Текст книги "Слоны умеют помнить"

Книга I
Слоны

Глава 3
Руководство двоюродной бабушки Элис

– Вы не могли бы найти мою записную книжку, мисс Ливингстоун?

– Она у вас на столе, миссис Оливер. В левом углу.

– Я имела в виду не эту, – сказала Ариадна. – Этой я пользуюсь сейчас. Я имела в виду предыдущую. Ту, что была у меня в прошлом году, или лучше ту, что была до нее.

– Может быть, вы ее выбросили? – предположила мисс Ливингстоун.

– Нет, я никогда не выбрасываю записные книжки и подобные вещи, потому что они так часто оказываются нужны. То есть некоторые адреса, которые не переписала в новую. Она, наверное, в ящике комода.

Мисс Ливингстоун появилась сравнительно недавно – она заменила мисс Седжвик. Ариадне Оливер не хватало мисс Седжвик – та знала столько всего… Знала, куда миссис Оливер иногда прячет свои вещи, в каких местах держит их. Она помнила имена людей, с которыми миссис Оливер вела приятную переписку, и имена тех, кому миссис Оливер через силу писала довольно неприятные письма. Она была неоценима – то есть была раньше. Она была вроде… как же называлась та книга? Такая большая, коричневая… Миссис Оливер ударилась в воспоминания. Эта книга была у всех людей викторианской эпохи. «Всё обо всем». И в самом деле там было можно узнать все! Как вывести пятна от утюга с льняной скатерти, что делать со свернувшимся майонезом, как начать неофициальное письмо к епископу… Много, много всего. Все это было в той книге. Великое подспорье для двоюродной бабушки Элис.

И мисс Седжвик была так же хороша, как та бабушкина книга. А мисс Ливингстоун – совсем не то. Она вечно стояла с вытянутым лицом, бледная и старалась выглядеть очень толковой. Каждая черточка на ее лице говорила: «Я очень толковая». Но на самом деле толку от нее было мало. Она только знала, куда клали свои вещи ее бывшие наниматели-литераторы, и явно считала, что и миссис Оливер должна держать их там же.

– Мне нужна моя записная книжка семидесятого года, – с твердостью и решительностью избалованного ребенка сказала миссис Оливер. – И, пожалуй, шестьдесят девятого тоже. Пожалуйста, разыщите их, и поскорее, будьте любезны.

– Конечно, конечно, – ответила мисс Ливингстоун.

Она огляделась с несколько рассеянным видом, как человек, который ищет что-то, о чем никогда раньше не слышал, но чья толковость способна найти это с помощью какого-то неожиданного всплеска удачи.

«Если я не верну свою Седжвик, то сойду с ума, – подумала миссис Оливер. – Без нее я пропаду».

Мисс Ливингстоун начала выдвигать разные ящики в мебели, что стояла в так называемом кабинете миссис Оливер и рабочей комнате.

– Вот прошлогодняя! – радостно воскликнула она. – Она будет более актуальна, не правда ли? За тысяча девятьсот семьдесят первый год.

– Мне не надо за семьдесят первый, – сказала миссис Оливер. У нее в голове всплыли смутные воспоминания. – Посмотрите в чайной коробке.

Мисс Ливингстоун с обеспокоенным видом огляделась.

– Вон там, – указала миссис Оливер.

– Записная книжка вряд ли может быть в чайной коробке, – пролепетала мисс Ливингстоун, напомнив своей работодательнице общеизвестные житейские истины.

– Нет, может, – ответила миссис Оливер. – Кажется, я вспомнила. – Отодвинув мисс Ливингстоун, она подошла к красивой инкрустированной чайной коробке, подняла крышку и заглянула внутрь. – Вот она.

Подняв крышку круглой банки из папье-маше, предназначенной для хранения чая «Лапсан Сушонг»[10]10
  «Лапсан Сушонг» – один из самых известных сортов чая из Южного Китая.


[Закрыть], а не индийского, Ариадна вытащила маленькую измятую коричневую записную книжку.

– Но это же за тысяча девятьсот шестьдесят восьмой год, четырехлетней давности, миссис Оливер.

– Похоже, что так, – ответила та, приподняв ее и снова положив на письменный стол. – Пока что все, мисс Ливингстоун, но попробуйте, не сможете ли разыскать где-то мою книгу дней рождения.

– Я не знала…

– Теперь я ей не пользуюсь, – сказала миссис Оливер, – но когда-то я вела такую. Знаете, она довольно большая. Я начала вести ее в детстве и продолжала несколько лет. Наверное, она где-то в мансарде. Знаете, которую мы иногда используем как запасное помещение, когда мальчишки приезжают на каникулы или кто-нибудь, кому все равно, где останавливаться… В таком сундуке, или, точнее, комоде, рядом с кроватью.

– Понятно. Мне пойти и посмотреть?

– Хорошая мысль.

Когда мисс Ливингстоун удалилась, миссис Оливер плотно закрыла за ней дверь и немного повеселела. Потом вернулась к письменному столу и начала просматривать написанные выцветшими чернилами адреса. От книжки пахло чаем.

– Рейвенскрофт. Селия Рейвенскрофт. Да. Фишейкр, четырнадцать, Мьюз, S.W.-три. Это в Челси. Тогда она жила там. Но потом был другой адрес. Где-то на Стрэндон-Грин, у моста Кью. – Она пролистала несколько страниц. – Вот, этот, кажется, поновее… Мардик-Гроув. Наверное, рядом с Фулхэм-роуд. Где-то там. Есть телефонный номер? Все стерлось, но, я думаю… Да, правильно, Челси. Однако же все-таки попытаюсь.

Она подошла к телефону.

Тут дверь открылась, и заглянула мисс Ливингстоун.

– Как вы думаете, может быть…

– Я уже нашла адрес, который искала, – сказала миссис Оливер. – Ступайте, поищите книгу дней рождения. Это важно.

– Может быть, вы оставили ее, когда жили в Сили-хаус?

– Нет, не думаю. Продолжайте поиски, – сказала миссис Оливер и, когда дверь закрылась, пробормотала: – И ищи, сколько влезет.

Она набрала номер и, пока ждала ответа, открыла дверь и крикнула:

– Посмотрите в испанском сундуке. Знаете, такой окованный медью… Не помню, где он теперь стоит. Наверное, в прихожей под столом.

Первая попытка дозвониться оказалась неудачной. Она попала к миссис Смит-Поттер, которая говорила раздраженно и неотзывчиво и не имела представления, какой теперь может быть номер у тех, кто жил в этой квартире раньше.

Миссис Оливер снова вернулась к изучению записной книжки и обнаружила еще два адреса, наскоро нацарапанных поверх других номеров. Они не казались очень полезными. Однако с третьей попытки в зачерканном удалось разобрать что-то похожее на «Рейвенскрофт», а также инициалы и адрес.

Раздавшийся в трубке голос признал, что знает Селию.

– О да, но она уже несколько лет как не живет здесь. Когда я последний раз о ней слышала, она, кажется, жила в Ньюкасле.

– Ой, боюсь, у меня нет того адреса, – сказала миссис Оливер.

– У меня тоже, – ответила любезная девушка. – Кажется, она стала секретаршей у хирурга-ветеринара.

Это звучало не очень обнадеживающе. Миссис Оливер попыталась еще пару раз. От адресов в самой поздней записной книжке не было никакого проку, и она вернулась к более ранним. Поклевка случилась, если можно так выразиться, когда она добралась до последней, за 1962 год.

– Ах, вы говорите о Селии, – сказал голос. – Селии Рейвенскрофт, верно? Или Финчуэлл?

Миссис Оливер еле удержалась, чтобы не сказать: «Нет, и не Редбрест тоже».

– Очень компетентная девушка, – продолжал голос. – Она работала у меня более полутора лет. О да, очень компетентная. Я была бы счастлива, если б она осталась дольше. Кажется, она съехала отсюда куда-то на Харли-стрит, но, пожалуй, у меня где-то есть ее адрес… Дайте я посмотрю. – Прошло какое-то время, пока миссис Незнакомка смотрела свои записи. – У меня есть один адрес. Это где-то в Айлингтоне[11]11
  Айлингтон – район в Лондоне.


[Закрыть]. Думаете, это возможно?

Миссис Оливер ответила, что все возможно, горячо поблагодарила миссис Незнакомку и записала адрес.

– Как трудно искать адреса людей, правда? Обычно они присылают тебе их – на открытках, например… Но лично я, похоже, всегда их теряю.

Миссис Оливер ответила, что тоже страдает этим же.

Она набрала айлингтонский номер. Ответил голос с сильным иностранным акцентом:

– Вы ищете, да – что вы говорите? Кто здесь живет?

– Мисс Селия Рейвенскрофт?

– О да, очень верно. Да, да, она живет здесь. У нее комната на третьем этаже. Сейчас она вышла и нет дома.

– А позже, вечером, она будет?

– О, она будет дома очень скоро, я думаю, потому что она приходит домой одеться для приема и уходит.

Миссис Оливер поблагодарила за информацию и повесила трубку.

– Ох уж эти девушки! – раздраженно сказала она себе и попыталась вспомнить, как давно виделась со своей крестницей Селией. Потерянная связь. В этом все и дело.

«Итак, – подумала она, – Селия в Лондоне. Если и ее парень в Лондоне, или мать ее парня в Лондоне, то все складывается. Боже, у меня просто голова раскалывается…»

– Да, мисс Ливингстоун? – Она обернулась.

Мисс Ливингстоун, непохожая на себя, вся в пыли и в паутине, раздраженная, стояла в дверях со стопкой пыльных томов.

– Не знаю, понадобится ли вам это, миссис Оливер. Они, похоже, пролежали там много-много лет, – неодобрительно сказала она.

– Непременно понадобятся, – ответила миссис Оливер.

– Не знаю, хотите ли вы, чтобы я нашла в них что-то конкретное…

– Не думаю. Если вы положите их вон туда, на край дивана, вечером я сама их просмотрю.

Неодобрение мисс Ливингстоун нарастало с каждой секундой.

– Хорошо, миссис Оливер. Пожалуй, я только сначала смахну с них пыль.

– Это будет очень любезно с вашей стороны, – сказала миссис Оливер и вовремя замолкла, чтобы не сказать: «И, ради бога, стряхните пыль с себя. У вас все левое ухо в паутине».

Она посмотрела на часы и снова набрала айлингтонский номер. На этот раз ей ответил чисто англосаксонский голос, в этом не было сомнений, что вызвало у миссис Оливер удовлетворение.

– Мисс Рейвенскрофт? Селия Рейвенскрофт?

– Да, это Селия Рейвенскрофт.

– Что ж, не думаю, что ты меня хорошо помнишь. Я миссис Оливер, Ариадна Оливер. Мы давно не виделись, но на самом деле я твоя крестная.

– Ах да, конечно, я знаю… Да, мы давно не виделись.

– Мне бы очень хотелось тебя увидеть. Хорошо бы ты пришла ко мне, или мы могли бы встретиться в другом месте, как тебе больше нравится. Могла бы ты прийти на ужин или…

– Ну, сейчас это довольно трудно, учитывая, где я работаю. Я могла бы заскочить сегодня вечером, если хотите. Примерно в полвосьмого или в восемь. Потом у меня встреча, но…

– Если ты зайдешь, я буду очень, очень рада.

– Ну, конечно, зайду.

– Запиши адрес. – Миссис Оливер продиктовала.

– Хорошо. Я буду. Да, я хорошо знаю, где это.

Миссис Оливер сделала пометку в телефонном блокноте и с некоторым раздражением посмотрела на мисс Ливингстоун, которая только что вошла в комнату, сгибаясь под тяжестью огромного альбома.

– Может быть, этот, миссис Оливер?

– Нет, не может. Здесь кухонные рецепты.

– Боже, – сказала мисс Ливингстоун. – Рецепты.

– Ну, может быть, я посмотрю какие-нибудь, – сказала миссис Оливер, твердо отодвигая альбом. – Пойдите посмотрите еще. Знаете, я подумала, может быть, в бельевом шкафчике… Рядом с ванной. Нужно заглянуть на верхнюю полку, над банными полотенцами. Я иногда кладу туда бумаги и книги… Погодите минутку. Я поднимусь посмотреть вместе с вами.

Через десять минут миссис Оливер просматривала страницы выцветшего альбома. Мисс Ливингстоун, достигнув финальной стадии мученичества, стояла у двери. Не в силах выносить вида таких страданий, миссис Оливер сказала:

– Что ж, хорошо. Вы могли бы посмотреть еще в столе в столовой… В старом письменном столе. Знаете, который немного сломан. Может быть, там найдете еще несколько записных книжек. Самых ранних. Все до десятилетнего возраста будут представлять интерес. А после этого… не думаю, что мне сегодня еще что-то понадобится.

Мисс Ливингстоун удалилась.

«Интересно, – сказала себе миссис Оливер, сев и с глубоким вздохом взглянув на страницы книги дней рождения, – кто получил больше удовольствия: она, уйдя, или я, увидев, что она ушла? После визита Селии мне предстоит напряженный вечер…»

Взяв новую тетрадь из стопки на столике рядом с письменным столом, она записала разные даты, возможные адреса и имена, отыскала что-то еще в записной книжке и стала звонить месье Эркюлю Пуаро.

– Ах, это вы, месье Пуаро?

– Да, мадам, это я собственной персоной.

– Вы что-нибудь сделали?

– Прошу прощения: сделал что?

– Что-нибудь. Из того, что я просила вчера.

– Да, конечно. Я привел все в движение. И приготовился навести кое-какие справки.

– Но еще не навели, – сказала миссис Оливер, имея слабое представление, что на языке мужчин означает «что-то сделать».

– А вы, chère madame?

– Я была очень занята.

– Ага! И что же вы делали?

– Собирала слонов, если это что-то для вас значит.

– Да, думаю, я понял, что вы имели в виду.

– Это нелегко – заглянуть в прошлое. В самом деле, удивительно, сколь многое и многих вспоминает человек, когда дело доходит до просмотра имен. Честное слово, какие же глупости люди иногда пишут в альбомах на дни рождения! Не могу понять, почему, когда мне было шестнадцать, или семнадцать, или даже тридцать, мне хотелось, чтобы люди что-то написали мне в альбом. Есть цитаты какого-нибудь поэта для каждого дня в году. Некоторые из них так глупы, что просто ужас.

– Вы собрались с духом на поиски?

– Не совсем, – ответила миссис Оливер. – Но я по-прежнему думаю, что нахожусь на правильном пути. Я позвонила своей крестнице…

– Ага. И собираетесь с нею встретиться?

– Да, она собирается зайти ко мне. Сегодня вечером, между семью и восемью, если она не передумает. Никогда не знаешь. Молодежь так ненадежна…

– Ей было приятно, что вы позвонили?

– Не знаю. Не особенно. У нее был очень резкий голос, и – теперь я вспомнила – в последний раз, когда я с ней виделась, лет десять назад, мне она показалась несколько нелюбезной.

– Нелюбезной? В каком смысле?

– Я хочу сказать, что скорее она выражала свое недовольство моим поведением, чем наоборот.

– Это может быть хорошо, а не плохо.

– Вы так считаете?

– Если кто-то решил, что не хочет вас любить, то он, конечно, не будет вас любить и получит больше удовольствия, давая вам это понять, – и таким образом выдаст вам больше информации, чем если б старался быть дружелюбным и милым.

– Вы хотите сказать, чем если б старался подлизываться? Да, в этом что-то есть. Тогда люди говорят то, что, по их мнению, мне было бы приятно слышать. А так они будут говорить что-то, чтобы вызвать у меня раздражение. Неужели Селия из таких? Честно сказать, я лучше помню ее в пятилетнем возрасте, чем в любом другом. У нее была гувернантка, и она бросала в нее свои ботинки.

– Гувернантка в девочку или девочка в гувернантку?

– Конечно, девочка в гувернантку!

Ариадна повесила трубку и, переместившись на диван, стала просматривать строчку воспоминаний о прошлом, шепча себе под нос имена:

– Марианна Жозефина Понтарлье – конечно, я не думала о ней много лет, я думала, что она умерла… Анна Брейсби – да, да, она жила в той части мира – интересно, как теперь…

За этим занятием прошло изрядно времени, и миссис Оливер удивилась, когда раздался звонок. Она поспешила открыть дверь.

Глава 4
Селия

На коврике за дверью стояла высокая девушка. На какое-то мгновение миссис Оливер опешила, глядя на нее. Значит, это – Селия… Она оставляла стойкое впечатление энергии и жизненной силы. У Ариадны возникло чувство, которое появляется не часто.

«Вот, – подумала она, – вот личность, которая знает, что ей нужно. Возможно, агрессивная, с нею может быть трудно, может быть, даже опасно. Одна из тех девушек, которые имеют цель в жизни, которые, может быть, готовы к насилию и применяют его для достижения цели. Но интересная. Определенно интересная».

– Заходи, Селия. Как давно я тебя не видела! Последний раз, насколько помню, на какой-то свадьбе. Ты была подружкой невесты. Помнится, на тебе было абрикосовое шифоновое платье и в руках большие охапки – не помню чего, кажется, золотарника.

– Вероятно, золотарника, – подтвердила Селия Рейвенскрофт. – Мы все тогда чихали от сенной лихорадки. Ужасная свадьба. Невестой была Марта Леггорн, не так ли? На подружках невесты были самые безобразные платья, какие я только видела. Определенно, я никогда не надевала ничего безобразнее!

– Да, они никому не шли. А ты выглядела лучше большинства, если можно так сказать.

– Приятно это услышать, спасибо, – сказала Селия. – Я тогда не лучшим образом себя чувствовала.

Миссис Оливер указала на кресло и достала два графина.

– Шерри или что-то другое?

– Лучше шерри.

– Тогда вот. Тебе, наверное, показалось довольно странным, что я вот так вдруг тебе позвонила.

– Да нет. Не вижу в этом ничего особенного.

– Боюсь, я не очень сознательная крестная. Люди чувствуют, что в какой-то момент их обязанности заканчиваются. Не то чтобы я действительно выполняла свои… Не помню, приходила ли я на твою конфирмацию.

– Я считаю, обязанности крестной – заставить выучить катехизис и кое-что еще в этом роде. Разве не так? И отвергнуть дьявола от моего имени, – сказала Селия с добродушной улыбкой.

«Она очень приветлива, – подумала миссис Оливер, – но в то же время и в некотором роде опасна», – и сказала:

– Что ж, я расскажу тебе, почему попыталась до тебя добраться. Дело несколько необычное. Я не часто хожу на литературные сборища, но так получилось, что позавчера посетила такое…

– Да, я знаю, – сказала Селия, – я видела что-то в газете, и там упоминалось ваше имя – миссис Ариадна Оливер, – и я даже удивилась, зная, что вы обычно не ходите на такие мероприятия.

– Да, и я даже отчасти жалею, что пошла на этот раз.

– Не понравилось?

– Да нет, в некотором смысле понравилось, потому что раньше я никогда на таких собраниях не бывала.

– Но случилось что-то неприятное?

– Да. И это странным образом связано с тобой. И я подумала… ну, подумала, что нужно тебе об этом рассказать, потому что случившееся мне не понравилось. Совсем не понравилось.

– Вы меня заинтриговали, – сказала Селия, пригубив шерри.

– Со мной заговорила одна женщина. Я ее не знала, и она меня не знала.

– Ну, я думаю, такое порой случается.

– Да, постоянно. Это одна из опасностей литературной жизни. Люди подходят к тебе и говорят: «Я так обожаю ваши книги, и я так рад возможности познакомиться с вами!» – и все такое.

– Я как-то работала секретарем у писательницы. Мне известно о таких вещах, и я знаю, как трудно это выносить.

– Да, и тут тоже было что-то в этом роде, но я была к этому готова. А потом вдруг ко мне подходит женщина и говорит: кажется, у вас есть крестная по имени Селия Рейвенскрофт…

– А вот это несколько странно, – признала Селия. – Вот так просто подошла и сказала? Мне кажется, она должна была подвести вас к этому постепенно. Знаете, сначала поговорить о ваших книгах, как ей понравилась последняя, или что-то в этом роде… А уж потом как-то перескочить на меня. Что она имела против меня?

– Насколько я знаю, ничего.

– Она моя подруга?

– Не знаю, – сказала миссис Оливер.

Возникла пауза. Селия сделала глоточек шерри и испытующе посмотрела на миссис Оливер.

– Знаете, вы меня довольно-таки заинтриговали. Не могу понять, к чему вы ведете.

– Ну, я надеюсь, ты на меня не рассердишься.

– С чего бы мне на вас сердиться?

– Ну, я хочу сказать тебе нечто – или пересказать нечто, – а ты можешь сказать мне, что это не мое дело и что мне нужно помалкивать об этом и никогда не упоминать.

– Вы разожгли мое любопытство.

– Она назвала мне свое имя. Ее зовут миссис Бёртон-Кокс.

– О! – Ее «О!» прозвучало особым образом. – О!

– Ты ее знаешь?

– Да, знаю, – сказала Селия.

– Ну, я так и думала, что знаешь, потому что…

– Почему?

– Из-за того, что она сказала.

– И что же? Про меня? Что она знает меня?

– Она сказала, что, возможно, ее сын собирается на тебе жениться.

Лицо Селии переменилось, брови поднялись, потом снова опустились, и она строго посмотрела на миссис Оливер.

– Вы хотите знать, так это или нет?

– Нет, – ответила миссис Оливер. – Не особенно. Я упомянула об этом просто потому, что она почти сразу сообщила мне об этом. Сказала, что поскольку я твоя крестная, то могла бы попросить тебя дать кое-какую информацию. Предполагаю, она подразумевала, что если я получу эту информацию, то передам ее миссис Бёртон-Кокс.

– Какую информацию?

– Боюсь, тебе не понравится то, что я сейчас скажу. Мне самой это не понравилось. На самом деле она вызвала у меня отвратительное чувство, я прямо вся содрогнулась, потому что это было… ну, такое страшное нахальство. Ужасные манеры. Совершенно непростительно. Она сказала: «Не могли бы вы выяснить, это ее отец убил ее мать или мать убила отца?»

– Так что она вам сказала? Попросила выяснить?

– Да.

– И она вас не знала? То есть кроме того, что вы писательница и пришли на это мероприятие?

– Она не знала меня совсем. Никогда меня не видела, и я никогда не видела ее.

– Вам не показалось это чрезвычайно странным?

– Не знаю, нашла ли я чрезвычайно странным то, что она сказала, но эта женщина потрясла меня, если можно так сказать, своей отвратительностью.

– О да. Она исключительно отвратительная женщина.

– И ты собираешься замуж за ее сына?

– Ну, мы обсуждали этот вопрос. Не знаю. Вам известно то, о чем она говорила?

– Ну, я знала только то, что, наверное, знает любой, знакомый с вашей семьей.

– Что мои отец и мать после возвращения из Индии купили себе дом в деревне, куда и уехали, и там прогуливались вместе по тропинке в скалах. И что их нашли там обоих застреленными. Рядом лежал револьвер. Он принадлежал моему отцу – у него, кажется, дома было два револьвера. И нельзя было понять, то ли это было самоубийство по сговору, то ли отец убил мать, а потом – себя, то ли мать убила отца, а потом – себя. Но вы, наверное, все это уже знаете.

– Я знаю это до известной степени, – сказала миссис Оливер. – Кажется, это случилось лет двенадцать-пятнадцать назад.

– Да, примерно так.

– И тебе тогда было лет двенадцать-четырнадцать.

– Да…

– Я мало знаю об этом, – сказала миссис Оливер, – меня тогда даже не было в Англии. Как раз в то время я совершала тур по Америке, читала лекции. Я просто прочла об этом в газете. Тогда пресса уделила этому большое внимание, потому что трудно было установить реальные факты – казалось, что для убийства или самоубийства не было никакого мотива. Твои отец и мать всегда были счастливы вместе и поддерживали хорошие отношения. Я помню, что это упоминалось. Я заинтересовалась, потому что знала твоих отца и мать, когда все мы были гораздо моложе, особенно твоя мать. Я училась с ней в школе. А потом наши пути разошлись. Я вышла замуж и уехала, и она вышла замуж и уехала – насколько помню, в Индию или куда-то в этом роде – со своим мужем-военным. Но она попросила меня стать крестной матерью для одного из ее детей. Для тебя. Поскольку твои родители жили за границей, я очень мало виделась с ними за все эти годы. И тебя видела лишь изредка.

– Да. Вы забирали меня из школы. Я помню. И давали мне что-нибудь вкусненькое. Да, вы вкусно меня кормили.

– Ты была необычным ребенком. Любила икру.

– И сейчас люблю, – сказала Селия, – но что-то нечасто мне ее предлагают.

– Я была потрясена, прочтя в газете о том случае. Там сообщалось очень мало. Я поняла, что был открытый вердикт[12]12
  Открытый вердикт – вердикт коллегии присяжных при коронере, констатирующий факт смерти без указания ее причины. – Прим. пер.


[Закрыть]. Никакого особенного мотива. Нечего предъявить. Никаких свидетельств о ссоре, никаких предположений, что убил кто-то третий. Я была потрясена, – сказала миссис Оливер. – А потом забыла об этом. Раз или два я задумывалась, что могло привести к этому, но, поскольку меня не было в Англии – как уже сказала, я тогда совершала тур по Америке, – все это вылетело у меня из головы. Только через несколько лет я снова увидела тебя и, естественно, не говорила с тобой о смерти родителей.

– Да, – сказала Селия, – и я благодарна вам за это.

– В жизни человек натыкается на любопытные случаи, происходящие с его друзьями и знакомыми. В отношении друзей, конечно, обычно ты догадываешься, что привело к тому или иному инциденту. Но если прошло много времени с тех пор, как ты слышал что-то о них или говорил с ними, то остаешься во мраке, и сколько ни любопытствуй, а обратиться не к кому.

– Вы всегда были ко мне добры, – сказала Селия. – Вы присылали милые подарки; особенно мне запомнился тот, что получила, когда мне исполнился двадцать один год.

– Это возраст, когда девушкам нужно иметь свободные деньги под рукой, – заметила миссис Оливер, – потому что им хочется столько всего совершить и немедленно приобрести.

– Да, я всегда считала, что вы понимаете, и не… Ну, вы знаете, какими бывают некоторые. Всегда пристают с вопросами, расспрашивают и хотят все о тебе знать. Вы никогда не задавали вопросов. Вы часто брали меня на представления или устраивали мне прекрасные обеды и разговаривали со мной, как будто… ну, как будто все прекрасно, а вы просто дальняя родственница. Я это оценила. В жизни я знала многих, кто слишком любил совать нос не в свое дело.

– Да, рано или поздно все сталкиваются с этим, – сказала миссис Оливер. – Но теперь ты понимаешь, как меня вывели из себя на том приеме. Не часто случается, чтобы совершенно незнакомый человек вроде миссис Бёртон-Кокс обратился к тебе с подобной просьбой. И я не могу представить, зачем ей это знать. Это явно не ее дело. Если только…

– Вы подумали, если только это не связано с женитьбой Десмонда на мне. Десмонд – ее сын.

– Да, это могло быть связано, но не вижу, каким образом и какое ей до этого дело.

– Ей до всего есть дело. Она любит всюду совать свой нос… В общем, вы правильно сказали: отвратительная женщина.

– Но, насколько я понимаю, Десмонд не такой отвратительный?

– Нет, нет. Я очень люблю Десмонда, и он очень любит меня. Просто мне не нравится его мать.

– А он любит свою мать?

– Честно сказать, не знаю. Может быть, и любит – чего в жизни не бывает, верно? Но все равно сейчас я не собираюсь замуж. Мне не хочется. И кроме того, есть много… ну, трудностей. Знаете, всегда много всяких «за» и «против». Наверное, это вызвало у вас любопытство – то есть почему миссис Сующая-Нос попросила вас выудить у меня сведения, а потом все рассказать ей… Кстати, вы это хотите у меня спросить?

– Ты хочешь знать, прошу ли я ответить, что ты думаешь о том, кто кого убил из твоих родителей или это было двойное самоубийство? Ты это имеешь в виду?

– Ну, в некотором роде да. Но, полагаю, я тоже должна вас спросить: если вы хотите задать этот вопрос, то нет ли у вас мысли передать полученную информацию миссис Бёртон-Кокс?

– Нет, – ответила миссис Оливер. – Решительно нет. Мне и в голову не приходило что-либо рассказывать этой отвратительной женщине. Я твердо заявлю ей, что это не ее и не мое дело и у меня нет ни малейших намерений получать у тебя информацию и передавать ей.

– Что ж, я так и думала, – сказала Селия. – Думаю, я могу довериться вам и рассказать, что знаю. Все как есть.

– Не нужно. Я этого не прошу.

– Нет, я вижу, вам любопытно. И все же я дам вам ответ. Ответ таков – ничего.

– Ничего, – задумчиво повторила миссис Оливер.

– Да. Меня тогда там не было. То есть меня не было в том доме. Не могу вспомнить, где я тогда была. Наверное, училась в школе в Швейцарии или же гостила у школьной подруги на каникулах. Видите ли, через столько времени у меня все смешалось в голове.

– Представляю, – с сомнением проговорила миссис Оливер. – Вряд ли ты могла знать все это, учитывая твой возраст в то время.

– А мне интересно, – сказала Селия, – что вы думаете об этом? Думаете, я могла бы все знать? Или ничего не знать?

– Ну, ты сказала, что тебя не было в том доме. А если б была, то да, вполне вероятно, могла бы что-то знать. Дети обычно что-то знают. Подростки. В этом возрасте люди многое знают, многое видят, но не часто говорят об этом. Но они знают то, что неизвестно остальному миру, и то, что не захотели бы рассказать, например, полицейским следователям.

– Нет. Вы же в здравом уме. Я бы ничего не знала. Не думаю, что что-то знала бы. Не думаю, что у меня были бы какие-то догадки. Что подумала полиция? Надеюсь, вы не возражаете, что я спрашиваю, потому что мне это интересно. Видите ли, я никогда не читала отчетов о расследовании или чего-то такого и не наводила справок.

– Думаю, они решили, что это двойное самоубийство, но вряд ли у них были какие-нибудь догадки о причинах.

– А хотите знать, что я думаю?

– Нет, если ты не хочешь, чтобы я знала, – сказала миссис Оливер.

– Но я думаю, вам будет интересно… В конце концов, вы пишете криминальные истории о людях, которые убили себя или друг друга или у которых были причины для этого. Вам наверняка должно быть интересно.

– Да, признаю, – согласилась миссис Оливер. – Но меньше всего я хочу обидеть тебя, выуживая сведения, которые меня не касаются.

– А я задумывалась, – сказала Селия, – я часто задумывалась время от времени, почему и как все произошло, но я плохо разбиралась в этих делах. То есть о том, как идут дела дома. В предыдущие каникулы я ездила по обмену на материк и потому уже довольно долго не виделась с отцом и матерью. То есть они раз или два приезжали в Швейцарию и забирали меня из школы, но это, собственно, и все. У них все, казалось, было как обычно, но они как-то постарели. Отец, наверное, болел. То есть дряхлел. Не знаю, то ли сердце, то ли еще что… Об этом как-то не думаешь. Мама тоже. Она все больше нервничала. Не то чтобы ипохондрия, а некоторая склонность беспокоиться о здоровье. Они хорошо ладили между собой, у них были дружеские отношения. Ничего особенного я не заметила. Лишь иногда, порой, приходят мысли. Вовсе не думаешь, что они истинные или обязательно правильные, но все же задумываешься, а что, если…

– Думаю, нам лучше об этом больше не говорить, – сказала миссис Оливер. – Нам не нужно знать или выяснять что-либо. Все прошло, со всем покончено. Вердикт был вполне удовлетворительный. В нем не было определено, как это случилось, не указано мотива, ничего такого. Но и речи не было о том, что твой отец преднамеренно убил твою мать или мать преднамеренно убила отца.

– Если задуматься, что более вероятно, я бы сказала, что отец убил мать. Потому что, видите ли, мне кажется, для мужчины естественнее застрелить кого-то. Застрелить женщину по каким-то причинам. Думаю, что женщина – по крайней мере вроде моей матери – вряд ли застрелила бы его. Если б она хотела его смерти, то, мне кажется, выбрала бы какой-нибудь другой способ. Но я не думаю, что кто-то из них желал другому смерти.

– Значит, мог быть кто-то третий.

– Да, но что значит «третий»? – спросила Селия.

– Кто еще жил в том доме?

– Экономка, пожилая, полуслепая и полуглухая. Еще – девушка-иностранка, которая работала за стол и кров; она когда-то была моей гувернанткой – была страшно милой – и вернулась ухаживать за мамой, когда та лежала в больнице… И еще – моя тетя, которую я всегда недолюбливала. Не думаю, что кто-то из них таил злобу на моих родителей. Никому от их смерти не было никакой выгоды, разве что, может быть, мне и моему брату Эдварду, который на четыре года меня младше. Мы унаследовали все деньги, но их было не очень много. Мой отец, конечно, получал пенсию, у матери был небольшой собственный доход… Нет, ничего существенного.