Текст книги "После похорон"

– Дорогой, – произнесла она, – а как ты смотришь на глоток шампанского? Ну, чтобы просто прийти в себя и выпить за будущее. Милый мистер Энтвисл, да это просто какая-то сказка, что дядюшка Ричард оставил нам все эти очаровательные денежки, причем именно сейчас…

Старый адвокат заметил гримасу недовольства, которая появилась на лице у Шайна, но Розамунда продолжала как ни в чем не бывало:

– Потому что сейчас появилась эта очаровательная пьеса и Майклу предложили опцион на нее. Там есть просто прекрасная роль для него и совсем небольшая – для меня. Это об одном из нынешних молодых преступников, который в действительности ну просто святой, – она доверху набита последними модерновыми идеями.

– Да уж, наверное, – холодно произнес адвокат.

– И вот он грабит и убивает, и за ним охотится полиция, и его отвергает общество – а потом, в самом конце, происходит настоящее чудо.

Взбешенный Энтвисл сидел абсолютно молча. Эти молодые люди иногда несут просто убийственную дурь. И пишут тоже!

Хотя сам Майкл Шайн все больше молчал. На лице его все еще была недовольная гримаса.

– Мистера Энтвисла совсем не интересуют наши дела, Розамунда, – сказал он. – Помолчи минутку, и пусть он скажет нам, зачем пришел.

– Есть пара небольших вопросов, с которыми надо разобраться, – ответил юрист. – Я только что вернулся из Личетт-Сент-Мэри.

– Так, значит, убили тетю Кору? – вновь заговорила миссис Шайн. – Мы читали об этом в газетах. И я еще сказала, что это должна быть она, потому что имя очень необычное… Бедная тетушка Кора! Во время похорон я все смотрела на нее и удивлялась, как вообще может жить такое чучело? И думала, что лучше умереть, чем выглядеть так, как она, – а вот теперь она действительно мертва. Вчера вечером никто не хотел верить, что убитая топором в Личетт-Сент-Мэри женщина – моя тетя! Все только смеялись, правда, Майкл?

Шайн ничего не ответил, а его жена, с видом полного удовлетворения, продолжила:

– Два убийства, одно за другим… Не слишком ли много, а?

– Не будь дурой, Розамунда, твоего дядю Ричарда никто не убивал, – проворчал молодой человек.

– А Кора думала иначе.

Мистер Энтвисл вмешался, чтобы задать вопрос:

– После похорон вы сразу же вернулись в Лондон, не так ли?

– Да, мы вернулись одним поездом с вами, – кивнула миссис Шайн.

– Ах да… Ну конечно! Я спрашиваю, потому что пытался связаться с вами, – адвокат бросил быстрый взгляд на телефон, – на следующий день. Звонил вам несколько раз, но безуспешно.

– Боже, мне очень жаль! – вздохнула Розамунда. – А что мы в тот день делали? Позавчера? Мы были дома часов до двенадцати, правда, милый? А потом ты попытался разыскать Розенхайма и отправился с Оскаром на ланч, а я пошла покупать чулки и прошвырнуться по магазинам. Мы должны были встретиться с Джанет, но разминулись. Да, и я провела прекрасный день в магазинах – а потом мы пообедали в «Кастилье». Вернулись где-то около десяти, мне кажется.

– Около того, – согласился Майкл и задумчиво посмотрел на мистера Энтвисла: – А зачем вы пытались с нами связаться, сэр?

– Да просто возникло несколько вопросов, связанных с наследством Ричарда Эбернети, – надо было подписать бумаги и все такое.

– А мы деньги можем получить уже сейчас или нам придется ждать вечность? – спросила Розамунда.

– Боюсь, – ответил Энтвисл, – что закон требует некоторой отсрочки.

– Но мы же можем получить аванс или нет? – На лице молодой женщины появилась тревога. – Майкл сказал, что можем. Дело в том, что для нас это очень важно. Все из-за этой пьесы.

– Ну, никакой спешки в действительности нет, – сказал Шайн приятным голосом. – Просто надо решить, соглашаемся мы на этот опцион или нет.

– Думаю, что организовать аванс не составит большого труда, – согласился юрист. – Столько, сколько вам потребуется.

– Ну, тогда все в порядке, – с облегчением вздохнула Розамунда, а потом добавила – как будто эта мысль только что пришла ей в голову: – А что, тетя Кора тоже оставила какие-нибудь деньги?

– Немного. Вашей кузине Сьюзан, – сообщил Энтвисл.

– А почему Сьюзан, хотела бы я знать? И много?

– Несколько сотен фунтов и какую-то мебель.

– Хорошую?

– Нет, – ответил адвокат.

– Странно все это, – сказала миссис Шайн, мгновенно потеряв всякий интерес к вопросу. – Совершенно неожиданно, сразу после похорон, Кора произносит: «Но ведь его же убили, нет?», а потом, уже на следующий день, убивают ее саму. Странно, правда?

Какое-то время в комнате висела довольно неловкая тишина, пока мистер Энтвисл тихонько не произнес:

– Действительно, очень странно.

IV

Энтвисл внимательно рассматривал Сьюзан Бэнкс, которая сидела, подавшись вперед, напротив него и говорила в своей всегдашней возбужденной манере. Ничего общего с красотой Розамунды. Хотя лицо Сьюзан было привлекательным, и его привлекательность заключалась, решил адвокат, в жизненной силе, которой оно светилось. Рот миссис Бэнкс был полным и красиво очерченным. Это был рот женщины – так же, как и тело Сьюзан было телом женщины, наверное, даже чересчур. И в то же время во многом миссис Бэнкс напоминала своего дядю, Ричарда Эбернети. Формой головы, линией подбородка, глубоко посаженными внимательными глазами… Так же, как и Ричард, она обладала таким же доминирующим характером, такой же жизненной энергией, предусмотрительностью и решительностью. Из трех представителей молодого поколения одна Сьюзан, казалось, была сделана из того материала, который позволил Эбернети создать свою империю. Смог ли Ричард разглядеть в ней свой собственный характер? Мистер Энтвисл подумал, что да. Его друг всегда очень хорошо разбирался в людях. А здесь качества, которые он так искал, лежали прямо на поверхности. И тем не менее в своем завещании Ричард Эбернети никак не выделил Сьюзан. Разочарованный, по мнению Энтвисла, в Джордже и не обративший внимания на хорошенькую дурочку Розамунду, разве он не мог найти во второй племяннице то, что искал, – продолжательницу его дела?

Если нет, то причиной, по логике вещей, мог быть только муж Сьюзан. Пожилой адвокат незаметно посмотрел через плечо Сьюзан на Грегори Бэнкса, который машинально точил карандаш.

Худой, высокий, ничем не примечательный молодой человек с волосами песочного цвета. Он настолько терялся на фоне яркой индивидуальности своей жены, что было трудно понять, что он собой представляет. В этом парне не было ничего выдающегося – довольно приятный, со всем согласный – «подпевала», говоря нынешним языком. Его ненавязчивость вызывала какое-то смутное чувство тревоги. Он совершенно не подходил Сьюзан, но все-таки она настояла на замужестве, подавив всю оппозицию, – почему? Что же она в нем увидела?

И вот теперь, через шесть месяцев после свадьбы, она все еще без ума от этого парня, подумал адвокат. Он хорошо знал эти признаки. Через контору «Боллард, Энтвисл, Энтвисл и Боллард» прошло великое множество женщин с проблемами в браке. Женщины, которые были по уши влюблены в неказистых и, как потом выяснялось, совершенно недостойных их мужей; и женщины, с презрением относящиеся к мужьям привлекательным и безукоризненным или даже уставшие от них. Что каждая из них находила в своем конкретном мужчине, не поддавалось пониманию человека со средним уровнем интеллекта. Это была просто данность. Женщина, умная во всем, что касалось жизни, абсолютно теряла голову, когда дело касалось какого-то конкретного мужчины. Сьюзан, подумал мистер Энтвисл, была одной из таких женщин. Для нее весь мир вращался вокруг Грега, и в этом-то и заключалась опасность.

Сама она тем временем говорила с нажимом и возмущением:

– …потому что это действительно отвратительно. Вы помните женщину, которую убили в Йоркшире в прошлом году? Никого даже не арестовали. А старушка в кондитерской, которую убили ломом? Они там кого-то задержали, но потом выпустили!

– Но, дорогая моя, нужны же доказательства! – заметил мистер Энтвисл.

Сьюзан не обратила на его замечание никакого внимания.

– А этот случай с сиделкой, вышедшей на пенсию, – там фигурировал не то тесак, не то топор, совсем как в случае с тетушкой!

– Боже, да мне кажется, что вы специально изучали все эти преступления, Сьюзан, – мягко произнес юрист.

– Но это же естественно, что такие вещи запоминаются, особенно когда убивают члена твоей семьи, да еще и похожим способом, – все это показывает, что по стране бродит множество людей, которые вламываются в дома и нападают на одиноких женщин, а полиции, похоже, на все наплевать!

Энтвисл отрицательно покачал головой:

– Не надо оскорблять полицию, Сьюзан. Это проницательные и достойные люди, которые настойчиво выполняют свои задачи. И то, что о расследовании пока ничего не написано в газетах, совсем не значит, что ничего не делается, поверьте мне.

– И тем не менее каждый год мы имеем сотни нераскрытых преступлений.

– Сотни? – Адвокат посмотрел на женщину с сомнением. – Какое-то количество – да, без сомнения. Но ведь во многих случаях полиция знает имя преступника, но не имеет достаточных доказательств его вины, для того чтобы предъявить ему обвинение.

– Я в это не верю, – сказала миссис Бэнкс. – Уверена, что если вы точно знаете, кто совершил преступление, то доказательства найти не так уж и сложно.

– Интересно, – задумчиво сказал мистер Энтвисл, – интересно, есть ли…

– Есть ли у них хоть какие-то подозреваемые в случае тети Коры?

– Этого я сказать не могу. По крайней мере мне об этом неизвестно. Хотя они вряд ли будут рассказывать мне все – да сейчас еще и слишком рано; не забывайте, что убийство совершено только позавчера.

– Уверена, что убийца – человек достаточно специфический, – предположила Сьюзан. – Жестокий и, может быть, не совсем в себе – какой-нибудь демобилизованный солдат или уголовник… Я хочу сказать, что использование топора говорит само за себя.

Со слегка удивленным видом мистер Энтвисл приподнял брови и пробормотал:

 
Лиз Борден[4]4
  Лиззи Борден (1860–1927) – гражданка США, которая стала известна благодаря знаменитому делу об убийстве ее отчима и матери. Несмотря на большое количество доказательств ее вины, она была оправдана.


[Закрыть] топорик схватила,
Раз двадцать маман угостила,
Затем за отца принялась,
По кумполу бедного хрясь!
 

– Ах вот как! – Миссис Бэнкс порозовела от гнева. – С Корой никто из родственников не жил, если не считать компаньонку. И в любом случае Лиззи Борден была оправдана. Никто так никогда и не узнал, она ли убила своего отца и мачеху.

– Да, стишок клеветнический, – согласился адвокат.

– А вы что, считаете, что это могла совершить компаньонка? Кора ей что-то оставила?

– Аметистовую брошь, очень дешевую, и этюды рыбацких деревень, которые имеют чисто сентиментальное значение.

– Для убийства необходим мотив, если только человек не совсем псих.

– В этом случае единственный человек, у которого такой мотив был, – это вы, дорогая Сьюзан.

– Что вы сказали? – неожиданно подал голос Грег. Создалось впечатление, что он только что проснулся. В его глазах засветился нехороший огонь, и он неожиданно перестал быть незаметной фигурой заднего плана. – Какое отношение ко всему этому имеет Сью? Что вы имеете в виду, когда говорите подобные вещи?

– Замолчи, Грег, – резко произнесла Сьюзан. – Мистер Энтвисл не имел ничего…

– Это была маленькая шутка, – произнес их гость извиняющимся тоном. – Боюсь, не очень хорошего качества. Кора оставила наследство – все, что у нее было, – в вашу пользу, Сьюзан. Хотя для молодой леди, которая только что унаследовала несколько сотен тысяч фунтов, наследство в несколько сот фунтов не может быть достаточным поводом для убийства.

– Она оставила мне свои деньги? – Миссис Бэнкс была удивлена. – Невероятно! Она ведь меня совсем не знала! А почему, как вы думаете?

– Думаю, что она слышала о небольших… э-э-э… осложнениях, которые сопровождали вашу свадьбу, – объяснил юрист, и Грег, вернувшийся к своим карандашам, оскалился. – Ее собственная свадьба тоже прошла не совсем гладко – так что, я думаю, она почувствовала в вас родственную душу.

– Она ведь вышла замуж за художника, которого в семье никто не любил? – спросила Сьюзан с некоторым интересом. – А он был хорошим художником?

Мистер Энтвисл без колебаний отрицательно покачал головой.

– А в коттедже остались какие-нибудь его картины?

– Да.

– Тогда я сама оценю их.

Адвокат улыбнулся, заметив, как вздернулся подбородок молодой женщины.

– Да будет так, – кивнул он. – Я, без сомнения, старомодный и совершенно безнадежный в области современного искусства человек, однако мне кажется, что в этом случае вы полностью согласитесь с моим мнением.

– Но мне ведь в любом случае надо туда съездить? Посмотреть, что там осталось. Там сейчас кто-нибудь живет?

– Я договорился с мисс Гилкрист, что пока в коттедже поживет она.

– У нее, должно быть, железные нервы, – вмешался в разговор Грег. – Жить в доме, в котором было совершено преступление…

– Я бы сказал, что мисс Гилкрист – женщина вполне разумная. А кроме того, – сухо добавил адвокат, – я думаю, что ей просто некуда идти, пока она не найдет себе новое место.

– Так, значит, смерть Коры оставила ее без кола и двора? Они с тетей Корой… они были близки? – спросила миссис Бэнкс.

Энтвисл посмотрел на нее с любопытством, пытаясь понять, что она имеет в виду.

– Думаю, в разумных пределах, – ответил он наконец. – Кора никогда не обращалась с ней как со служанкой.

– Она обращалась с ней гораздо хуже, смею вас уверить, – сказала Сьюзан. – Эти гнусные так называемые «леди» в наши дни душу готовы вынуть из человека. Я постараюсь найти мисс Гилкрист приличное место. Это не так сложно. Любой, кто готов выполнять кое-какую домашнюю работу и готовить, сейчас на вес золота – она ведь наверняка умеет готовить?

– О да, – подтвердил юрист. – Мне кажется, что она против того, что называет «тяжелой» работой, хотя, боюсь, не смогу объяснить вам, что она вкладывает в это понятие.

Было видно, что миссис Бэнкс наслаждается беседой.

– Ваша тетка назначила Тимоти своим душеприказчиком, – сказал Энтвисл, посмотрев на часы.

– Тимоти, – повторила Сьюзан с печальной гримасой. – Дядя Тимоти уже почти превратился в миф. Никто никогда не видел его.

– Не совсем так. – Адвокат еще раз посмотрел на часы. – Сегодня, во второй половине дня, я еду к нему на встречу. Я расскажу ему о вашем решении посетить коттедж.

– Думаю, что это займет у меня каких-то пару дней. Я не хочу надолго уезжать из Лондона. У меня сейчас множество планов – я хочу заняться бизнесом, – заявила молодая женщина.

Мистер Энтвисл осмотрел крохотную замусоренную гостиную, в которой они сидели. Было видно, что денег Бэнксам не хватает. Он знал, что отец Сьюзан растратил почти все свои деньги и ничего не оставил своей дочери.

– А могу я спросить, чем именно вы хотите заняться? – поинтересовался юрист.

– Я положила глаз на недвижимость в районе Кардиган-стрит, – рассказала Сьюзан. – Думаю, если потребуется, вы сможете выдать мне аванс? Возможно, мне придется внести депозит.

– Это можно будет организовать, – ответил адвокат. – Я несколько раз звонил вам на следующий день после похорон – и никак не мог дозвониться. Я так и думал, что вам, возможно, потребуется аванс. Вы, наверное, уезжали из Лондона?

– Нет-нет, – быстро ответила его собеседница. – Мы были дома. Оба. Мы вообще не выходили.

– Знаешь, Сьюзан, мне кажется, что в тот день наш телефон не работал, – осторожно заметил Грег. – Ты помнишь, как я пытался связаться с «Хард и компания» во второй половине дня? Я еще хотел вызвать мастера, но на следующее утро он сам исправился.

– Ох уж эти телефоны! – заметил мистер Энтвисл. – Иногда с ними творятся странные вещи.

– А откуда тетя Кора узнала о нашей свадьбе? – неожиданно спросила Сьюзан. – Ведь это произошло в мэрии, и мы об этом заранее никому не говорили!

– Думаю, ей мог рассказать Ричард, – предположил ее гость. – Она переделала завещание недели три назад, как раз после того, как он к ней приезжал. А в предыдущем она все оставляла Теософскому обществу[5]5
  Основано в Нью-Йорке в 1875 г. Е. Блаватской.


[Закрыть].

На лице миссис Бэнкс появилось удивление.

– Дядя Ричард к ней приезжал? Я ничего об этом не знала!

– Я сам об этом ничего не знал, – сказал Энтвисл.

– Так это было, когда…

– Когда что?

– Да так, ничего, – ответила Сьюзан.

Глава 6

I

– Как мило, что вы приехали, – хрипло сказала Мод, встречая мистера Энтвисла на платформе Бейхэм-Комптон. – Уверяю вас, что мы с Тимоти очень вам благодарны. Вы же понимаете, что смерть Ричарда оказалась худшим, что могло случиться с Тимоти.

С такой точки зрения адвокат еще не рассматривал смерть своего друга. Однако он видел, что это единственный угол, под которым могла рассматривать ее миссис Тимоти Эбернети.

Пока они шли в сторону выхода, Мод попыталась развить свою мысль:

– Начнем с того, что это был шок – Тимоти был очень привязан к Ричарду. А потом, к сожалению, это навело Тимоти на мысль о своей собственной смерти. Будучи таким больным, он здорово из-за себя нервничает. А теперь он понял, что остался последним живым из всех братьев, и все время твердит, что теперь на очереди он сам и что ему уже не очень долго осталось… Все это совершенно ужасно. Я ему так об этом и говорю.

Они вышли из здания станции, и миссис Эбернети направилась к почти антикварному автомобилю, полностью пришедшему в упадок.

– Прошу прощения за нашу тарахтелку, – сказала она. – Мы уже многие годы хотим купить новую машину, но, к сожалению, не можем себе этого позволить. У этой уже два раза меняли двигатель – все эти старые машины требуют много сил и внимания. Будем надеяться, что она заведется, – добавила женщина, – а то иногда ее приходится заводить ручкой.

Она несколько раз нажала педаль стартера, но в ответ послышалось только бесполезное жужжание. У мистера Энтвисла, которому никогда в жизни не приходилось заводить машину ручкой, появились дурные предчувствия, однако Мод сама вышла из машины, вставила заводную ручку и несколькими энергичными поворотами вернула мотор к жизни. Хорошо, подумал про себя адвокат, что Мод оказалась такой сильной женщиной.

– Ну, вот и хорошо, – сказала она. – Эта старая скотина в последнее время доставляет мне много хлопот. Например, когда я возвращалась после похорон. Мне даже пришлось пройти пару миль пешком – до ближайшего гаража. А там и мастеров-то хороших не оказалось – обыкновенная деревенская дыра. Мне пришлось пережидать в местной гостинице, пока они возились с мотором. И это, конечно, тоже расстроило Тимоти. Я была вынуждена позвонить ему и предупредить, что не буду ночевать дома. Разозлился он просто ужасно. Мы стараемся как можно меньше рассказывать ему, но ведь есть вещи, которые не скроешь, – убийство Коры, например. Мне пришлось попросить доктора Бартона дать ему успокоительное. Убийство – это совсем не для таких больных людей, как Тимоти. Мне кажется, что Кора всегда была идиоткой.

Энтвисл предпочел молча обдумать услышанное. Он никак не мог понять причинно-следственных связей.

– Мне кажется, что я не видела Кору с самой нашей свадьбы, – сказала Мод. – Тогда я не решилась сказать Тимоти: «Твоя сестра – полная идиотка». Но именно так я подумала. Эти ее вечные высказывания совершенно не к месту! И было непонятно, как на них реагировать – то ли принимать их всерьез, то ли смеяться. Мне кажется, все дело было в том, что она жила в собственном придуманном мире – полном страстей и невероятных мыслей о других людях. Бедняжка, вот теперь она за все за это и расплатилась. А у нее были протеже?

– Протеже? Что вы имеете в виду?

– Просто спросила. Какой-нибудь молодой художник или музыкант, который привык жить за чужой счет, или что-нибудь в этом роде… Кто-то, кого она могла в тот день впустить в дом и кто прибил ее за то, что у нее не оказалось денег. Может быть, какой-нибудь подросток – в этом возрасте они совершенно непредсказуемы, особенно если у них невротический тип психики. Я хочу сказать, что врываться в дом и убивать кого-то средь бела дня – это довольно странно. Уж если влезать в чужой дом, то ночью.

– Но тогда в этом доме были бы две женщины.

– Ах да, эта компаньонка… Хотя, знаете, я не могу поверить, что кто-то нарочно ждал, когда она выйдет из дома, а потом напал на Кору. Зачем? Ведь не мог же он рассчитывать, что у нее окажутся деньги или еще что-то интересное. А кроме того, наверняка случалось так, что из дома уходили обе женщины и он оставался совершенно пустым. Так ведь было бы намного безопаснее! Ведь убивать, если в этом нет никакой необходимости, – верх идиотизма!

– А в убийстве Коры, по вашему мнению, не было никакой необходимости?

– Все это выглядит абсолютной глупостью.

«А бывают ли умные убийства?» – подумал мистер Энтвисл. С академической точки зрения ответ на этот вопрос был утвердительным, но тем не менее ему было известно о массе совершенно бесполезных убийств. Все зависит, подумал юрист, от личности убийцы. Да что он вообще знает об убийцах и их мыслительных процессах? Очень мало. Его компания никогда не вела уголовных дел… И сам он никогда не изучал криминологию. Насколько мог судить Энтвисл, убийцы бывают самыми разными. Некоторые страдают от зашкаливающего тщеславия, некоторые жаждут власти, у некоторых, как у Седдона, мелкая душонка и невероятное корыстолюбие. А вот Смит и Роуз, например, слишком любили женщин, а с такими, как Армстронг, было приятно общаться. Эдит Томпсон жила в нереальном мире жестокости, а сестра Уоддингтон отправляла своих пациентов на тот свет с профессиональным добродушием…

Голос Мод прервал его размышления:

– Если б я только могла прятать от Тимоти газеты! Но ведь он настаивает на том, чтобы их читать. Я думаю, что вы понимаете, мистер Энтвисл, что не может быть и речи о присутствии Тимоти на досудебном расследовании. Если это необходимо, то доктор Бартон может выписать справку или что там еще нужно.

– Об этом вы можете не беспокоиться.

– Боже, благодарю Тебя!

Они въехали в ворота «Стэнсфилд-Грейндж» и направились по заросшей травой аллее. Когда-то это была неплохая усадьба – но сейчас у нее был печальный и заброшенный вид.

– Все это заросло во время войны. Обоих наших садовников призвали, – со вздохом рассказала миссис Эбернети. – А сейчас у нас работает только один старик, и пользы от него совсем немного. Заработная плата выросла невероятно. Должна признаться, для нас это божье благословение, что теперь у нас появится немного денег на саму усадьбу. Мы оба так ее любим! А ведь я боялась, что нам придется ее продать… Хотя Тимоти я ничего подобного даже не предлагала – это смертельно расстроило бы его.

Они подъехали к портику очень старого дома, построенного в георгианском стиле, который нуждался в срочной покраске.

– Никаких слуг, – горько посетовала Мод, проводя гостя внутрь здания. – Только парочка приходящих женщин. Еще месяц назад у нас была горничная, которая жила здесь же, – слегка горбатая, с жуткими аденоидами и не слишком-то сообразительная. Но она жила здесь, что само по себе было очень удобно, и очень хорошо готовила простую пищу. Так вот, вы не поверите, но она сообщила о своем уходе и перешла на работу к идиотке, у которой шесть собак-пекинесов. И дом там сам по себе больше нашего, и работы тоже больше. Она сказала, что очень любит собачек. Вы только подумайте! Ведь эти собаки все время пачкают полы и устраивают беспорядок, не сомневаюсь! Право, у этих девушек проблемы с головой! Вот так мы и остались без горничной, и теперь, если во второй половине дня мне надо куда-то выйти, Тимоти остается совсем один в доме, поэтому если с ним что-нибудь случится, то помощи ему ждать неоткуда. Хотя я и ставлю телефон поближе к его креслу, так чтобы, если ему станет плохо, он мог бы немедленно позвонить доктору Бартону.

Мод прошла в гостиную, где уже был накрыт чай, и, устроив там мистера Энтвисла, исчезла – скорее всего, в задних комнатах. Через несколько минут она вернулась с кипятком и серебряным заварным чайником и принялась ухаживать за адвокатом. Чай был очень хорошим, так же как и домашний пирог с булочками.

– А как же Тимоти? – спросил гость с полным ртом.

Миссис Эбернети объяснила, что отнесла мужу его чай еще до того, как поехала на станцию.

– Сейчас он встанет после своего дневного сна, – сказала женщина, – и сможет с вами встретиться. Постарайтесь, чтобы он не очень волновался.

Мистер Энтвисл заверил ее, что сделает все, что в его силах.

Когда он рассмотрел хозяйку дома в свете пламени камина, его охватила жалость. Перед ним сидела крепко сбитая, крупная женщина, здоровая, жизнелюбивая и практичная, полная здравого смысла – и в то же время имеющая одну, но очень серьезную слабость. Мод Эбернети любит своего мужа материнской любовью, решил Энтвисл. Бог не дал ей детей, а она была создана для материнства. Поэтому ее муж-инвалид превратился для нее в ребенка, которого нужно защищать и за которым нужно постоянно следить. И вероятно, будучи в этом союзе сильной половиной, она неосознанно делала его более тяжелым инвалидом, чем он был на самом деле.

Бедная миссис Тим, подумал про себя старый юрист.

II

– Рад вас видеть, Энтвисл.

Тимоти встал с кресла и протянул адвокату руку. Он был крупным мужчиной, сильно похожим на брата. Но то, что в Ричарде говорило о силе, в Тимоти свидетельствовало о слабости. Его рот выглядел нерешительным, подбородок был слегка срезан назад, а глаза были посажены не так глубоко, как у его брата. На лбу были видны морщины, говорившие о неуживчивости характера и раздражительности.

Его статус инвалида подчеркивался пледом, закрывавшим его колени, и небольшой аптечкой из пузырьков, склянок и коробочек, выстроившихся на столе, недалеко от его правой руки.

– Не могу перенапрягаться, – с ходу предупредил Тимоти. – Доктор категорически запретил. Постоянно твердит, чтобы я не волновался. Не волноваться! Вот если б у него в семье кого-то убили, то, думаю, он бы поволновался вволю, могу поспорить! Слишком много несчастий для одного человека – сначала смерть Ричарда и все эти рассказы о похоронах, и его завещание, да еще какое! А теперь еще и бедняжка Кора, убитая топором… Топором, подумать только! Эта страна кишит в наши дни гангстерами и ублюдками, оставшимися после войны. Они бродят по стране и убивают беззащитных женщин. И ни у кого не хватает мужества все это прекратить – использовать, наконец, сильную руку… Хотел бы я знать, куда мы все катимся? Куда катится эта чертова страна?

К подобным началам мистер Энтвисл уже давно привык. Этот вопрос его клиенты неизбежно задавали ему – раньше или позже – в течение последних двадцати лет. У него даже выработался ряд стандартных ответов. Один из них – ни к чему не обязывающие слова, которые он пробормотал теперь, – попадал в категорию «успокаивающих шумов».

– А все началось с этого проклятого лейбористского правительства, – продолжал Тимоти. – Всю страну спустили в водосточную трубу. И то правительство, что есть у нас сейчас, ненамного лучше. Безвольные социалистические тихушники! Вы только посмотрите, в каких условиях мы живем! Садовника нормального найти не можем, слуг нормальных найти не можем – бедняжке Мод приходится изнурять себя работой на кухне… Кстати, дорогая, мне кажется, что пудинг сегодня будет хорошо сочетаться с камбалой. И, может быть, чуть-чуть бульона? Мне приходится копить силы – так советует доктор Бартон. Так о чем, бишь, я?.. Ах да, о Коре. Поверьте мне, для мужчины это шок, когда он слышит, что его сестру, родную сестру, убили! У меня ускоренное сердцебиение держалось почти двадцать минут. Вам придется везде присутствовать вместо меня, Энтвисл. Я не могу принять участие в досудебном расследовании или заниматься какими-то вопросами, связанными с наследством Коры. Я хочу забыть все это как можно скорее. А что, кстати, случится с той частью наследства Ричарда, которое принадлежало Коре? Я полагаю, что оно перейдет мне?

Пробормотав что-то о необходимости убрать со стола, Мод ретировалась.

– Приятно избавиться от присутствия женщины, – сказал ее муж, откинувшись в кресле. – Теперь можно поговорить о деле без всяких помех.

– Деньги Коры, которые она получила по наследству, будут разделены между вами, вашим племянником и племянницами, – сообщил ему юрист.

– Но послушайте! – Щеки Тимоти приобрели багровый оттенок от возмущения. – Разве я не ее прямой наследник? Ее единственный оставшийся в живых брат.

Энтвисл с некоторой осторожностью объяснил собеседнику особенности завещания Ричарда Эбернети, мягко напомнив ему, что копия завещания уже была ему послана.

– Уж не думаете ли вы, что я способен понимать ваш юридический жаргон? – спросил Тимоти, даже не поблагодарив адвоката. – Тоже мне, юристы! По правде сказать, я не мог поверить в то, что услышал, когда Мод вернулась и рассказала мне суть завещания. Подумал, что она ошиблась. Женщины никогда не отличаются особой сообразительностью, и даже лучшая из них – Мод – ничего не понимает в финансах. Боюсь, что она так и не поняла, что, если б Ричард не умер тогда, когда он умер, нам бы с ней пришлось продавать поместье. А ведь это факт!

– Уверен, что, если б вы обратились к Ричарду…

Тимоти коротко и хрипло рассмеялся.

– Это не в моем стиле. Папаша оставил всем нам достаточно приличные деньги – я имею в виду тех из нас, кто не захотел заниматься семейным делом. Я не захотел. Энтвисл, я ненавижу противомозольные пластыри! Ричарду такой подход к делу сильно не понравился. Ну, а потом, после увеличения налогов на капитал, снижения доходов и всякого такого прочего, сводить концы с концами стало совсем нелегко. Мне пришлось обналичить бо́льшую часть своего капитала. Сейчас это самое лучшее. Я несколько раз намекал Ричарду, что это место все труднее и труднее содержать. Но он почему-то решил, что нам надо поменять этот дом на меньший. И для Мод будет полегче, и домашние работы можно будет рационализировать. Слово-то какое подобрал – рационализировать! Нет уж, Ричарда о помощи я просить не собирался. Но хочу вам сказать, Энтвисл, что все эти волнения пагубно сказались на моем здоровье. Человеку в моем состоянии ни в коем случае нельзя волноваться. А потом Ричард умер, и хотя я, естественно, сильно расстроился – родной брат и все такое, – о будущем я сейчас думаю с большим облегчением. Теперь все стало проще. Надо покрасить дом, нанять пару толковых парней для сада – за хорошие деньги их всегда можно найти. Полностью пересадить розы в розарии… и… О чем, бишь, я?

– Вы говорили о ваших планах на будущее.

– Да-да – но вам это, должно быть, неинтересно. А вот что меня поразило – и поразило в самое сердце, – так это детали завещания Ричарда.

– Неужели? – Адвокат вопросительно посмотрел на Тимоти. – Вы ожидали чего-то другого?

– Ну конечно! После смерти Мортимера я ожидал, что Ричард все завещает мне.

– А он что, когда-нибудь намекал на это?

– Нет, прямо он об этом никогда не говорил. Он вообще был тихушником, этот Ричард. Но он был здесь, у нас, вскоре после смерти Мортимера. Хотел обсудить со мной семейные проблемы. Вот мы и обсудили Джорджа и девочек с их мужьями. Он хотел узнать мое мнение о них, хотя я мало что мог ему сказать – я ведь инвалид и не так часто выезжаю. Мы с Мод живем очень уединенно. Если вас интересует мое мнение, то обе девочки сильно ошиблись в выборе. Так вот, Энтвисл, разговаривал он со мной как с будущим главой семьи, который останется после его ухода. Поэтому, естественно, я решил, что контроль за всеми деньгами будет возложен на меня. Думаю, что Ричард вполне мог доверить мне молодое поколение. И за бедняжкой Корой я бы мог присмотреть… Черт меня побери совсем, Энтвисл, я ведь Эбернети – последний из Эбернети! Я должен был иметь полный контроль над всем и вся.