Текст книги "Третья девушка"

II

– Я немножко беспокоюсь, – сказала Клодия Риис-Холленд.

Она налила себе еще кофе из кофеварки. Фрэнсис Кэри широко зевнула. Они завтракали на кухоньке своей квартиры. Клодия была одета и готова начать деловой день. Фрэнсис все еще пребывала в халате, накинутом поверх пижамы. Черные волосы падали ей на лицо, закрывая один глаз.

– Из-за Нормы, – продолжала Клодия.

Фрэнсис опять зевнула.

– С какой стати? Рано или поздно она позвонит или просто вернется.

– Ты думаешь? Знаешь, Фрэн, мне как-то не по себе: что, если…

– Не вижу почему, – сказала Фрэнсис, налила себе еще кофе и отхлебнула его с некоторым сомнением. – Понимаешь, ведь, в конце концов, мы за Норму не отвечаем, верно? Понимаешь, мы же не обязаны приглядывать за ней, кормить ее с ложечки и все прочее. Она просто квартирует с нами. Откуда такая материнская тревога? Нет, я беспокоиться не стану.

– Меня это не удивит. Ты ведь никогда ни из-за чего не беспокоишься. Только мое положение немножко не такое, как твое.

– Что значит – не такое? Из-за того, что квартиру снимаешь ты?

– Ну, оно у меня, если хочешь, несколько особое.

Фрэнсис в третий раз зевнула так, что у нее затрещало за ушами.

– Вчера я легла уж не знаю когда. Вечеринка у Бэзила. Жутко себя чувствую. Ну, авось черный кофе поможет. Налей себе еще, пока я весь не выпила. Бэзил не успокоился, пока мы не попробовали новые таблетки – «Изумрудные грезы». Только, по-моему, все это чепуха и не стоит того.

– Смотри, опоздаешь в свою галерею.

– А, ладно. Обойдутся. Никому и дела нет. Вчера я видела Дэвида, – добавила она. – Разодет в пух и прах и, нельзя отрицать, выглядит очень и очень.

– Неужели и ты не устояла, Фрэн? Он же невозможен.

– Да, я знаю, ты так считаешь. Ты ведь у нас пай-девочка, Клодия.

– Вовсе нет. Но твои друзья-художники мне не слишком нравятся. Пробуют наркотик за наркотиком и либо валяются без сознания, либо готовы лезть в драку с поводом и без повода.

– Я ведь не наркоманка, деточка, – сказала Фрэнсис, посмеиваясь. – Мне просто интересно на себе попробовать, что это такое. И многие там вовсе не так уж плохи. Дэвид пишет по-настоящему, когда хочет. Поверь мне.

– Только хочет Дэвид писать очень редко, так ведь?

– Ты все время точишь на него нож, Клодия. Тебе очень не нравится, что он приходит сюда к Норме. Да, кстати о ножах…

– Ну? Что о ножах?

– Просто не знаю, – медленно произнесла Фрэнсис, – говорить тебе или нет.

Клодия взглянула на свои часы.

– У меня нет времени. Скажешь вечером, если тебе надо мне что-то сказать. И сейчас мне не до того. – Она вздохнула. – Просто не знаю, как поступить.

– Ты о Норме?

– Да. Может, все-таки сообщить ее родителям, что мы не знаем, где она?

– Это было бы очень не по-дружески. Бедная Норма, почему ей нельзя сбежать куда-то, если у нее есть такое желание?

– Но ведь Норма не совсем… – Клодия умолкла.

– Да, действительно не совсем. Non compos mentis[15]15
  Не в полном рассудке (лат.).


[Закрыть]. Ты ведь об этом. В эту жуть, где она работает, ты звонила? «Домашние птички», так, кажется? Ах да, конечно, звонила. У меня совсем из головы выпало.

– Так где же она? – жестко спросила Клодия. – Дэвид вчера ничего не говорил?

– Дэвид как будто ничего не знает. И вообще, Клодия, какое это имеет значение?

– Для меня имеет, – сказала Клодия, – потому что мой шеф приходится ей отцом. Рано или поздно, если с ней что-нибудь случится, у меня спросят, почему я не сочла нужным упомянуть, что она не вернулась домой.

– Да, пожалуй, они к тебе могут предъявить претензии. И все-таки с какой, собственно, стати Норма должна докладывать нам, что она куда-то собралась на день-два? Или даже на две-три ночи? Ведь она же здесь не в гостях. И тебе никто не поручал ее опекать.

– Да, но мистер Рестарик счел нужным упомянуть, как он рад, что она живет тут с нами.

– А потому ты обязана бежать и ябедничать на нее всякий раз, когда она куда-нибудь исчезнет без позволения? Наверняка влюбилась по уши в кого-то нового.

– По уши она влюблена в Дэвида, – сказала Клодия. – А ты уверена, что она не прячется у него в квартире?

– Не думаю. Ты же знаешь, у него на самом деле ничего к ней нет.

– Тешишь себя надеждой? – заметила Клодия. – Ты ведь к Дэвиду сама неравнодушна.

– Вовсе нет! – возразила Фрэнсис резко. – Ничего похожего.

– Тем не менее Дэвид крепко зацепился, – сказала Клодия. – Не то зачем бы он заходил узнать, здесь ли она?

– Ну, ты быстро его выпроводила, – сказала Фрэнсис. – А я думаю, – добавила она, вставая и разглядывая свое лицо в кухонном, довольно безжалостном зеркальце, – я думаю, на самом-то деле он приходил ко мне.

– Нет, ты просто идиотка! Он искал Норму.

– Она чокнутая, – отрезала Фрэнсис.

– Иногда и мне так кажется.

– Тебе кажется, а я знаю. Вот что, Клодия, я тебе кое-что скажу. Тебе надо это знать. На той неделе у меня лопнула бретелька бюстгальтера, а я торопилась. Я знаю, ты не любишь, когда в твоих вещах роются…

– Безусловно, не люблю, – вставила Клодия.

– …А Норма ничего против не имеет или просто не замечает. Ну, я пошла к ней в комнату, порылась в ящике и… ну… нашла. Нож нашла.

– Нож! – удивленно повторила Клодия. – Какой нож?

– Помнишь, во дворе у нас была драка? Уличные хулиганы разбирались между собой – ножи с пружинными лезвиями и все прочее? А Норма вернулась сразу же после.

– Да-да. Я помню.

– Одного из ребят пырнули, мне один репортер рассказывал, и он сбежал. Ну, так нож у Нормы в ящике как раз такой. И на лезвии пятно. Похоже на запекшуюся кровь.

– Фрэнсис, у тебя страсть к драматизации.

– Может быть. Только я уверена, что нож тот самый. И почему он спрятан у Нормы в ящике, хотела бы я знать?

– Наверное… она его подобрала.

– В качестве сувенира? А потом спрятала и ничего нам не сказала?

– А ты что с ним сделала?

– Положила назад, – медленно произнесла Фрэнсис. – Я… я не знала, как мне поступить… И все решала, сказать тебе или нет. А вчера опять заглянула в ящик и не нашла ножа, Клодия. Нет его, словно и не было.

– Ты думаешь, она присылала за ним Дэвида?

– Ну, может быть… Знаешь, Клодия, я теперь буду на ночь запирать свою дверь.

Глава 7

Миссис Оливер проснулась и приуныла. Впереди ее ждал пустой день. Считанная рукопись была отправлена с добродетельным чувством исполненного долга, работа завершилась. Вновь, как много раз прежде, ей следовало расслабиться, искать развлечений, наслаждаться жизнью, пока снова в ней не проснется потребность творить. Она бесцельно бродила по квартире, трогала то одно, то другое, брала в руки, ставила на место, заглядывала в ящики бюро, вновь убеждалась, что надо бы ответить на многие и многие письма, – но слишком свежо было ее недавнее свершение, чтобы браться теперь за выполнение столь скучной обязанности. Ей хотелось заняться чем-нибудь интересным. Ей хотелось… чего, собственно, ей хотелось?

Она вспомнила свой последний разговор с Эркюлем Пуаро, его настойчивое предупреждение. Чушь! Почему бы ей и не принять активное участие в решении этой загадки, к которой она имеет такое же отношение, как и Пуаро? Он пусть сидит в кресле, складывает кончики пальцев и запускает на полную мощность серые клеточки мозга, пока его тело наслаждается комфортом в четырех стенах. Но Ариадне Оливер это не подходит. Она громко и категорически объявила, что возьмется за дело сама. Узнает побольше про эту таинственную девочку. Где сейчас Норма Рестарик? Чем занимается? Что еще она, Ариадна Оливер, может выяснить про нее?

Миссис Оливер рыскала по квартире, погружаясь во все большее уныние. Что предпринять? Решить было не так просто. Отправиться куда-нибудь и порасспрашивать? В Лонг-Бейсинг? Но Пуаро уже побывал там и, надо думать, узнал все, что можно было там узнать. Да и под каким предлогом удалось бы ей получить доступ в дом сэра Родрика Хорсфилда?

Или еще раз навестить Бородин-Меншенс? Вдруг там удастся раскопать еще что-то? Для такого визита необходимо придумать какой-то повод. Но вот какой? С другой стороны, только там еще есть надежда узнать что-то новое. Который час? Десять утра. А почему бы и нет?..

По дороге она состряпала повод. Не слишком оригинальный. По правде говоря, миссис Оливер предпочла бы что-нибудь поэкзотичнее, но, пожалуй, благоразумно решила она, даже лучше не выходить из границ правдоподобия и будничности. Она добралась до величественных, хотя и угрюмых корпусов Бородин-Меншенс и медленно обошла двор, внимательно оглядываясь.

Швейцар беседовал с водителем мебельного фургона. Молочник, толкая перед собой тележку с бутылками, остановился перед грузовым лифтом возле миссис Оливер. Он позвякивал бутылками и бодро насвистывал, а миссис Оливер рассеянно смотрела на мебельный фургон.

– Номер семьдесят шестой съезжает, – объяснил молочник, ошибочно решив, что миссис Оливер интересует фургон, и, ухватив ящик с бутылками, перенес его в лифт. – Хотя она, так сказать, уже съехала, – добавил он, вновь направляясь к тележке. Это был веселый молочник. Он ткнул большим пальцем вверх. – Выбросилась из окна – с седьмого этажа – всего неделю назад. В пять утра. Время какое смешное выбрала.

Миссис Оливер ничего смешного тут не нашла.

– Но почему?

– Почему бросилась? Никто не знает. Нарушение психического равновесия или что-то такое.

– Она была… молодой?

– Не-а. Грымза старая. Пятьдесят, не меньше.

Двое грузчиков засовывали в фургон комод красного дерева. Он накренился, два ящика вывалились на землю. Листок бумаги спланировал в сторону миссис Оливер, и она поймала его на лету.

– Эй, Чарли, смотри не переломай всего! – назидательно сказал веселый молочник и скрылся в лифте со своими бутылками.

Грузчики сердито пререкались. Миссис Оливер протянула им листок, но они только отмахнулись.

Миссис Оливер решилась, вошла в подъезд и через минуту уже стояла перед дверью с номером 67. Изнутри донесся металлический звук, и секунду спустя дверь открыла пожилая женщина со шваброй в руке, явно занимавшаяся уборкой квартиры.

– О! – сказала миссис Оливер, употребив свое любимое междометие. – Доброе утро. Я… э… кто-нибудь дома?

– Боюсь, что нет, сударыня. Их никого нет. На работу ушли.

– Да, конечно… Дело в том, что я, когда была тут в последний раз, оставила записную книжечку. Очень досадно. Она где-нибудь в гостиной.

– Ничего такого я вроде бы не подбирала. А может, просто не знала, что она ваша. Вы не зайдете? – Она гостеприимно распахнула дверь, поставила в угол швабру, которой терла пол на кухне, и проводила миссис Оливер в гостиную.

– А-а! – сказала миссис Оливер, твердо решив завязать дружеские отношения. – Вот книга, которую я оставила для мисс Рестарик, для мисс Нормы. А она уже вернулась в город?

– По-моему, она тут сейчас не живет. Кровать как стояла застеленная, так и стоит. Может, еще гостит у своих в деревне. Она в ту пятницу к ним собиралась.

– Наверное, так оно и есть, – согласилась миссис Оливер. – А эта книга, которую я ей завезла, одна из моих книг.

Одна из книг миссис Оливер не пробудила в уборщице ни малейшего интереса.

– Я сидела вот тут, – продолжала миссис Оливер, похлопывая по спинке кресла. – То есть так мне кажется. А потом перешла к окну, а потом, если не ошибаюсь, села на диван.

Она просунула ладонь между сиденьем и спинкой. Уборщица любезно принялась шарить между диванными подушками.

– Вы представить себе не можете, какой это ужас – потерять записную книжку, – словоохотливо продолжала миссис Оливер. – Там ведь записано, с кем ты встречаешься, когда и где. Я вот ясно помню, что сегодня завтракаю с кем-то очень важным, а вот с кем и где, не знаю. Хотя, конечно, может быть, не сегодня, а завтра. Но в таком случае завтракаю совсем не с тем. Ужасно.

– Да, сударыня, неудачно у вас получилось, – с сочувствием сказала уборщица.

– А квартиры тут очень симпатичные, – заметила миссис Оливер, осматриваясь.

– Высоковато только.

– Зато вид прекрасный, верно?

– Так-то так, но если окна на восток выходят, зимой ветром их насквозь продувает. Рамы-то металлические. Некоторые вторые рамы вставляют. Нет уж, зимой в такой квартире жить я не хотела бы! Ничего лучше первого этажа нет. А уж с детьми куда удобнее. Коляски там и прочее. Нет, я всегда за первый этаж. Про пожар и говорить нечего.

– Да, конечно, пожар на верхних этажах – это ужасно, – согласилась миссис Оливер. – Но ведь, наверное, есть пожарные лестницы?

– Так на них же не всегда выберешься! Я пожаров до смерти боюсь. С самого детства. Ну, и они очень дорогие, квартиры эти то есть. Вы не поверите, какую плату за них берут! Вот почему мисс Холленд подселила к себе еще двоих.

– Да-да. По-моему, я с ними обеими знакома. Мисс Кэри – художница, ведь верно?

– Работает в картинной галерее. Только не очень надрывается. Немножко сама рисует: коровы там, деревья, только вот ни за что не разобрать, что это такое. И неряха порядочная. Вы не поверите, в каком виде у нее комната! А вот у мисс Холленд всегда все в порядке, все аккуратно. Одно время она была секретаршей в Угольном управлении, а теперь личная секретарша в Сити. Говорит, это ей больше по вкусу. Она секретарша у очень богатого джентльмена, совсем недавно приехал из Южной Америки или откуда-то там. Он отец мисс Нормы и попросил мисс Холленд взять ее в жилицы, когда предыдущая барышня переехала, потому что вышла замуж, и она упомянула, что подыскивает кого-нибудь на ее комнату. Ну, ей неудобно было отказаться, верно ведь? Раз он ее хозяин.

– А она хотела бы отказаться?

Уборщица хмыкнула.

– Уж наверное, если бы заранее знала.

– Что знала?

Вопрос был слишком в лоб.

– Не люблю я этого, в чужие дела нос совать.

Миссис Оливер продолжала смотреть на нее с кротким любопытством, и миссис Швабра не устояла.

– Ну, не то чтобы она какая-нибудь не такая. Ветер в голове, так они, нынешние, все такие. Но только, по-моему, ей бы доктору показаться. Бывает, она как будто толком не понимает, где она и что делает. Даже жуть берет. И вид у нее прямо как у мужниного племянника после припадка (а припадки у него страшные, вы не поверите!). Только за ней я никаких припадков не замечала. Может, принимает что, у них это в ходу.

– Кажется, есть какой-то молодой человек, которого ее родители не одобряют?

– Я тоже слышала. Он сюда раза два к ней приходил, правда, я-то его не видела. Из этих, из длинноволосых, говорят. Мисс Холленд он не нравится, только чего вы хотите? Девушки нынче все по-своему вытворяют.

– Из-за нынешних девушек иногда просто в ужас приходишь, – сказала миссис Оливер, стараясь придать себе солидный и ответственный вид.

– Плохо их воспитывали, вот что я скажу.

– Боюсь, что так. Боюсь. Девушкам вроде Нормы лучше бы остаться дома, а не переезжать в Лондон, чтобы жить одной и работать в бюро интерьеров.

– Дома ей не нравится.

– Неужели?

– Мачеха у нее. А девушки с мачехами не уживаются. Мачеха, как я слышала, делала для нее, что могла: старалась привести ее в себя, старалась не допускать в дом этих ряженых молодчиков, ну, и еще всякое. Она знает, свяжется девушка с таким вот, и дело кончится бедой. Иногда… (голос уборщицы обрел торжественность)… иногда я Бога благодарю, что дочки у меня так и не родилось.

– У вас есть сыновья?

– Двое мальчиков. Один в школе, и у него там все хорошо идет, а другой в типографии, и у него тоже все хорошо. Да, неплохие они оба. Хотя, что говорить, и с мальчиками забот хватает. Только с девочками, по-моему, их больше. Так вот и кажется, что надо бы их в чувство привести, помочь им.

– Да, – задумчиво произнесла миссис Оливер, – действительно.

Она заметила, что уборщице не терпится вернуться к уборке.

– Жаль, что моя книжечка не нашлась, – сказала она. – Во всяком случае, большое спасибо и извините, что отняла у вас столько времени.

– Ну, да, может, она все-таки отыщется, – сочувственно ответила ее собеседница.

Миссис Оливер вышла из квартиры, прикидывая, что ей следует предпринять дальше. Но на ближайшее время ничего не придумала, зато в голове у нее уже складывался план на завтра.

Вернувшись домой, миссис Оливер с важностью достала записную книжку и занесла в нее всякие разности под заголовком «Установленные мною факты». В целом фактов набралось негусто, но миссис Оливер, верная своему призванию, сумела извлечь из них все возможное и даже больше. Пожалуй, наиболее многообещающим был тот факт, что Клодия Риис-Холленд служила у отца Нормы. Этого она не знала и была убеждена, что Пуаро тоже пребывает в неведении. Она совсем уж собралась позвонить ему и сообщить, что ей удалось узнать, но передумала из-за своего плана на завтра. По правде говоря, миссис Оливер чувствовала себя не столько автором детективных романов, сколько идущей по следу усердной ищейкой – нос прижат к земле, ноздри чутко ловят воздух, и завтра утром… Вот завтра утром и увидим!

Строго придерживаясь этого плана, миссис Оливер встала рано, откушала две чашки чая с яйцом всмятку и отправилась выполнять возложенную на себя миссию. Вновь она направила свой путь к Бородин-Меншенс, но, решив, что могла уже там примелькаться, во двор не вошла, а затаивалась то возле одного входа в него, то возле другого, впиваясь глазами в жильцов, выходивших под утреннюю изморось и припускавших рысью. По большей части это были девушки, и выглядели они обманчиво одинаковыми. До чего же удивительными и странными кажутся люди, когда они вот так деловито выходят из этих огромных домов – вылитых муравейников, решила миссис Оливер. «Но что мы знаем о муравейниках?» – спросила она себя. Ковырнешь его ногой или палкой, и начинается словно бы бессмысленная суета. Мурашки мечутся, таща травинки, движутся целыми потоками хлопотливо, взбудораженно, беспокойно, и впечатление такое, будто они бесцельно кружат, хотя на деле они, наверное, организованы не хуже всех этих людей. Вот, скажем, мужчина, который проскочил мимо нее, что-то бормоча себе под нос. «Хотела бы я знать, что тревожит тебя!» – подумала миссис Оливер. Она еще раз прошлась по тротуару и внезапно попятилась. Из подъезда энергичной деловой походкой вышла Клодия Риис-Холленд, выглядя, как всегда, подтянутой и элегантной. Миссис Оливер поспешно стала к ней спиной, опасаясь быть узнанной. Дав время Клодии отойти на достаточное расстояние, она быстро повернулась и пошла следом.

На углу Клодия Риис-Холленд свернула вправо на магистраль, дошла до автобусной остановки и присоединилась к ожидающим. Миссис Оливер, продолжая ее преследовать, встревожилась. А что, если Клодия обернется, увидит ее, узнает? Миссис Оливер не придумала ничего лучше, как несколько раз хлопнуть себя по носу, бесшумно, но чувствительно. Впрочем, Клодия Риис-Холленд, казалось, была полностью поглощена своими мыслями. Она не удостоила ни единым взглядом соожидателей автобуса. Миссис Оливер встала за ней в очередь четвертой. Наконец подошел нужный автобус, и очередь рванулась к нему. Клодия немедленно поднялась наверх. Миссис Оливер удалось сесть внизу возле двери, хотя не слишком удобно – третьей на сиденье. Когда подошел кондуктор, миссис Оливер, не скупясь, вложила ему в руку полтора шиллинга. Ведь она понятия не имела ни о маршруте автобуса, ни о расстоянии до «одного из этих новых домин возле Святого Павла», как несколько неопределенно выразилась уборщица. Когда впереди наконец замаячил осененный веками купол, миссис Оливер была начеку и в полной готовности. «Вот сейчас, сейчас!» – думала она, внимательно вглядываясь в спускающихся по крутой лесенке. А-а, вот и Клодия, такая элегантная и представительная в своем строгом дорогом костюме. Она сошла. Миссис Оливер, пропустив вперед себя несколько человек, тоже сошла и последовала за ней на точно рассчитанном расстоянии.

«До чего интересно! – думала миссис Оливер. – Я на самом деле веду слежку! Прямо как в моих книгах. И, видимо, получается это у меня очень недурно: ведь она ничего не заметила».

Клодия Риис-Холленд действительно, казалось, была поглощена своими мыслями. «Очень энергичная и практичная девушка, судя по виду, – подумала миссис Оливер не в первый раз. – Если бы я взялась отгадывать, кто убийца, практичный, деловитый убийца, я выбрала бы кого-нибудь вроде нее».

К несчастью, пока еще никто не был убит – разве что Норма не ошиблась в своем предположении, что она кого-то убила.

Этот район Лондона за последние годы, казалось, сильно пострадал – или очень выиграл – из-за новостроек. К небу тянулись гигантские небоскребы, на взгляд миссис Оливер, удивительно уродливые, точно поставленные стоймя спичечные коробки.

Клодия вошла в подъезд. «Вот теперь я все узнаю точно», – подумала миссис Оливер, следуя за ней. Четыре лифта с бешеной скоростью взмывали вверх или спускались вниз. «Все, оказывается, не так просто!» – подумала миссис Оливер. Однако лифты были огромными, и, в последнюю минуту юркнув в тот, в который вошла Клодия, миссис Оливер укрылась от нее за стеной из высоких мужчин. Как тут же выяснилось, целью Клодии был пятый этаж. Она пошла по коридору, а миссис Оливер, прячась за двумя высокими мужчинами, заметила, в какую дверь она свернула. Четвертую от конца коридора. Миссис Оливер, выждав необходимое время, достигла этой двери и получила возможность прочесть надпись на табличке: «Джошуа Рестарик лимитед».

Совершив все это, миссис Оливер почувствовала, что не знает, чем заняться дальше. Она обнаружила контору отца Нормы, место, где работала Клодия, но теперь с легким разочарованием спросила себя, так ли уж велико это открытие. Откровенно говоря, есть ли от него толк? Скорее всего – ни малейшего. Она выждала несколько минут, прохаживаясь из конца в конец коридора, поглядывая, не войдет ли кто-нибудь еще в дверь, где вершились дела фирмы «Джошуа Рестарик», – кто-нибудь, представляющий собой хоть какой-то интерес. Вошли две-три девушки, но ничего интересного они собой не представляли. Миссис Оливер спустилась в лифте и, заметно поупав духом, вышла из подъезда. Она попросту не знала, что предпринять дальше, и, бредя по улице, взвешивала, не зайти ли в собор Св. Павла.

«Можно подняться в галерею Шепота и пошептать, – думала миссис Оливер. – Интересно, подошла бы галерея Шепота для убийства? Нет, – решила она затем. – Боюсь, отдает кощунством. Что-то не совсем пристойное».

Она задумчиво направилась к театру «Русалка», который, пожалуй, предлагал больше возможностей. Затем повернула обратно в сторону различных новых зданий. И тут, ощутив потребность в более солидном завтраке, чем чай и яйцо всмятку, зашла в скромное кафе, где многие столики были в этот час заняты людьми, которые либо поздно завтракали, либо рано полдничали. Миссис Оливер, рассеянно высматривая место, вдруг ахнула: за столиком у стены сидела Норма, а напротив нее – молодой человек с пышными каштановыми локонами до лопаток и в алом бархатном жилете под чем-то слишком уж фантастичным, чтобы скромно называться пиджаком.

– Дэвид! – прошептала миссис Оливер. – Конечно, Дэвид!

Молодой человек и Норма что-то возбужденно обсуждали.

Миссис Оливер обдумала план кампании, выбрала стратегию, удовлетворенно кивнула и прошла через кафе к скромной двери с табличкой «Дамы».

Решить, узнает ли ее Норма или нет, было трудно: отнюдь не всегда рассеянные на вид люди оказываются рассеянными на деле. Правда, в эту минуту Норма как будто была способна видеть только одного Дэвида, но где гарантия?

«Но, наверное, я сумею сделать что-нибудь такое», – подумала миссис Оливер, смотрясь в засиженное мухами зеркало, которое администрация кафе повесила тут из угождения клиентам, и сосредотачивая внимание на том, что, по ее мнению, определяло внешность женщины, – на волосах. И кому было это знать, как не миссис Оливер с ее манерой без конца менять прическу, так что даже близкие друзья не всегда ее узнавали. Оглядев свою голову придирчивым взглядом, она принялась за дело – вытаскивала шпильки, снимала локон за локоном и заворачивала их в носовой платок, который затем засунула в сумочку, а оставшиеся волосы расчесала на прямой пробор и затянула в скромный узел на затылке. Затем достала очки и водрузила их на нос. Вид у нее теперь был очень серьезный – «почти интеллектуальный», – одобрительно подумала миссис Оливер. С помощью губной помады она изменила форму рта и вернулась в зал, двигаясь очень осторожно, поскольку очки предназначались для чтения и все вокруг выглядело неясным и зыбким. Она прошла через кафе к пустому столику рядом со столиком Нормы и Дэвида. Села она так, чтобы быть лицом к Дэвиду и видеть спину Нормы, которая в такой позиции могла бы заметить ее, только повернув голову на сто восемьдесят градусов.

К миссис Оливер подплыла официантка, она заказала кофе со сдобной булочкой и постаралась стать как можно незаметнее.

Ни Дэвид, ни Норма не обратили на нее ни малейшего внимания; они были поглощены своим разговором. Миссис Оливер понадобилась минута-другая, чтобы настроиться на них.

– …Все это тебе только мерещится, – говорил Дэвид. – Одно воображение. Чистейшая, чистейшая чепуха, дорогая моя.

– Не знаю. Не могу разобраться. – Голос Нормы был странно беззвучным. А миссис Оливер и так с трудом разбирала ее слова, потому что девушка сидела к ней спиной, но этот глуховатый монотонный голос неприятно ее поразил. «Что-то тут не так, – подумала она. – Очень и очень не так». Ей вспомнились слова Пуаро, когда он рассказывал ей о своей странной посетительнице: ей кажется, что она совершила убийство. Что с этой девочкой? Галлюцинации? Действительно ли у нее неладно с психикой или это была чистая правда? Глубоко ее травмировавшая?

– Если хочешь знать мое мнение, то во всем виновата Мэри с ее вздорными выдумками. Она на редкость глупая женщина и так носится со своим здоровьем, что постоянно придумывает себе болезни.

– Ей правда было плохо.

– Ну, ладно, ей было плохо. Любая разумная женщина обратилась бы к врачу, чтобы он выписал ей какой-нибудь антибиотик, а не подняла бы бучу.

– Она думает, что это я подстроила. И отец тоже так думает.

– Повторяю, Норма: ты все это сочиняешь.

– Это ты говоришь, Дэвид. Говоришь, чтобы меня подбодрить. А если я и правда подлила ей что-то?

– Как это «а если и правда»? Ты ведь должна знать, подливала или не подливала. Норма, это же идиотизм.

– Но я не знаю.

– Только это ты и говоришь. Возвращаешься к теме и повторяешь «я не знаю», «я не знаю».

– Ты не понимаешь. Ты не понимаешь, что такое ненависть. Я ее возненавидела с первого взгляда.

– Я знаю. Ты мне это уже говорила.

– В том-то и дело. Я тебе уже это говорила, но совершенно ничего не помню. Понимаешь? Довольно часто я… я что-то говорю людям. О том, что хочу сделать, или уже сделала, или собираюсь сделать. Но я не помню, когда я это говорила и говорила ли вообще. Как будто я держу все это в уме, и вдруг оно вырывается наружу, и я что-то кому-то говорю. Тебе же сказала, ведь так?

– Ну… то есть… знаешь, может быть, хватит?

– Но я же говорила тебе это? Говорила?

– Ладно, пусть говорила. Бывает, с языка срывается: «Я ее ненавижу и хочу убить. Я ее отравлю!» Но это просто детская злость, понимаешь, о чем я? Словно ты еще маленькая девочка. Дети постоянно грозятся: «Ненавижу его. Я отрублю ему голову!» И в школе то же самое: невзлюбят учителя или учительницу и шепчут что-нибудь такое.

– Только и всего, по-твоему? Но… но получается, будто я и не повзрослела вовсе.

– В некоторых отношениях так оно и есть. Возьми себя в руки, пойми, как это глупо. Ну, ты ее ненавидишь, так что? Ты уехала из дома и не живешь с ней.

– Но почему я не должна жить в своем родном доме, с моим отцом? – сказала Норма. – Это нечестно! Нечестно! Сначала он уехал, бросил маму, а теперь, когда решил вернуться ко мне, взял и женился на Мэри. Конечно, я ее ненавижу, а она ненавидит меня. Я думала о том, чтобы убить ее. Придумывала всякие способы, как это сделать. И мне нравилось строить такие планы. Но потом… когда ей правда стало плохо…

– Уж не воображаешь ли ты себя ведьмой? – с некоторой тревогой спросил Дэвид. – Ты случайно не лепила восковые фигурки и не втыкала в них булавки?

– Конечно, нет. Это же глупо. То, что я делала, было реальным. Абсолютно реальным.

– Послушай, Норма, что значит – реальным?

– Бутылка же лежала у меня в ящике. Я его открыла, а она там.

– Какая еще бутылка?

– «Истребитель драконов. Селективный гербицид». Так написано на этикетке. Темно-зеленая бутылка. Растения полагается опрыскивать. И еще этикетка: «Осторожно! Ядовито!»

– Ты ее купила или только нашла?

– Я не знаю, где я ее взяла, но она лежала у меня в ящике. Наполовину пустая.

– И тогда ты… ты вспомнила?

– Да, – сказала Норма. – Да-а… – Ее голос был глуховатым, почти сонным. – Да-а… по-моему, тогда я все вспомнила. И ты так думаешь, правда, Дэвид?

– Я тебя не понимаю, Норма. Я серьезно. Мне кажется, в какой-то мере ты все это выдумываешь. Внушаешь себе.

– Но ее положили в больницу – для наблюдения, сказали врачи. Они встали в тупик. А потом объявили, что ничего не нашли, и она вернулась домой… И ей снова стало плохо, и тут я испугалась. Папа как-то странно на меня поглядывал, а потом приехал доктор, и они о чем-то говорили, запершись у папы в кабинете. Я подкралась к окну снаружи и хотела подслушать. Мне надо было знать, о чем они говорят. А они обсуждали, как отправить меня куда-то, где меня запрут! Где я «пройду курс лечения»… Ну, что-то в этом роде. Понимаешь, они думали, что я сумасшедшая, и я перепугалась… Потому что… потому что не знала, что я делала, а чего нет…

– Тогда ты и убежала?

– Нет… это было позднее…

– Расскажи мне.

– Я больше не хочу об этом говорить.

– Тебе же придется рано или поздно сообщить им, когда ты…

– Ни за что! Я их ненавижу! И отца ненавижу не меньше, чем Мэри. Хоть бы они умерли! Хоть бы они оба умерли! Тогда… тогда, мне кажется, я опять смогу быть счастливой.

– Перестань городить чушь! Послушай, Норма. – Он неловко замолчал. – Я не очень-то настроен на брак и все такое прочее… То есть я вообще ни о чем таком не думал… Разве что через много лет. Не хочется себя связывать… Но, по-моему, это наилучший выход. Давай поженимся. В бюро регистрации. Тебе придется сказать, что тебе уже двадцать один год. Зачеши волосы кверху, надень очки или еще что-нибудь. Только придай себе вид повзрослее. Когда мы поженимся, твой отец уже ничего сделать не сможет! И не отошлет тебя «куда-то», как ты выражаешься. Он будет бессилен.

– Я его ненавижу.

– По-моему, ты всех ненавидишь.

– Нет, только папу и Мэри.

– Но, в конце-то концов, мужчине жениться во второй раз только естественно.

– А что он с мамой сделал, это ничего?

– Но ведь это когда было!

– Да, я была совсем маленькой, но я помню. Он уехал, бросил нас. Присылал мне подарки на Рождество, а сам ни разу не приехал. Да встреть я его на улице, когда он вернулся, я бы его не узнала. Он перестал для меня существовать. По-моему, он и маму запирал. Когда она заболевала, то уезжала, а куда, я не знаю. Не знаю, чем она была больна. Иногда мне кажется… мне кажется, Дэвид… Знаешь, по-моему, у меня что-то с головой, что-то в ней не так, и оно заставит меня сделать какую-нибудь непоправимую вещь. Вот как нож.