему нравилось лечить богатых пациентов больше, чем бедных, потому что он мог дать волю своему деятельному воображению, назначая им курс лечения.

– Да, лифт, – повторил доктор Мейнелл, безуспешно пытаясь придумать что-нибудь еще более эффектное. – Тогда мы избежим всяких ненужных усилий. Ежедневный моцион по погожим дням, но избегайте подниматься на склоны холмов. Но главное, – весело прибавил он, – много развлечений, отвлекающих от дурных мыслей. Не надо много думать о своем здоровье.

В беседе с племянником старой дамы Чарльзом Риджуэем доктор высказался более ясно.

– Поймите меня правильно, – сказал он. – Ваша тетя может прожить еще много лет, и, возможно, проживет. В то же время потрясение или чрезмерное напряжение сил может вызвать смерть, вот так просто! – Он щелкнул пальцами. – Она должны вести очень спокойную жизнь. Не переутомляться. Не волноваться. Ей надо создавать хорошее настроение и отвлекать от дурных мыслей.

– Отвлекать, – задумчиво повторил Чарльз Риджуэй.

Чарльз был заботливым молодым человеком. Он также считал необходимым способствовать своим собственным увлечениям, если подвернулся случай.

В тот вечер он предложил установить радиоприемник.

Миссис Хартер, и так уже серьезно озабоченная мыслью о лифте, забеспокоилась и воспротивилась. Чарльз был красноречив и умел убеждать.

– Не знаю, не нравятся мне эти новомодные штуки, – жалобно сказала миссис Хартер. – Волны, знаешь ли, электрические волны… Они могут на меня плохо повлиять.

Чарльз с чувством собственного превосходства, но добродушно доказывал ей несуразность этой идеи.

Миссис Хартер, которая имела весьма смутные представления о радиоволнах, но крепко держалась за собственное мнение, не давала себя убедить.

– Все это электричество, – боязливо бормотала она. – Можешь говорить, что тебе угодно, Чарльз, но на некоторых людей электричество плохо действует. У меня всегда ужасно болит голова перед грозой. Я это знаю.

Она торжествующе кивнула.

Чарльз был терпеливым юношей. Но очень настойчивым.

– Моя дорогая тетя Мэри, – сказал он, – позволь мне все тебе объяснить.

Чарльз был в какой-то степени специалистом в этом вопросе. Теперь он прочел настоящую лекцию на эту тему; воодушевленный поставленной задачей, говорил о лампах с ярким накалом, о лампах с тусклым накалом, о высокой частоте и о низкой частоте, об усилении сигналов и конденсаторах.

Миссис Хартер, утонув в море непонятных слов, сдалась.

– Конечно, Чарльз, – пробормотала она, – если ты действительно думаешь…

– Моя дорогая тетя Мэри! – с энтузиазмом воскликнул Чарльз. – Это именно то, что вам нужно, чтобы вы не хандрили, и все такое.

Лифт, предписанный доктором Мейнеллом, установили вскоре после этого, и его установка чуть не свела миссис Хартер в могилу, потому что она, как и многие другие старые дамы, терпеть не могла посторонних мужчин в доме. Она подозревала их, всех без исключения, в покушении на ее старинное серебро.

После лифта установили радиоприемник. Миссис Хартер осталась наедине с отталкивающим, с ее точки зрения, предметом: большим, некрасивым ящиком, утыканным круглыми ручками.

Чарльзу понадобился весь его энтузиазм, чтобы примирить ее с ним.

Чарльз был в своей стихии, он крутил ручки, красноречиво рассуждая на эту тему.

Миссис Хартер сидела в своем кресле с высокой спинкой и терпеливо и вежливо слушала, но в ее мозгу укоренилось убеждение, что эти новомодные затеи совершенно не нужны и даже вредны.

– Послушайте, тетя Мэри, мы поймали Берлин, разве не великолепно? Вы слышите этого человека?

– Я ничего не слышу, кроме сильного гула и треска, – ответила миссис Хартер.

Чарльз продолжал вертеть ручки.

– Брюссель, – объявил он с энтузиазмом.

– Неужели? – спросила миссис Хартер, не проявляя почти никакого интереса.

Чарльз опять повертел ручки, и по комнате разнесся таинственный вой.

– Теперь мы, по-видимому, попали в собачий питомник, – заметила миссис Хартер, эта старая дама была не лишена чувства юмора.

– Ха-ха! – сказал Чарльз. – Да вы шутница, тетя Мэри! Очень остроумно!

Миссис Хартер не могла сдержать улыбку. Она очень любила Чарльза. Несколько лет с ней жила племянница, Мириам Хартер. Миссис Хартер намеревалась сделать девушку своей наследницей, но Мириам не оправдала ее надежд. Она была нетерпелива и явно скучала в обществе тетушки. Вечно уходила из дома, «где-то шаталась», как миссис Хартер это называла. В конце концов она связалась с молодым человеком, которого ее тетя решительно не одобрила. Мириам вернули матери с лаконичной запиской, словно она была товаром, не выдержавшим испытательного срока. Она вышла замуж за того молодого человека, и миссис Хартер обычно посылала ей футляр для носовых платков или вышитую салфетку для стола на Рождество.

Разочаровавшись в племянницах, миссис Хартер переключила внимание на племянников. Чарльз с самого начала оправдал ее ожидания. Он неизменно относился к тетке с приятной для нее почтительностью и проявлял живой интерес к ее воспоминаниям о днях молодости. В этом он был полной противоположностью Мириам, которая откровенно скучала и не скрывала этого. Чарльзу никогда не было скучно, он всегда был в хорошем настроении, всегда веселым. Он не уставал повторять своей тетушке по нескольку раз в день, что она замечательная пожилая дама.

Очень довольная своим новым приобретением, миссис Хартер написала своему поверенному письмо и сделала распоряжения относительно нового завещания. Ей прислали текст завещания, она его одобрила и подписала.

И теперь, даже в вопросе о радиоприемнике, Чарльз вскоре стяжал новые лавры.

Миссис Хартер сначала была против радио, потом терпела его и наконец увлеклась им. Ей оно доставляло гораздо больше удовольствия, когда Чарльз уходил из дома. Беда с Чарльзом была в том, что он не мог оставить эту штуку в покое. Миссис Хартер обычно сидела, уютно устроившись в своем кресле, и слушала симфонический концерт или лекцию о Лукреции Борджиа или о жизни в океане, с большим наслаждением и довольная всем миром. А Чарльз не желал сидеть спокойно. Гармония разбивалась на мелкие осколки неблагозвучными воплями, когда он с энтузиазмом пытался ловить зарубежные станции. Но в те вечера, когда Чарльз ужинал где-то с друзьями, миссис Хартер получала очень большое удовольствие от радиоприемника. Она поворачивала две ручки, садилась в свое кресло с высокой спинкой и наслаждалась вечерней программой.

Примерно через три месяца после появления в доме радио произошло первое сверхъестественное событие. Чарльза дома не было, он куда-то ушел играть в бридж.

В программе того вечера значился концерт, на котором исполнялись баллады. Известная певица-сопрано исполняла «Энни Лори», и в середине баллады произошла странная вещь. Внезапно музыка оборвалась, вместо нее раздался гул и треск, который затем тоже смолк. Воцарилась мертвая тишина, а потом послышалось очень тихое жужжание.

У миссис Хартер возникло впечатление – непонятно, почему, – что этот аппарат подключился к какому-то очень далекому месту, а потом заговорил мужской голос, ясный и отчетливый, с легким ирландским акцентом.

– Мэри – ты меня слышишь, Мэри? Говорит Патрик… Я скоро приду за тобой. Ты ведь будешь готова, правда, Мэри?

Потом почти сразу же комнату заполнили звуки «Энни Лори». Миссис Хартер сидела неподвижно, сжимая руками подлокотники кресла. Неужели ей приснился сон? Патрик! Голос Патрика! Голос Патрика в этой самой комнате, он говорил с ней… Нет, должно быть, это был сон, возможно, галлюцинация. Должно быть, она на минуту-другую погрузилась в сон. Какой странный сон, будто голос ее покойного мужа говорит с ней в эфире. Это ее немного напугало. Какие слова он произнес?

«Я скоро приду за тобой, Мэри. Ты ведь будешь готова, правда?»

Было ли это, могло ли это быть предостережением? Сердечная слабость. Ее сердце. В конце концов, годы идут, она стареет.

– Это предупреждение, вот что это такое, – сказала миссис Хартер, медленно, с трудом встала с кресла и прибавила, вполне характерно для себя: – Зря выбросила такие деньги на установку лифта!

Она ничего никому не сказала об этом происшествии, но в следующие дни была задумчивой и несколько озабоченной.

А потом это случилось еще раз. Она опять сидела одна в комнате. Радиоприемник, по которому передавали оркестровую музыку, умолк так же внезапно, как и раньше. Снова наступила тишина, возникло ощущение далекого расстояния, и наконец голос Патрика – не такой, каким он был раньше, а какой-то разреженный, далекий, неземной – произнес: «С тобой говорит Патрик, Мэри. Я приду за тобой, уже очень скоро…»

Потом щелчок, жужжание, и снова во всю мощь заиграл оркестр.

Миссис Хартер бросила взгляд на часы. Нет, на этот раз она не спала. Она бодрствовала, ее сознание было ясным, и она слышала голос Патрика. Это не галлюцинация, она была в этом уверена. В растерянности она попыталась вспомнить все то, что ей объяснял Чарльз насчет теории эфирных волн.

Неужели с ней и в самом деле разговаривал Патрик? И его собственный голос донесся через пространство? Недостающая длина волны, или что-то в этом роде… Она вспомнила, как Чарльз говорил о «разрывах в диапазоне». Возможно, эти недостающие волны объясняют все так называемые психологические явления? Нет, в этой идее нет ничего невозможного. Патрик говорил с ней. Он воспользовался достижением современной науки, чтобы подготовить ее к тому, что вскоре произойдет.

Миссис Хартер звонком вызвала горничную Элизабет.

Элизабет была высокой, худой женщиной шестидесяти лет. Под ее неприветливой внешностью скрывалась большая нежность и любовь к хозяйке.

– Элизабет, – сказала миссис Хартер, когда ее верная служанка пришла, – ты помнишь, что я тебе говорила? Верхний левый ящик в моем бюро. Он заперт, длинный ключ с белой биркой. Там все приготовлено.

– Приготовлено, мэм?

– Для моих похорон, – фыркнула миссис Хартер. – Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду, Элизабет. Ты сама помогала мне укладывать туда вещи.

Лицо Элизабет странно задрожало.

– Ох, мэм, – запричитала она, – не надо об этом думать. Я-то надеялась, что вам немного лучше…

– Мы все когда-нибудь там будем, раньше или позже, – рассудительно ответила миссис Хартер. – Мне уже перевалило за семьдесят, Элизабет. Ну, ну, не глупи. Если тебе так уж хочется поплакать, иди и поплачь в другом месте.

Элизабет удалилась, шмыгая носом. Миссис Хартер посмотрела ей вслед с большой нежностью.

– Глупая старуха, но преданная, – сказала она. – Очень преданная. Надо вспомнить, я оставила ей сто фунтов или всего пятьдесят? Надо бы оставить сотню. Она со мной так давно…

Этот вопрос не давал покоя старой даме, и на следующий день она села и написала своему поверенному письмо, в котором попросила его прислать ей завещание, чтобы она могла его посмотреть. Это было в т

...

конец ознакомительного фрагмента