Текст книги "Убийство на поле для гольфа"

Глава 7. Таинственная мадам Добрей

Когда мы направили свои стопы к дому, мсье Бекс, извинившись, покинул нас. Он объяснил, что должен немедленно сообщить следственному судье о прибытии Жиро. Сам Жиро явно обрадовался, когда Пуаро объявил, что он увидел все, что хотел. Последнее, что мы узрели, покидая место преступления, был Жиро, ползающий на четвереньках, и я не мог не восхититься его дотошностью. Пуаро будто прочел мои мысли, и когда мы остались наедине, иронически заметил:

– Наконец-то вы воочию увидели ваш обожаемый вид сыщика – лисью гончую в человеческом обличье! Не так ли, мой друг?

– Ну, по крайней мере, он занят делом, – сказал я запальчиво. – Если здесь есть, что искать, то он это найдет. А вот вы…

– Ну, я тоже кое-что нашел. Кусок свинцовой трубы.

– Чепуха, Пуаро. Вы сами прекрасно знаете, что она не имеет ни малейшего отношения к делу. А я говорю про улики – мелочи, которые могут безошибочно вывести на след убийц.

– Полуметровая улика, мон ами, не менее важна, чем двухмиллиметровая! Какое романтическое заблуждение – полагать, что все важные улики обязательно микроскопически малы! А что до обрезка свинцовой трубы, то вы считаете, что она не имеет отношения к преступлению, только потому, что так вам сказал Жиро. Нет! – предотвратил он мой вопрос. – Не будем об этом. Оставим Жиро его расследование, а мои идеи останутся при мне. Дело кажется весьма незамысловатым – и все же – и все же, мон ами, я недоволен! И знаете, почему? Потому что наручные часы спешат на два часа. А еще есть множество маленьких деталей, которые не вписываются в общую картину. Например, если убитый стал жертвой мести, то почему бы не зарезать Рено во сне – да и дело с концом?

– Им нужны были какие-то «бумаги», – напомнил я ему.

Пуаро раздраженно смахнул пылинку со своего рукава.

– Ну, и где они, эти бумаги? Предположительно, в тайнике на некотором отдалении отсюда, раз преступники заставили Рено одеться. Однако он найден мертвым рядом с домом, почти в пределах слышимости. И потом, ведь это чистая случайность, что такое оружие, как этот кинжал, небрежно лежало на туалетном столике – прямо под рукой.

Он помолчал, нахмурившись, а потом продолжил:

– Почему прислуга ничего не услышала? Их что, усыпили? Был ли у убийц сообщник, и значит ли это, что именно сообщник оставил парадную дверь приоткрытой? А что, если…

Он резко умолк. Мы вышли на аллею, ведущую к дому. Внезапно Пуаро повернулся ко мне.

– Друг мой, а у меня для вас сюрприз – приятный! Я принял ваши упреки близко к сердцу! Мы сейчас изучим кое-какие следы.

– Где?

– Вон на той клумбе, по правую руку. Мсье Бекс говорит, что это следы садовника. Давайте проверим, так ли это. Глядите-ка, а вот и он сам, катит тачку.

И действительно, какой-то старик катил по дорожке тачку, полную саженцев. Пуаро окликнул его, тот оставил тачку и поковылял к нам.

– Вы хотите взглянуть на подошву его башмаков, чтобы сравнить со следами на клумбе? – шепотом спросил я. Моя вера в Пуаро немного воспряла. Раз он сказал, что следы на правой клумбе важны, значит, скорее всего так оно и есть.

– Совершенно верно, – ответил Пуаро.

– А он не решит, что это очень странно?

– Он об этом вообще ничего не подумает.

Больше мы не сказали ни слова, потому что садовник подошел к нам.

– Вы что-то хотели от меня, мсье?

– Да. Вы ведь давно служите садовником на этой вилле?

– Двадцать четыре года, мсье.

– А ваше имя…

– Огюст, мсье.

– Я как раз восхищался этими роскошными цветами герани. Они превосходны, честное слово. Давно ли вы их высадили?

– Да уже давненько. Но, чтобы клумба выглядела опрятно и красиво, нужно время от времени высаживать несколько новых кустиков и удалять те, что уже отжили свое. А еще надо вовремя обрывать увядшие цветы.

– И вчера вы посадили несколько новых растений, не так ли? Вон те, в самом центре, и на другой клумбе тоже?

– У вас острый глаз, мсье. Им всегда нужен день-другой, чтобы очухаться и прижиться на новом месте. Да, я посадил по десять новых кустиков на каждую куртину вчера вечером. Мсье наверняка известно, что нельзя сажать растения при жарком солнце.

Интерес Пуаро покорил Огюста, и он был явно не прочь поболтать.

– Какой красивый сорт – вон там, – заметил Пуаро, указав на кустик в глубине клумбы. – Не дадите ли мне цветочек?

– Ну конечно же, мсье.

Старый садовник шагнул на клумбу и осторожно отщипнул веточку от полюбившейся Пуаро герани.

Пуаро рассыпался в благодарностях, и Огюст вернулся к своей тачке.

– Вот видите, – сказал Пуаро, улыбаясь, и наклонился над клумбой, чтобы рассмотреть отпечаток подбитого гвоздями башмака. – Все довольно просто.

– Я и не подумал…

– Что башмак может оставаться на ноге? Вы не в полной мере используете свои отличные умственные способности. Ну, что скажете об отпечатке?

Я внимательно изучил клумбу.

– Все следы на этой клумбе – это одна и та же пара башмаков, сказал я наконец, закончив свой придирчивый осмотр.

– Вы так считаете? Э бьен, я с вами согласен.

Пуаро казался довольно рассеянным, как будто его занимали мысли о чем-то другом.

– Во всяком случае, – заметил я, – теперь у вас в шляпе будет на одну пчелу меньше.

– Мон дьё! Потрясающее выражение! И что оно означает?

– Оно означает, что теперь вы можете перестать забивать себе голову следами на клумбе.

Но, к моему удивлению, Пуаро не согласился.

– Нет-нет, мон ами. Я наконец-то на верном пути. Я по-прежнему в тумане, но, как я только что намекнул мсье Бексу, эти следы – самая важная и интересная деталь в нашем деле! А этот бедняга Жиро… Не удивлюсь, если он вообще не принял их во внимание.

Тут отворилась парадная дверь, и мсье Отэ в сопровождении комиссара спустился по ступеням крыльца.

– А, мсье Пуаро, а мы уже собрались вас искать, – сказал следственный судья. – Уже вечереет, но я хотел бы нанести визит мадам Добрей. Она без сомнения будет весьма расстроена гибелью мсье Рено, и мы можем постараться получить от нее ключ к разгадке. Секретные сведения, в которые он не посвятил свою жену, Рено мог доверить женщине, похитившей его сердце. Мы-то знаем, где у наших самсонов слабое место!

Красочность языка мсье Отэ привела меня в восторг. Я подозревал, что судья с величайшим наслаждением исполняет свою роль в этой полной загадок драме.

– А мсье Жиро к нам не присоединится? – спросил Пуаро.

– Мсье Жиро ясно дал понять, что предпочитает расследовать дело на свой лад, – сухо сказал мсье Отэ. Было легко догадаться, что со следственным судьей Жиро обошелся с обычной своей бесцеремонностью и не снискал расположения мсье Отэ. Мы ничего больше не сказали, но разбились на пары – Пуаро и судья шли впереди, а мы с комиссаром – в нескольких шагах позади них.

– Я уверен, что Франсуаза, в сущности, рассказала нам правду, – доверительным тоном сообщил мне комиссар. – Я звонил в штаб-квартиру. Оказывается, за последние шесть недель – то есть с момента приезда мсье Рено в Мерлинвиль – мадам Добрей трижды получала крупные суммы на свой банковский счет. Что в общей сложности составило двести тысяч франков.

– Ого, – прикинул я в уме, – это же почти четыре тысячи фунтов!

– Совершенно верно. Да, бедняга несомненно потерял голову от страсти. Но нужно еще выяснить, доверил ли он ей свою тайну. Следственный судья надеется на это, но я не вполне разделяю его оптимизм.

Беседуя, мы дошли до развилки – той самой, где ранее днем остановилась наша машина, а в следующую минуту я осознал, что вилла «Маргарита», жилище таинственной мадам Добрей – и есть тот самый домишко, из которого выходила богиня, поразившая меня красотой.

– Мадам Добрей живет здесь уже много лет, – сказал комиссар, кивая на домик. – Очень тихо и совсем скромно. Кажется, у нее нет ни друзей, ни знакомых, кроме тех, с кем она общается с ой поры, как поселилась в Мерлинвиле. Она никогда не рассказывала ни о своем прошлом, ни о муже. Никто даже не знает, жив ли он. Загадочная особа, как вы сами понимаете.

Я кивнул. Любопытство мое росло, и я отважился спросить:

– А… ее дочь?

– Изумительная девушка – скромная, набожная, все как полагается. Вот только жаль ее, ведь даже если сама она ничего не знает о прошлом своей семьи, человек, который к ней посватается, захочет его узнать, и… – комиссар не договорил и цинично пожал плечами.

– Но она же не виновата! – воскликнул я с растущим негодованием.

– Нет. Но сами-то вы как поступили бы? Мужчины весьма щепетильно относятся к прошлому своих будущих жен.

Мои дальнейшие возражения пришлось оставить при себе, поскольку мы подошли к крыльцу. Мсье Отэ позвонил. Через несколько минут мы услышали за шаги, а потом дверь отворилась. На пороге стояла та самая юная богиня, которую я заприметил днем. Когда она увидела нас, румянец ее погас, и щеки стали мертвенно бледными, а глаза расширились от ужасного предчувствия. Сомнений не было: она испугалась!

– Мадемуазель Добрей, – сказал мсье Отэ, сдернув с головы шляпу, – сожалеем, что пришлось вас потревожить, но закон требует… вы же понимаете? Выражаю мое почтение вашей матушке мадам Добрей. Не будет ли она любезна уделить мне несколько минут для беседы?

Какое-то время девушка стояла неподвижно, прижав руку к левой стороне груди, словно пыталась унять внезапное сердцебиение. Однако вскоре она овладела собой и сказала хрипловатым голосом:

– Я сейчас спрошу ее. Входите, пожалуйста.

Девушка скрылась в комнате слева по коридору, и мы услышали как она что-то негромко сказала. Затем зазвучал другой голос, очень похожий по тембру, но в его напевном журчании проскальзывали более резкие нотки:

– Ну конечно. Пригласи их войти.

В следующую минуту мы уже лицезрели загадочную мадам Добрей.

Ростом она была намного ниже дочери, а округлые изгибы ее фигуры были исполнены достоинств пленительной зрелости. И прическа у нее была не такая, как у златокудрой дочери – темные гладкие волосы, разделенные на прямой пробор «а-ля мадонна». Голубые глаза сияли из-под полуопущенных век, на щеках виднелись ямочки, а на слегка разомкнутых губах, казалось, вот-вот запорхает загадочная улыбка. Чувствовалась в ней какая-то почти избыточная женственность, обольстительная и податливая одновременно. Заметно было, что она уже не первой молодости, хотя и прекрасно сохранилась, не утратив очарования, которое не зависит от возраста.

Она стояла перед нами, сжав руки – неуловимо притягательная и такая трогательная и беззащитная в этом черном платье с белоснежным воротничком и манжетами.

– Вы хотели видеть меня, мсье? – спросила мадам Добрей.

– Да, мадам. – Мсье Отэ кашлянул, прочищая горло. – Я расследую гибель мсье Рено. Вы ведь, наверное, уже слышали об этом?

Она молча склонила голову. Выражение ее лица ничуть не изменилось.

– Мы пришли спросить вас, не можете ли вы… эээ… пролить свет на некоторые сопутствующие обстоятельства?

– Я? – Удивление в ее голосе было великолепно.

– Да, мадам. Пожалуй, будет лучше, если мы поговорим с вами наедине. – Судья многозначительно посмотрел на девушку.

Мадам Добрей повернулась к дочери:

– Марта, дорогая…

Но девушка отрицательно покачала головой.

– Нет, маман, я не уйду. Я не ребенок, мне уже двадцать два. Я никуда не уйду.

– Сами видите, мсье, – сказала судье мадам Добрей.

– Мне бы не хотелось говорить в присутствии мадемуазель Добрей.

– Как сказала моя дочь, она уже не ребенок.

Мгновение мсье Отэ медлил, обескураженный ее ответом.

– Хорошо, мадам, – сказал он наконец. – Будь по-вашему. У нас есть основания считать, что вы имели обыкновение по вечерам посещать покойного на его вилле. Это так?

Бледные щеки мадам Добрей залились румянцем, но она тихо ответила:

– Как вы смеете задавать мне подобные вопросы?

– Мадам, мы расследуем убийство.

– Ну и что же? Я не имею к нему отношения.

– Мы не можем с уверенностью утверждать это в данный момент, мадам. Но вы хорошо знали покойного. Не говорил ли он вам, что ему угрожает опасность?

– Нет, никогда.

– Может, он упоминал о своем пребывании в Сантьяго и о врагах, которых он там нажил?

– Нет.

– Стало быть, вы ничем не можете нам помочь?

– Боюсь, что не могу. Я в самом деле не понимаю, почему вы пришли именно ко мне. Разве его жена не может поведать вам все, что вы хотите знать? – В ее голосе сквозила легкая ирония.

– Мадам Рено рассказала нам все, что знала.

– А! – протянула мадам Добрей. – Представляю себе…

– Что именно, мадам?

– Ничего.

Следственный судья посмотрел на нее долгим взглядом. Он осознавал, что сражается на дуэли и противник у него весьма достойный.

– Вы настаиваете на своем утверждении, что мсье Рено ни во что вас не посвящал?

– А с какой стати вы решили, что он должен был?

– Мы так решили, мадам, – сказал мсье Отэ с намеренной жесткостью, – потому что мужчина доверяет своей любовнице то, что он не всегда расскажет жене.

– Ах! – Она рванулась вперед, глаза ее сверкнули. – Вы оскорбляете меня, мсье! В присутствии дочери! Мне нечего вам сказать. Соблаговолите покинуть мой дом!

Лавры победителя достались даме. Мы покинули виллу «Маргарита» словно стайка пристыженных школьников. Судья сердито бурчал что-то себе под нос, Пуаро же, казалось, погрузился в раздумья. Внезапно он очнулся от грез и живо поинтересовался у мсье Отэ, нет ли поблизости приличной гостиницы.

– В этой части города есть небольшая – называется «Де Бан». Всего в сотне метров по этой дороге. Не исключено, что там можно почерпнуть ценную для расследования информацию. Итак, надеюсь вновь увидеть вас завтра утром.

– К вашим услугам, мсье Отэ.

Обменявшись любезностями, мы распрощались. Пуаро и я направились в Мерлинвиль, а остальные вернулись на виллу «Женевьева».

– Полицейская система Франции вызывает у меня огромное восхищение, – сказал Пуаро, глядя им вслед. – У них есть сведения обо всех жителях, до мельчайших подробностей – это просто невероятно. Мсье Рено провел здесь чуть более шести недель, а они уже прекрасно осведомлены о его вкусах и предпочтениях. В мгновение ока они предоставили нам информацию о банковском счете мадам Добрей и сообщили, какие суммы поступили на него в последнее время! Воистину великое дело – досье. Но что там такое? – Он резко обернулся.

Девушка – запыхавшаяся, без шляпки, нагоняла нас. Это была Марта Добрей.

– Простите меня, – крикнула она, поравнявшись с нами. – Я… я не должна была, знаю. Только не рассказывайте маме. Но правда ли то, что говорят про мсье Рено? Будто бы он нанял детектива перед смертью, и вы… – вы и есть тот самый детектив?

– Да, мадемуазель, – мягко ответил Пуаро. – Совершенно верно. Но откуда вы узнали об этом?

– Франсуаза рассказала нашей Амели́, – объяснила Марта и покраснела.

Пуаро поморщил нос.

– Вот и попробуйте соблюсти секретность в таких делах! Но это неважно. Ну, мадемуазель, это все, что вы хотите знать?

Девушка колебалась. Казалось, ее мучает какой-то вопрос, но она боится его задать. Наконец она спросила почти шепотом:

– А уже… кого-то подозревают?

Пуаро пристально посмотрел на нее. А потом уклончиво ответил:

– Подозрение прямо-таки витает в воздухе, мадемуазель.

– Да, я понимаю… но… никого конкретно не подозревают?

– Почему вас это интересует?

Похоже, девушку испугал его вопрос. И в памяти моей мгновенно всплыли слова, которые недавно сказал о ней Пуаро: «девушка с тревожными глазами»!

– Мсье Рено всегда так хорошо ко мне относился, – ответила она, наконец. – Так что вполне естественно, что я хотела бы знать.

– Понимаю, – сказал Пуаро. – Что ж, мадемуазель, в настоящий момент подозреваются двое.

– Двое?

Я мог бы поклясться, что в голосе ее послышалось одновременно удивление и облегчение.

– Имена их нам не известны, но предположительно это чилийцы из Сантьяго. Ну вот, мадемуазель, видите, как действуют на меня юность и красота! Я выдал вам профессиональную тайну.

Девушка облегченно рассмеялась, а затем чуточку застенчиво поблагодарила Пуаро.

– Мне надо бежать, а то маман хватится.

Она развернулась и побежала по дороге – истинная Аталанта[6]6
  Аталанта – в греческой мифологии участница калидонской охоты и похода аргонавтов; собирательный образ, который, вероятно, возник из слияния двух героинь: аркадской, славившейся меткой стрельбой из лука, и беотийской, знаменитой быстротой ног.


[Закрыть] наших дней. Я глаз не мог отвести.

– Мон ами, мы так и будем стоять здесь столбом всю ночь напролет? – сказал Пуаро с мягкой иронией в голосе. – Стоило вам увидеть прелестную женщину – и вот вы уже голову потеряли!

Я засмеялся и стал оправдываться:

– Но она действительно прекрасна, Пуаро. Из-за нее любой потеряет рассудок.

– Мон дьё! – простонал Пуаро. – До чего же у вас податливое сердце!

– Пуаро, – ответил я, – а помните, как после завершения расследования в Стайлзе…

– Это когда вы влюбились сразу в двух красавиц, но ни одна не ответила вам взаимностью? Как же, помню-помню.

– Вы тогда еще утешали меня, что, возможно, когда-нибудь мы снова вместе отправимся на поиски приключений, и тогда…

– Ну-ну?

– Ну, вот, мы снова вместе, ведем расследование, и… – Я сделал многозначительную паузу и смущенно хохотнул.

Но Пуаро, к моему удивлению, покачал головой с очень серьезным видом.

– Ах, мон ами, забудьте о Марте Добрей. Эта девушка не для вас. Как сказано: «Не прилагайте к ней сердца»! Послушайтесь совета папы Пуаро!

– Но почему? – вскричал я. – Комиссар ведь сказал, что она столь же добродетельна, сколь и красива! Чистый ангел!

– Некоторые закоренелые преступники, которых я знал, тоже имели ангельскую внешность, – добродушно заметил Пуаро. – Порок развития серых клеточек может легко сочетаться с ликом мадонны.

– Пуаро, – ужаснулся я. – Вы же не хотите сказать, что подозреваете такое невинное дитя!

– Ну-ну, полно вам, не горячитесь вы так! Я не сказал, что подозреваю ее. Но вы должны признать, что ее тревожный интерес к этому делу несколько необычен.

– На сей раз я более прозорлив, чем вы, – сказал я. – Она тревожится не за себя, а за свою матушку.

– Друг мой, вы как всегда ничего не поняли. Мадам Добрей отлично может за себя постоять, и дочери нечего о ней беспокоиться. Признаю́, только что я немного подтрунивал над вами, но все равно повторю то, что сказал в самом начале: не прилагайте сердца к этой девушке. Она не для вас! Я, Эркюль Пуаро, знаю это. Проклятье! Вот только вспомнить бы, где я видел ее лицо!

– Чье лицо? – спросил я ошарашенно. – Дочери?

– Нет. Матери.

Заметив мое удивление, он многозначительно кивнул.

– Да-да – именно так. Это было много лет назад, я тогда еще служил в бельгийской полиции. Нет, я никогда не встречал эту женщину, но видел ее фото – и в связи с каким-то преступлением. Мне даже кажется, что…

– Что?

– Я могу ошибаться, но мне кажется, что это было дело об убийстве!

Глава 8. Нежданная встреча

С утра пораньше мы прибыли на виллу. На этот раз страж на воротах не только беспрепятственно пропустил нас, но еще и отдал нам честь, и мы направились к дому. Горничная Леони как раз спускалась по ступенькам, и, судя по всему, была не прочь поболтать.

Пуаро справился о здоровье миссис Рено.

Леони покачала головой.

– Она в страшном горе, бедняжечка! Ничего не ест – ни крошки! И бледная как привидение. Просто сердце разрывается, глядя на нее. Вот я, к примеру, ни за что не стала бы так убиваться по мужу, который изменял мне с другой!

Пуаро сочувственно закивал.

– Все верно, но что вы хотите? Сердце любящей женщины готово многое простить. Тем не менее, за последние несколько месяцев вам, наверное, часто приходилось наблюдать, как они ссорятся, упрекают друг друга?

И снова Леони покачала головой.

– Никогда, мсье! Мадам ни разу не обвинила его, даже не упрекнула! У нее ангельский характер и терпение – не то что у мсье.

– Мсье не был ангелом?

– И близко не был. Когда он бесился – весь дом на ушах стоял. В тот день, когда они поругались с мсье Жаком – бог ты мой! – их было слышно аж на рыночной площади – так они орали!

– Еще бы, – сказал Пуаро. – А когда именно они поругались?

– О, да перед самым отъездом мсье Жака в Париж. Он чуть на поезд не опоздал. Опрометью выскочил из библиотеки и схватил саквояж, который оставил в холле. Автомобиль тогда стоял в ремонте, так ему пришлось бегом на станцию бежать. Я вытирала пыль в гостиной, когда он пронесся мимо – лицо белое-белое, а на щеках горят два красных пятна. Ох, ну и злился же он!

Леони вела свой рассказ с нескрываемым удовольствием.

– И в чем же состоял предмет их размолвки?

– Ах, да я понятия не имею, – призналась Леони. – Ну, орали они, это правда, но так громко и так тараторили, что только кто-нибудь привычный к английской речи смог бы разобрать. Но мсье весь день ходил как туча! Ему невозможно было угодить!

Наверху хлопнула дверь, и Леони осеклась.

– Да меня же Франсуаза заждалась! – воскликнула она, очнувшись и запоздало вспомнив о своих обязанностях. – Старуха и без того меня все время пилит и пилит.

– Одну минутку, мадемуазель. А где сейчас следственный судья?

– Они вышли во двор, посмотреть на авто в гараже. Мсье комиссару пришла в голову идея, что им могли воспользоваться в ту ночь, когда случилось убийство.

– Вот так идея, – пробормотал Пуаро, когда девушка исчезла из виду.

– Пойдете и присоединитесь к ним?

– Нет, подожду их возвращения в гостиной. Утро жаркое, а там попрохладнее.

Такое безмятежное восприятие действительности мне не слишком понравилось.

– Если вы не возражаете, – начал я и запнулся.

– Ни в малейшей степени. Хотите провести собственное расследование, а?

– Ну, вообще-то я скорее хочу взглянуть на Жиро, если он где-то поблизости, интересно, вдруг он что отыскал.

– Гончий пес в человеческом обличье, – пробормотал Пуаро и, прикрыв глаза, вольготно раскинулся в мягком кресле. – Всенепременно, мой друг. Оревуар!

Я вышел через парадную дверь. Действительно, было очень жарко. Я свернул на тропинку, по которой мы ходили накануне. Мне захотелось еще раз взглянуть на место преступления. Впрочем, я не пошел прямиком туда, а взял правее, чтобы через заросли кустарника выйти к лункам, расположенным в нескольких сотнях ярдов. Если Жиро все еще у бункера, я хотел понаблюдать за его методами до того, как он узнает о моем присутствии. Однако кустарник здесь оказался гораздо гуще, и мне стоило немалых усилий продраться сквозь него. Когда я наконец выбрался на волю, это случилось довольно неожиданно и я со всего маху налетел на молодую женщину, стоявшую спиной к живой изгороди.

Она, что совершенно естественно, сдавленно взвизгнула, но и я тоже не удержался от удивленного возгласа. Ведь это была моя попутчица из поезда – Синдерелла!

Удивление было взаимным.

– Вы? – вскрикнули мы в один голос.

Девушка пришла в себя первая.

– Здравствуйте, я ваша тётя! Что вы здесь делаете?

– Хотел задать вам тот же вопрос! – парировал я.

– Позавчера, когда я видела вас в последний раз, вы как пай-мальчик спешили вприпрыжку домой в Англию. Неужто ваш член парламента отдал вам свой сезонный проездной билет в оба конца?

Последнее предложение я пропустил мимо ушей.

– А когда я видел вас в последний раз, – ответил я, – вы, как пай-девочка, бежали вприпрыжку домой за своей сестрицей. Как она поживает, кстати?

В награду мне сверкнула белозубая улыбка.

– Как мило, что вы спросили! Сестричка в полном порядке, благодарю!

– Она здесь вместе с вами?

– Нет, осталась в городе, – с достоинством ответила кокетка.

– Не верю я ни в какую сестру, – засмеялся я. – Ну, разве что ее зовут миссис Гаррис![7]7
  Миссис Гаррис – нарицательное обозначение выдуманного человека, которому приписываются те или иные поступки и высказывания. На несуществующую миссис Гаррис, дабы придать себе больше весу в глазах клиентуры, ссылается персонаж романа Чарльза Диккенса «Жизнь Мартина Чезлвита» (1844) сиделка Сара Гэмп.


[Закрыть]

– А как меня зовут, вы помните? – с улыбкой спросила она.

– Синдерелла. Но вы ведь скажете мне свое настоящее имя?

Она отрицательно помотала головой, лукаво прищурившись.

– И не скажете даже, почему вы оказались здесь?

– О, а что такого? Полагаю, вы слышали, что люди моей профессии тоже иногда отдыхают?

– На дорогих морских курортах во Франции?

– И очень даже дешевых, надо знать места.

Я пристально посмотрел на нее.

– И все же, вы ни словом не обмолвились об этом, когда мы виделись два дня назад.

– Всех нас порой постигают разочарования, – назидательно изрекла Синдерелла. – Так вот, я и без того достаточно рассказала вам о себе. Пай-мальчикам не следует быть чересчур дотошными. Вы, кстати, тоже еще не сказали мне, зачем сюда приехали. Наверное, притащились за своим членом парламента, чтобы веселиться на пляжике.

Я покачал головой.

– Не угадали. Помните, я рассказывал вам о своем друге – великом детективе?

– Да, и что?

– И вы, наверное, слышали о преступлении на вилле «Женевьева»?

Она уставилась на меня огромными круглыми глазами. Грудь ее заходила ходуном.

– Хотите сказать… вы поэтому здесь?

Я кивнул. Сомнений нет – я сорвал банк. Слишком уж очевидно, что я сильно вырос в ее глазах – ведь несколько секунд она молчала и пристально смотрела на меня. Затем она многозначительно кивнула.

– Ну, это умереть – не встать! Берите меня с собой. Я хочу сама увидеть все ужасы.

– Что вы имеете в виду?

– Да все то же! Божечки, да разве я не говорила вам, что помешана на преступлениях? Неужто вы думаете, что я просто так рискую переломать ноги, лазая в туфлях на каблуках по этой стерне? Да я уже несколько часов тут вынюхиваю-выискиваю. Сунулась через ворота, но там этот французский жандарм караулит – старый зануда, ничем его не проймешь. Думаю, ни Елена Троянская, ни Клеопатра, ни даже Мария, королева Шотландии с ним бы не сладили! Как же мне повезло, что я вас встретила. Пойдемте, покажете мне все улики!

– Но, послушайте… погодите минутку… я не могу. Никто мне не позволит. Здесь с этим очень строго.

– Но вы же с вашим другом – крупные шишки?

Мне до смерти хотелось упрочить значительность своего положения и я сдался:

– Но отчего вам так не терпится? Что именно вы хотите там увидеть?

– Да всё! И место, где это случилось, и оружие, и труп, и отпечатки пальцев, и все прочие интересные штуки. Уж повезло так повезло – впервые оказаться там, где совершилось убийство! Да я всю жизнь буду об этом вспоминать!

Я отвернулся, почувствовав тошноту. Что стало с нашими женщинами? Меня прямо-таки воротило от омерзительного возбуждения этой девицы. Прежде я читал о толпах женщин, осаждавших суды, где какому-нибудь бедолаге грозил смертный приговор. Иногда я задавался вопросом: кто они, эти женщины? А теперь я знал. Это такие же, как Синдерелла – молодые, но одержимые нездоровой жаждой скандала, сенсации любой ценой, без оглядки на какие-то приличия или чувство сострадания. Цветущая, живая красота этой девушки непреодолимо влекла меня к ней, и я был не в силах сопротивляться. Однако в душе я не мог избавиться от своего первого впечатления – неодобрения, неприятия. Я вспомнил свою давно скончавшуюся матушку. Что подумала бы она об этом странном порождении современности? Хорошенькое личико под слоем пудры, а еще глубже – эдакая кровожадность!

– Хватит важничать, – внезапно сказала эта юная особа. – Подумаешь, какая цаца. Когда вас позвали на дело, вы же не крутили носом, что, мол, здесь дурно пахнет и попрошу меня не впутывать?

– Да, но…

– Поставьте себя на мое место: если бы вы отдыхали где-то поблизости, неужто не побежали бы разведать, что да как? Еще как побежали бы!

– Но я же мужчина. А вы – женщина.

– По-вашему, женщина – это существо, с визгом вспрыгивающее на стул при виде мышки. Что за допотопные взгляды! Но вы же отведете меня туда, правда? Поймите, это очень важно для меня.

– Почему вдруг?

– Репортеров туда не пускают. А я могла бы загрести кучу деньжищ в какой-нибудь газете. Знаете, сколько они платят за сведения из первых рук?

Меня мучили сомнения. Ее мягкие пальчики скользнули в мою ладонь.

– Пожалуйста… будьте душкой.

И я капитулировал. Втайне роль проводника была мне даже по душе. В конце концов, не мое это дело, оценивать моральные качества девушки. Меня немного тревожило, что скажет на это судья, но я убедил себя, что никакого вреда расследованию мы не причиним.

Сперва мы отправились на место, где было найдено тело. Здесь дежурил полицейский. Узнав меня, он уважительно взял под козырек и ни словом не обмолвился о моей спутнице. Верно, решил, что я за нее ручаюсь. Я рассказал Синдерелле, как обнаружили тело, а она внимательно слушала меня, время от времени задавая довольно разумные вопросы. Затем мы направили наши стопы в сторону виллы. По правде сказать, я шел с оглядкой. Не очень-то мне хотелось кого-нибудь встретить. Я повел девушку сквозь кустарник к сарайчику позади дома. Вчера вечером, как мне помнилось, мсье Бекс запер дверь и вручил ключ полицейскому Маршо со словами: «На случай, если он понадобится мсье Жиро, пока мы будем наверху». Я рассудил, что, скорее всего, парижский детектив после осмотра вернул ключ Маршо. Оставив девушку в кустах вне пределов видимости, я вошел в дом. Маршо дежурил у двери в гостиную. Оттуда доносился рокот голосов.

– Вам нужен мсье Отэ? Он в салоне. Снова допрашивает Франсуазу.

– Нет, – поспешно отозвался я. – Не хочу его беспокоить. Но не дадите ли мне ключ от сарая, что за домом, если это не против ваших инструкций?

– Конечно, мсье. – Он протянул мне ключ. – Вот он. Мсье судья распорядился оказывать вам всевозможное содействие. Вернете мне его, когда закончите там, вот и все.

– Разумеется.

Мне весьма польстило отношение Маршо – в его глазах я имел почти такой же вес, как сам Пуаро. Девушка дожидалась меня с нетерпением. Увидев у ключ, она даже негромко вскрикнула от восторга.

– Значит, добыли?

– Конечно, – холодно сказал я. – И все же вы должны знать, что это грубое нарушение правил.

– Да вы просто лапочка! Я вам этого никогда не забуду. Идемте скорее. Нас же не видно из дому?

– Подождите минутку, – удержал я ее стремительный рывок. – Я не стану вам мешать, если вы действительно хотите войти туда. Но стоит ли? Вы уже видели яму, слышали все подробности насчет убийства. Неужели вам этого мало? Вас ждет отвратительное зрелище, оно не доставит удовольствия.

Минуту она смотрела на меня с выражением, которое я так и не смог до конца понять. А потом рассмеялась.

– Вперед, за ужасами, – сказала она. – Идемте же.

Мы молча приблизились к двери сарая. Я отпер ее и мы вошли. Я подошел к телу и мягко откинул покров, как это сделал вчера мсье Бекс. Девушка тихо ахнула, и я обернулся, чтобы посмотреть на нее. На ее лице отразился ужас, от былого воодушевления не осталось и следа. Она не послушалась меня, и теперь была наказана за то, что пренебрегла моими советами. Мне не было жаль ее. Пусть до конца пройдет это испытание. Я осторожно перевернул покойника.

– Видите? Заколот ударом в спину.

Голос ее был едва слышен:

– Чем?

Я кивнул на стеклянную банку.

– Кинжалом.

Внезапно девушка пошатнулась и безвольно осела на пол. Я ринулся к ней.

– Вам дурно. Пойдемте отсюда. Для вас это уже слишком.

– Воды, – прошептала она. – Скорее. Воды…

Я оставил ее и побежал в дом. По счастью, никого из прислуги не оказалось, и я смог незаметно налить стакан воды, плеснув туда чуточку бренди из своей фляжки. Через несколько минут я вернулся в сарай. Девушка лежала там, где я ее оставил, но несколько глотков бренди с водой чудесным образом вернули ее к жизни.