Текст книги "Убийство на поле для гольфа"

Глава 5. Рассказ миссис Рено

Мсье Отэ дожидался нас в холле. Ведомые Франсуазой, мы вместе пошли наверх по лестнице. Пуаро поднимался зигзагообразными перебежками, чем очень меня озадачил. Он заметил это и прошептал, скорчив недовольную гримасу:

– Неудивительно, что горничные слышали, как мистер Рено ходит по лестнице. Доски так скрипят, что и мертвого разбудят!

На верхней площадке от основного коридора вбок ответвлялся небольшой проход.

– Там комнаты прислуги, – пояснил Бекс.

Мы пошли дальше, и Франсуаза постучала в последнюю дверь справа по коридору.

Слабый голос пригласил нас войти, и мы переступили порог просторной, залитой солнцем комнаты с видом на море, которое голубело и искрилось примерно в четверти мили от виллы.

На диване высоко в подушках лежала статная, поразительно красивая женщина. Над ней хлопотал доктор Дюран. Мадам была уже немолода, волосы ее, когда-то темно-каштановые, нынче подернулись серебром, но все равно в ней чувствовалась энергичная, волевая личность. Это явно была женщина с характером – метресса, как говорят французы.

Миссис Рено с достоинством склонила голову, приветствуя нас.

– Прошу вас, садитесь, господа.

Мы заняли кресла, а помощник следственного судьи устроился за круглым столом.

– Надеюсь, мадам, – начал Отэ, – вы сможете поведать, что случилось прошлой ночью, если только это не будет для вас слишком тяжело.

– Конечно, мсье. Я знаю, дорога каждая минута, эти подлые убийцы должны были схвачены и наказаны.

– Благодарю вас, мадам. Думаю, вам будет легче, если я начну задавать вопросы, а вы ограничитесь ответами на них. В котором часу вы легли спать вчера вечером?

– В половине девятого, мсье. Я очень устала.

– А ваш супруг?

– Где-то через час, кажется.

– Не был ли он встревожен чем-то – или расстроен?

– Нет, все было как всегда.

– А что произошло потом?

– Мы спали. Я проснулась от того, что кто-то зажал мне рот. Я попыталась позвать на помощь, но не смогла. В комнате было двое мужчин. Оба в масках.

– Вы можете их описать?

– Один очень рослый, с длинной черной бородой, а второй – приземистый и толстый. У этого борода рыжеватая. Шляпы у обоих надвинуты по самые брови.

– Хмм, – задумчиво сказал судья. – Боюсь, бород многовато.

– Вы считаете, бороды были фальшивые?

– Да, мадам. Но рассказывайте дальше, прошу вас.

– Меня удерживал тот, что ниже ростом. Он заткнул мне рот кляпом, а потом связал руки и ноги веревками. Другой стоял над мужем. Он схватил с туалетного столика мой нож для разрезания бумаг и приставил его к груди Поля – к самому сердцу. Когда низкорослый связал меня, они вдвоем заставили моего мужа встать и втащили его в гардеробную. Я чуть не лишилась чувств от ужаса и все же изо всех сил прислушивалась. Но бандиты говорили слишком тихо, и я ничего не разобрала. Однако язык я узнала – ломаный испанский, на котором говорят в некоторых регионах Южной Америки. Кажется, они что-то требовали от моего мужа, а потом что-то их сильно разозлило, и голоса стали громче. По-моему, это высокий сказал: «Ты знаешь, что нам нужно! Секретные бумаги! Где они?» Не слышала, что им ответил Поль, но другой бандит яростно прохрипел: «Ты лжешь! Мы знаем, они у тебя. Где ключи?» Потом я услышала, как выдвигаются ящики. В стене гардеробной муж устроил сейф, там он всегда на всякий случай хранит довольно большую сумму наличных. Леони говорит, что бандиты перерыли сейф и забрали деньги, но они явно искали что-то другое, и этого в сейфе не нашлось, потому что я услышала, как высокий выругался и велел моему мужу одеться. Вскоре после этого мне показалось, что какой-то шум в доме их потревожил, потому что они втащили полуодетого Поля ко мне в спальню.

– Простите, мадам, – прервал ее Пуаро, – а нет ли другого выхода из гардеробной?

– Нет, мсье, гардеробная соединяется только с моей комнатой. Бандиты выволокли мужа в спальню, впереди шел коротышка, а высокий – позади, угрожая мужу ножом. Поль попытался вырваться и броситься ко мне. Я видела в его глазах невыносимую муку. Он с мольбой обратился к своим похитителям: «Я должен поговорить с ней! – А потом подошел к моей постели и сказал: «Все в порядке, Элоиза. Не бойся. К утру я вернусь». Он старался говорить спокойно, но я видела ужас в его глазах. Потом они потащили его к двери и высокий сказал: «Только пикни – и ты покойник!» А после этого, – продолжила миссис Рено, – я, наверное, потеряла сознание. Следующее, что я помню – как Леони растирает мне запястья и поит меня бренди.

– Мадам Рено! – спросил судья. – Есть ли у вас предположения, что именно искали убийцы?

– Ни малейших, мсье.

– А не знаете, может быть, ваш муж чего-то или кого-то опасался?

– Да, я заметила, что он очень изменился.

– И как давно?

Миссис Рено задумалась.

– Пожалуй, дней десять назад.

– Но не ранее?

– Возможно, но я именно тогда заметила перемену.

– Вы не спрашивали у мужа, в чем причина?

– Однажды. Но он уклонился от ответа. И все же я была уверена, что он чем-то ужасно встревожен. А поскольку он явно не желал делиться со мной своими опасениями, я притворилась, что ничего не замечаю.

– Вы знали, что он обратился за помощью к детективу?

– К детективу? – удивленно воскликнула миссис Рено.

– Да, позвольте вам его представить – мсье Эркюль Пуаро. – Пуаро поклонился. – Он прибыл сегодня по вызову вашего мужа. – Судья достал из папки письмо и протянул его миссис Рено.

Она прочла послание с неподдельным изумлением.

– Я понятия об этом не имела. Совершенно очевидно, что он знал о грозившей ему опасности.

– А теперь, мадам, очень прошу вас быть со мной предельно откровенной. Не было ли в южноамериканском прошлом вашего мужа каких-то событий, которые могли бы пролить свет на причину его убийства?

Миссис Рено погрузилась в глубокие раздумья, но в конце концов покачала головой.

– Не могу припомнить. Конечно, у мужа были враги, многих он обошел так или иначе, но ничего определенного я не припоминаю. Это не значит, что подобных случаев не было – просто мне о них ничего не известно.

Судья удрученно погладил бороду.

– А можете уточнить, в котором часу произошло нападение?

– Да. Я помню, как часы пробили два. – Она кивнула на каминную полку, где стояли дорожные часы с восьмидневным заводом в кожаном футляре.

Пуаро встал, придирчиво осмотрел часы и кивнул, по-видимому удовлетворенный результатом.

– А вот еще часы, – воскликнул мсье Бекс. – Наручные. Убийцы, вероятно, смахнули их с туалетного столика и разбили вдребезги. Вряд ли они знали, что часы могут стать уликой против них.

Он аккуратно собрал осколки. Внезапно его лицо вытянулось.

– Боже мой! – вскрикнул комиссар.

– Что такое?

– Стрелки показывают семь!

– Неужели? – воскликнул потрясенный судья.

Но Пуаро, находчивый как всегда, взял разбитые часы из рук растерянного комиссара и поднес к уху. И улыбнулся.

– Стекло разбито, да, но часы по-прежнему идут.

Все облегченно заулыбались, услышав столь простую разгадку. Но судья обратил наше внимание на другую странность:

– Но сейчас ведь еще нет семи?

– Нет, – мягко сказал Пуаро. – Сейчас минут десять шестого. Возможно, часы спешат, что скажете, мадам Рено?

Миссис Рено озадаченно нахмурилась.

– Они иногда спешат, – признала она. – Но я не помню, чтобы они спешили так сильно.

Нетерпеливым жестом судья решил покончить с обсуждением часов и продолжил допрос.

– Мадам, парадная дверь оказалась открытой. Вроде бы совершенно очевидно, что убийцы вошли именно этим путем, но замок не был взломан. Можете ли вы как-то объяснить этот факт?

– Наверное, муж выходил прогуляться перед сном и забыл запереть дверь, когда вернулся.

– Такое возможно?

– Весьма. Мой муж был ужасно рассеянным человеком.

Она слегка нахмурилась, словно ей давно уже досаждала эта черта покойного.

– Думаю, напрашивается логический вывод, – внезапно сказал комиссар. – Поскольку похитители настаивали, чтобы мсье Рено оделся, все выглядит так, будто место, куда они его увели, и где был тайник, находилось на некотором отдалении.

Судья кивнул.

– Да, но не слишком далеко, раз он сказал, что вернется домой к утру.

– А когда со станции Мерлинвиль отправляется последний поезд? – спросил Пуаро.

– В одиннадцать пятьдесят в одну сторону и в семнадцать минут пополуночи – в другую, но скорее всего, их ждал автомобиль.

– Конечно, – согласился Пуаро, но вид у него был при этом несколько огорченный.

– Таким образом мы непременно сможем их выследить, – обрадовался судья. – Автомобиль с двумя иностранцами не могли не заметить. Это же великолепно, мсье Бекс.

Он чему-то улыбнулся про себя, но тут же снова посуровел и обратился к миссис Рено:

– Есть еще один вопрос, мадам. Знаете ли вы кого-то по фамилии Дювин?

– Дювин? – задумчиво повторила за ним миссис Рено. – Нет, так сходу не могу припомнить.

– И ваш муж никогда при вас не называл эту фамилию?

– Ни разу.

– А имя Белла вам о чем-нибудь говорит?

Он не сводил цепкого взгляда с лица миссис Рено, стараясь уловить малейшие признаки замешательства, гнева или стыда, но она только покачала головой – и это выглядело совершенно естественно. Тогда судья продолжил.

– А вы знали, что у вашего мужа прошлым вечером были гости?

На этот раз щеки ее чуть порозовели, и это не укрылось от судьи, но ответила она совершенно невозмутимо.

– Нет, и кто же это был?

– Дама.

– Неужели?

Но судье этого было довольно, и он не стал продолжать допрос. Непохоже, что мадам Добрей имела хоть какое-то отношение к преступлению, а ему крайне не хотелось понапрасну усугублять горе миссис Рено.

Он сделал знак комиссару, тот кивнул в ответ, встал, прошел в дальний конец комнаты и вернулся с уже знакомой нам стеклянной банкой. Мсье Отэ вынул оттуда нож.

– Мадам, – спросил он мягко, – вы узнаете этот предмет?

Она негромко вскрикнула.

– Да, это мой кинжальчик. – Затем, увидев пятно на лезвии, она отшатнулась, ее глаза расширились от ужаса. – Это… кровь?

– Да, мадам. Вашего мужа убили этим оружием. – Судья поспешил убрать лезвие с глаз долой. – Вы уверены, что это именно тот нож для бумаг, что вчера вечером лежал на вашем туалетном столике?

– О, да. Это подарок от сына. Во время войны он служил в военно-воздушных силах. Приписал себе пару лет, чтобы его взяли. – В голосе ее слышалась материнская гордость. – Нож сделан из аэропланного троса, сын подарил мне его на память о войне.

– Понятно. И это, мадам, приводит нас к следующему вопросу. Ваш сын, где он сейчас? Необходимо, чтобы ему незамедлительно отправили телеграмму.

– Телеграмму? Но Жак на пути в Буэнос-Айрес.

– Что?

– Да, вчера муж телеграфировал ему. Сперва он послал его в Париж, но вчера выяснилось, что сын должен незамедлительно отправиться в Южную Америку. Вечером из Шербура в Буэнос-Айрес отплывал пароход, и Поль послал Жаку телеграмму, чтобы тот на него успел.

– Вам известно, что за дела требуют его присутствия в Буэнос-Айресе?

– Нет, мсье, я ничего об этом не знаю. Но Буэнос-Айрес – не конечная точка путешествия моего сына. Оттуда ему предстоит по суше ехать до Сантьяго.

– Сантьяго! Опять Сантьяго! – воскликнули судья и комиссар в унисон.

И в этот момент, когда мы все были как громом поражены новым упоминанием этого слова, Пуаро подошел к миссис Рено. До этого он стоял у окна с задумчивым, даже мечтательным видом, и я не удивлюсь, если он вообще вполуха слушал допрос. Он поклонился миссис Рено и мягко сказал:

– Простите, мадам, позвольте взглянуть на ваши запястья.

Просьба слегка озадачила бедную женщину, но она выполнила ее, протянув ему обе руки. Грубые отметины багровели вокруг каждого запястья, там где путы врезались в нежную плоть. Пока Пуаро осматривал рубцы, я заметил, что огонь возбуждения, прежде вспыхнувший в его глазах, мгновенно погас.

– Наверно, вам было очень больно, – сказал он, и снова мне показалось, что он как будто сбит с толку.

Но тут судья взволнованно заметил:

– Надо срочно связаться с мсье Рено-младшим по радио. Нам чрезвычайно необходимо узнать от него цель его поездки в Сантьяго и все возможные подробности. – Поколебавшись, он прибавил. – Я надеялся, что он где-то неподалеку, так мы могли бы уберечь вас от лишних мучений. – Он умолк.

– Вы имеете в виду, – глухо сказала она, – опознание тела моего мужа?

Судья склонил голову.

– Я сильная женщина, мсье. И сумею вынести все, что от меня требуется. Я готова – прямо сейчас.

– О, это вполне может подождать до завтра, уверяю вас…

– Нет, я хочу покончить с этим, – негромко сказала она, и болезненная судорога исказила ее лицо. – Доктор, будьте любезны, позвольте опереться на вашу руку.

Доктор поспешил к ней, на плечи миссис Рено набросили манто, и вся наша процессия стала медленно спускаться по лестнице. Мсье Бекс ускорил шаг, чтобы отворить дверь сарая. Минуту или две спустя миссис Рено показалась на пороге. Она была бледна, но полна решимости. Позади, словно переполошенная наседка, сочувственно топтался и кудахтал соболезнования мсье Отэ.

Она поднесла руку к лицу.

– Погодите минутку, мсье, я соберусь с силами.

Убрав руку, он взглянула на покойника. И тут поразительное самообладание, с которым она держалась все это время, внезапно ее покинуло.

– Поль! – закричала она. – Это же мой муж! О, господи!

Она качнулась вперед и рухнула без чувств.

Пуаро мгновенно оказался подле нее, он приподнял ей веко, пощупал пульс. Убедившись, что миссис Рено действительно в обмороке, он схватил меня за плечо и отвел в сторону.

– Я полный идиот, мой друг! В ее голосе я услышал подлинную любовь и неподдельное женское горе. Как же я ошибался. Э бьен! Начнем сначала!

Глава 6. Место преступления

Доктор и мсье Отэ перенесли потерявшую сознание миссис Рено в дом. Комиссар шел следом.

– Бедняжка, – пробормотал он, качая головой. – Удар был слишком тяжел для нее. Но что же тут поделаешь. А теперь, мсье Пуаро, давайте пойдем туда, где совершилось это преступление.

– Как вам будет угодно, мсье Бекс.

Мы пересекли холл и покинули дом через парадную дверь. Проходя мимо лестницы, ведущей наверх, Пуаро посмотрел на нее и недовольно покачал головой.

– Совершенно невероятно, чтобы прислуга ничего не слышала. По этой скрипучей лестнице спускались три человека – да они мертвого разбудили бы!

– Но ведь было далеко за полночь. К тому времени все уже крепко спали.

Однако Пуаро продолжал качать головой – видимо, мое объяснение его совершенно не удовлетворило. На повороте подъездной аллеи он остановился и оглянулся на дом.

– Прежде всего, почему преступники решили, что входная дверь незаперта? Это ведь крайне маловероятно. Скорее, они должны были попытаться проникнуть через окно.

– Но все окна первого этажа забраны железными ставнями, – возразил комиссар.

Пуаро указал на одно окошко на втором этаже.

– Это ведь та самая спальня, в которой мы только что побывали? Глядите – дерево растет прямо под окном, забраться по нему не составило бы ни малейшего труда.

– Возможно, – согласился мсье Бекс, – но это нельзя сделать, не оставив следов на цветочной клумбе.

В его словах было здравое зерно. Две большие овальные куртины, засаженные алыми геранями, с обеих сторон обрамляли парадное крыльцо. Упомянутое дерево росло в глубине цветочной композиции, и до него невозможно было добраться, не наступив на клумбу.

– Сами видите, – продолжил комиссар. – Благодаря сухой погоде ни на аллее, ни на дорожках никаких следов не видно. Но мягкая и влажная почва на клумбе – дело другое.

Пуаро подошел поближе и внимательно исследовал куртину. Как и сказал Бекс, почва была совершенно ровной. Нигде ни единой вмятинки.

Пуаро кивнул, будто бы соглашаясь, и мы уже повернулись, чтобы уйти, когда он ринулся к другой клумбе и начал ее разглядывать.

– Мсье Бекс! – позвал он. – Посмотрите-ка. Здесь полно следов!

Комиссар подошел поближе – и усмехнулся.

– Дорогой мой мсье Пуаро, это, вне всякого сомнения, следы огромных, подбитых гвоздями садовничьих башмаков. Но они не имеют никакого значения, поскольку на этой клумбе нет деревьев, и, следовательно, добраться до второго этажа невозможно.

– И правда, – согласился Пуаро, явно расстроенный. – Значит, вы считаете, что эти следы ни при чем?

– Абсолютно.

Тогда, к моему изумлению, Пуаро сказал:

– Не могу с вами согласиться. Есть у меня маленькая идея, что эти следы – самая важная улика из всех, что мы видели до сих пор.

Бекс молча пожал плечами. Он был слишком учтив, чтобы высказать вслух то, что он на самом деле думает.

– Может, продолжим? – вместо этого предложил он.

– Конечно. А следами этими я смогу заняться и позже, – весело сказал Пуаро.

Мсье Бекс не повел нас к воротам, куда вела подъездная аллея, а свернул под прямым углом на дорожку. Обсаженная кустарником по обе стороны, она полого поднималась в гору, огибая дом справа. Внезапно тропка вывела нас на небольшую полянку, с которой открывался вид на море. Здесь была вкопана скамейка, а чуть поодаль стоял довольно обшарпанный сарай. В нескольких шагах от него ряд аккуратно подстриженных кустов обозначил границы виллы. Мсье Бекс продрался сквозь кустарник, и вслед за ним мы оказались на просторном поле. Я огляделся и увидел нечто, заставившее меня вскрикнуть от удивления.

– Ба! Да это же площадка для гольфа!

Бекс кивнул.

– Недоделанная пока, края еще не размечены, – объяснил он. – Ее собирались открыть в следующем месяце. Как раз рабочие-то и обнаружили тело сегодня с утра пораньше.

И тут я ахнул. Чуть левее я увидел узкий ров, который поначалу не заметил, а рядом с ним ничком лежало тело! Мое сердце екнуло от ужаса, и меня охватило дикое ощущение, что трагедия повторяется. Но комиссар развеял мою иллюзию, устремившись вперед с гневным окриком:

– И куда только смотрит моя полиция? У них был строгий приказ никого не подпускать к месту преступления без соответствующих документов!

Лежащий на земле человек обернулся и посмотрел на комиссара через плечо.

– Но у меня есть соответствующие документы, – сообщил он и медленно поднялся на ноги.

– Мой дорогой мсье Жиро! – обрадовался комиссар. – Я и не знал, что вы уже приехали. Следственный судья ожидает вас с величайшим нетерпением.

Во время этого разговора я разглядывал незнакомца с живейшим любопытством. Я много слышал о знаменитом детективе из парижской уголовной полиции, и мне было чрезвычайно интересно увидеть его во плоти. Жиро был весьма крупный мужчина лет тридцати – каштановые волосы и усы, военная выправка. Держался он довольно высокомерно, как человек, целиком и полностью осознающий собственную важность. Бекс нас представил, отрекомендовав Пуаро в качестве коллеги по ремеслу, и в глазах французского сыщика мелькнула искра заинтересованности.

– Мне знакома ваша фамилия, Пуаро, – сказал он. – В прошлом вы были весомой фигурой, не так ли? Но теперь-то у нас другие методы.

– Зато преступления все те же, – мягко парировал Пуаро.

Я сразу заметил, что Жиро воспринял нас в штыки. Он ревниво относился к присутствию другого детектива, и чувствовалось, что, если бы он нашел какую-то важную улику, то скорее всего не стал бы о ней распространяться.

– Следственный судья… – снова начал Бекс. Но Жиро грубо перебил его:

– Да плевать мне на следственного судью! Дневной свет – крайне важная вещь, в расследовании он многое решает. Через полчаса начнет темнеть, и тут ничего не увидишь. Я знаком с материалами дела, а обитатели дома прекрасно подождут и до завтра. Но если мы собираемся поймать убийц, то искать улики его следует именно здесь. Это ваши полицейские всё здесь вытоптали? Я думал, что нынче они стали умнее.

– Это не они. Следы, которые вас так возмутили, оставили рабочие, обнаружившие тело.

Мсье Жиро презрительно хмыкнул.

– Я заметил следы, которые оставили трое, продираясь через живую изгородь, но каковы подлецы! Теперь можно разглядеть только центральную цепочку следов, принадлежащих мсье Рено, а отпечатки обуви по обе стороны от нее тщательно затерты. Правда, на этом сухом грунте и так-то много не разберешь, но они не оставили нам ни единого шанса.

– Косвенные доказательства? – сказал Пуаро. – Их вы ищете, а?

Француз воззрился на него.

– Конечно.

По губам Пуаро пробежала легкая улыбка. Он, кажется, хотел было что-то сказать, но передумал и наклонился к лежащей на земле лопате.

– Это ею вырыли могилу, – пробурчал Жиро. – Но она вам ничего не скажет. Лопата принадлежит Рено, а тот, кто копал, был в перчатках. Вот они. – Носком башмака он указал на пару выпачканных землей рукавиц. – И они тоже принадлежали Рено, или его садовнику. Говорю вам, те, кто спланировал это преступление, не хотели рисковать. Рено закололи его собственным кинжалом и выкопали ему могилу его собственной лопатой. Они намеренно не оставили никаких следов! Но я их обыграю! Всегда есть какая-то зацепка. И я намерен ее найти.

Но Пуаро в данный момент отвлекло нечто более интересное – короткий потускневший отрезок свинцовой трубы, лежавший рядом с лопатой. Он осторожно потрогал находку пальцем.

– А как вы думаете, это тоже принадлежало убитому? – спросил он, и я уловил еле заметную иронию в его голосе.

Жиро передернул плечами – мол, не знаю и знать не хочу.

– Она, может, уже месяц тут валяется, да и вообще, меня она не интересует.

– А меня – напротив – чрезвычайно интересует, – произнес Пуаро елейным голосом.

Я подумал, уж не задался ли он целью вывести из себя парижского сыщика. Если да, то это ему удалось. Француз неучтиво повернулся к нему спиной и бросил через плечо, что ему, дескать, некогда время терять, и наклонившись, снова принялся что-то внимательно разглядывать на земле.

А тем временем Пуаро, словно осененный какой-то внезапной идеей, отошел к сарайчику и толкнул дверь.

– Заперто, – буркнул Жиро, не поворачивая головы. – Но это всего лишь сарай, где садовник держит свой хлам. Лопату взяли не оттуда, а из чулана с инструментами в пристройке.

– Великолепно, – восторженно прошептал мсье Бекс. – Он пробыл здесь от силы полчаса, а уже знает все подробности! Вот это человек! Вне всякого сомнения, Жиро – величайший детектив из ныне живущих.

И хотя я всем сердцем невзлюбил детектива Жиро, он произвел на меня неизгладимое впечатление. Казалось, этот человек прямо-таки излучает эффективность. Я не мог отделаться от ощущения, что Пуаро до сих никак себя не проявил, и это не давало мне покоя. Почему-то мой друг отвлекался на всякие глупые, второстепенные мелочи, которые не имели никакого отношения к расследованию. И конечно же, стоило мне об этом подумать, как он внезапно спросил:

– Мсье Бекс, будьте столь любезны, объясните мне значение вот этой белой линии, тянется по всему периметру могилы – это какой-то полицейский знак?

– Нет, мсье Пуаро, это разметка для гольфа. Она показывает, что здесь будет так называемый «бункер».

– Бункер? – Пуаро повернулся ко мне. – Это такая песчаная яма неправильной формы с насыпью по одну сторону?

Я утвердительно кивнул.

– Вы играете в гольф, мсье Пуаро? – спросил комиссар.

– Я? Ни в коем случае! Что это за игра? – возмутился Пуаро. – Только представьте себе: все лунки на разном расстоянии. А препятствия? Никто не удосужился рассчитать их с математической точностью. И даже на грине одна сторона часто выше другой! Единственное, что радует глаз, это – как вы их там называете? – ти-боксы! Они хотя бы симметричной прямоугольной формы!

Я не мог удержаться от смеха, до того забавным показалось мне представление Пуаро об игре, и мой маленький друг улыбнулся мне ласково, явно не питая недобрых чувств. Затем он спросил:

– А мистер Рено, конечно же, играл в гольф?

– Да, он был заядлым гольфистом. Ведь в основном его стараниями и благодаря его крупным вложениям появилось это поле. Он даже приложил руку к его проектированию.

Пуаро задумчиво кивнул, а потом заметил:

– Не очень-то удачно они выбрали место, чтобы спрятать тело, а? Ведь как только рабочие начали бы копать, они бы сразу его обнаружили?

– Именно! – торжествующе отозвался Жиро. – И это доказывает, что убийцы были здесь чужаками и местности не знали. Вот вам отличный пример косвенного доказательства.

– Да, – неуверенно произнес Пуаро. – Никто из местных не стал бы хоронить тело здесь… разве что… кто-то хотел, чтобы покойника нашли. Это, конечно же, полная бессмыслица, не правда ли?

Жиро даже не удосужился ответить.

– Да, – произнес Пуаро слегка разочарованно. – Да – несомненная чепуха!